Если бы горы могли говорить... Глава 6

  Четко отработав план дальнейших действий по задержанию злостных преступников по Бурумскому делу, оперативники в ожидание майора Логачева собрались в кабинете старшего оперуполномоченного.
  -Где шеф? - спросил один из них?
  Машков неопределенно пожал плечами.
  В это время в кабинет вошел Виктор Жарахин.
  -Кого ждем? Меня? - веселым голосом выпалил он с порога. - Я готов, поехали. Бандиты, небось, заждались.
  В ответ посыпались шутки, через мгновение прекратившиеся с появлением майора Логачева. И едва он вошел, оперативники будто по команде поднялись со своих мест, вытягиваясь в струнку перед своим начальником.
  Майор с нескрываемым удовлетворением посмотрел на своих крепких, подтянутых молодцев.
  -Все в сборе? Молодцы! Пушки при себе, ребята?
  Излишняя обеспокоенность шефа вызвала на лицах ребят улыбки,
  -При себе, товарищ майор. При себе.
  -А как же без них?
  -Если только Жарахину комфортнее без нее, - шутливо заметил Сергей Лавров.
  Виктор показал ему увесистый кулак.
  -Отлично! - обходя строй, одобрил майор готовность ребят и, обращаясь ко всем, снизу вверх взглянул на Виктора Жарахина. - Полагаю, не излишним напомнить о том, что вы, орлы, одна семья. И в ней уродов не должно быть! Не так ли, Жарахин?
  В глазах Виктора заиграли синие бесята.               
  -А что, сразу Жарахин, товарищ майор? Так похож на урода?
  -А то, что, орел, тебе давно пора бы запомнить, что времена изменились, и ты уже не на афганской войне, а слава Господу! - на своей родине, и не боксер на ринге. Любое твое противоправное действие в отношение любого задержанного может обернуться против тебя самого, - сказал Логачев, с Богом выпроваживая ребят из кабинета.
****
  Вскоре темный милицейский автобус с опергруппой в салоне, неслышно остановился на темном и заросшем пустыре одной из слабоосвещенных городских улиц, откуда начинался район частного сектора. И только на расстоянии ближе к центру, где ярче горели уличные фонари и ровным асфальтовым покрытием поблескивала дорога, на смену частным домам приходили пятиэтажные. Выше пяти этажных, зданий в городе не было. Ибо из - за неустойчивой сейсмической обстановки, местные градостроители пока не рисковали с возведением высотных зданий.
  Эта часть улицы, расположенной ближе к пустырю, напоминала, скорее всего, небольшой аул или Богом забытую деревню, со стойким запахом коровьего навоза,  с разбросанными по бокам саманными домиками под камышовым или толевым покрытием и с низкими, прорезывающими полосками света под ними высохшую траву, окнами да с лениво перекликающимся лаем дворовых собак.
  Вокруг непроглядная темень и тишина, чуть слышно разбавляемая всплесками арыка, единственной летней отрады местных ребятишек, и усталым хрустом высохшего камыша.
  -Темень - то какая, - заметил кто - то выходя из автобуса. - В пору, без глаз остаться. И куда только Горисполком смотрит?
  -Смотри, не ослепни, - не замедлил с репликой Виктор Жарахин. - И не трогай папаш города. Они с головой в перестройке. Да и капитан может обидеться.
  -Лейтенант, закрой ротик. А то голосочек за версту слышен, - остановил его Александр Машков, обращаясь ко всем операм: - Жарахин, Лавров, Дасаев, обходите дом сзади и берете его под контроль. С остальными мы подойдем к нему со стороны улицы. Вопросы будут? Нет. Окей. Вперед!
  И группа, разделившись, незаметно, по разным направлениям, двинулась в сторону намеченного объекта. Александр Машков вместе с ребятами подошел к калитке обнесенного вокруг дома каменного забора и, прежде, чем постучаться, заглянул через имеющуюся в ней щель внутрь двора. Там горел свет, освещая пестревшие с боку крыльца цветы, и сначала лениво, а потом набирая мощь, залаяла собака.
  -Да... Броня прочная. Глухо, как в танке,- с усмешкой проговорил он и  громко постучал в калитку, невольно вызывая стуком лай готового сорваться с цепи азиата.
  Дверь дома медленно отворилась, и на освещенном крыльце показался молодой человек в помятой полосатой пижаме и с зачесанными назад рыжеватыми волосами. Потирая ладонями заспанное лицо, он нехотя сошел с крыльца и, на ходу небрежно цыкнув на волкодава, подошел к калитке.
  -Какому... - непристойное слово - в кайф дразнить миролюбиво настроенную собаку? - Леший, ты?
  -Милиция. Уголовный розыск, - отозвался Александр Машков. - Открывайте.
  Дверца калитки наполовину открылась, представляя прыщавую физиономию с пренебрежительной ухмылкой на тонких губах.
  -Ахмет Гаджиев? - спросил Машков, предъявляя в развернутом виде в руках служебное удостоверение и снова убирая его в карман расстегнутого пиджака.
  -За раздвинувшимися губами сверкнули металлические зубы.
  -Ну допустим. А чем я обязан без края уважаемым служителям нашего дражайшего порядка? С законом я, как никто другой, в ладу, не пью и даже не курю. А баб вобще не имею. Даже близко не подпускаю их к себе. Можно сказать, пай - мужчинка.
  -Ну вот что, мужчинка, хватить паясничать! Не за тем мы пришли. И не ты на этот раз нам нужен. Хотя, можешь быть уверенным, что твое время тоже не за горами. А сейчас быстро убрал собаку и не мешал нам войти!
  -Куда? Зачем? - воскликнул тот, не скрывая презрения к ночным визитерам.
