Таёжное танго

В леспромхозовском посёлке прошёл слух, что на одном из дальних  участков  за Кемчугом  был обнаружен труп. Сторож, что нёс свою вахту  в лесосеке на  стоянке с леспромхозовской техникой, по осени решил пробежаться с ружьишком на рябчиков.   День выдался пасмурный, и мужик закружился на вырубах. Начало темнеть,  когда  охотник наткнулся на небольшую речушку  и решил  скоротать ночь на берегу, а уж утром, по свету,  искать дорогу домой.  Начал собирать палки для костра, взял одну,  другую, потянулся за третьей, а то  оказалась  не палка, а женская нога в голубом носке. Хоть и не робкого десятка был мужик, а не по себе стало. Ушёл подальше от того места,  развёл костёр и просидел до утра так и не сомкнув глаз.
   И лишь первые лучи солнца показались из-за деревьев, как охотник, определив нужное направление, заспешил на стоянку.
                Сдав дежурство и  вернувшись в посёлок,  сторож поспешил сообщить в милицию о страшной находке, но на опознание не поехали:  никто в округе не терялся,  заявлений   о пропаже не писал, никто никого  не искал. Нет трупа - нет проблем!
                Как всегда в таких случаях бывает,   дотошный народ взялся строить свои догадки:  кто бы это мог быть. Кто-то вспомнил, что по весне пропала Рая -  пьянчужка  с железнодорожной станции.  Ошпарив кипятком руку,  она отправилась в поселковую больницу на автобусе. Вышла  на остановке возле Дома культуры, и всё - больше её никогда и никто не видел.  В больницу она не приходила.  Потерялась Рая  в мае,  никто её  особо не искал, кому дело до безродной  пьяницы, пропала и пропала.
                Теперь доморощенные следователи вспомнили, что жила она с сыном своего бывшего сожителя, тоже алкоголиком. Самого сожителя забрала к себе дочь, боясь, что тот сопьётся в этой компании окончательно. Она очень любила  и жалела отца, ведь  это он вырастил  их троих детей, когда мать бросила семью  и ушла к другому мужчине.
           Дальше разговоров расследование не пошло, наступила зима, которая скрыла все следы, и загадка с неизвестной осталась неразгаданной.
Слухи о страшной находке  леспромхозовского сторожа  года через  четыре  дошли и до меня,  породив кучу мыслей. На дворе стояло бабье лето. Когда-то в такую же чудесную  осеннюю пору я познакомилась с Раей. Впрочем, всё по порядку.
                В конце сентября  после нескольких часов ходьбы мы, наконец,  подошли к месту, где когда-то жила большая деревня Давыдово. Всего шестьдесят  лет жизни отведено  было  ей историей.  Тракт столыпинских времён, что тянулся    от Козульки до Пировска,  делал по ней поворот в 90 градусов. Теперь  дорога была  заброшена  людьми, а всё население деревень схлынуло к новой  железной  ветке   -  Ачинск-Лесосибирск. О тракте напоминали  лишь придорожные кюветы, да заросли огромных деревьев, которые   местами смыкались, образуя тёмную аллею среди заросших молодым березняком полей.
Обойдя  могилы предков, мы решили  пройти по бывшим деревенским улицам и заночевать в охотничьей избушке земляка, чтобы   набраться сил для возвращения назад.
Перед нами расстилалась  огромная  поляна, которая одним краем  была наклонена  к речке. Здесь и жила когда-то своей жизнью деревня. Слева, у края поляны,  шумел красивый бор - старое кладбище,  поросшее  большими кедрами.  А вокруг поляны плотной стеной росли большие ели и пихты.  Наша походная группа:  я, сын десятиклассник,  шестидесятилетние  дядя с  тётей – двигалась к речке Никишанке.  О  расположении улиц напоминали только высокие тополя,  некогда  посаженные  у своего дома  деревенским фельдшером,  да заросли крапивы на местах  усадеб. Побродив  по бывшей  усадьбе  деда, мы прошли до конца нижней улицы  и повернули назад. Дядя с тётёй вспоминали  людей,  где кто жил,  события минувших лет.  За разговором незаметно подошли к берегу  небольшой речки. Всё так же, как когда-то, шумела вода на перекате,  подмывала  высокий  левый берег,  намывала песок на правом, только русло, как заметил дядя,  Никишанка  поменяла.  Окружающая природа жила своей жизнью,   никто не нарушал  её порядка.
Дядя  вёл нас вниз по речному берегу.  Он  не знал точно, где искать избушку охотника,  и просто двигался по интуиции. Давно остался позади Евсеев хутор – окраина деревни, а мы всё шли вдоль берега, поросшего  пихтами и ёлками, вдыхая  аромат хвойного леса. Наконец, за перекатом  наш ведущий указал на маленькую избушку в тени большой ели. Если бы не его зоркий и внимательный глаз охотника,  не  увидеть бы ни за что  нам  этой избёнки -  хозяин надёжно спрятал её от посторонних глаз  в ельнике.
