Рассказ однокашника

Я приехал в Израиль в период пика количества вновь прибывающих из Советского Союза. У меня отобрали Советский паспорт, вместе с гражданством, как у предателя родины, но это вскоре лишилось смысла  поскольку страна Советов благополучно прекратила своё существование. Толпа отъезжающих была весьма пёстрая, находчивых людей хватало. Говорили что среди первых прибывающих вообще не было евреев, потом начали лучше проверять документы, прислали в посольства русскоязычных людей из Израиля, и ситуация стала налаживаться. Обратил внимание, в аэропорту, на довольно беспокойное семейство - бабушка с характерной еврейской внешностью, её дочка, видимо мама бегающюих пацанят, ещё туда-сюда, а на лавочке сидел папаша - огромного размера мужичище, всё время говорящий по украински, со знатными усами, закрученными вверх - ну вылитый Тарас Бульба. Не удивительно, что в одной газетной заметке было написано что, мол, среди репатриантов весьма популярна песня - "по Дону гуляет казак молодой". На всех зубов сильно не хватало, профессора и оперные певцы дрались за метлу, ну а потом, кто-то рассказывал, уборщик на улице, с метлой в руках, останавливался отдохнуть, начинал петь оперную арию так что пол-города сбегалось послушать.

Положение в стране исхода было таким диким, что мысль о возвращении ни у кого не возникала, всё-таки, в определённом смысле, мы были лучше наших праотцов, которых Моисей вывел из Египта. Один раз я спросил у товарища по  несчастью не думает ли он о том чтобы вернуться, он какое-то время сопел, а потом говорит: "у меня в голове есть список того что я буду делать если ситуация начнёт ухудшаться, типа оставлю квартиру, буду бомжевать, и тому подобное, так вот в этом списке есть такая позиция - кончаю жизнь самоубийством, .... а сразу за ней ... - возвращаюсь в Совок". О еврейской традиции практически никто не имел никакого понятия, на религиозных людей, которые в жару ходили в чёрных плащах, ермолке и большой шляпе сверху, смотрели, открыв рот, как на чудо-юдо и сопровождали фразами типа - силён мужик, позже выяснилось что простые израильтяне говорят нечто похожее. Все, разумеется, были 'большими сионистами', пересекали железный занавес с надеждой, переходящей в уверенность, что там жизнь лучше, и никто не представлял себе те усилия и время необходимое для того чтобы найти себя в новой жизни. Любой приехавший репатриант должен был проучиться шесть  месяцев, если не ошибаюсь, на курсах по изучению еврейского языка Иврит. Кроме языка там читали всевозможные лекции по истории еврейского народа, традиции, делали экскурсии по Израилю, если везло то курсы эти, называемые Ульпан, были очень полезными. Помню, что когда я пришёл записываться в Ульпан, пришлось подождать на улице, на небольшой площадке на выходе из здания школы, туда высовывалась из входной двери училка и называла фамилию следующего регистрирующегося. На площадке народ наш курил, и вся она быстро оказалась забросана окурками и заплёвана, на нестерпимой жаре казалось, что вдыхаешь дым облизанных окурков и испарения плевков на старом асфальте. Помню что готов был провалиться сквозь землю, поскольку я был одним из этой шатии-братии, молодая женщина сказала потом :"я не могу понять как ваши мозги работают", если переводить дословно.

Запомнилась лекция в Ульпане, где всё происходило на иврите, и учителя и лекторы должны были выписывать восьмёрки в воздухе чтобы их как-то понимали, таков традиционный метод обучения. Лектор был из религиозных, в чёрном плаще, шляпе, с пейсами, всё как полагается, небрежно переговаривался с учителями на непонятном всем нам иврите, и, ... быстро сказка сказывается ..., начал лекцию. Тема лекции была - еврейская литература.  Благодарные студенты болтали по русски, громко дарили лектора  комментариями, пользуясь тем что он не понимает, типа : "и откуда такой экспонат выискался, попробуй пойми этого козла пейсатого". Лектор смотрел своими еврейскими глазами поверх очков и напряжённо сопел в нос, терпеливо продолжая лекцию. Один сразу решил проявить эрудицию и говорит, перебивая лектора : "братва, кто может спросить, а еврейская математика есть?".  На протяжении всей лекции стоял русско-язычный говор, сильно мешающий слушать. Ближе к концу лекции нашёлся таки умник и спрашивает на совершенно убогом иврите, который с трудом можно было транслировать во что-то имеющее смысл - а что, говорит, Пастернак, еврейский поэт? Виртуозо мировой поэзии, видимо, хотел подчеркнуть, что Пастернак имел некоторое отношение к еврейскому народу, но вряд ли знал что, по еврейским законам, не является евреем поскольку его родители, во время оно, перешли в христианство. Лектор, казалось, был озадачен, замолчал, и установилась  мёртвая тишина, спрашивающий имел вид Наполеона. Затем лектор слегка опустил очки, широко раскрыл свои красивые еврейские глаза и отчётливо сказал на чистом русском языке :"Пастернак русский поэт".

Прошло время. Премьер-министром был Ицхак Рабин. Во время военных действий погиб солдат, паренёк из Хайфы, и оказалось что у него отец еврей, а мама русская. По еврейским законам он не еврей, и был похоронен за оградой еврейского кладбища, то есть как бы и не на кладбище. Это событие распространилось по городу, и люди стали собираться у могилы и приносить цветы, показательно что подавляющее большинство приходящих отдать дань уважения погибшему солдату были израильтяне, не говорящие по-русски. Могила была завалена цветами и это длилось уже не одну неделю. Включились газетчики, и им подобная братия, Рабин стал требовать пере-захоронения солдата в центре кладбища, была найдена уловка как не входить в противоречие с еврейскими законами - погибший солдат еврейской армии становится евреем, Рабин угрожал религиозным партиям выходом из коалиции и новыми выборами. При личной встрече, премьер-министр государства Израиль, Ицхак Рабин, с глазами полными слёз, как мне тогда казалось, говорил матери погибшего : "Ты наша сестра". Мама не согласилась на пере-захоронение сына, со словами : "пусть будет похоронен там где он похоронен".