  Однако оперов это не смутило. В одно мгновение, оттолкнув его с дороги, они вошли в калитку, вблизи которой, гремя тяжелой и внушительного размера цепью, захлебывалась лаем здоровенная овчарка среднеазиатской породы.
  -Убери пса! Иначе пристрелю! - приказал Машков, доставая скрытое под пиджаком оружие.
  -Не имеете права. Пес на привязи, - в ответ было огрызнулся тот, но тут же смолк: упорство опера возымело силу.
  И, загнав пса в добротный каменный домик, плотно закрыл за ним дверь.
  -Где Адлан? Братишка твой где?
  Прыщавый удивленно повел плечами.
  - Вы меня спрашиваете? Понятия не имею. Сам сто лет не видел. Мамой клянусь.
  -Высокие отношения, - как бы между прочим, заметил Алеша Красовский.
  Максим Уразов нетерпеливо сверкнул на него глазами:
  -Ты сейчас папой поклянешься у меня, тварь!..
  -В дом! Обыскать! - приказал Александр Машков.
  -Э - э... Куда обыскать? - осевшим голосом возразил прыщавый, поднимаясь на ноги, и, пытаясь загородить им путь. - Где ваш ордер на обыск?
  Машков, схватив его за грудки полосатой пижамы, потряс перед его носом пистолетом.
  -Я тебе сейчас покажу такой ордер, что не захочешь смотреть!
  И, отшвырнув его в сторону, следом за операми, пошел в дом, изнутри которого уже раздавался звон разбиваемых стекол, за которым последовал громкий мат и топот убегающих по огороду ног.
  Не теряя ни секунды, он вновь выбежал во двор и, перемахнув через невысокую деревянную изгородь сзади дома, помчался по засеянному участку к освещенному карманными фонарями противоположному краю, откуда уже шли громкие выкрики,  возня и беспорядочное мельтешение слившихся с темнотой силуэтов.
  -Вот, товарищ капитан, решили ноги приделать. Не получилось. Подвели окаянные, - в адрес двух задержанных сыронизировал один из оперов.
  Александр Машков вплотную приблизился к ним, заглянул в освещенные карманными фонарями лица.
  Ему, как и всем остальным ребятам, хватило и одного взгляда, чтобы безошибочно опознать каждого из них по словесному описанию потерпевшей.
  -Плохо бегаешь, Гаджиев. И дружок твой слабоват, - с презрением в голосе усмехнулся он одному из них и, посылая прищуренный взгляд на другого: - Фамилия!
  Тот растянул в ухмылке губы, едва ли не задевая их кончиком носа.
  -Не помню. Легавые всю память вышибли.
  -Придется помочь с ее восстановлением, - сказал Машков, двинув шаг к нему, и вмиг исправляя ситуацию с памятью.
  -Гасанов, - опустив голову, промямлил тот.
  -Громче! - повторил Машков, - и память вернулась дважды.
  -Гасанов... Алил... - уже гораздо внятнее проговорил тот.
  Машков продолжал, кружась коршуном над обоими.
  -Где Фахро?
  Задержанные опешили.
  -Вяжи, начальник, - подал голос Гаджиев - младший. - Не лохи, чтобы не догонять ваших уловок. И чище стекла.
  -Что же, проверим вашу стерильность, - сказал капитан и, кивнув на них ребятам: "Пакуйте!" - вместе с Максимом Уразовым вновь вернулся во двор дома.
  В глазах находившегося там Гаджиева - старшего надменный вызов.
  -За что взяли моего братишку?
  Машков с ходу вновь потряс его за грудки пижамы.
  -Сто лет, говоришь, не видел! А Фахро сколько? Где прячешь его?
  В полумгле двора мелькнул злобный, непримиримый взгляд и такой же оскал зубов из нержавейки.
  -Полегче, босс. Мир тесен. Можно ведь и схлестнуться ненароком. А о таком впервые слышу.
  -Неужели? - и под мгновенным движением руки опера, прыщавый как - то сразу обмяк, заговорил заячьим голоском.
  -Клянусь, не знаю такого. Может, на лицо и знаю, а так нет. У Адлана сотни друзей. Разве всех упомнишь. .. Кто фахро, кто махро, кто хрен в пальто...
  Машков с пытливым прищуром глядел на него.
  Слова прыщавого сомнения не вызывали.
  -Где паспорт Адлана?
  Гаджиев со вздохом провел рукой по волосам.
  -Не знаю. Может, дома. Надо посмотреть.
  Опер кивком головы указал на дверь.
  -Пошли!
  Внутри дома тихо. В пусто черневшие глазницы окон глядит ночь, откладывая на освещенных стенах шевелящиеся тени деревьев.
  Гаджиев, вытянув шею и, закусив нижнюю губу, сосредоточенно ищет.
  За ним внимательно наблюдает пара зорких, ничего не упускающих глаз.   
  Долго искал. Пока не извлек его из -под кучи сложенного в ящике старинного комода белья.
****
  Адлан Гаджиев сидел на стуле в кабинете старшего опера, с напряжением поглядывая на находившихся там оперов, как ему казалось, всем своим видом говоривших о готовности по всей форме произвести предстоящее дознание.
  Вошел капитан Машков и с ходу вонзился в его затравленно озиравшие глаза.
  -Итак предупреждаю, если ты сейчас мне на одном выдохе не выложишь до последней детали о том, что ты вместе со своими дружками натворил в ночь с третьего на четвертое июня, я изуродую тебя так, что ни какая медицина тебе не поможет. Где Фахро? Его данные и домашний адрес?
  Кровь волной прилила к лицу задержанного, и оно стало багрово - красным. Лишь в глазах держится выраженное упрямство.