                По поваленному дереву, служившему мостком, наша компания  перебралась  на другой берег.
Нам  навстречу   спешили мужчина и женщина.  По одежде  их можно  было принять за грибников.  Невысокий,  коренастый мужчина  довольно приятного   вида пригласил нас в свою избушку -  куда ж ему было деваться от непрошеных гостей-земляков!
Оставив свои рюкзаки  в жилье, мы вышли на улицу, к столу, сооружённому на  высоком пне. Погода была чудесной  -  последняя волна бабьего лета накрыла окрестности своим тёплым крылом.  Легко дышалось  воздухом, напоённым за лето кислородом и ароматом хвойных деревьев и трав.
Хозяин сказал несколько слов женщине, и она захлопотала у костра, готовя нам ужин.  Невысокого роста,   под стать своему сожителю, в рабочих брюках и куртке,  она гармонично вписывалась в таёжную  картину.  Ничем непримечательное лицо,  по которому можно было дать ей  лет  пятьдесят,  но улыбалась женщина приятно.
                Мы вывернули свои рюкзаки, и получился приличный стол. Дядя достал бутылку «Старки», но хозяин от спиртного  наотрез отказался, объяснив, что они употребляют спиртное только  как растирку от простуды. 
- Пусть будет растиркой, не нести же её назад!- ответил мой родственник и передал бутылку хозяину.
Очень долго сидели  в тот вечер у костра. Сентябрьское небо тысячами звёзд подмигивало нам, окружающий мир казался таинственным и загадочным. От небольшого ветерка ель качала своими огромными лапами.   Костёр выбрасывал  в небо  искры,  отвоёвывая  небольшое пространство  у тёмного бархата ночи. А рядом шумел перекат, плеск воды   успокаивал, уносил всё суетное, рождал в душе умиротворение.   О скольких  человеческих судьбах могла бы поведать эта река, если б  умела говорить! Вот уже и людей не осталось на её берегах, а она течёт  и течёт в Вечность!
         Даже мне, деревенской женщине, не измученной городским грохотом, на  таёжном берегу  было так уютно и хорошо, что хотелось, чтобы эта ночь не кончалось. С души словно упала какая-то короста, стало светло и радостно, как бывает только в детстве, когда ты открываешь мир, видишь его широко открытыми радостными глазами и удивляешься чуду, которое тебя окружает.
                Мои спутники  и хозяин лесного жилья вспоминали  родную деревню, земляков, а мы с сыном, заворожённые ночной красотой, слушали, да изредка подкидывали в костёр  хворост.
           Но требовалось  отдохнуть перед завтрашним походом, и   далеко за полночь  все отправились на ночлег. В центре маленькой избёнки  стояла железная печка, обложенная камнями, маленький столик  у стены напротив двери, а по краям вдоль стен  - два лежака. Вот на эти два лежака и взгромоздились шесть человек.  Хозяин задул свечку, пространство  жилья погрузилось во тьму. Места  хоть и хватило, но спать почти не пришлось, слишком было тесно и жарко. У нас  с хозяином завязался разговор -  для меня он был человеком новым, интересным.
По  неторопливому уверенному  голосу  можно было понять, что говорящий многое передумал  и пережил, что у него сложилась своя  шкала ценностей, свой взгляд на мир.
      - Когда я остался после измены жены один с тремя детьми, чтобы не сойти с ума и не спиться, уехал работать на золотые прииски на север. За детьми мама моя присматривала.  Деньги получал  хорошие, и северный стаж мне шёл. А вот с  женщинами у меня как-то не складывалось серьёзных отношений, и я потом уже просто махнул на себя рукой – значит, не судьба! Свободное время проводил на охоте и рыбалке. Лес да река все душевные болячки лучше любого доктора лечат!
           Время шло, дети выросли, семьи завели, а я, благодаря северному стажу,  на пенсию рано вышёл. И потянуло меня на родину со страшной силой. Спать не мог, ночами всё мысленно ходил по тем местам, где прошли мои лучшие годы.  После долгих колебаний нашёл выход:  продал  в городе своё жильё, купил  на таёжной станции  однокомнатную квартиру.  До деревни моей  теперь было близко. Всего-то тридцать километров с небольшим!  Это ж почти рядом! 
            Всю зиму готовился к осуществлению  своей мечты,  продумал всё до мелочей, и  как только схлынули вешние воды, отправился  в родные места.  Надеялся, что  в деревне уцелел хоть один дом. Но мечты мои не оправдались:  ни одного  не сохранилось, пожёг дома какой-то идиот, чтоб ему пусто было!  Ночевал у костра.  Кое-как срубил  и поставил первую  малюсенькую избушку между двух  бывших улиц, но потом понял, что место  выбрал не очень удобное.
