Материнское проклятие

- Что там написано? - спросил футбольный болельщик девушку, спортивный, загорелый парень, указывая на плакат.

Наши с греками играли, поэтому реклама на щите была на греческом.

- Тебе не видно, а я с краю сижу, там перевод на обратной стороне: "Слава КПСС!" Шучу, конечно, просто старый транспарант использовали, наверное, для рекламы, сэкономили, - улыбнулась девушка, державшая в руках книжку. "Мона Лиза из Военгиза" звали её, ибо лик девушка имела в самом деле классически джокондовский: безбровый, с залысинами, увеличивающими и без того высокий лоб, пронизывающие душу глаза,  а главное - та самая, на века закодированная улыбка, навсегда припечатанная к её гордым губам.
 
Описанное событие происходило в конце 1950-х годов. Работала девушка редактором в издательстве военной литературы и в шутку называла свою профессию "могилой неизвестного солдата".  Имя редактора обычно указывается в выходных данных мелким шрифтом, как на могильной стеле, а кто знаком с кухней литературного редактора - тот поймет, что дело это адское: приходилось не только править предоставленный автором текст, но и писать за автора, ведь многие пишущие люди не могут ни мысль выразить, ни даже двух слов связать. И как тут без шуток прожить?

Понятно, что пинки футбольного мяча  ни одной Моне Лизе не по нраву, но какие только подвиги не совершит женщина ради парня, которого любит больше всего на свете! Ради него она и посещала матчи, но при этом неизменно читала что-нибудь: то книги, то рукописи. Чем ещё было заняться? Да и времени всегда катастрофически не хватало.

Много минуло лет с тех пор. Теперь Мона Лиза переживала свое 85-е лето,  но подтянутые крепкие красавцы  из разных стран, приехавшие на мундиаль-2018, не могли не привлечь её внимания: центр Москвы ими буквально наводнился, такого не было даже во время спортивной Олимпиады-80 - и этого события свидетелем она была. Только теперь, в XXI веке  вокруг каждого спортивного парня столько болельщиц! "Народились суки!"- подумалось ей, кажется, словами некой чеховской героини, стареющей дамы, наблюдающей за молодыми, а может она что-то спутала. Память стала подводить её, хорошо, что иногда. Но любая женщина во все века больно переживает своё увядание, потерю красоты - это не ново.
 
Ныне ходили слухи, что бомжи, проститутки, асоциальные элементы были якобы вывезены из Москвы на время чемпионата. Их стало намного меньше, да, но они никуда не делись.
               
- Что ты хочешь?! Тут всё дорого! Центр ведь! Арбат! - доказывал один бомж другому, присвоив сдачу от покупки спиртного и закуски.
 
СМИ вещали, что 38 годами раньше, во время Олимпиады-80, такие обитатели больших городов высылались за 101-й километр из Москвы, но на самом деле за 101-м километром селились в сталинское время, отсидевшие в тюрьмах люди, как утверждали очевидцы. А в Олимпиаду-80 въезд в Москву в целях безопасности и обеспечения комфортности мероприятия просто ограничили. При развитом социализме, как тогда называли эпоху, бездомных людей не существовало, более того, бродяжничество было делом подсудным. Алкоголики, в народе называемые "синяками", пропившие свое имущество, сбивались в компании, чтобы принять очередную дозу спиртного, которым мог оказаться даже одеколон, но жил каждый из них в государственных квартирах по месту прописки. Само слово "бомж" появилось только в 1990-х годах, как и фильмы о женщинах, зарабатывающих своим телом; фильм "Интердевочка" и подобные вышли на экраны ближе к 1990-м, когда  случилась Перестройка и рухнул Советский Союз.

