Шапочки

В начале девяностых жизнь расстроилась вдруг. Все стало как-то не привычно и совсем непредсказуемо. И эта непредсказуемость оказалась хуже нескончаемых очередей и унизительного блата, хуже пустых прилавков и введенных талонов, хуже всего, что пережили раньше. Старые связи распались. Но надо было жить. И люди, как поврежденная артерия, самостоятельно, на ощупь искали возможность воссоединения для продолжения жизни в новых, непонятно кем и зачем, предложенным им обстоятельствах. Ежедневно регистрировались, открывались и закрывались предприятия всевозможных форм собственности. Но чаще торговали беззаконно, где и чем угодно. Главный девиз нарождающегося капитализма звучал почти по-библейски: обмани ближнего своего, иначе приблизится дальний и обманет тебя.
За одну ночь державу превратили в базар.

1
В старой, давно не ремонтированной квартире, на продавленном диване лежал Иван Петрович Семизадов. Прошло более четырех месяцев, как на работе перестали выплачивать зарплату. Безденежье порождало безысходность и вместе они выкачивали из Семизадова энергии больше, чем самый тяжелый физический труд. От житейских неурядиц жена Ивана Петровича – Анна Степановна, никогда не отличавшаяся покладистым характером, стала нервной и раздражительной. Она ругала правительство, Президента и всех, кто попадался под руку. Чаще других под заботливую руку попадал супруг, и Анна Степановна ворчала и «пилила» мужа с особым удовольствием. Но, справедливости ради, надо сказать: семью содержала именно она. Зарплату в поликлинике, где Анна Степановна работала сестрой-хозяйкой, платили крайне не регулярно, но Аня, как все женщины более приспособленная к жизни, скорее адаптировалась к условиям новейшей России. Она лихо приторговывала медицинским спиртом, разбавляя его до 36,6%, наивно полагая, что температура человеческого тела есть эталон всем поглощаемым жидкостям. Так что с голода Семизадовы не умирали. «Бизнес» был выгоден, и новоявленный «бражник» всерьез подумывал об открытии полулегального завода «игристых» вин. Тем более что почти все составляющие были на лицо: тара бесплатно лежала под ногами, этикетки и сертификат готов был напечатать в своем НИИ Олег Остов, запечатывать бутылки, даже не вставая с дивана, мог Иван Петрович. Одно было плохо – перебои с сырьем. Спирт, как его ни разбавляй, быстро заканчивался, а выдавали его все меньше и меньше – врачам тоже надо было на что-то жить.
Как-то вечером Анна Степановна пришла домой со своим отцом, и вместо обычного ворчания, бодро окликнула мужа:
– Ваня! Хватит валяться!
– У меня апатия.
– У тебя всю жизнь апатия! – веско вставил тесть, входя в комнату, – что за человек, всё у него не слава Богу!
Степан Захарович, по мнению Семизадова, постоянно вмешивался в его личную жизнь со своими идиотскими советами.
– Ладно, папа, не шумите! А ты, Ваня, вставай, пора делом заняться.
Анна Степановна собрала на стол незатейливый ужин и пригласила мужчин. Иван нехотя встал и, шаркая, направился в кухню – от необходимости общаться с тестем заныли зубы. А тот по-хозяйски достал из холодильника поллитру, поставил ее на стол, энергично потер ладони, хмыкнул, и в сладком предвкушении уселся на табурет.
– Сегодня к нам в поликлинику приходила Люська Иней, – сказала Аня, – ты ее знаешь.
– Первый раз слышу.
– Не ври, знаешь! Я с ней в школе училась.
Этот факт Иван Петрович оспаривать не стал – раз жена училась, значит, по ее логике, и он Люську знает.
– Ну и что?
– А то, что у нее свое дело! Она – челнок. К нам вещи принесла. На продажу.
– Она портниха?
– Ваня, отстал ты от жизни, – Степан Захарович наполнил стаканы, – челнок, это тот, кто товар возит. Понял? – последнее слово тесть произнес с ударением на втором слоге и, хитро подмигнув зятю, поднял стакан.
– Я у нее колготки взяла. С начесом.
– Будем, Ваня!
Выпили. Степан Захарович крякнул, с удивлением посмотрев на бутылку. Иван Петрович поморщился, закусил и хмыкнул:
– Хм. Зачем тебе колготки с начесом – лето на дворе.