Первый свой рыбно-охотничий сезон провёл один. А потом  с Раей познакомился, понял, что без спутницы трудно. Она тогда такой запойной была, жуть!  А руки- золотые, всё у неё ладилось. Я это заметил, когда она мне квартиру белила.  Предложил ей жить вместе, но только отказаться от спиртного. Я перед ней условие поставил – завязываем полностью  с алкоголем и забываем о том,  что он существует. Срываешься – уходишь от меня навсегда. Рая согласилась, пьяная жизнь ей и самой осточертела.
               Следующей зимой готовились к походу  уже вдвоём, готовились к жизни на природе, вернее,   к уходу от цивилизации. Она  вязала носки, ремонтировала одежду,  сушила сухари, а я  ладил разные снасти для рыбалки и охоты.  Дождались весны и вперёд!  Раз в месяц приходили на станцию, чтобы получить пенсию,  запастись продуктами  и захватить необходимые хозяйственные  мелочи.
Ещё зимой решили мы  огородик посадить,  в бывших огородах почва хорошая.  Весной вскопали, сколько смогли, и посадили, что хотели.   Года три выращивали  овощи на одном месте, потом переместились ближе к речке и начали возделывать другой участок:  на старом почва обеднела, да и вода была далеко.
Каждый день у нас был заполнен насущными делами и времени на думы о спиртном не оставалось. А если они и возникали, то слишком далеко и небезопасно  было идти за ним.
           Мужчина рассказывал о своей спутнице  так, как будто её и не было с нами. Я ещё вечером заметила, что она говорит только тогда, когда он позволит. В остальное время  женщина больше молчала, хотя чувствовалось, что соскучилась по общению.  Начинала говорить, но под строгим взглядом мужчины замолкала, перебирала  что-то на столе или уходила вроде по делам в избушку.
 Гораздо позже я поняла,  почему так происходило, почему именно эту женщину   он выбрал в спутницы таёжной жизни. На станции, как  и по всей России, женское население имело численный перевес, хватало одиноких  порядочных  женщин, а  эту,  за её непутёвый образ  жизни,  в посёлке презрительно   называли  Помоечной.  Но выбор пал  на неё!  Выбери  женщину с высокими запросами - надо самому подтягиваться до её  уровня,  соответствовать ей, подстраиваться, в чём-то уступать. Человеку с жёстким характером это не под силу.  В ситуации с Раей  всё было  иначе.  Он чувствовал своё превосходство,   знал о слабости  характера пьющей женщины, надеялся её переделать.     Рая  будет благодарна ему, не изменит - зная её прошлое, кто на неё посмотрит, кому такая нужна!?
         Эта падшая женщина без всяких на то усилий, создавала ему иллюзию своей   внутренней силы,  завышала ему самооценку. Ведь после побега жены с его земляком, он боялся женщин, боялся быть отвергнутым. И хотя  не признавался в этом себе и прикрывал эту боязнь всякими отговорками, но неуверенность  шла с ним по жизни подспудно, параллельно его мечтам и фантазиям о любви и жизни с женщиной. В ситуации с Раей он был  сразу на высоте и рисовал картину жизни только своей кистью. Выбранную женщину в расчёт не брал. Она была для него глиной, из которой он пытался вылепить  спутницу,  удобную для него во всех отношениях. Какая бы другая,  кроме  такой непутёвой, смогла  быть с ним рядом?  Какая женщина  в пору своего бабьего лета могла  бы бросить всё и пойти жить на 7 месяцев в лес?!  А у Раи не было  высоких запросов,  не было жизненного багажа из детей и  внуков, забот о хлебе насущном.  Она жила одним днём. Всё своё было при  ней. Она, загнанная в угол всеми обстоятельствами своей  непутёвой  жизни, вынуждена была смириться с ситуацией, зацепившись, как утопающий за последнюю соломинку, за жизнь полурабыни, полуспутницы, годной только соответствовать мечтам хозяина о жизни  вообще и в тайге в частности.
     -У Раи часто болит голова, я объясняю ей это тем, что организм перестраивается на новый режим, не получая алкоголя, надо просто перетерпеть - удержаться от соблазна в лесу  куда легче, чем в посёлке.
В темноте звучал  уверенный  голос  рассказчика, и  мне вдруг стали понятны заискивающие взгляды женщины во время ужина, когда она смотрела на своего таёжника.
