Начало еврейской эпопеи

Моисей Городецкий
Февраль 2008




От автора...

  В конце 80-х – начале  90-х годов за желание уехать из СССР в Израиль уже не сажали в тюрьму – ворота были широко открыты... И тощий ручеек начала 80-х превратился в бурный поток - в эти годы примерно 700т евреев перебралось в Израиль,
     Для всех нужны были квартиры, рабочие места, медицинское обслуживание... Эмигрантам нужно было учить язык, искать работу, устраивать детей в школы... Легче всего это было делать людям с рабочими специальностями – слесарям, токарям и т.п. Труднее – интеллигенции! Действительно, где найти работу тысячам музыкантов? И что делать искусствоведам, советским инженерам-экономистам и т.п. пустым специальностям? И куда податься многочисленным кандидатам и докторам наук – израильское сообщество «ученых» ощетинилось, почувствовав угрозу своей сытой жизни, и не пускало «русских» ученых в университеты...
    Пробились ученые, приехавшие до «большой алии», т.е. до 91-го года – тогда русские ученые еще были новинкой! До их приезда большинство израильтян было уверено, что в России, кроме белых медведей, снега и морозов, ничего нет! А другие, посетившие Россию, отмечали ее низкий культурный уровень, определяемый по отсутствию туалетной бумаги в общественных туалетах.....
   Так что лучше всего чувствовали себя эмигранты-пенсионеры... Им платили пособие по старости, к нему добавлялись деньги на оплату квартиры – тем, кто ее снимал. Не густо, но можно было не думать о крыше и куске хлеба.
   
   Об этой эмиграции написано мало – автор предлагает безхитросный рассказ о тех уже далеких днях...



Ч.1 Так начиналось...

