Глава 21. Белая горячка

 

Выпускной день газеты всегда напоминает аврал. Вечно кто-то что-то не дописал, вечно кто-то сдает в печать материал по размеру больше или меньше заказанного объема, вечно нет нужной фотографии, или в ней герой стоит то, оскалив зубы, то сложив их в дудку. И нужно быстро все доделывать, переделывать. Короче, одни нервы.
Хотя, если с другой стороны посмотреть на всю эту чехарду, все нормально. Газета это товар. Если хочешь, чтобы он был свежим, то оперативно в него должна закладываться не позавчерашняя, а сегодняшняя, в крайнем случае, вчерашняя информация.  Пусть она даже прозвучала по радио или прошла по телевидению, или была в интернете, все равно она должна быть преподнесена так, чтобы читатель что-то получил от нее и читал ее, не отрываясь. Это - стиль «Красного знамени», а, вернее, ее редактора Ивана Викторовича Семакова. И, благодаря этому, эта газета в киосках и магазинах не залеживается. «Красное знамя» разбирают в течение часа.
Сделав последнюю чистку своего материала, и, передав его верстальщику, Синцов начал вычитывать пришедшую информацию по происшествиям, присланную из городского управления МВД.
Нет, всю он, конечно, не даст, места для нее Марина Степановна оставила немного, всего полторы тысячи знаков, поэтому он вдумчиво, вычитывая ее, только на некоторых абзацах делал отметку.
«Джип «Гранд-Чироки» на перекрестке пересечения улиц Мира и Республиканской врезался в автобус, выехав на красный свет светофора. Водитель джипа был пьян. Пострадали три человека, ехавшие с ним».
Синцов перед этой информацией поставил галочку.
«Девушка, работавшая охранником, похитила из кошелька своей напарницы по смене сорок тысяч рублей».
Перед этой информацией Николай поставил вопрос. В крайнем случае, можно напечатать и ее.
Следующее сообщение, над которым поставил птичку, было таким: «Шестидесятилетняя жительница предоставила в пенсионный фонд поддельные авиабилеты и получила по ним компенсацию проезда к месту отдыха и обратно свыше сорока трех тысяч рублей. Работники фонда подлог выяснили, женщина вернула деньги».
И над этим сообщением Синцов поставил галочку: «В аптеке на улице Гоголя д.7, женщина пожелала расплатиться пятитысячной купюрой, в ходе беседы, ей удалось ловко отвлечь внимание провизора, забрать свою купюру назад, еще и получить с нее сдачу. Вечером также попытался поступить и мужчина, но люди, стоявшие в очереди, это заметили и сказали провизору».
В принципе нужное количество информации, которая будет опубликована под рубрикой «Происшествия», собрано, можно было и отложить стопку оставшихся листов в сторону и заняться перепечаткой отмеченных происшествий. Но привлек внимание восклицательный знак у одного из абзацев, который Синцов еще не читал, и строчка «В печать» с росписью редактора.
«На дачном участке «Березовая роща» по вине жильца А.К. ночью сгорел дачный домик, в котором погибли сам хозяин и его гость, работник газеты Н.С.»
Николай тут же по телефону набрал номер редактора газеты.
- Иван Викторович, это Синцов. Готовлю информацию по происшествиям. Вы хотите поставить в номер информацию по дачному участку «Березовой рощи». Так, я и Киреев остались живы. Нас в этот момент там не было, когда горел домик.
- Коля, нужно было не опаздывать на совещание.
- Так, я же уже извинился за это перед вами. Проспал.
- Ладно, просто забыл тебе сказать, прокуратура просила поставить именно эту информацию. И еще, позвони по этому поводу старшему следователю э-э, сейчас, сейчас. А, нашел, записывай, Коратунов Ефим Сергеевич, номер…
С этим человеком Николай не был знаком. Позвонил. Судя по голосу, абонент Коратунов был полным и пожилым человеком, говорил с ним с одышкой, заедая слова.
- Вы, значитца, сегодня и завтра не пользуйтесь своим рабочим телефоном и своим сотовым, вообще. Отключите их полностью. Жене, там, детям, сообщите, что телефон у вас украли. Да, да, пусть думают, что телефон украли.
- А с чем это связано? – поинтересовался удивленный Синцов.
- Я, молодой человек, еще не закончил, не перебивайте меня! – поставил ударение на последнем слоге следователь. – Значитца, дальше слушайте. Сегодня и завтра дома, чтобы не появлялись. Мне говорил ваш знакомый Дятлов. Вы его знаете?