– Нет, ну что ты за человек?! – тесть вообще «заводился» с пол оборота, а при разговоре с зятем, да после «рюмки» и этого было много. – «Лето на дворе!» Двадцать седьмое июня, а ему все лето! Готовь сани зимой! Не слыхал, как в народе говорят?
– Ладно, папа, это не важно. И не сани, а телегу.
– А на что ты купила?
– «На что, на что»!? Да на что она купит, когда у нее муж голодранец? – Степан Захарович плеснул водки и махом запил такое горе. – В долг взяла! – затем понюхал пустой стакан и в очередной раз с удивлением посмотрел на бутылку.
– Папа, успокойтесь уже! Купила, не купила, это не важно. Важно, что Люська, в отличие от нас, с уверенностью смотрит в будущее. В общем, так! Вставай, я договорилась. Она берет тебя с собой в Китай.
– Прямо сейчас? – Иван встал. То ли от выпитого, то ли по другой причине, но апатия прошла.
– Сейчас! Пустят тебя туда, тунеядца, на ночь глядя! Ты еще не слезая с дивана, как Емеля на печи, поезжай!
– Ваня! Не умничай. Это серьезное дело. Ну, подумай сам, – Аня ткнула пальцем в бутылку водки, – завтра этот «самогон» закончится, и что делать? А даже если не закончится? Лишних денег не бывает. Особенно сейчас.
– Так это что, не водка? – насторожился тесть.
– Папа, вы меня удивляете, откуда деньги на водку? Это спирт. И прекратите уничтожать неразбавленное сырье! – Аня попыталась убрать бутылку в холодильник, но тесть не дал.
– Давай, давай, сынок… собирайся. – Захарыч шмыгнул мясистым носом, и как-то мягко, по-отечески, чего за ним раньше не замечали, продолжил, – возьмешь товар, продашь товар, поедешь за новым. Глядишь, и бизнес пойдет – заживем, как люди!
– Какой бизнес?! Кому продашь? У народа денег нет, – Иван Петрович вывернул карманы, один из которых оказался дырявый, – видите, папа? Нет денег у народа!
– А ты за весь народ не говори! – тяжелый кулак с пустым стаканом опустился на стол. – За весь народ говорить не надо! – Тесть выразительно посмотрел на пустой стакан зятя, – если у тебя в карманах ветер…
– В голове у него ветер, папа!
– Вот именно! Если у тебя в карманах пусто, то у кого-то они уже наполнились, – говоря это, тесть наполнил свой стакан, – деньги, Ваня, в стране есть!
– Как же я без паспорта поеду?
– Смешной ты, Ваня, – Аня ударила себя по крутым бедрам, – да Люська тебе не то, что паспорт, американскую гринкарту за три дня сделает.
– В ОВИРе народ по пол года документы ждет.
– То народ, а то Люська! – веско вставил тесть. – Три дня – и паспорт с визой у нас в кармане.
Иван Петрович посмотрел на дырку, вздохнул и засунул карманы обратно.
– Допустим. А на что я «товар возьму»? – Он вновь попытался вывернуть карманы, но раздумал.
– Ваня, на товар деньги даст банк. Ты, главное, в голову ничего не бери. Люська с банком договорится.
– А чего это твоя Люська решила нас так облагодетельствовать?
– По дружбе, Ваня, по старой, школьной дружбе.
– Ей мужик нужен, – смакуя квашеную капусту, пояснил Степан Захарович. Аня закашлялась. – Да не в том смысле! Для поддержки. Хотя, какой ты мужик?
– Папа, вот и ехали б сами! – огрызнулся Семизадов.
– А я бы, сынок, поехал! – Степан Захарович понизил голос до шепота, – да не могу. Сам знаешь – не выездной я! – Уже пятнадцать лет тесть работал ночным сторожем в поликлинике МВД.
Иван Петрович почувствовал себя проданным крепостным, отчего хотел было, взбунтоваться, но вдруг сник и – согласился. И хотя ехать по-прежнему не хотелось, и предчувствия были не хорошие, но и лежать на диване без дела, «приклеив» глаза к телевизору, надоело. Глядишь, может чего и получится.