  -Никакого Фахро я не знаю. И в ту ночь я, как раз был дома, спал. Брат может подтвердить.
  -Алиби не состоялось. Брат тебя сто лет не видел. Ну!..
  Задержанный молчал.
  Машков сверлил его налитыми сталью глазами.
  -Я тебя предупреждал...
  Короткий рывок рукой за колючую шевелюру - и шея задержанного ушла в плечи.
  -Ну! - еще раз повторил опер, не убирая руку, и надавив ему ногой ниже пояса.
  Задержанный сжался. На глазах выступили слезы.
  -Что вы делаете? Больно ведь.
  -Больно? - прищурился опер. - Сейчас будет еще больнее.А потом, за твое наг  лое упрямство и нежелание помочь следствию, я отправлю тебя в камеру, где  таких, как ты, мигом опускают по всем швам. И в зону ты пойдешь уже меченным, прекрасно ведая о том, что тебя там ожидает. Может, это воскресит твою память о злостном покушении на жизнь изуродованного вами владельца москвича и похищенной по дороге девушки, ставшей очередной жертвой ваших изуверских наклонностей. Усек, животное?.. 
  Задержанный поник, опустив низко голову. Пошатнулось гордое упрямство.
  Стоявшие рядом опера с брезгливой усмешкой глядели на него.
  -А чего с ним церемониться?!
  -Может, через пару минут, представить уже ему такую возможность вкушения    прелестей бурной камерной инквизиции!
  Тот снова, подняв голову, затравленно глядел на них выпученными и походившими на медные гроши, глазами, с которых уже не каплями, а ручьем стекали слезы.
  -Прошу вас, не делайте этого. Не надо. Я вам все расскажу. Только поверьте, не хотел я глумиться над водилой и на подвоз не хотел его разводить. Фахро заразил. То же самое произошло и с девушкой. Я не хотел трогать ее. Просто Фахро побоялся. Хотя и старался не показывать этого перед девушкой. Милая она. Вежливая.
  -Мразь!.. - не сдержался Максим Уразов.
  -Где Фахро? - вновь спросил Машков.
  -Честное слово, не знаю. Свалил куда - то сразу же после сожжения тачки. Могу сказать только его домашний адрес, ну и остальные известные мне его данные.
  Машков вопросительно кивнул;
  -Говори!
  В это время к ним в кабинет вошел Виктор Жарахин, параллельно проводивший в своем допрос второго задержанного.
  -Ну что, супер - негодяй, паровозом катишь! Дружок - то твой трухлявым пнем оказался. Враз гнилью рассыпался, погрузив тебя со всем дерьмом в нее. Гаджи, говорит, ради прикола, идею с москвичом подкинул, ну и в остальном, говорит, авангардистом был. Ну и как, ур - родец!..
  И рассмеялся, скрестив хлопком ладони.
  С открытым сарказмом рассмеялся Виктор,с трудом удерживая негодующий кулак
 ****
  В некой глухомани, на расстоянии от областного центра,казавшейся на первый взгляд если уж не одним из неопознанных краев необъятной планеты, то, что - то вроде этого, в одной среднеазиатской семье подходила к концу длившаяся около трех суток свадьба. И тем невероятней казалось, что всего на расстоянии четырех - пяти километров от нее, оживленно процветал один из городских проспектов, названный именем известного национального писателя, с пышно - зелеными садами и цветочными клумбами, с остроконечными, вытянувшимися к просторным небесам тополями, с жилыми массивами строящихся по бокам микрорайонов, с разукрашенными витринами магазинов. Добраться до этой местности, казалось тоже не совсем просто. Неровная, проросшая мелкой колючкой земля,исчерченная прослойками падающей с гор жижи и мелкими арыками, вода из которых использовалась для орошения частных землевладений. Ранней весной, во время таяния горных снегов, воды из переполненных арыков затопляли едва ли не всю местности, образуя на глинистой почве непроходимое месиво грязи и скапливаясь в углублениях ведущей к соединяющей с городом дороге, колеи. Однако жители ее не унывали. И жили, с оптимистическим настроем, налаживая свой быт, своей крепко слаженной жизнью, все дальше и дальше застраивая территорию с благодатным, сверкающим голубовато - бирюзовым отливом, горным воздухом, неутомимым солнцем днем и ярко светящимися звездами ночью. А на этот раз и вовсе стояло сухое, жаркое лето. И изрядно поддатым на свадьбе гостям было совсем ни до весенне - осенних капризов природы с ливнями и проливными дождями, ни до всего прочего, отделяющего на незначительное время от бурлящего жизнью города.
   Давно покинули застолье молодые и уединились в отдельно отведенной для них комнате, куда обычно, независимо от их желания и, следуя национальному обычаю, по истечению первой брачной ночи, входило доверенное лицо из женщин старшего поколения, дабы воочию, по соответствующим следам на застлавшей постель простыне, убедиться в непорочности невесты, отсутствие которой привело бы к неописуемому конфликту между родственниками обеих сторон. И в особенности, если за девушку был отдан обговоренный сторонами калым, то есть денежный или приравненный к его эквиваленту выкуп. (В некоторых регионах республик Средней Азии до сих пор существует один из древнейших обрядов платить дань за невесту). Следовательно избранница джигита - жениха просто строго - настрого должна хранить свою девичью неприкосновенность до времени предстоящего замужества. Ну а если же этого по каким - либо причинам не удалось соблюсти, то все будет зависеть от того, насколько прочна их любовь.
  Следом за молодоженами, оставив самые благие пожелания в их жизни и
 искренне выраженные благодарности их родственникам, постепенно стали расходиться и остальные гости. И уже ближе к полуночи, в доме остались лишь самые близкие родственники молодоженов да трое неизвестных, нагловатых и Бог весть, кем приглашенных парней, которые без малейшего стеснения и внимания на устало суетившихся вокруг организаторов свадебного торжества, все еще продолжали сидеть за столом,поедая и допивая остатки праздничной роскоши.
