Степан Михайлов. соловьиный сад. 1846

Утихает природа, жару выдыхая,
наступившая ночь коротка и темна,
и почти не колеблется ветка сухая,
непременно сухая для песни нужна.

Тут названья не надо писать на табличке:
меж бушующих майских кустов бирючин
соловей драгоценной старинной поклички
к перелету кукушки подводит почин.

В эти миги легко повредиться в рассудке
только вслушаться душу свою приспособь
в эти пульканья, пленканья, лешевы дудки,
водопойную россыпь и громкую дробь.

И певцы голосисты, и листья росисты,
и внимающий пению числит в уме
стукотню и желну, оттолочки и свисты,
чуть не сорок колен различая во тьме.

Шелестит бирючина, и запах неистов.
Темен Тускари влагой наполненный лог.
И налажен умело для лучших солистов
у Степана Михалыча верный силок.

...Жаль, что это мечта: век отпущенный прожит,
вся судьба умещается в несколько слов:
нынче больше до Курска доехать не может
на Бутырках живущий старик-птицелов.

Соловьи – утешение дней стариковых,
и певца, у которого трель хороша,
никому не продаст и за двести целковых,
хоть бывает – неделю сидит без гроша.

Так вот он и живет, повинусь закону:
то, что радует слух – безразлично для глаз.
Так знаток лишь мгновенье глядит на икону,
узнавая манеру, письмо и левкас.

Тут все то же: он ведатель тайного знака,
не обманет его ни один продавец,
для него никогда не поют одинако
ярославский, и тульский и курский певец.

...Чище пламя души и природа понятней,
если ждешь, затаивши дыханье во тьме,
и единою кажется мир соловьятней,
что слилась воедино в любой уреме.

Только песня звенит, затихая в просторе,
только кроткие звезды сверкают с высот,
те, которыми выстлан, как темный киворий,
упоительный курский ночной небосвод.

И, от мысли о смерти легко отвлекая,
эта песнь никому не пророчит беду.
и, как кем-то отмечено, песня такая
будет вечно звенеть в соловьином саду.