Потеря контакта плюс снобизм равно Чайлдфри?

Контакт потерян. Почему? Возможно ли его восстановить? И нужно ли? Чем отличаемся МЫ ( рожденные в 70-ые, конец 60-х ) от НИХ ( рожденных в начале 90-х и далее ).
Помню в конце 80-х мой приятель, мастер спорта международного класса по боксу, отсидевший за вымогательство, на полном серьёзе спрашивал у меня:
- Помнишь - "не мог он ямба от хорея отличить", А ЧЕМ ОНИ ОТЛИЧАЮТСЯ?
И я объяснял и ему было интересно... Поэтому ТО БЫЛО ЗОЛОТОЕ ВРЕМЯ!!! А он устроил меня в секцию бокса, но боксёра из меня не вышло.
Сегодня... МОЛОДЫМ одинаково не интересен ни Арсений Тарковский, ни Егор Летов... Да, БИТЛЗ, слышали , ну да, так себе, вроде ничего... Зато РЭП, ещё какая то ерунда в мобильном телефоне. Класс!!! При этом недовольство всем...
- Хочешь мультфильм хороший покажу - "Шкатулка с секретом"?
- Не... Ну, это типа "Монстры"? "Маша и ..."?
- Да, нет. Про важное.
- Скучно. Непонятно...
И вроде неглупые, не хуже нас, если внешне смотреть... И мы , вроде, не враги... Ох, уж это словечко "вроде"
А я ведь не только про ямб и хорей знаю, но и про амфибрахий... Но кому это сегодня интересно?
  А если неинтересно, то как прикажете контактировать?

Почему я ЧАЙЛДФРИ? Ну, то есть добровольно бездетный, по большому счету детей не любящий. Наверное, потому что не доверяю им людям, жизнь этому обучила. А дети - те же люди, только более прямо выражающие свои мысли и чувства. Приведённый ниже отрывок из повести "Я не блондинка, я - рыжая." объясняет многое на тему "почему я чайлдфри?":

"– Мама, купи лимонад! – слышу я детский голос у себя за спиной.
Мальчик лет пяти и мать, ухоженного вида, но довольно усталая, с двумя сумками и корзинкой с яблоками. Видимо, возвращаются с дачи в столицу.
– Андрюша, подожди! – отмахивается мать. – Сейчас автобус подойти должен. В Москве попьешь.
В самом деле, по расписанию автобус должен подойти с минуты на минуту.
– Андрюша! – неожиданно для себя окликнула я мальчика.
Тот обернулся, сперва насупился, посмотрел на меня неприветливо. Но когда я протянула бумажный стаканчик с «Дюшесом», тут же схватил его загорелыми ручонками.
– Что надо сказать тете? – произнесла мать, поглядев на меня с благодарностью.
Андрюша сперва осушил весь стаканчик, а затем четко, будто заученный стих, произнес:
– Большое спасибо. Можно еще?
– Большое пожалуйста, – ответила я, наливая лимонад.
Автобус задерживался. Андрюша выпил еще пару стаканчиков, его мама вежливо отказалась...
...Надо же, в автобусе мы с Сергеем оказались рядом с мальчиком Андрюшей, которого полчаса назад я угостила лимонадом «Дюшес». Я подмигиваю Андрюше и произношу следующее:
– Привет! Как здорово, что мы снова встретились, правда, Андрюша?
Мальчик неопределенно качает головой. Пить он уже не хочет, а иного интереса к тетеньке в очках и линялых джинсах у него нет. Мать, как и в первом случае, в разговор не вступает. Всем своим видом соблюдает гордую дистанцию. Одета она отнюдь не в линялые джинсы, но тем не менее прислушивается к каждому слову.
– Андрюша, мне очень хочется пить, – произношу я, снимая очки и указывая глазами на корзинку с яблоками.
– Ну и пей! – не очень вежливо отвечает мальчик.
– Так мне же нечего пить, – напоминаю я о том, кто выпил мой «Дюшес». – Дай мне яблочко, а?
Сергей демонстративно отворачивается к окну. Похоже, он равнодушен к детям, что иногда встречается у мужчин его типа.
– Нам самим нужно, – говорит мне Андрюша.
– От одного яблока вы не обеднеете, – замечаю я. – Вон ведь их сколько! Дай одно!
Андрюша на несколько секунд поколебался. Посмотрел вниз на яблоки, затем отвел взгляд в сторону. Видимо, решил сделать вид, что не слышит моей мольбы. Что ж, в пять лет мальчик уже умеет принимать твердые решения.
– Вот ты какой, Андрюша, – не унимаюсь я. – Я тебе на станции давала лимонаду, забыл?
Ребенок молча кивает, нехотя смотрит в мою сторону.
– А ты мне всего одно яблоко жалеешь! – картинно всплескиваю руками. – Я сейчас заплачу...
Мальчика это не трогает. Я закрываю ладонями глаза, но тут же мотаю головой и вскидываю вверх указательный палец:
– Выходит, тебе меня не жалко? Дал бы хоть самое малюсенькое яблочко, вон то...
Андрюша смотрит на меня и на самое малюсенькое яблочко, выбранное мною. И молчит. Дескать, чего дура рыжая привязалась.
– Ну ладно, давай, Андрюшенька, по справедливости! – с подчеркнутой строгостью говорю я мальчику. – Плати мне двадцать рублей за мой лимонад. Или заплати, или водитель тебя высадит!
Мальчик переводит взгляд на мать, но та абсолютно не имеет желания снисходить до дурацкой болтовни.
– Не высадит, – не слишком уверенным голосом произносит Андрюша.
– Знаешь что? – говорю я, доставая из кармана складной нож с множеством лезвий. – Давай-ка этим ножиком разрежем яблоко. Половину тебе, половину мне... Иначе умру от жажды!
– Это наши яблоки, – сообщает Андрюша.
– А лимонад чей был? – спрашиваю я. – Ты ведь его выпил?
Мальчик вздыхает, собирается с мыслями и произносит, найдя наконец точный, по его мнению, ответ:
– Ты себе еще купишь.
– Где? – кивая на салон автобуса, интересуюсь я. – Водитель остановится не скоро, а я за это время умру от жажды! Ну дай я хоть кусочек себе отрежу! Самый маленький кусочек от самого маленького яблочка...
Андрюша более мне не отвечает. Молчит, сжав губы, как говорилось в моем детстве – ноль внимания, кило презрения.
– Неужели тебе меня не жалко? – спрашиваю я совсем другим тоном. – Совсем ничуточки не жалко? А, Андрей? – умышленно называю ребенка полным взрослым именем. – А если я сейчас умру?
Ответ Андрюши не заставил себя долго ждать. К нему окончательно вернулась былая уверенность в себе.
– Ну и умирай, – выпалил он.
Взгляд матери в этот момент явно говорил о том, что она горда своим сыном.
– Ты действительно пить хочешь? – первым делом спросил Сергей, как только мы вышли из автобуса на своей остановке.
Я лишь пожала плечами."

И я вот качаю головой. И перечитываю Пушкина. Александра Сергеевича.