  И только потом, через какое - то время, с красными и надменно улыбающимися лицами, нехотя поднялись из - за стола и направились к выходу, бойко шлепнув по пути по выдающемуся заду чернобровую девушку в ярко - оранжевом парчовом платье и в таком блестящем на голове платке, вокруг которого мелкими колечками мило свисали иссиня - черные волосы. Смугловатые щечки девушки вмиг вспыхнули под цвет ее наряду румянцем. Сверкнув обжигающими глазами, она быстро проскочила мимо них, а те, громко и вызывающе смеясь, двинулись к темным воротам, вскоре насовсем исчезая за пределами их.
  Гаснет один за другим свет в прорезанных железными переплетами окнах и над слившимися с темнотой горами ярко выступили неисчислимые звезды. Где - то у подножья их,озарено дымит костер и чистым ручейком перекатывается чей - то веселый и задорный смех.
  На краю озвученной свадебной мелодией улицы из мягкой полосы света проглянул какой - то недостроенный домик со светлым автомобилем у парадного крыльца.
  -Прокатимся! - дружно решили они, по - воровски блеснув глазами.
  И со свистом, кривляясь в такт будоражившей тишину музыке, подошли к машине, прильнули лбами к темному стеклу.
  -О... И водила здесь!
  Лежавший на сиденье мужчина мигом поднял голову на их голоса, и, открыв возле себя окно, увидел троих незнакомых парней.
  Один из них, длинноволосый и в темной, с закатанными по локоть рукавами рубашке, развязно улыбаясь, дыхнул перегаром в лицо.
  -Пахан, подбрось до дома, не обидим.
  Хозяин машины протяжно зевнул, протер кулаком глаз.
  -Со свадьбы, что ли?
  -Как видишь, - с прежней улыбкой сказал тот, протягивая ему в окно скомканную десятку. - Червонец до Набережной устроит, думаю? 
  Водитель молча кивнул и открыл им заблокированные двери. Длинноволосый сел рядом на пассажирское сиденье.
  -Вобще - то десятки в ночное время маловато, конечно, до Набережной, - проговорил он, поворачивая ключи зажигания. - Хотя бы еще с пятерочку.
  Длинноволосый нервно повел плечом.
  -Не жмоться, пахан. Обнулились начисто. Сам понимаешь, свадьба денег стоит.
  Подсевшие сзади громко расхохотались.
  -Ты, главное, водила, вези. А там на месте еще подкинем.
  Водитель согласно кивнул, выводя машину на петлявшую между низкорослыми деревцами колею и, преодолев ее, поехал по ровно чернеющей в ночи трассе, впереди которой, озаряя снизу небо, стояло зарево городских огней. Все это время в салоне не прекращался громкий говор, смех, отборный мат. Пассажиры оказались весьма шумными и неуравновешенными. И уже успели вызвать внутри водителя озабоченную тревогу и раскаяние в согласии на подвоз.
  Но вот уже вскоре, через какой - то небольшой промежуток времени, впереди во всю ширину развернулся утонувший в огнях знаменитый городской проспект, и вместе с этим, как по волшебному мановению, стала спадать и тревога, уступая место бодрому оптимизму.
  " Скоро с треском выкину их, даже добавки к деньгам не возьму." - подумал он, направляя машину дальше по улицам родного города к месту назначения.
  Проехав еще немного вперед, водитель притормозил машину на запрещающий знак светофора, и тут же сбоку получил удар по державшей руль руке.
  -Че встал, урод! - злобно бросил длинноволосый. - Давай сворачивай налево и дуй вперед, пока не упрешься жидовским носом в Чуйскую трассу!
  -Так же, по правилам, - пробовал было возразить водитель.
  -По правилам будешь ездить со своими отпрысками, если доведется, - раздался чей - то голос сзади, заставивший похолодеть водителя. - А сейчас, мы твои правила. И будешь строго следовать им, если не захочешь очутиться под колесами своей колымаги.
  С шевелением на голове волос, водитель уже хотел было подчиниться их приказу, но вдруг на какое - то мгновение, всего лишь на мгновение, в нем вместе с буйным протестом поднялась и мужская гордость.
  -Ну нет уж... В Чу я не поеду! Такого уговора изначально не было.
  В ответ мощный удар по лицу и взбурливший пеной рот длинноволосого коснулся виска.
  -Тебя сейчас же раздавить колесами?
  Водитель, сплюнув в окно окровавленную слюну, молча тронул машину с места и, доведя ее до первого на пути поворота,свернул по направлению к Чуйской трассе.
  И вновь сухим океаном тьмы поплыла навстречу ночь, поглощая собой последние огни темных и пустых закоулков и наваливаясь жуткой, несдвигаемой тяжестью на все вокруг.
  Совсем скоро машина пересекла городскую черту и поехала дальше, все больше и больше охватываясь движущейся темнотой. И уже там, где, кроме освещающих дорогу фар, не было ни единой полоски света, длинноволосый вновь дернул его за руку.
  -Тормози!
  Водитель похолодел вторично.
  -Зачем? - спросил он, медленно и нехотя останавливая машину и не смея поднять на него глаза.
  Но вместо ответа, горло тут же стянула накинутая сзади холодная и скользкая удавка, заставившая водителя судорожно схватиться за нее пальцами, хрипло выдавливая:
  -Реб - бя -та...
  В темноте злобно сверкнули глаза длинноволосого.
  -Догнал, ур - род, что мы в любой момент можем вздернуть тебя, как паршивую собаку?