   Советский Союз, конец восьмидесятых...
   По стране гуляет ПЕРЕСТРОЙКА! И догулялась до того, что евреев начали посылать в зарубежные командировки!!! И хотя только в пределах соцлагеря, но все равно – дело неслыханное!
    Так что, когда мне, потомственному невыездному еврею, ранее зачисленному в агенты сионизма по доносу его собственного начальника, предложили для обмена опытом съездить в Прагу, уже никто не удивился...
    Но последнее слово все еще оставалось за партией, и для решающего собеседования меня пригласили – нет, уже не в райком, пред мудрые очи ветеранов партии, а только в местный партком.
    В парткоме встретили вежливо – тут всегда по началу стелили мягко...
     - Скажите, а Вы перестраиваетесь? И как? – спросил Иван Иванович Громыхало, отвечающий в парткоме за производственный сектор. Громыхало  был известен в институте как один из самых бестолковых завлабов, но он всегда держал нос по ветру, политически грамотно выступал на всех партсобраниях,  и тем сделал научную карьеру...
     Я, конечно, перестраивался вместе со всей страной, но еще не додумался – как и куда ...  На всякий случай – учитывая производственно-политическую направленность Ивана Ивановича –ответил:   - Конечно, перестраиваюсь! Так, например, план последнего квартала мы выполнили досрочно, сдали квартальный отчет на три дня раньше срока...
   Ответ удовлетворил производственный сектор парткома... И тут в дело вступил сам секретарь: - Скажите, а что Вы будете делать в заграничной стране, если у Вас появятся неприятности?
    Я вспомнил, как ведут себя арестованные иностранные шпионы в советских фиоьмах, и гордо сказал: Я обращусь в советское консульство за помощью!
    -- Правильно! – сказал секретарь. – А еще лучше обратиться прямо в посольство!
     - Я это учту! – ответил я, и, к моему большому удивлению, на этой бодрой ноте допрос был окончен.
     - Ну что ж, - подвел черту секретарь, - я думаю, мы можем рекомендовать товарища Моисея! Кто не согласен?
    Таковых не нашлось, и члены партком хором пожелали доброго пути!
      Ну и ну! А ведь перестройка только началась! То ли еще будет! – подумал я.
   И как в воду глядел...
   Пока отдел кадров готовил документы на получение для меня краснокожей паспортины, тот занялся подготовкой доклада.
  В приглашении на конференцию говорилось, что ее основными языками будут чешский, словацкий и немецкий. Как полагалось советскому гражданину, я только на одном иностранном – (это был английский) языке мог «читать со словарем»; на прочих языках он знал слова Битте и Дякую, причем он не помнил, с какого языка к нему пришло последнее слово. Так как перевести доклад хотя бы на один основной язык конференции в институте никто не брался, то я решил печатать его по-русски – в конце концов во всех странах советского блока когда-то усиленно изучали русский, я надеялся, что и в Праге его поймут.
   И вот в одном кармане шуршат кроны, в потайном боковом спрятан паспорт, во внутреннем аккуратно сложен билет на поезд Москва-Прага, вещички и папка с текстом доклада находятся в небольшом чемоданчике... Так что шашки наголо, и – в атаку!
   А в это время Чехословакия изменилась на корню - она начала выходить из лагеря, и ситуация была необратимой... Но про меня забыли и выезд не запретили...
   Перед самим отъездом выяснилась изменение программы – конференцию перенесли из Праги в город Батя, бывший Готвальдов; теперь от Праги нужно было еще ехать поездом... Требовалось поменять билеты и ехать с пересадкой!
   Где наша не пропадала! – храбро решил я, и позвонил в Оргбюро конференции с просьбой встретить в Готвальдове на вокзале. Оргбюро обещало!
   Двое суток в поезде, и вот она, Злата Прага! Оказалось, что по-чешски вполне можно читать и даже понимать, и, не выходя из вокзала, я довольно быстро нашел платформу, с которой отправлялся поезд в город Батя – фамилия Готвальда, генерального секретаря чешской компартии, именем которого ранее назывался город конференции, не упоминалась ни на одной табличке...
   Пока поезд постукивал по стыкам, я, поглядев на свои туфли, вспомнил, что в старой капиталистической Чехословакии Батя был крупным обувным фабрикантом, и что обувь его заводов продается в Москве со старым брендом – «Батя», а заводы Бати находятся в этом самом Готвальдове... Так что переименование города было вполне обосновано!
   Меня приветливо встретили на вокзале, отвезли в Оргбюро, разместили в гостинице, предложили погулять по городу...
  Конференция прошла успешно, мой русский язык участники поняли без переводчика... Хотя в городе по-русски уже никто не хотел понимать...

Через пару лет, но еще восьмидесятые...

   От бывшей сотрудницы, уже добравшейся до Израиля, пришло приглашение – навестить старых знакомых...
   Я, имевший допуск к секретным документам, пошел в районый ОВИР выяснять – а пустят ли к капиталистам?
    - Оформляйте документы, а там мы посмотрим... – приветливо сказала овировская тетя.
 И я начал оформлять документы...
   Так как на заявлении о выдаче разрешения требовалась виза первого отдела, я пошел к его начальнику. Начальник ничего не сказал – спросил лишь, а не собираюсь ли я остаться в Израиле? Получив отрицательный ответ, он спокойно завизировал заявление и поставил свою печать.
   И все? – разочарованно подумал я.  – и можно ехать? С женой? Чудеса!
   Перестройка крепчала, и не прошло и месяца, как меня и Милу на борту встречали друзья в израильском аэропорту Бен-Гурион!
   Прием у друзей был царский! Месяц в гостях прошел, как хороший сон... И почему – то я решил, что теперь про Израиль все-все знаю!
   Но как я заблуждался!


Ч.2. А теперь – на ПМЖ!