- Его зовут Федор Викторович, - ответил Николай.
- Так вот, у него сегодня останетесь с семьей. Переговорите с ним по телефону. Прошу соблюдать все мои требования.
- А причина этому какая? – не понял Синцов.
- Дятлов вам все и расскажет. Так что, прошу вас еще раз, не подведите нас. С работы уходите прямо сейчас с аварийного выхода. ваш редактор пообещал, что за вами сегодня и завтра будет закреплена редакционная машина. И если, что нужно, позвоните вашей соседке Жужговой Ирине Радиковне.
- Я ее не знаю.
- Она живет под вами. Она - наш сотрудник. Все, что попросите, она сделает. вашей жене она сейчас об этом тоже говорит. Так что, запишите телефон Жужговой…
- Ефим Сергеевич, вы думаете…
- Закончите вопрос, - потребовал абонент.
- Ну, это я том хотел вас спросить, что кто-то из тех, кого я знаю, хотел убить меня?
- Это всего лишь версия, Николай Иванович. И, не забывайте, мы, когда идет расследование, сами задаем вопросы, а не вы нам. Значитца, этого прошу не забывать. И еще раз, прошу вас поступить так, как мы просим, а то виновные не будут найдены.
- Да, да, извините за лишние вопросы, - сказал Синцов, слушая в трубке короткие гудки.
Николай выпил холодный кофе, оставшийся в чашке, и сжал кулаки, пытаясь подавить нервную тряску в руках.
Раздался звонок. Взяв со стола сотовый телефон, и, увидев на экране фамилию Дятлова, ответил. Тот говорил то же самое, что и его коллега Коратунов Ефим Сергеевич. Обговорили, куда ему привезти после уроков дочку, потом – вечером жену с работы.
- Федор Викторович, мне как-то неудобно вас обременять.
- Глупости, наконец-то, моя мечта сбудется - в шахматы с вами сыграть. ваш редактор говорит, что вы даже ему не проигрываете.
- Семаков? Нет, обманывает, - улыбнулся Синцов, - у него первый разряд по шахматам, а у меня третий дворовый. Пару раз мне просто повезло, выиграл.
- Вот и хорошо, если согласны. Квартира у меня большая, трехкомнатная, жена уехала в Тюмень к дочке с внуком, так что я временный холостяк. И буду признателен, если твоя женушка в моей квартире хоть какой-то порядок наведет.
- А дочку можно завтра в школу отправлять?
- Так, каникулы с завтрашнего дня у школьников. Забыли, Николай Иванович? Вот, что значит, ваша жена дочкой занимается, а не ее папа.
- Да, да, - согласился Синцов. – А можно я тогда завтра с ней в зоопарк схожу.
- Пока только об этом своей дочке не говорите. Она же может и без вас туда сходить?
- Так ей же нужно вернуться не в свой дом, может потеряться.
- Ой, Николай Иванович, а зоопарк то у меня, буквально, за окном. Так, что не волнуйтесь.
Через несколько минут после разговора с Дятловым в кабинет Синцова заглянул редактор газеты.
- Ну, что, Николай Иванович, все закончил?
- Да, да, - встал из-за стола Синцов.
- Вот и хорошо. Значит так, ты сегодня и завтра в отгуле. Нет, нет, даже не так, а ты в командировке. Согласен?
- Так лучше, - пожал руку Семакову Николай.
- Так, что моя машина и сегодня, и завтра с тобой. Водитель предупрежден.
- Так, я могу и на своей ездить, - попытался воспротивиться Синцов.
- Я понял, что ты не совсем понял создавшуюся ситуацию, - смотря исподлобья на своего заместителя, Семаков продолжил, – а пишешь детективные истории.
- А, да, да, согласен, - поднял руки вверх Синцов. – Тогда до послезавтра, Иван Викторович.
- Давай.
Сбегая по лестнице, Николай по инерции чуть не ответил абоненту, звонившему ему. Да вовремя убрал палец.
«Мадам Вертилова. Неужели до вас, Вера Сергеевна, уже дошла весть о моей гибели? Откуда, интересно? Из других газет? И что? Зачем же  ты мне тогда звонишь?»
Николай остановился, посмотрел, что телефон уже здорово подсажен. Предупреждает его о десяти процентах оставшейся энергии.