Мона Лиза смотрела на бомжей, думая, что никто не застрахован от тюрьмы да сумы. Вот и жизненная ситуация, которую она теперь переживала, подпитывала эти мысли.
Издательство, где портила свои неповторимые глаза Мона Лиза, однажды закрылось, возлюбленный отрастил пивное пузо, перекочевал с трибуны болельщиков на чей-то диван, а потом и вовсе был предан вечному покою. Осталась только Монализина загадочная улыбка и подарок загорелого парня, плод ее любви - единственный сын, Серафим, родившийся в благополучном 1960-м. Мальчика Мона Лиза лелеяла и пестовала одна.

- Я тебя лишу материнства! - забавно грозил пальчиком, как гномик, ребенок, когда ему что-то не нравилось в общении с матерью.  Способность шутить он унаследовал у неё, конечно. Парень рос крепким, заботливым, спокойным, и потребности искать другое надежное плечо у нашей героини не появлялось.
 
Однако на седьмом десятке Мона Лиза встретила свою последнюю любовь и вышла замуж за полковника пограничных войск в отставке, жаль только, счастье длилось недолго, пересек он границу с этого света на тот. После его смерти она получила наследство. Сын, теперь уже совсем зрелый мужчина, знал хорошо, как обращаться с деньгами. Он тут же распорядился: всё имущество отчима продать и положить деньги на чёрный день на банковскую карту  с наибольшим процентом дохода.

Свою квартиру Мона Лиза приватизировала и причитающуюся ей долю передала Серафиму, чтобы сын не имел проблем с оформлением наследства после ее смерти. Мона Лиза отстроила загородный дом на земельном участке, выделенном ей издательством перед пенсией. На даче она проводила каждое лето и держала землю в порядке.

Однажды наша героиня заметила, что с банковской карты деньги стали исчезать. Код карты знал только один человек, понятно, Серафим. "Может в долгах запутался, кредитов набрал?.. Ну не лишил же он меня материнства в конце концов!" - думала пожилая женщина, но похоже, ошибалась насчет последнего, ибо аппетит сына рос и рос, как у старухи из пушкинской сказки о рыбаке и рыбке. Серафим продал дачу, которую ему подарила Мона Лиза. А потом взял и подал иск в суд на выселение матери из квартиры, где они прожили с ней всю жизнь. Дурных привычек Серафим не имел, если предположить, что мужчина мог, например, проиграться в азартные игры, истратить деньги на наркотики, алкоголь или с девками лёгкого поведения прогулять. Все эти странные поступки произошли вдруг, без видимых причин,  будто кто-то проводил злые поп-артовские эксперименты.

При таком развитии событий Мона Лиза могла оказаться на улице. Впрочем, оставался дежурный вариант: уйти в пансионат, но туда с котом, которого она подобрала, не пустят, скорее всего. Да и теплилась надежда: вдруг сын подойдет к ней и скажет только одно слово: "мама". "О! Я вырву из груди свое сердце и, не задумываясь, отдам ему!"- рисовала картины жертвенной любви наша героиня в стиле давно ушедшем, советско-патриотическом, хотя не фанатическом, скорее горьковском.

Конечно, Мона Лиза прекрасно помнила "Короля Лира" и что квартирный вопрос сгубил москвичей - слишком много книг и рукописей прочитано. Знала она твердо, что всё горе от ума, поэтому ещё и ещё раз женщина спрашивала себя: кто же виноват? Что она сделала не так?  Любила сильно? - Но как можно любить несильно?  Что за любовь это тогда?! Что могли бы ответить ей, долго жившей и много страдавшей женщине, все вместе взятые Чернышевский, Писарев и Добролюбов, если они, в сущности, были очень молодыми людьми, когда публиковали свои лучшие произведения? Чернышевский написал "Что делать?" примерно в 35 лет, Писарев прожил только 28, а Добролюбов и вовсе 25 лет... А ей вот-вот 85 стукнет! Репрессии, война, послевоенные годы, разрушение СССР - всё пришлось пережить.