   Это только научно подготовленные члены КПСС могли придумать столь благозвучное сокращение: «ПМЖ», или «Постоянное Место Жительства», означающее, что почти 70 лет мы жили в своей стране на временном поселении, и только теперь, совсем скоро, будем жить на постоянном, и уже до прихода Мессии...
     В ходе перестройки и всеобщей гласности махровым цветом расцвел бытовой антисемитизм; при полной безнаказанности властей появились типично черносотенные организации типа «Памяти», начали печататься и распространяться газеты «патриотически-антисемитского» толка.
   Многим казалось, что эти факты забивали последние гвозди в историю пребывания евреев в России; и в 88-90 гг во всех  еврейских домах начал обсуждаться жизненно важный вопрос: уезжать ли?
    И Все сходились на том, что уезжать надо!
    Почему надо?
    Причин было много...
    И все-таки почему евреи сломя голову в таком количестве бежали из страны, в которой родились, неплохо жили и хоронили своих близких?
   Я – как доморощенный политолог - был уверен, что главной причиной был массовый психоз! Как в очереди – раз дают, значит надо брать: «Все уезжают. а я что, хуже всех?» А основой психоза была боязнь - сегодня не уедешь, завтра будет поздно, т.к. все были уверены. что от советской власти можно всего ожидать. Действительно, власть вела себя весьма непоследовательно: выезд то разрешала, то запрещала, то взимала деньги за образование, то перестала требовать такой оплаты, то были обязательны обсуждения и осуждения ренегатов и дезертиров на общих собраняъ трудовых коллективов, то эту обязательность отменили, при этом непрерывно меняли запреты в связи с «секретностью» - выезд разрешали то через 2 года, то через 5 лет после снятия допуска к секретным документам...
   И, так как никто не знал, что будет завтра - погром и закрытие границ, или голод и опять погром, или конец «перестройки», закрытие границ и поиск виноватых, советские евреи скопом неслись в ОВИРы выправлять выездные визы. Ситуация напоминала панику на горящем пароходе, когда все очертя голову прыгают в воду.
   «Как, ты еще не уехал?» - такие вопросы задавали при встречах. И почти все, у которых не было серьезных причин - больных родителей, которых нельзя и взять с собой, и оставить нельзя, или детей в выпускных классах школы или на последних курсах института, или большого и ценного имущества и квартир, которые было очень жалко оставить, и т.п. – все стояли в очередях в ОВИРе и в израильском консульстве.
   При этом практически никто из рвавшихся уехать не представлял себе жизни в новой стране. Так, одна умная дама загрузила здоровенный ящик для багажа, который можно было отправить на ПМЖ, рулонами туалетной бумаги; другая то же сделала с тюбиками зубной пасты... Они были уверены, что того, чего нет в СССР, нет во всем мире, и рассчитывали на удачный бизнес...