«Ну, что же, это выход из положения. А пока нужно взять другую сим-карту для общения с дочерью, женой и водителем, - решил он. – Только у кого она есть, если домой запрещено ехать. Может, у редактора?»

- 2 –

«Лада Ларгус» оказалась не только симпатичной, по сравнению с его «шестеркой», но и достаточно удобной машиной. Николай расположился на заднем сиденье вместе с дочерью. Русские песни восьмидесятых-девяностых годов, звучащие из усилителя, располагали к размышлению и покою. День задался солнечным, на улице около десяти градусов, тепло. Жена, сидевшая впереди, обернулась к ним:
- Коля, а в школьные годы я в Звягино была много раз, - начала рассказывать Светлана, - там моя подружка жила. Мы с ней познакомились в пионерском лагере. И, вот , с пятого класса дружили.
- Хочешь заглянуть к ней? – поинтересовался Синцов.
- Да, я не против. А вы с Киреевым будете долго разговаривать?
- Даже не знаю. Мне нужно кое о чем рассказать ему. По телефону не стал. Его друг умер.
- А-а, - опустила глаза Светлана.
Дом, в котором временно жил Киреев, был старой постройки, хрущевских времен или ранних брежневских. Кирпичный, с маленькими балкончиками, на которых даже не постоишь, такие узкие.
Зайдя в подъезд, Николай постучал в дверь под цифрой один. Открыл сам Киреев и, пожав гостю руку, пропустил его в квартиру.
- Я здесь за старшего, проходи в кухню, кашу вкусную сделал, ячневую с луком жаренным и кукурузным маслицем сдобрил. Пробовал такое? – спросил дед.
- Конечно, - улыбнулся Синцов, проходя в небольшую кухоньку. – Александр Васильевич, тогда жену отпущу на полчаса. Она там хотела заехать к своей старой подружке.
- Не против, если так. А то, может, и ее угостим кашей. У меня есть для нее хорошее вино. Ну, через полчаса, так, через полчаса. Усаживайся.
- А ваш товарищ? Ну, у которого вы живете? Где он?
- Какой? А-а, нет, нет, Николай Иванович, никакого у меня товарища и нет здесь, и не было. Это я так тебе сказал, чтобы лишних вопросов не задавал. Эта хибара мне от родителей осталась. Присаживайся, присаживайся, - и, смахнув полотенцем с табуретки хлебные крошки, пододвинул ее ближе к Синцову.
- А Вертилов об этой квартире знает?
- А причем здесь он? – удивился Киреев.
- А мало ли что. Вы же думаете, что он ваш дачный дом запалил?
- Что верно, то верно, - присел рядом с Николаем Киреев. – Так, квартира эта ко мне пришла, когда уже несколько лет я на пенсии был. Родители мои были долгожителями.
- И вам того же желаю.
- Спасибо.
- Так, какие мысли у тебя, Николай Иванович? выкладывай, зачем приехал. Ну, ну, если дружить будем, то, я не против этого. Столяров, правда, мужик ревнивый. Он, как баба, к своему другу никого и близко не подпустит. Вот так.
- Вы знаете, что Столяров умер? – с выдохом спросил Синцов.
- Как? – Киреев посмотрел пристально на Николая. – Правда, что ли? Когда ж это Макс на тот свет засобирался? – и голос у него задрожал.
- В ту ночь, когда пожар был у вас на даче, Александр Васильевич.
- Долго ты меня мучил, Макс – повернулся лицом к окну Киреев, словно увидел там дух этого человека. - Долго. А сам первый ушел туда, не дождался, чтобы я первым туда пошел. Сына видно твой, Максим, за тобой соскучился, позвал тебя к себе, - Киреев опустил глаза на стол.
Николай внимательно смотрел на его лицо. У Киреева глаза заблестели от слез. Глотнув слюну, дед ударил руками по своим коленям.
- Ну, что Николай Иванович, нужно помянуть человека. Там, в зале, стенка. В центре, на полке, на которой телевизор стоит, под ней тумбочка. Возьми в ней бутылку зеленую из-под шампанского. Она справа на нижней полке стоит, там малиновое вино, с прошлого года осталось. Вкусное! Давай, неси его, помянем Макса. Царствие ему небесное! – и перекрестился.
- Да, да, - Синцов, зашел в комнату, осмотрелся.