2
Майорша из ОВИРа сработала расторопно – в эпоху становления рынка люди быстро научились извлекать выгоду из всего, а из своего рабочего места и подавно.  Через три дня Иван Петрович держал в руках паспорт с разрешением въезда в соседний Китай. Люська не подвела. Она вообще понравилась Семизадову. Был в ней какой-то стержень, была нахрапистость и уверенность. И одета она была необычно – не как все.
– Это вареный шелк, – уловив удивленный взгляд Ивана Петровича, пояснила Люська, – и практично и полезно.
– И красиво.
– И красиво. Китайцы молодцы – весь мир в свои тряпки одели.
– Кроме нас.
– А мы на что? – рассмеялась Люська, – пришло наше время. Пора менять лозунг большевиков: «Больше хороших товаров» на лозунг челноков-международников – «Больше китайских товаров!» А что для этого надо?
– Деньги? – неуверенно спросил Иван Петрович.
– Деньги, конечно, не помешают, но это не главное. Нужна организация! Учил марксизм? Пролетарии всех стран, объединяйтесь! Лозунг актуален и сейчас! Челноки всех стран!.. ну, ты понял. Кстати, насчет денег. На двести баксов, что даст банк, много не привезешь. А товару там!.. Поэтому выгребайте всё своё барахло.
– Что выгребать?
– Всё! Пальто, шапки, шинели, если есть. Марки, значки.
– Какие марки, немецкие?
– Почему немецкие? Наши, почтовые. Бери всё! Отправляемся во вторник, времени мало, так что поторопись.
Через три дня, которые Семизадовы провели в волнении и суете, вновь собрался военно-семейный совет. За это время супруги пересмотрели свой гардероб, но возможного на обмен оказалось крайне мало: старая шинель, два потертых женских пояса из дерматина, альбом с марками и открытки времен покорения космоса (знающие люди сказали, что китайцы охотно «ведутся» на эту тематику). С этим пересекать границу было смешно. Смешно и, по мнению Семизадова, опасно:
– На таможне решат, что я решил стать невозвращенцем.
– С чего бы это?
– Так ведь еду, гол, как сокол! Не бизнесмен, а какой-то политический ссыльный.
– Ваня, – назидательно произнес тесть, – у нас политических с пятьдесят третьего года нет! А вот что ты убежища можешь попросить,  я об этом как-то не подумал. – Степан Захарович почесал плешивый затылок. – Нет, Иван, думаю, не предашь! Вернешься! А насчет денег – ничего, банк поможет.
Тесть принимал активнейшее участие в подготовке намеченной операции. Нервно передвигаясь по квартире, он высматривал все, что можно было провезти через границу, готовый пожертвовать всем семизадовским добром. Анна едва успевала тормозить необузданное рвение отца:
– Папа, насчет обоев даже не думайте! Их со стен не отклеишь! И вазу поставьте на место – ее нам на свадьбу дарили!
Но мечты захватили и ее. Планы большого челночного бизнеса громоздились в воспаленном сознании, доходя до небывало смелых решений – открытии собственной торговой точки на городской барахолке: «Семизадов и Ка»!
На следующее утро отправились в банк. Но в отличие от Люськи банкиры подвели. Денег не дали.
– Козлы! Это значит, уже где-то твои деньги крутят! – Ругалась Люська, перемежая цензурную брань с нецензурными словами. – Нет, ну, сволочи! Мы же договорились! Что за народ. Никому нельзя верить! А без денег ехать глупо.
– И что теперь делать? – сник Семизадов.
– Не унывай, что-нибудь придумаем.
Но придумать ничего не удалось.
– Ничего, сынок, не отчаивайся! Значит, еще не готов ты к такому крупному делу. – Степан Захарович, казалось, навсегда поселился в семизадовской квартире,  и иначе, как штабом теперь ее не называл. – А деньги найдем! Поедешь, поедешь. Не пропадать же визе!
Тесть раздражал уже и сам по себе, а его утешения… Иван вновь впал в депрессию и по неделям не вставал с дивана.
Так прошел месяц.
В первых числах августа в дверь позвонили. Аня открыла и, увидев на пороге отца с идиотской улыбкой на лице, сухо спросила:
– Папа, вам персональную пенсию утвердили?
– Нет, дочка, бери выше! – Степан Захарович подтащил к двери огромный баул с вещами.