 Но голова водителя уже уходила назад вниз, побелевшие зрачки расширились и из судорожно хватавшего воздух рта, показалась пена.
  По салону прокатился садистский смешок.
  -Фахро, ты не поплыл еще от его влаги?
  -Я его в землю вдавлю, - в ответ рассмеялся тот, показав знаком снять удавку.
  Удавка медленно расслабляясь, скатилась с шеи, освобождая приток крови к похолодевшим вискам.
  Водитель, приходя по - немногу в себя, потер рукой шею, провел ею по лицу, вытирая рот, и с унылой беззвучностью посмотрел в окно, отмечая привыкшими к темноте глазами протянувшуюся в зоне мглы Чуйскую трассу, матерь бесчисленных дорог, соединяющих со знаменитой среднеазиатской долиной с обильными, неубывающими джунглями природной конопли, в народе называемой "шайтан дерево" или "зеленое проклятие".
  Где - то в стороне от трассы, время от времени, темноту прорезывали какие - то оранжевые всполохи.
  "Далекие огни на ветру," - с той же унылостью пронеслось в мыслях, мгновенно заставив его вновь взглянуть на длинноволосого: с болью, с гневом и с затаенной ненавистью.
  Тот с нагло - торжествующей улыбкой глядел на него.
  -Вдавить колесами?
  -Куда ехать? - не отвечая и, опуская глаза на руль, спросил водитель.
  -Сарыбайское джайлау знаешь?
  Водитель кивнул:
  -На семнадцатой метки впереди трассы и вправо к горам?
  -Оно самое. Жми антилопу туда, пока не услышишь "стоп."
  Водитель, пряча тоску и, крепко стиснув зубы, вновь заводит машину и, подняв ее на трассу, уводит к въевшимся в ночь горам, где у подножия их, с призывом к буйной троице, смутной копной разместились несколько обтянутых войлоком, юрт сельских чабанов.
  -У первой с этого края остановишься, - при подъезде к ним, сказал длинноволосый, поворачиваясь лицом к своим дружкам. - Кто - нибудь из вас пулей к юрте и хоть живого, хоть пятками вперед, вытяните сюда идиота из стадной деградации.
  -Не вопрос, - тут же отозвался один из них и, выскочив из остановившейся в указанном месте машины, подошел к затянутому плотным пологом входу, трижды негромко присвистнул.
  Где - то неподалеку странноватым звуком откликнулась какая - то ночная птица, очевидно прятавшаяся в неровной черноте гор, над изломами которых проглядывали изменившие первоначальное положение звезды. За ней, из полуосвещенной фарами юрты, раздался долгий надрывной кашель. А и с минуту позже, с краю приподнятого полога, во весь рост показался высокий и бледнолицый молодой человек в запахнутом на поясе плюшевом халате, из - под полов которого проступали такие же бледные и сухие, как жерди, ноги. Перекинувшись несколькими словами с поджидавшим его парнем, они вместе подошли к машине, усаживаясь на заднем сидение.
  -Все чахнешь, Борзой? Никак, и кровью уже харкаешь? - вместо обычного приветствия, с издевкой в голосе встретил его длинноволосый.
  Хозяин юрты медленно пошевелил тонкими обескровленными губами, щелками глаз поводил по салону и только потом остановил взгляд на длинноволосом.
  -Если ты приехал справиться о моем здоровье, то спасибо. Если по - другому делу, говори о нем и вали к чертовой матери! 
  -Ладно, не взрывайся, - слащаво усмехнулся тот, приветственно хлопая его по плечу: - Салам!
  -Вот с этого и надо было начинать, - упрекнул хозяин юрты, в ответ тихо бросив: - Ва алейкум ас - салам. Зачем притащился средь ночи?
  -Должок можешь вернуть прямо сейчас?
  Бледное лицо хозяина юрты вспыхнуло нездоровым румянцем. Сухо блеснули щелочки - глаза. Не отводя их от длинноволосого, он вновь с мгновение пожевал ртом и, растянув его в улыбке,неопределенно покачал головой. Но вместо улыбки, получилась какая - то пугающая гримаса с трясущимися губами и длинными прокуренными зубами.
  -Какой должок, Фахро? Включи мозги, если они у тебя еще остались. Кто в отмазку за тебя, на дерьмо извелся перед Рашидом, когда ты, сорвав с него солидный куш, подсунул ему туфту, вместо реально обещанной "чернушки"? Не я?
  Длинноволосый с маской добродушия на лице глядел на него, давая выговориться и израсходовать час за часом покидающие его силы.
  -Хорош, Борзой, забыли! Рашид так Рашид Он свое еще получит, поскольку гвоздем сидит у меня в одном месте.
  Лоб и нос Борзого вмиг покрылись мелкой испариной, в груди прерывисто заклокотала и вновь вылилось долгим надрывным кашлем. На коротеньких ресницах показались слезы, расползлись по побагровевшему лицу.
  Фахро с брезгливостью глядел на него.
  Тот, откашлявшись, провел ладонями по лицу, вытирая рот и слезы, и, проведя ими по полам плюшевого халата, приоткрыл дверцу машины и густо сплюнул рядом в траву. Потом снова поводил глазками по салону и вновь устремил взгляд на длинноволосого.
  -Угрожать приехал? В таком случае, взгляни вон на ту малюсенькую горку, - взгляд в боковое окно выдрал из темноты замершую лысую громаду, привлекая к ней внимание длинноволосого, -  если хочешь быть преподнесенным туда на завтрак стервятникам!
  Длинноволосый, покачивая головой, снисходительно заулыбался над его лишенной всякой силы угрозой. Хотя тон, каким она была преподнесена, не мог не ударить его по стрункам гордого самолюбия, вызывая внутри звериный рык. Однако, не выказывая этого, он снова дружески похлопал его по плечу.