Огромный жизненный опыт получила наша героиня, но ответить на извечный вопрос "Что делать?" не могла: чем в такой ситуации Моны Лизы от короля Лира отличаются? Но что всё-таки она будет делать, если родное дитя выбросит её из ею же созданного гнезда, и она окажется на улице, в агрессивной и чуждой среде, где Джоконды ещё более редки, чем на футбольном матче?

Реалии приобретали формы чудовищные. В рамках под стеклом над её кроватью появились копии свидетельств о собственности сына на квартиру, дачу и приглашение... на захоронение на кладбище в фамильный колумбарий (!!!) - так Серафим постарался извратиться, развесив бумаги на стене, как в офисе. Он отнял у матери холодильник, телевизор и телефон, но без этого она бы даже обошлась - не с такими трудностями в своей жизни сталкивалась. Материнская любовь растоптана -  вот это невыносимо!

- Ты - подлец! - ещё сомневалась мать.
- Да, я - подлец, - хладнокровно отрубил сын.
- Подожди, я умру, уже скоро, всё тебе достанется.
- Я не доживу, - ёрничал сын.
- Хорошо бы! - матери сказать было уже нечего.

Трудно передать степень отчаяния женщины, всегда стремящейся к высоким идеалам, целям, ценностям, прививая это и своему единственному дорогому человеку - сыну. Весь ее смысл жизни был перечеркнут. Она теперь - только мусор человеческий, а вовсе не самоценная личность.

Противостояние матери и сына достигло своего апогея. В один из дней соседи, вернувшиеся с работы, увидели кровавую сцену на лестничной площадке: на стуле гордо восседала Мона Лиза, на лице её кривилась улыбка, которая теперь напоминала гримасу, всё же не лишенная тайны. Около Моны Лизы стояли чемодан военных лет с металлическими уголками, весь вытертый, механическая пишущая машинка, сумка на колёсиках, одежда в полиэтиленовых мешках, мешок с предметами личной гигиены и... мяукал испуганный кот. В квартире передвигали мебель под звуки рэпа, жена сына топала ногами на пороге и кричала, что она прописана здесь. На руках у родителей хныкали грудные дети, правнуки нашей героини. Компанию дополняли потенциальные покупатели квартиры, в очередной раз пришедшие на осмотр жилища.
 
"Вот и лишил меня материнства", - сокрушалась женщина. Правильно говорят, что борьба за жизнь начинается в старости. "Надо было аборт сделать!.. Завещаю свою пенсию какому-нибудь обществу анонимных алкоголиков, футбольному клубу, амурским тиграм или  чайлд-фри сообществу! Какая разница, когда вся жизнь враз оказалась разбитой и бесполезной! Чтоб вам работать до гробовой доски, как я всю жизнь горбатилась! Пусть вам пенсионный возраст повысят, гол вам во все ваши ворота! И Слава (а также Симон, Марьям и другие) вам КПСС!" - проклинать всегда было трудно многотерпеливой Моне Лизе, оттого проклятия на ум приходили нешаблонные, даже юмористичные, в её стиле отношения к жизни.

Она присела на первую попавшуюся лавочку, попыталась глотнуть воздуха, как золотая рыбка, выброшенная на берег, ослабла, свесила руки. Утром её обнаружил дворник: женщина, видимо, пыталась встать, чтобы покормить кота, потому что рядом валялся пакет с рассыпанным сухим кормом, но сползла с лавки - в таком положении и отошла в мир иной. К её ногам жался  кот и, казалось, улыбался какой-то зашифрованной улыбкой...

Поколения сменяют друг друга. Спортсмены с возрастом теряют спортивную форму. Джоконды стареют и умирают, их загадочные улыбки превращаются в гримасы. А материнское проклятие  остается самым сильным, безграничным и вечным и передаётся из поколения в поколение, из рода в род. И только Бог всем судья.

P.S. В рассказе использованы собирательные образы. Совпадения случайны, а проблема отцов и детей вечна.

P.P.S. Иллюстрация из интернета: Daniel Martin Diaz/ Surreal art, Lowbrow art.