– Это что?
– Как что? Залог благосостояния! По всей родне прошелся! Все дали... почти безвозмездно. – Тесть, пыхтя, затащил мешок в прихожую. – Правда, кое-кто выразил пожелания, чего он хочет за свое барахло получить из заграницы, ну, да это дело десятое.
Иван Петрович вышел в коридор, посмотрел на кучу тряпья и усмехнулся:
– Вы, Степан Захарович, решили в старьевщики записаться?
Тесть не обиделся. Напротив – скрипуче рассмеялся и прошел на кухню.
– Ваня, любое дело в жизни надо доводить до конца. Чего стоишь? Садись, выпьем, – он по-хозяйски открыл холодильник, достав бутылку со спиртом.
– Папа, опять вы за свое?
– Выпить можно, было бы за что.
Игнорируя замечания дочери и зятя, Степан Захарович разлил спирт в три стакана, загадочно прищурился и торжественно объявил:
– А послезавтра, Ваня, у тебя пароход!
– Какой пароход? «Михаил Светлов»?
– Светлов, Светлов. Цигель, цигель. В Фуюань едешь! Новым рейсом! Там наших еще не было! Китайцы спят и видят, кому бы сдать свой залежалый, но хороший, товар! Кландайк! – Тесть буквально выталкивал Семизадова «в люди».
– Да на что едешь-то?!
– На спонсорские, Ваня, на спонсорские! Видал?! – Степан Захарович как фокусник достал из «воздуха» сто долларовую бумажку, – Сто североамерикансих зеленых долларов! Их тебе мой начальник занял. Без процентов! И мешок тряпок в придачу.
Супруги оживились. Надежда зажить «по-человечески» вновь забрезжила на горизонте. Выпили. Тесть тут же налил по второй и,  порывшись в карманах, вынул из них множество всевозможных бумаг, после чего бегло просмотрел каждую.
– Это не та, нет, и эта не то. Это он Нюрки – шубу захотела! Выбросить. А! Вот. Вот она! Держи, Ваня, да не потеряй! Это заказ!
– Чей заказ.
- Чей, чей? Наш!
Семизадов медленно читал написанные химическим карандашом каракули «спонсора»: Жене – халат, красовки, адидаз, Аньке – халат, платье, пуховик. Ваньки – майку. Мене… Очевидная безграмотность тестя бросалась в глаза, но последнее слово рассмешило Ивана Петровича.
– Степан Захарович, а кто это – Мене?
– Как кто? – тесть немного смутился, – что тут не понятно? Мене – это я, ну, мене, значит, это надо привезти. Читай, ты ж у нас грамотный, разберешься.
Иван продолжил вслух: Мене – два костюма адидаз, красовки зимние, красовки летние, пуховик, рубахи шолк, брюки, костюм, жинсы, футболки и бизболку. Всего двадцать шесть наименований.
– Папа, это что – все вам?
– А кто все устроил?! – Взорвался тесть.
– На весь твой список принесенного барахла не хватит, – вступилась за мужа Аня.
– Хватит, хватит. Я завтра к дебаркадеру еще кое-что принесу. Стратегическое сырье! Китайцы оторвут с руками и ногами.

3
Граница была «на замке»: сонные пограничники вяло переговаривались с таможенниками, казалось, совершенно забыв об отечественных «туристах». А последние, почти поголовно одетые в одинаковые спортивные костюмы, на которых по-китайски было вышито название знаменитой фирмы: «Adidаzt», делово заполняли дебаркадер. Руководители групп выкрикивали фамилии временно покидающих родину, объясняя правила заполнения деклараций, пересечения границы и прохождения таможни.
– Да где же папа? – нервничала Анна, – сам же вчера предупреждал: «не проспите, не проспите!»
– Папа, папа! Черт с ним, с папой! Где «стратегическое сырье»? И вообще, что он надыбал?
– Не знаю. Может, он ракету достал, или…
– Ага! Ракету. Баллистическую!
– Ну, не знаю, может не баллистическую… может простую.
В это время в дверях дебаркадера показался тесть.
– Привет, турыст! – приветствовал он зятя, подражая Папанову, – заждались, небось! А я вот он. И товар со мной. Открой, Вань, сумку, только незаметно.