   Психоз охватил и нашу семью – чем она была лучше?
   Но я не хотел уезжать! Я напрямую никогда не сталкивался с недоброжелательством (хотя когда-то сократили вместе со штатами), меня в лицо не обзывали «жидом»... У меня была интересная работа, платили, по советским меркам, совсем неплохо. Была прекрасная квартира в центре; правда, не было ни дачи, ни машины-  впрочем, от приобретения машины я сознательно отказался, пугали неизбежные разговоры с умельцами-ремонтниками и беседы с гаишниками, ценой в трешку и более...
   И в семье все было хорошо -  все удачно работали...
   И только Боря, муж старшей дочери Ильки, кипел гневом из-за невозможности защитить докторскую по математике - под разными предлогами ее не принимали к защите. И обиженный Боря тайком собрал рекомендации и подал прошение о зачислении в Хайфский Технион - еще тогда, когда другие только обсуждали проблему. В результате он с женой уехал уже в августе 90 года, и  оказался практически первым русским математиком в Хайфском Технионе. Принимали его по-царски, как первого космонавта.
   Младшая дочь Таня тоже заболела общей лихорадкой и усиленно агитировала отца. Мила ее пассивно поддерживала, ее главный и единственный довод - «Я без дочки здесь не останусь».
    А тут еще полный разброд в институте: кто организует «малые предприятия», кто - отдельные и большие, кто взбирается на верх институтской иерархии, пользуясь «демократическими выборами». Так, на должность генерального директора института пролез общеизвестный пройдоха, великолепно организовавший «избирательную компанию». В замы он взял себе подобных, так что во главе института стали новые руководители - и не умные, и не честные (а ведь когда-то в дирекции были и умные и честные). Работать стало бессмысленно, да и заказов не стало. Заводам перестали перечислять деньги на «новую технику», теперь за нее им нужно было платить из своего кармана; в таких условиях, при отсутствии конкуренции, на новую технику все чихали и отказывались заключать какие-либо договора. Мой отдел спас один из малоуважаемых замов директора - он сумел выбить госденьги на авантюру под названием «Автоматическая фабрика». В результате кормушка еще не опустела, и можно было спокойно получать зарплату, да еще и с приличными добавками. Все так и делали, при этом не перетруждаясь: в один прекрасный день я поймал себя на том, что спокойно сижу за рабочим столом и в рабочее время читаю детектив! Я понял, что научной деятельности пришел конец и нужно поскорее уезжать.  И придумал себе оправдание: мол, еду не в эмиграцию, а в последний турпоход. Посему ничего не нужно, жить можно и в палатке, и не морочьте мне голову...
   Я еще не решил – ехать ли не ехать, а по институту уже пошел слух – Моисей отбывает в Израиль! На ПМЖ! И тут же меня начали осаждать предприимчивые люди. 
   И на чем только они не предполагали заработать!
   Начальник отдела, в котором я работал, вызвал к себе и ненавязчиво предложил продавать в Израиле ученические тетрадки – хоть в три линейки, хоть в косую – для формирования ивритского каллиграфического почерка...
   - А ты уверен, что на иврите пишут в косую линейку? – спросил я.
   - Не уверен, но на всякий случай – ты прозондируй местный рынок!
   Я получил образцы тетрадок и согласился зондировать:  - Но я еще могу не уехать, и твои тетрадки пропадут! – предупредил он.
   - Ничего, три тетрадки - не велика потеря! – успокоил меня начальник...
   Более серьезное предложение я получил от совсем незнакомого человека, который однажды вечером явился к нам в дом.
   - Я от Володи! – сказал человек. – Он сказал мне, что Вы уезжаете в Израиль. Так у меня есть деловое предложение – продать там завод по изготовлению кирпича!
   - А Вы уверены, что у них нет такого завода? И чем знаменит ваш завод?
   - Дело в том, что по моей технологии кирпич не требует обжига. И это резко снижает продолжительность и стоимость его изготовления. Кроме того, завод может работать на любом местном сырье!
   - Ну, что же, давайте Ваш проспект и Ваши координаты. Если кто-нибудь заинтересуется Вашим предложением, я соединю его с Вами!
   Покупатель нашей квартиры предложил продавать в Израиле доски, оформил мне доверенность на ведение переговоров и для солидности даже связал меня со своим американским партнером. Мне показалось, что это предложение было самым деловым.