Мебель не такая старая в ней стоит. На стенах светлые обои, потолок в лепке, на полу ламинат, что невольно удивило Николая. Выходит, не так уж и беден Киреев, как прикидывается. Да и стенка новая, из пяти шкафов. Два шифоньера и сервант в центре заполненный книгами, вместо столовых сервизов, что не менее удивило Синцова. И телевизор современный. Дверь в другую комнату немножко приоткрыта, там спальня, по центру у окна широкая постель, слева широкий шкаф, напротив него комод с зеркалом на стене.
- Нашел бутылку-то? – голос Александра Васильевича привел Синцова в себя. Он открыл тумбочку под сервантом и заглянул в нее.
- А, да, да, - быстро подбежав к стенке, Николай открыл в стенке тумбу и, заглянув туда, чуть не присвистнул, рассматривая разные коньячные бутылки, с ромом, с ликерами, и только в правом углу лежало друг на друге несколько бутылок из под шампанского. Взял верхнюю и стал читать, этикетку тетрадную, приклеенную к большой заводской этикетке, на которой было написано: сливянка – малиновка.
- А-а, так и знал, зачитался, - похлопал по плечу Синцова Киреев. - Ладно, поставь ее на место.
- Александр Васильевич, вы его сами приготовили? – держа бутылку в руке, спросил Николай.
- Да, - поджал губы Киреев, взял ее из рук Синцова и, рассматривая бутылку, стал поглаживать пальцами пробку, залитую сургучом. – Еще в горбачевские времена научился. И из малины делал, и из шиповника, и из смородины. Из белой особенно вкусна. Ну, значица, бери ее, попробуешь.
Сбив ножом над раковиной сургуч с пробки, Киреев обтер ее полотенцем и подал Синцову.
- Ножом подцепи ее, пробка пластмассовая, поддастся легко, - посоветовал Киреев.
Вытащив пробку, Николай налил вина в свою чашку и поднес ее к носу. Аромат, напоминающий немного запах малины, смешанный с кисловатым духом уксуса, приятно защекотал в ноздрях,. И как знаком ему этот запах.
- Давай помянем Макса, - голос Киреева стал твердым.
Николай глянул в чашку Александра Васильевича, там чай.
- А вы не хотите вина? – спросил он у Киреева.
- Так, оно малиновое, в жар бросит, а у меня сердце уже не то, Николай Иванович. Значитца, сам пей. А я уже и чай без сахара пью. Сердце!
- Да, да, - Николай пригубил вино. По вкусу, сладко-кислое. Сделал глоток побольше, второй, обтер языком губы и поставил чашку на стол.
- Ну, вот и хорошо. Как вино?
- Необычное вино, - признался Николай. - Такого еще не пробовал, и хмельное, однако.
Еще раз глянул Синцов на бутылку, и что-то зацепило его память. Вроде такую бутылку он где-то уже видел. Да, да, где-то видел. И по вкусу вино знакомое ему, где-то пробовал такое и совсем недавно. Хм. Где же?
- Ну, что сидишь, кашу-то попробуешь? – смотрит на него Киреев.
- А, давайте. Как выпью, всегда кушать хочется.
- Ну, и хорошо, - Киреев налил полную чашку вина и пододвинул ее Синцову. – Давай еще раз помянем Максима. А я все-таки, ну, что ты на меня смотришь? выпивай, поминай человека.
- Извините, - и, сделав большой глоток вина, Николай поставил чайную чашку на стол.
- Надо допить до дна-а, - с растяжкой на последнем слоге, промолвил Александр Васильевич.
- Да, да, сейчас, вы что-то хотели сказать, а я перебил вас, - мотнул головой опьяневший Синцов. – Словно спирта выпил, крепкое.
- Так, оно со сливянкой смешанное, потому и крепкое, - улыбается Николаю Киреев.
- Понял, - уперев в ладонь свой лоб, поставил локоть на стол Синцов.
- Давай, давай, пей. Ну, что ты, совсем охмелел, что ли? Николай? Ты же взрослый мужик!
- Да, да. Вы, может, мне каши дадите, а то я совсем уже того, голову на шее удержать не могу, – посмотрел в глаза Киреева Николай.
- А-а, сейчас, сейчас, Николай Иванович. А ты допивай вино, а то совсем прокиснет же, - Киреев подвинул ближе к Синцову наполненную чашку с вином.
- Да, да, - сделав большой глоток вина Синцов. – Вкусное!
Киреев тут же снова наполнил чашку Николая вином.