Вместо ожидаемой «стратегической ракеты» в сумке оказались детские меховые шапочки из крашеной овчины. На резинке.
– Папа, это что? – Иван Петрович двумя пальцами потянул за резинку.
– Ты что делаешь, вредитель! – Зашипел Степан Захарович, – это ж мех! За него пошлину платят! Его прятать надо – а ты орешь и всем показываешь!
– Папа, ты совсем рехнулся? Хочешь Ваньку засадить?
– Цыц! Кому он нужен? Все везут, чего хотят. Вон, смотри – клоун стоит. Нацепил на голову четыре летние шляпы в дырочку и думает – никто не заметит, будут думать, что одна! Контрабандист хренов. А вон тетка блюдо на пузе прячет – как в доспехи рядится. Дура, да не дай Бог лодка перевернется, потонет, как Ермак. Так что не кипятитесь, лучше помогите шапки спрятать. Одевай Дашкино пальто.
– Да я в нем утону!
– Вот и хорошо, мы тебе под мышки четыре шапки положим. И под плечи еще две. Аня, Аня, ну, что стоишь? Прикрой нас, все-таки на таможне – конспирацию надо соблюдать!
В пальто было жарко и неудобно. Шапки постоянно норовили выскользнуть из-под мышек, так что Иван Петрович был вынужден проверять их наличие, похлопывая себя по бокам.
– Ну, Ваня, с Богом! Да не бей ты себя, как петух крыльями! Ступай смело, – тесть подтолкнул Семизадова к пропускному пункту. Иван сделал два шага, остановился, проверил шапки, оглянулся… и тут Анна закричала:
– Ваня, Ваня! Да ведь не попрощались! Дай хоть обниму тебя напоследок.
– Вот дуреха! Что он, на войну, что ли уезжает? Устроила цирк.
Таможенники улыбнулись, а туристы и провожающие захохотали в голос. Семизадов хотел было вернуться к жене, но смутился, махнул рукой и прошел на контроль. Молодой парень в форме младшего таможенника безразличным взглядом прощупал Ивана Петровича:
– Что везете?
– Так… вещи, сувениры.
– Запрещенные товары, наркотики, огнестрельное оружие?
«Ракету баллистическую, из шапочек» – подумал Семизадов, но вслух сказал:
– Нет, ничего такого.
– Золото, драгоценные камни, видеотехнику, меха?
Иван Петрович похолодел, готовый во всем сознаться, что, мол, да, меха везу, и много. Шесть шапок отрываю от российских детей! Но в это время таможенник поставил отметку в паспорте и зычно крикнул: «следующий»! Иван прошел за желтую линию.
– Все, Ванька, считай уже за границей.
– Как за границей? Вот же он. Здесь еще.
– Здесь, да не здесь. Как желтую линию перешел, все – рубеж.
Уже входя на борт «Полесья», Семизадов услышал громкий голос тестя: «Ванька, список не потеряй!»

«Полесье» неслось по глади Амура, с каждой минутой приближая «китайскую» мечту. После успешного прохождения границы люди расслабились, перезнакомились и начались дорожные разговоры. Опытные делились «знаниями», «хитростями» и «премудростями» с новичками. Рассказывали всевозможные «челночные» истории. Иван Петрович старался услышать всех и вся: «Умный учится на ошибках других, дурак на своих, – думал он, – а мудрый просчитывает все ситуации. Будем слушать, запоминать и учиться». В душном и тесном салоне «Полесья» Семизадову было хорошо. Ему было свободно.
В тринадцать тридцать пять по хабаровскому времени, перекрывая шум двигателя, довольная руководитель группы прокричала на весь салон:
– А вот показался и наш пункт назначения! Приготовьте паспорта!
Из «Полесья» наружу вырвалось радостное «ура». Но увидев по левому борту зачуханные постройки китайской деревушки, бравые выкрики скатились к недоуменным возгласам разочарования и недовольства.
– Не волнуйтесь, не волнуйтесь, граждане, – заметив спад в настроении подопечных, по-учительски отреагировала руководитель, – здесь мы только выходим, а до Фуюаня еще четыре часа надо ехать автобусом.
Но выйти не удалось. Китайские таможенники слыхом не слыхивали о наших туристах и никакого «Полесья» не ждали. Посему весь причал был срочно заполнен вооруженными солдатами, а по грязной Сунгари взад и вперед начали носиться пограничные катера, поднимая угрожающую для хрупкого «Полесья» волну. В салоне поднялась тихая паника.