    Кроме таких масштабных предложений, было еще много мелких, например, организовать в Израиле производство чертиков «уйди-уйди»  или шариков на резиночке...
   Но сначала нужно все-таки решить – еду или нет!
   И в конце концов решился! Едем! –сказал я однажды жене и дочке. - Будем оформлять документы!
  И пошел по инстанциям – в отдел кадров и в первый отдел!
   В отделе кадров без звука подписали обходной лист, в первом отделе начальник пожал руку и пожелал счастливого пути!!!
   Вот кто действительно перестроился! –подумал я о начальнике первого отдела. – И звука не произнес о моей второй форме!
   Теперь я начал торопить свою семью с подачей документов. Но оказалось, что еще нужно:
1) Ждать, пока дочь и зять получат свои дипломы. Хотя некоторые и утверждали, что только в СССР без бумажки ты букашка, а за рубежом всякие дипломы не нужны – верят на слово, на семейном собрании решили не рисковать.
2) Ждать, пока не будет продана квартира! Хотя эпидемия приватизаций еще не началась, но я уже был собственником кооперативной квартиры и мог ее продать. А квартира была отменная, 4-хкомнатная, в престижном районе, и наверняка стоила дорого! Нельзя же ее просто бросить!
3)Ждать, пока не не будет решен вопрос – что делать с барахлом, нажитым за долгие годы беспорочной службы. На семейном вече решили: хотя бы часть книг отправить почтой друзьям в Израиль, а движимое имущество раздать друзьям, так как для оформления разрешения на отправку багажа нужно было стоять в очереди не менее двух месяцев.
С багажом подоспела оказия: кое-какое имущество Бори и Ильки отправляли со своими вещами некие Борины знакомые. Боря милостиво разрешил нам отправить что-нибудь наше. Таким образом, кроме книг, отправленных почтой, мы получили в Израиле свою посуду, кое-какую одежду, три ковра и чешскую люстру, только что выигранную для меня сотрудниками лаборатории. Этот багаж мы получили месяца через три после приезда в Израиль. Боря не преминул содрать с нас деньги за пересылку багажа. А пока наша московская квартира яростно сопротивлялась ликвидации. Мы изымали из нее вещи, книги, посуду, но все равно она продолжала жить своим родным уютом как ни в чем не бывало. И когда в последний раз закрыли за собой дверь, мы покинули родное и теплое свое гнездо. Оставленную мебель  и прочее разобрали потом друзья, которым мы оставили ключи. Потом, когда приезжали в Москву в гости, мы у Жени спали на своем диване, у Галки Шапакиной сидели на своем кресле, у Масловой одевали свои куртки и халаты, а Татка растила наш большой цветок. От этого было тепло на душе. Некоторые мелочи привезли Мишины родители, когда приезжали в Израиль. Особый смех вызвала доставка "сувенирного ножика", который провезла Мишина мама. Этот "сувенир" – наследство моей тети, представлял собой метровый нож для разрезания бумаги  с серебряной ручкой в виде птичьей лапы.
   Наконец, дочь защитила диплом, ее муж получил свои кандидатские корочки, и я начал искать покупателей квартиры!   Сначала скромно запросил 5т долларов – один покупатель сказал, что 100 000 рублей (учитывая стоимость доллара на черном рынке) он платить не может – это дорого. Посредник, которого я где-то разыскал, посоветовал поднять цену до 8т, но желающих все не было. Время шло, цены на жилье росли, и в конце концов, в январе 91 года, я требовал уже 50т долларов. На такую сумму нашелся покупатель в лице какой-то иностранной фирмы, которой нужно было помещение для офиса - квартира была на первом этаже и очень устраивала бизнесменов. Но в то время советским законодательством еще запрещалось иностранцам приобретать недвижимость в Москве, и им нужно было искать подставное лицо, для чего требовалось время. А времени уже не оставалось - семья планировала уехать в феврале и откладывать отъезд не хотела.
    В результате квартиру за меньшую сумму продали одному «новому русскому» а формально - его отцу –отставному адмиралу. В силу разных обстоятельств, мы уехали, получив всего 2т; остальное покупатель пообещал выслать в Израиль. Я поверил: доверчив был, как суслик... Все, конечно, пророчествовали полный обман и ругали меня, но, со временем, все деньги были уплачены...    
     Но, так или иначе, можно было подавать документы в ОВИР...
.