«Ох, и крепкое оно у вас! - тяжело глотнув слюну, подумал Синцов. – Я уже и пить-то не могу его, что-то сердце совсем у меня запрыгало в груди».
Но Киреев и слушать не хочет Синцова, пододвинул ему поближе чашку с вином, и снова чуть ли не заставляет его выпить.
- Да, извините меня, Александр Васильевич, - вздохнул Николай. – Что-то совсем худо мне стало.
- Да, глупости все это. Сделай еще глоточек, опьянел немножко, а сливянка она такая пакостная, совсем пакостная, и голову мутит, и сердце гонит. А то скоро твоя жинка приедет, а мне, значитца, еще этого не хватало. Итак ты много знаешь уже, а выспишься и забудешься, и мне спокойно, а то Вертилову скажешь, или Кораблеву. А они, сволочи, только и хотят со мною расплатиться. Так получается, как будто я перед ними в чем-то виноват.
Оттолкнув от себя чашку с вином, Николай попытался встать на ноги:
- Не буду, Алексанр васдильвич.
- О-о, вот этого я и ждал от тебя, Николай Иванович. Давай еще глоточек сделаем, и к Максу собираться пора. А то, чего лишнего начнешь говорить, А тут молодец, путаешься уже. Ну, что смотришь, выпей, выпей еще малость…
- Так, умер он, - оттолкнул от себя руку Киреева с чашкой с вином Николай. – И Кораблева увезли.
- Куда ж это увезли Кораблева? – вскочил перед Синцовым удивленный Киреев.
- В детдом! – поднял палец Синцов и поводил им перед лицом Киреева.
- Да, ты что-то заговариваешься, Николай Иванович.
- Да! – ударил по столу Синцов.
- Может, в психбольницу?
- Не-ет, - снова стукнул по столу кулаком Николай. – В дом стариков.
- А-а, вот оно как. И когда ж это?
- Вчера! – снова стукнул по столу Синцов.
- А кто там теперь живет в его квартире-то?
- Дед Пихто, - попытался снова ударить по столу кулаком Синцов, но не получилось, промазал.
- Тогда кефирчика тебе нужно выпить, в срочном порядке, - спохватился старик, и вытащил из холодильника большую пластмассовую молочную бутылку. Наполнив кефиром другую чашку, с силой стал вливать в плюющийся рот Синцова эту кислую жидкость, приговаривая, – давай, давай, а то отравишься да помрешь. Пей, пей кефирчику, Николай Иванович, а то к Максиму Максимовичу прямиком у тебя дорога будет сейчас. А мне еще этого не хватало - отравителем быть. Пей кефирчику.

- 3 –

Николай открыл глаза. В комнате сумрачно, но, несмотря на это, хорошо просматриваются очертания мебели. Тумбочка с ночником около его подушки, ближе к двери комнаты комод. Все, как у них в квартире. Неужели он уже дома спит? Блин, как неудобно перед Дятловым, обещал же ему, что два дня проведет у него. Стыдуха.
Морщась от боли в висках, Николай перевернулся на другой бок. Рядом спит Светка. Да она самая, не Вертилова же это. Блин, какие глупости иногда в голову лезут.
- Отвернись от меня, алкоголик. Фу, как от тебя противно воняет! – громко сказала жена.
«Действительно, фу-у, я дома», - подумал Николай и лег на спину.
- Как стыдно было мне вчера перед людьми из-за тебя, перед вашим водителем.
- А что? Не понял.
- Не понял он! Вернулась за тобой, а ты надравшийся на скамейке около дома сидишь, двум пожилым женщинам какую-то галиматью несешь про Преисподнюю, что там послеземной суд будет душам убийц, воров.
- Правда, что ли?
- Ой, ты бы себя видел со стороны, профессор кислых щей.
- Что, я такой пьяный был?
- В стельку. Не знаю, как ты еще сидел на той скамейке. Еле, еле тебя с водителем мы затащили в машину. А ты все тем бабкам о Дьяволе, который накажет всех косвенных и некосвенных убийц, предателей, воров…
- Даже такие умные слова говорил? Подумать только. Вот, стыдуха.
- Что вы там со своим пенсионером пили? От тебя так несло. Я же тебе сколько раз говорила, даже не пробуй самогона, это же отрава!
- Нет, нет, я не тем подтравился, Светтка.