  -Да ладно, Борзой. Успокойся. Мы же друзья. И давай ближе к делу. Травка есть?    
  Рот хозяина юрты медленно сползал в бок.
  - Нет! - громко прищелкнув языком, издал он, вызывая вместе с удивленным возгласом досадный скрежет в оскале длинноволосого.               
  - Как нет?.. А мы с каким расчетом ехали?.. Уж точно, хотя бы на одну веточку из твоей солидной плантации.
  -Плантации, - кривя бескровные губы, горько усмехнулся тот.
  И с небывалой тоской в глазах, снова выдрав выползавшую из темноты ощетинившуюся смутными пробелами гору, в низине которой еще недавно величественно и стройно благоухало взращенное и выхоженное им, одурманивающее и без того скудные мозги, чудо древо, перешел к грустной истории его злодейского истребления (до единого корешка) руками собственной жены.
  -Вот тебе и травка! - сквозь кашель выдохнул он, вызывая в длинноволосом новый звериный рык.
  - За подобный зихер, я бы на твоем месте, лишил бы ее всей растительности на теле!   
  Хозяин юрты, укоризненно закивал:
  -Сначала обзаведись той, а потом петушись своими эмоциями.
  Нависла недолгая пауза, тем не менее, заставившая Борзого почувствовать их в своих руках:
  "А видать, и, вправду, крепко вас зажал Чуйский заслон, если в поисках дряни рыскаете по ночам, как голодные волки. Ну что же, вы того стоите! А я вас уж, поимею, уж, поглумлюсь над вами, заламывая цену!" Иначе, вернетесь в свои логова ни с чем!"
  -"Афганка" есть, - после мысленного злорадства, сказал он. - Только, чур, за бабки. Не моя, сами знаете. Попросил немного для поддержания живота.
  -Рашида опять, что ли? - недовольно спросил длинноволосый. - И здесь мутит... Наркодилер гребаный!
 Борзой молча посмотрел на него, раздувая ноздри и приложив к груди бледную ладонь. А после тихо бросил:
  -Тебе есть разница? А по поводу Рашида, я уже озвучил свое мнение. Разорву за брата!
  -Ну, ладно, ладно, не взрывайся опять, - засмеялся длинноволосый. - Совсем плохой стал в своем бараньем стаде, а, Нурлан? Кстати, где твой незаменимый волкодав? Небось, и его уже схавал?
  -Дурак, - улыбнулся Борзой. - Овчарок не хавают.
  -Знаю, - подмигнув своим дружкам, ответил тот. - Просто пошутил. Давай тащи свою "афганку".
  Глаза сидевших сзади оживленно заблестели.
  Борзой, сутулясь, вышел из машины.
  А длинноволосый, вмиг изменившись в лице, снова дернул за рукав беззвучно (лишь в душе стоял стон) и неподвижно сидевшего на своем месте водителя.
  -Гони бабки, водила! Все, что у тебя имеются!
  Водитель без вопросов наскреб ему все имеющиеся у него в карманах деньги и вместе с его скомканной десятирублевой купюрой, вручил ему.
  -Вот все, что было.
  Длинноволосый, пересчитав, положил деньги в свой карман и снова повернулся лицом к вошедшему в машину Борзому:
  -Как? Все в норме, Нурлан?
  Тот, не отвечая, достал из - под полы потного халата небольшой бумажный пакет и, развернув его, ткнулся носом.
  -О, мать ее!.. Убийственная!
  Трое нетерпеливо поморщились, глядя на пакет жадными глазами.
  -Не томи, Борзой! - не выдержал длинноволосый. -Забей! Папиросы есть?
  "Не терпится городским уродам втянуться чудодейственной травкой", - с высочайшим удовлетворением отметил пастух - чабан и будто заведомо игнорируя  своей медлительностью желание их, не спеша достал из кармана потного халата замызганную пачку "Беломора" и, вытянув из нее папиросу, так же неторопливо помял ее в пальцах, вновь вызывая затяжной вздох у троицы и нетерпеливый взрыв длинноволосого.
  -Борзой, скотина! Ты и с бабой в постели такой?..
  Тот без малейшего внимания на его слова, высыпал в замшелую ладонь табак из помятой в пальцах папиросы и, тщательно перемешав его со щепоткой измельченного темно - зеленого цвета порошка со специфическим запахом из бумажного пакета, с осторожностью, двумя задубелыми пальцами удлинил ее тонкий конец. Затем, с той же медлительностью и с периодическим постукиванием об эту же ладонь твердым ее концом для уплотнения массы, тонким концом вобрал  готовую смесь. Проделывал он это все аккуратно, неторопливо, зажав между зубами серый кончик языка и вызывая слюни на губах на него нетерпеливо глядевших. После чего, с такой же аккуратностью, вогнал внутрь края начиненной готовой смесью части папиросы, провел по всей ее длине двумя обмусоленными плевком пальцами и подкурил: с треском, с вонью, с наслаждением и, закатывая от удовольствия, маленькие глазки. И, наконец, сделав несколько коротких и прерывистых затяжек, передал папиросу дальше по кругу, исключая водителя, все это время безучастно и безотрывно глядевшего в окно машины. А так же из всех находившихся в ней, первым заметившего, как за ее окнами хотя и смутно, но все уже предрассветно обозначалось и выступало из тьмы: и земля, и небо, и ближние горы с мягко поднимающимся паром и одиноко расплющенные в ночи юрты.
  Скулы его по - прежнему стянуты, в глазах затаенная тоска.
  -Водила, пыхнешь? - развязанный голос длинноволосого пришелся очередным ударом.