Семизадов всегда не доверял тестю: его желание всех переиграть, перехитрить и, самое главное, получить все «на халяву», раздражало Ивана Петровича. И эта поездка не явилась исключением. На деньги дочери тесть купил самую дешевую путевку в самой нерадивой фирме-однодневке. Учредители фирмы «В добрый путь» не утруждали себя ничем, кроме одного – сбора наличных. Кое как слепили документы, кое как договорились с китайской стороной, кое как… Да по другому они и не могли, просто не умели. В это время все брались не за свое дело. О кадрах никто и не думал: есть родственники – хорошо, нет – дадим чуть-чуть заработать друзьям. В первую поездку до Фуюаня руководителем группы выбрали родственницу директора турфирмы. Вера Николаевна, так ее звали, была женщиной миловидной, более того – контактной почти во всех отношениях. Но ехать категорически отказалась, сославшись на то, что этим никогда не занималась, что языков не знает и часто все путает. Но гороподобный полковник в отставке, а ныне директор фирмы, и слышать ничего не хотел:
– Верка, да ты пойми, сейчас ехать абсолютно некому. Все на заданиях. А ты у нас кто?
– Двоюродная сестра твоей жены.
– По профессии ты кто? Учитель истории и географии… в средних классах. Кому, как не тебе быть первопроходцем по китайским тылам.
Так и убедил. И все бы ничего. Но одно было плохо. Вера Николаевна не то, что за границу, за пределы края до этого раза никогда не выезжала. Поэтому все для нее было внове и впервой. А уж труднопроизносимые и совсем не понятные названия населенных пунктов принимающей стороны были для учителя географии воистину, как китайская грамота. В общем, «Полесье», неся на борту туристов из России и братской Украины, прибыло совсем не туда, где его ждали китайские эмиссары российской фирмы «В добрый путь».
На борту судна началась суматоха и неразбериха, грозящая обернуться переворотом плавательного средства с российским флагом, что неминуемо должно было перерасти в международный скандал. Беспомощная учительница поняла, что попала в историю. Держа в руках карту из географического атласа за пятый класс, она бестолково бегала по салону, причитая и всхлипывая навзрыд. Помог капитан. Он связался с кем надо и обо всем договорился: на следующий день «Полесье» дойдет по реке до места назначения, оттуда туристов отвезут в Фуюань. А дальше по плану. Все вопросы удалось решить лишь к вечеру.  Поэтому ночь пришлось провести на реке.
Звезды появились внезапно. Будто кто-то зажег их поворотом невидимого выключателя. Звезды были яркие и большие. Они отражались в темной воде, и казалось, небо окутало своим уютом «Полесье», извиняясь за земные хлопоты и неудобства. Ночь была теплой. Люди вышли на верхнюю палубу, разбившись по уже сложившимся группам, и мирно беседовали, достойно перенося все тяготы, созданные им полковником в отставке и его географической родственницей.
Иван Петрович первый раз с благодарностью вспомнил тестя: шапочки пригодились. Во-первых, на них было мягко и тепло сидеть, во-вторых, из двух шапочек он соорудил подобие подушки и попытался вздремнуть. Так что тесть был в чем-то прав – сырье было стратегического назначения.
Сквозь дрему Семизадов слышал тихие разговоры. Кто-то пытался познакомиться поближе с противоположным полом, кто-то не переставал возмущаться фирмой и условиями поездки. Но большинство слушало хохлов, как про себя Иван называл Игоря и Колю – двух товарищей с Украины, которых черт занес такую даль за китайским товаром:
– Прежде всего, надо выяснить курс, – делово говорил Игорь.
– Да уже выяснили, завтра будем на месте, – несколько раздраженно, но больше обиженно ответила Вера Николаевна, все еще держа в руках географический атлас.
– Курс валюты! Сколько стоит доллар, сколько рубль, и сколько юань. А у нас с той поездки еще и марки остались. И, главное, берите больше оптом. Когда мы ездили в Турцию, там оптом – в три раза дешевле получается. И лучше мелкие вещи. Какие? Ну, детские костюмчики, их вообще хорошо берут.