ОВИР, или последний барьер...

   Небольшая комната, метров 30. Людей - как сельдей в бочке! Гул, как на аэродроме! И сплошное броуново движение – люди в комнате непрерывно перемещаются, причем явно неосмысленно... Попытался узнать – с чего и где начинать визовую эпопею; после долгих распросов показали тетю, которая вела список... Я тоже записался, получил номер: 302-й...
   -Только учтите! – сказала тетя – каждое утро идет перекличка! В 9 часов! Если Вас не будет, вас вычеркнут из списка!
    Члены семьи отмечались по очереди; сам я в очередях стоять не умел, мгновенно заводился и начинал скандалить, поэтому мне не доверили эту операцию, и через 12 дней пришел наш черед – мы сдали документы, у нас забрали паспорта вместе с советским гражданством, и еще через 10 днй без звука выдали выездные визы. С визами отстояли еще одну очередь – обменяли рубли на доллары (уже из расчета 6р за доллар, а когда ездили в гости, доллар стоил всего 60 коп... Жизнь не стояла на месте!) – по 300 на нос... Хорошо, в семье были деньги!
   После прохождения ОВИРа оставалась еще одна операция – нужно было передать некоторые документы в голландское посольство, чтобы потом получить их в Израиле. По существовавшим советским правилам, дипломы и записные книжки с адресами не разрешалось вывозить за границу, поэтому их доставку взяло на себя государство Израиль! И власти делали вид, что об этом не знают.
   Затем с помощью сотрудника покупателя квартиры достали (купить в кассе было невозможно!) билеты на поезд Москва-Будапешт.
   И в нашей квартире – уже наполовину пустой, так как друзья вывезли подаренное – пошли многодневные проводы. Нет, никого специально не собирали – прознавшие про наш отъезд сами приходили прощаться, уже никто не боялся провожать ренегатов... При этом было известно, что водка в доме есть, ее в институте желающим выдавали в обмен на пустые бутылки, а еда кончилась, так как Моисея отлучили от «продуктовых заказов», еще выдававшихся (по жребию!) в институте; поэтому закуску приносили с собой...
   И наконец наступил день отъезда!

Отъезд!
(23 февраля 91-го года).

   Уезжали в день Советской армии под гром салюта –всюду музыка, развевались флаги... На вокзале собралась толпа провожающих. Я был смущен и растерян, забился в купе и беседовал только с самыми близкими и энергичными, которые сумели пробиться сквозь провожающую толпу и зайти в вагон. Все пожелания и напутствия принимали жена и дочь.
  Наконец, поезд плавно начинает движение...
  Еще несколько минут, и Москва остается в прошлом!    Через сутки поезд добрался до пограничной станции ЧОП, которой в Москве пугали ПМЖешников – мол, там идет повальный шмон, вагон отцепляют для поверки...
   Но – на станции ЧОП никого особо не шмонали,  вот и она осталась позади ... Незаметно переехали границу, и, наконец, мы в Будапеште!
   Вагон «ПМЖещиков» окружили автоматчики, под их охраной бывших советских граждан отвезли на бывшую советскую военную базу – говорили, что Израиль купил ее для пересадочных операций. На базе всех покормили, посадили в автобусы и отправили в аэропорт.
   Будущие израильтяне расселись в Боинге и ... через час всех повезли обратно на базу – из-за страшного тумана Боинг отказался лететь!
   На базе всех снова покормили и устроили на ночевку.
   А утром, после завтрака, снова посадили в очередной Боинг; четыре часа в воздухе и, наконец. - Земля! Обетованная!
    Мягкий толчок, и самолет покатился к своей стоянке.
    В салоне громкие аплодисменты. Я, не привыкший к бурному проявлению чувств, поежился: Что за дурацкий восторг? Ну, летели, ну, прилетели – так ведь так  и положено. И чего хлопать?
    Паспортный контроль прошли быстро – все пассажиры были проверены еще в Москве. Все были завербованы Сохнутом, все прилетели строить новую жизнь на земле обетованной.
   Багаж привезли в большой зал и свалили в кучу – его быстро разобрали.  Слава богу, наше имущество было доставлено без потерь.. Нагрузившись тюками и чемоданами, прошли в следующий зал, где оформляли документы. Тут всем вручили противогазы и маленькие приемники – чтобы слушать  (естественно, на иврите) срочные сообщения с фронта – только-только кончилась война в заливе...
   (Приемники через неделю перестали работать, а противогазы – как выяснилось через четыре года – вообще были неполноценными...)
   Прождав часа четыре, мы с женой попали наконец к регистрирующему клерку.
   При оформлении местных удостоверений личности тетка-клерк потребовала переименовать Моисея в Моше: «Моисей» ей, видите ли, не понравился! Но я не стал качать права и примирился с переименованием. Причем для всех «русских» я так и остался Моисеем – в качестве Моше фигурировал лишь в официальных бумагах и в разговорах с аборигенами-ивритянами...
   Начиналась совсем новая жизнь!
   И я сжег все, чему поклонялся, поклонился всему, что сжигал...