  Водитель заставил себя через силу улыбнуться.
  -О нет, ребята. Не привычен. Да мне ведь еще и машину вести.
  -Как знаешь, - вскользь бросил тот, передавая жалкий обмусоленный огрызок ядовито - зеленого цвета снова в зубы Борзого, и, одновременно подбивая его за обещанный на вечер солидный куш на "небольшой подогрев" этим же травянистым зельем.
  Тот после недолгих ломок и колебаний, веря на слово, вручил ему сверток с принесенной анашой и, простившись до вечера, вышел из машины, направляясь в свое своеобразное жилище.
Длинноволосый, проводив его остекленевшими глазами, и, послав вдогонку ряд сквернословий, посмотрел на водителя.
  -Ну что, жид, очередь за тобой! Включай свою раздолбанку!
  Тот без слов снова включил двигатель, и машина, подпрыгивая на ухабах, и, цепляясь колесами за траву, выбралась из окрестностей горного пастбища и вновь понеслась по колеблющемуся предрассветными тенями шоссе, далеко впереди которого бледными полосками огней высвечивался город. Он делал неимоверные усилия, чтобы хотя бы на немного снять охватившую внутри дрожь, как раздавшийся голос сзади, вновь будто бы полоснул его по сердцу.
  -Фахро, слева в километре от дороги есть смешной аул, где можно запросто отовариться водярой. Пятнадцать "рэ" за пузырь в ночное время. Давай свернем.
  Длинноволосый заржал мерином.
  -Очнись, птаха. Скоро утро, и ставки должны быть приравненными к дневным.
  -А ты думаешь, я бабки собираюсь за нее давать? Не смеши людей!
  Однако так или иначе, водитель, вновь сникая нутром, по приказу, свернул машину в сторону от главной дороги и под дикий хохот обкуренной троицы, повел ее по иссохшей и вывороченной с боков колее к какому - то близлежащему к трассе аулу с двумя рядами несущихся навстречу саманок.
  -Вот здесь! - раздалось тем же голосом, привлекая внимания остальных на убогий с виду домик под низкой камышовой крышей и с такими же низенькими оконцами под ней. - Тормози, водила!
  И едва машина успела остановиться, как один из сидевших сзади, неторопливо выйдя из нее, важной походкой поплелся к окнам и, остановившись у одного из них, громко постучал, создавая звонкое дребезжание стекол.
  Вскоре изнутри послышалось легкое шевеление, и следом за ним, через отогнутый краешек простенькой тюлевой занавески, проглянуло заспанное, скуластое лицо молодой хозяйки.
  -Тащи водку! - приказным голосом сказал ей тот.
  Женщина испуганно всплеснула руками.
  -Ой... Так нет же водки. Еще с вечера закончилась.
  Затянутые красной пеленой глаза огненно сверкнули, будто поражая ее мгновенно осветившей молнией.
  -Найдешь... - грубый мат, - если не захочешь, чтобы я в пыль разнес твою развалюху! Н-ну!..
  -Откуда? - жалобно запричитала она, заламывая руки и пробуждая своим голосом спавших на застланном старенькой кошмой полу детишек.
  Те тут же со страхом рассыпались возле матери, глядя во все сонные глазки на грозного за окном дядю, который при виде их, ничуть не содрогаясь, схватил рукой валявшийся неподалеку от дома камень и запустил им в окно.
  Стекло со звоном разлетелось, раня и впиваясь в залившимися слезами сонные личики и вызывая дикий хохот из машины.
  -Да что же он делает? - не выдержал водитель с затаенной болью наблюдая за происходящим. - Остановите его! Детишки же...
  Но тут же мгновенный удар кулаком по переносице, вызвал из глаз сноп разлетевшихся искр.
  А потом снова все смолкло. Кроме привычного шума движущихся по сухо поблескивающему асфальту колес и бегущего навстречу ветра.
  Еще немного пути, и в салоне машины новым смрадным облаком нависает дым в очередной раз начиненной  "дьявольской травой" и бродившей по кругу папиросы, и трубный, полный ненависти голос сидевшего рядом, острием пронзает напряженный слух.
  -Давай вправо и вниз!
  -Зачем? - одеревеневшим языком спрашивает водитель. - Там ведь прорезанный оврагом пустырь и ничего живого.
  В ответ очередной удар кулаком в висок, и машина, едва не потеряв управление, скатилась с дороги вниз, уползая дальше по неровностям к зиявшему впереди оврагу. С его краю, будто отделяясь от земли, зловеще чернела старая, заброшенная мельница, когда - то в свое время, принадлежавшая некому местному богатею - кровопийце, чье имя так и осталось в народе за только что покинутым джайлау вместе с Борзым и его неотъемным стадом. А едва успев подъехать к ней и остановиться, как оголтелая троица, выскочив из машины, выволокла оттуда и водителя и кровавым зверьем накинулась на него. С первого же там удара рвано рассеклась губа и зашатались передние зубы, вскоре выпавшие в окровавленных сгустках.
  -Ребята... - с новой нечеловеческой болью взмылось в взбудораженном криками воздухе и замерло под ударами яростно заработавших ног.               
  А совсем скоро, скорчившееся от побоев тело, подобно мячу, гулко перекатывалось по вывороченной тяжелыми изломами земле, пока его в полусогнутом положении не приставили к капоту. И только потом, всего окровавленного и растерзанного, закинули в багажный отсек своей же машины. 
  -Дорогой избавимся, - решил вслух длинноволосый, занимая место за рулем и с новым остервенением выводя и гоня машину на знаменитой трассе, с пробуждением внутри изредка встречающихся водителей скрытые навыки каскадерского мастерства.
  -Моргала раскрой... Куда ломишься! Не мешки с навозом везешь! - пробовал было по - своему вразумить его сидевший рядом парень с непомерно длинным носом.