– А обувь можно брать? – спросил прокуренный женский голос.
– Да все можно брать. Но обувь дело хлопотное. Наберешь ее разных размеров… – Игорь многозначительно хмыкнул, – у меня случай был. Выехал в пригород с ящиком женских туфель. А там два чудака ждут, пока им машину на перегон погрузят. Я им и говорю – вы себе машину купили, а женам что? Они у меня весь ящик и взяли. Осталась одна пара – женские туфельки сорок второго размера. У нас, говорят, знакомых женщин с такими ногами нет. Нет, конечно, я согласен – редкий размер. Тут как раз проходящий подошел, я в него сел, и пока до дому ехал, весь состав обежал.
– Зачем, – спросил все тот же прокуренный голос.
– Женщину искал, – все засмеялись, – как принц Золушку.
– Нашел?
– Не а, не нашел. Потому с обувью больше не связываюсь.
За разговорами настало утро. Утром на реке всегда свежо. Поеживаясь, «коробейники» расселись по своим местам, и вскоре «Полесье» дало два длинных гудка, отправившись вверх по реке.

4
Вечером следующего дня прибыли в Фуюань, который оказался довольно милым городком. Вдобавок и фирма расстаралась: ужин был отменный. Измученные и проголодавшиеся за двое суток люди, после обильной еды и выпивки разомлели и расслабились. Жизнь казалась прекрасной, а ночь, проведенная на реке – волшебной и незабываемой. Семизадов тоже расслабился, но на приглашение хохлов посетить ночной бар, ответил отказом. «Вот еще, завтра поутру надо брать этот городишко со всем его барахлом, а какой я буду после двух бессонных ночей? – резонно рассудил он, комфортно устраиваясь на огромной кровати». Большинство туристов гуляло всю ночь. И эта первая ночь, проведенная с русскими, надолго запомнилась жителям тихой далекой китайской провинции.
А утром начался бешеный бег. Бег на месте. Жители Фуюаня не были готовы к свалившимся на их голову великим событиям. Привезенные туристами из России доллары с лихвой могли покрыть тогдашний годовой бюджет захолустного городка. И китайцы действительно готовы были менять все на все, но товара не было. Наш размах потряс патриархальный Фуюань!
Семизадов, как и все, бегал по лавкам, вначале вежливо и робко здороваясь, почему-то по-английски, но уже через два часа он стал заходить в любую лавку как американский магнат, требуя то-то и то-то. Но ничего не было. Вернее было, но крайне мало. В одном месте ему понравилась женская ветровка, но обменять ее китайцы не хотели ни в какую, требуя лишь наличных денег. В конце концов, Иван Петрович обменял ее на альбом с марками. «Дорого, ох, дорого все покупаю», – в сердцах ругал себя новоиспеченный бизнесмен, поминутно проверяя наличие в кармане стодолларовой бумажки. В другом месте увидел он детские костюмчики, но их было всего три пары, и брать их за деньги тоже было не выгодно. Да и денег было жалко, мало ли какой еще товар встретится. Поэтому вначале Иван Петрович предлагал на обмен всякое барахло, заботливо собранное тестем, и лишь в конце, как козырь, доставал «стратегическое сырье» Степана Захаровича. Но, как ни странно, барахло медленно, но расходилось, а на шапочки китайцы даже смотреть не хотели, как Семизадов их не рекламировал. А ведь от них надо было избавляться – иначе на обратном пути таможенники могли обнаружить не внесенный в декларацию мех.  Тогда все – скандал! И Семизадов придумал: три шапочки, как бусы, он повесил себе на шею, две, как рукавицы, надел на руки, а последнюю натянул на макушку. Но и это не помогло. Складывалось такое впечатление, что у китайцев на шапочки иммунитет. Будто детские шапочки и в самом деле являются для них чем-то сродни баллистической ракеты и мирные торговцы с этим товаром просто не хотят связываться.