- Вот и ты мне о том же. Что какой-то Приреев тебя отравил сливянкой смешанной с малиновым вином.
- Не Приреев, а Киреев, - поправил жену Николай.
- Все вырывался из машины и хотел ему морду набить.
- И что, вылез?
- Еле угомонила тебя. Хорошо, аптека была рядом, я заставила тебя выпить аспирин.
- Спасибо.
- Спасибо. Весь в кефире был испачкан.
- Это он меня им спасал. Я с первого стакана его самодельного вина опьянел у него. Говорил, что эта его настойка еще в горбачевские времена сделана.
- Да, мне, какая разница, что это было, Коля. Ну, так разве можно себя при людях вести, а? Ты же заместитель редактора, а так себя вел.
- Не говори мне больше об этом! – огрызнулся Николай и отвернулся от жены на правый бок.
- Так, другие скажут. Во все горло такой крик поднял в машине, мол, нужно к какому-то столяру ехать. Его тоже видно также, как и тебя отравили. Приехали куда-то, ты там у дома увидел кульки мусорные и рядом с ними бутылку из под шампанского и давай тут же звонить Дятлову и кричать ему в трубку, что знаешь, кто такой убийца. Бутылка из-под шампанского с сургучом, как у Притеева.
- Киреева! – морщась, поправил жену Николай. - И что, он приехал?
- Да, нет. Какой-то старик вышел со двора того дома, а ты и сдулся. Начал креститься, пятиться в кусты и упал. Еле тебя вытащили мы с водителем. А дед тебе что-то говорит. А ты на него полоумными глазами смотришь и крестишься. А он мне говорит, чтобы я быстрее тебя увозила оттуда и спать уложила.
- Стыдуха. Что, он действительно живой?
- Я ж тебе говорю, Коля, тебе пить нельзя, у тебя сразу же какие-то галики начинают происходить, белки в глазах. Хоть, ты и не каждый день напиваешься, но со стороны, такое впечатление создается, что ты - натуральный алкоголик.
- Света! - перебил жену Синцов. – А разве такое может быть, чтоб с одной чашки, грамм ста вина крыша может поехать?
- Крыша у него поехала. Все может быть, смотря, какая гадость там налита. Можно и от капли той же кислоты отравиться.
- Может, он ее действительно для этого и смешивает. Ну, настойку сливянки с малиновым вином смешал, может, еще туда чего-то добавляет, не знаю. Ну, я тебе честное слово говорю, Света, выпил, ну, всего-то грамм пятьдесят, может, сто, и тут же опьянел до такой степени, словно спирта грамм двести выпил залпом.
- Дурак!
- Ты права, - лег на левый бок Николай. - Перед Дятловым так неудобно.
- Так знаешь, какую ты ему галиматью потом говорил? Боже упаси! Ты же ему все ту же историю, как бабкам со Звягино про Преисподнюю все уши прожужжал. Что Столяров или Столяр оттуда вернулся, чтобы наказать Прищепкина твоего, убившего на заводе его сына.
- Не Прищепкина, а Киреева.
- Да, мне, хоть, Иванова, хоть, Сидорова, хоть, кого. Ну, Коленька, тебе нужно к врачу обратиться. Тебе и капли спиртного в рот брать нельзя. Давай спи, завтра пятница, то есть, уже сегодня пятница. Через полтора часа, нет, через два с половиной часа подъем – тебе на работу, а мне тоже на смену.
«Дурак, вот дурак! Неужели и вправду у меня была белая горячка? Столяров с того света вернулся, Киреев - убийца. Дед доброй души и убийца! Нет, пить нельзя, права жена, даже капли спиртного нельзя пригубливать, - сжимая подушку, думал Синцов.  – Не хватало еще белой горячкой заболеть».
- Света, а там, правда, был Столяров? – повернулся к жене Николай.
- Коля, тебя, что еще не отпустило?
- Извини, - отвернулся Синцов. – Глупости разные в голову лезут.
- Может, в отпуск пойдешь? – положила ему на голову свою ладонь жена. - Давай, пойди на больничный, Коля. Тебе нужно отдохнуть. Прав твой Дятлов, не каждый выдерживает такого напряжения в их работе. Коля, я прошу тебя, милый, не лезь больше с ними в эти дела. Легче же взять, в конце концов, интервью и написать его, чем лезть под бандитские пули, ножи, Коля.
- Ты права, Света, - прошептал Синцов. – Нужно отдохнуть.