  Рот длинноволосого прорезало подобие улыбки.
  -Алил, а что если последнее соответствует истине?
  -Убью!.. - выругался тот, посылая озабоченный взгляд на развалившегося сзади приятеля. - Гаджи, который час?
  Тот, не меняя позы и в туповатой улыбке, медленно раздвинув отяжелевшие веки, послал его по самому популярному русскому адресу и вновь погрузился в   сонм иллюзорных видений. И не было ему никакого дела ни до разыгравшихся рядом страстей, ни до отливающей утренними светотенями дороги с обмытой росой  зеленью с боков, ни до въевшегося в слух гула бешено гонимой по ней машины, ни до всего прочего, пока ровное шоссе, плавно не перегибаясь, вместе с движущейся машиной не скатилось вниз, к одной из городских окраин, где спугнутое звуком воронье, с громким баритонным клекотом не взмыло вверх, роняя перья и поднимая в нем приступы неудержимого смеха:
  -Фахро, осторожнее! Сейчас Алил порвет тебя за разгон своих сородичей!
  Оскорбленный Алил повернулся к нему лицом.
  -Я сейчас хлебальник порву тебе, урод!
  Выраженная угроза не возымела силу.               
  Гаджиев ржал конем над птичьим сходством одного из дружков, и не сразу заметил, как машина, проехав ряд все еще безлюдных и беззвучных городских кварталов, очутилась на Технической улице, где внезапно рванулась вверх дверца багажника, и что - то тяжело грохнулось об асфальт.
  -Водила!.. - ударяя по тормозам, отборно выругался длинноволосый. - Гаджи, хватить ржать! Бегом закрой крышку!
  Тяжеловесный туман наркотического опьянения не воспрепятствовал Гаджиеву в одно мгновение выйти из машины и, закрыв крышку багажника, сесть вновь.
  После чего, машина вновь дико сорвавшись с места, понеслась в сторону находившихся неподалеку микрорайонов.
  Вскоре между стиснутыми в ряд тополями показалась худенькая, стройненькая девушка в светлом платье и с волнисто рассыпанными по спине волосами.
  Плечо длинноволосого нервно задергалось.
  -Цепляйте! - криком дикого животного выкрикнул он, гоня за ней машину. - За все сейчас мне заплатит!
  И едва машина с ней поравнялась, как пулей выскочившие из нее Гаджиев и Гасанов, схватив девушку, с силой поволокли ее к машине, закидывая на заднее сиденье.
  На этом задержанный смолк, переводя дыхание и вытирая  руками красное, потное лицо. После чего, с виноватой покорностью в глазах посмотрел на дымившего у края стола сигаретой Александра Машкова и находившихся рядом оперативников.
  -Дальше! - металлическим голосом подхлестнул опер. - Что было дальше?
  Задержанный замялся, снова напрягая силу и волю.
  -Дальше вы знаете. Только не хотел я трогать девушку. От нее исходил такой позитив, что даже взглядом было стыдно обидеть ее. Адрес дала, в гости звала.
  Суровое лицо капитана посуровело дважды.
  -Я тебе сейчас устрою шикарный гостевой прием! - сказал, будто плетью вытянул.
  Задержанный, тяжело вздохнув, снова провел руками по лицу и поднял на него помутненные влагой глаза. А в них страх, мольба и отчаяние вместе с жалким проблеском какой - то надежды. А рядом, со стороны на них, тоже глаза. Строгие, ничего не упускающие и полные холодного презрения. Ему страшно встречаться с ними. И он, глядя мимо их, снова перешел к своему жуткому повествованию, подробно и в хронологической последовательности излагая о дальнейших преступных подвигах всей криминальной троицы и вызывая внутри оперов омерзение к каждому.
  Занятый за своим рабочим столом протоколированием данного процессуального дознания, Алеша Красовский на мгновение поднялся с места, подходя к окну и открывая его вторую створку. Повеявшая ночная свежесть несколько облегчила стесненное в груди дыхание, позволяя глазам устремиться туда, откуда всего доступней виднелся затененный густыми деревьями поселок с неисчислимым сверканием далеких звезд и огней на земле.
  "Мрази! - с тоской и с отвращением всколыхнуло в груди. - И кто только вас наплодил!.."
  И следом за этим, будто все снова померкло, помутнело в подступившей к горлу тошноте, и он поспешно вышел из кабинета.
  Даже не мало уже повидавшему за время работы в уголовном розыске молодому оперу, стало не по себе от чистосердечных показаний задержанного.
  -Кто такой Рашид? - проводив Алешу взглядом, вновь спросил Александр Машков. - И назови данные Борзого.
  Гаджиев медленно поднял на него глаза.
  -Скажу одно, что Рашид знакомый Фахро. С недавних пор между ними какие - то непонятные терки относительно добытой в районе Киргизских гор "чернухи". В тот же вечер, после нашего второго визита к Борзому, Рашида нашли мертвым неподалеку от своего дома. Если верить слухам, он был убит. Кто это сделал, мне не знать. Борзой или Нурлан Атабаев его названный брат. Два дня тому назад его не стало. Кровь горлом пошла, спасти не смогли. Я рассказал вам все. Говорить мне уже больше не о чем, если немного не дополнить от себя. Тачку спалили за то, что было рисково на ней кататься дальше и в ней было много крови.
  И он говорил правду. Раз за разом, со склоненной или поднятой головой, глядя или не глядя на оперов рядом и, испытывая неотвратимую злобу, на себя и на своих буйных дружков. Рассказывал усталым и монотонным голосом, отвечая на вопросы следователей о касающихся дела событиях, о которых так хотелось скорее забыть.