После обеда что-то случилось. То ли система оповещения в Фуюане была хорошо поставлена, то ли, по какой другой причине, но Ивана Петровича, идущего в шапочках, со всех сторон стали окружать китайские дети, хватаясь за полы Дашкиного пальто и тыча маленькими грязными пальцами в шапочки. Иван Петрович вначале старался не обращать на них внимания, затем пытался мирно расстаться с подрастающим китайским населением, но те не отставали, провожая его от одной лавки до другой. Больше всего Семизадова раздражала их одежда с огромным вырезом на заднем месте. Этот факт Иван Петрович почему-то воспринял как личное оскорбление: «Мене, мене, – зло вспоминал он тестя, – Адидаз ему привези! Черта тебе лысого, а не Адидаз! Кому тут нужны твои шапочки, когда у них все дети с голой задницей бегают!» То ли из-за обилия детей вблизи Семизадова, то ли по какой другой причине, но двери всех торговых точек стали закрываться перед носом Ивана Петровича. А время поджимало. Впереди оставалось лишь посещение рынка. И это хоть как-то могло спасти ситуацию. Но еще только подходя к рынку Семизадов понял – наступил крах! Рынок был пуст. То есть товар на нем был. Но такой, что в России его не продать.
Злые и уставшие, туристы собрались в гостиничном холле.
– У кого больше пятидесяти килограмм веса, – начала было вещать бывший учитель географии, но вовремя осеклась. Хохлы смотрели на нее, как их прадеды на польскую шляхту.
– Больше пятидесяти килограмм, говоришь, – наступала на Веру Николаевну обладательница прокуренного голоса, – да мы тут туфли хотели взять. Просим сто пар. А у него в лавке всего – три! Они нам полдня по всему твоему фу! юаню бегали, собирали. Еле, еле наскребли семьдесят пар полубракованной обуви.
Народ недовольно загалдел.
– Вывозим китайский товар шестидесятых годов!
– Куда ты нас привезла?! Тут еще точно, не ступала нога человека!
В этот момент Вера Николаевна первый раз в жизни на своей собственной шкуре испытала чувства Ивана Сусанина после выяснения отношений с заблудшими поляками, о чем она ежегодно с пафосом и вдохновением рассказывала детям на уроках истории.
Поездка была испорчена в корне.
Трясясь по амурским волнам, грустный Семизадов подсчитывал убыль. На шапочки он уже не обращал никакого внимания. Что там какая-то таможня, когда жизнь кончилась. Хорошо еще хоть деньги не все потрачены, часть можно будет отдать. Но товар! Но Фуюань!! Но тесть!!! Такую злость в себе Семизадов еще никогда не чувствовал. Он готов был задушить «стратегического спонсора»!
Родина, как всегда, встретила радостно.
– Что это у вас? – Ткнув в висевшие на шее Семизадова шапочки, спросил все тот же молодой таможенник.
– Это? – вяло отреагировал Семизадов , – ах, это… это шапочки.
– В декларацию вносили?
– Нет, – Иван Петрович насторожился.
– Значит, мех приобрели в Китае?
– Да нет, это наши шапочки, детские… вот и бирки на них алтайской фабрики…
– Но в декларации их нет? Значит надо заплатить пошлину!
– Какую пошлину?! Да вы что?!! Мы там столько перенесли, две ночи без сна, граница, таможня, автоматы! Товара нет!
– Гражданин, будем скандалить, или оплатим по прейскуранту? – спросил подошедший старший смены, с каменным выражением на лице.

За желтой линией Иван Петрович оказался позже всех. С отрешенным взглядом стоял он, держа в одной руке небольшую сумку с вещами, в другой – китайское одеяло непонятной расцветки. На шее красовались «бусы» из шести детских шапочек с резинками, пошитых на Алтае.
– Ваня, сынок! С приездом! А мы волновались, как ты там, чего задержался-то. Как список-то наш, Ваня? Не потерял? Не зря съездил? Адидаз мене привез? Вижу, стратегическое сырье не пошло?
– Сырье, говоришь, Степан Зряхарович, не пошло? На-ка, подержи сумки.
Степан Захарович, глупо посмеиваясь, суетливо и как-то непривычно для себя виновато принял сумку и одеяло. Иван снял с шеи шапку, посмотрел на нее, затем резко с силой натянул тестю по самые уши, так, что нитки лопнули и мех разошелся по швам. Тесть охнул, выронил сумки и попятился назад.
– Пошло, дядя Степа, сырье! Пошло!! – И сорвав с шеи, как ярмо, остальные шапки, Семизадов кинул ими в тестя отправившись прочь, воплощать в жизнь «российскую» мечту.

Хабаровск
июнь 2005 г.