         - Живём так уже шесть  лет. Избушку  новую построили. Я сначала дом хотел, но потом понял, что такую стройку мне не вытянуть без техники,  а вот баньку ещё срублю. Поздней осенью договариваюсь с трактористом, загружаем овощи, рыбу, мясо, грибы,  ягоды и едем  зимовать  на станцию в благоустроенную квартиру. Теперь и сын у меня живёт.  Сегодня он ушёл  - надо кое-что найти для будущей баньки в заброшенной соседней деревне. Решил и его от пьянки избавить, а то ж ведь семью потерял и  работу. А здесь  и на спиртное его не тянет. Всё ему интересно, всю округу  километров на двадцать  в радиусе изучил. Зимой тоже держимся – летняя  природотерапия   помогает.
Понимаешь, для меня это дело чести – избавить женщину и сына от алкогольной зависимости. С собой мне не трудно справиться, я сильный!
Все уже  давно спали, а мы продолжали разговор. К утру  стало прохладней,  и сон, наконец, сморил и меня.
На рассвете дядя разбудил нас – пора собираться в дорогу, путь предстоял долгий.  Утро встретило приятной и бодрящей прохладой. В лесу свистели рябчики,  сойки, любопытная белка замерла  на мгновенье на высокой ели, сновали бурундуки. Обычное таёжное утро.  Умывшись речной водой на весело журчащем перекате, напившись чая, мы распрощались с обитателями лесной избушки и отправились домой.
Погода начинала меняться. Ветер кружил сухую листву, мчал её перед собой,  то затихал на какое-то время,  как будто  прятался в кронах деревьев, то в неистовом порыве гнул их к земле, срывал последние листья,  словно танцевал с природой  страстный танец любви  -  танго бабьего лета.
                Наступила зима, бывая  иногда на станции, я забегала при случае к новым знакомым. В чистенькой квартирке хозяин плёл сети,  Рая пряла или вязала, а сын валялся с книжкой на матрасе, что лежал на полу. Молотил своё телевизор. Хозяин говорил о новых планах на лето. Но с каждым годом его планы утрачивали оптимизм – всё труднее  становилось совершать  походы с навьюченными рюкзаками так далеко.  Возраст брал своё. И однажды они уже никуда не пошли весной. И тогда навалилась такая тоска на таёжника,  так заболела душа, что хоть в петлю головой. В благоустроенной квартире не нужно было суетиться,  как в лесу,  устраивая свой быт. На улице тоже ни животных, ни огорода не было. Давно известно, что комфорт отнимает у человека способность напрягаться физически и отнимает душевные силы.   Таёжник понял, что всё, что он мог сделать,  уже сделал.  Всё лучшее осталось в прошлом. И у него пропал интерес к жизни.  Только в лесу было ему хорошо, только там его душа успокаивалась и жила в унисон с природой. Сил  держаться самому уже не было, с Раей ему было скучно, поговорить и то не о чем. Сын целыми днями валялся с книжкой или смотрел телевизор, работать он никогда не стремился.   И главный вдохновитель трезвой жизни сорвался первым. Никто и не пытался ему противостоять. Пить хотелось всем! Выпили первую бутылку,  а потом, как говорят, слетели с катушек, и пошло, и поехало,  да так круто, словно  сорвались с  цепи, которая сдерживала их все эти трезвые годы. Загулы кончались, когда не было денег  и негде было занять,  перед пенсией. Рая приводила квартирку в  относительный  порядок,  мужчины смотрели телевизор или читали, а потом опять всё повторялось. Соседи уже не рады были гудящему притону, где собирались все, независимо от возраста и времени – было бы что выпить!
Так закончилась  эта история. Главного режиссёра этой   то ли мелодрамы, то ли трагедии,  увезла  с собой дочь.
          И остались  без поводыря  два бесхарактерных безвольных человека.  Образ жизни уже не меняли. Иногда в пьяном угаре Рая начинала плакать о том времени, когда их спасала тайга. Она же пошла за мужчиной, надеясь в душе, что сложится у них жизнь, он – сильный, он  поможет выкарабкаться из этого пьяного омута. Не было ей счастья в пору  беспутной молодости, так хоть в зрелые годы  оно улыбнётся ей.  Вспоминала, как гордо поглядывала она тогда на женщин-одиночек, радуясь, что выбрали  её, а не их. Надеялась доказать всем,  и в первую очередь себе, что всё у них, битых жизнью, но ещё нестарых,  сложится.   Бывает же и  осенью  бабье лето! А ведь было, всё равно было у неё короткое бабье лето!
         Находка сторожа  на берегу таёжной речки заставила многое переворошить в моей памяти.
Была ли это Рая – не знаю. Если она, то что-то, наверное, было  уже не в ладу  у неё  с головой, если занесло её  далеко за  большую реку Кемчуг,  в таёжную глушь. А может она пыталась найти дорогу  туда, где в борьбе со своим беспощадным недугом прожила несколько лет  трезвой  жизни?  Счастливой ли – не знаю. Но там ей,  безвольной,  не надо было решать что-то за себя, там мужчина продумывал  за неё все ходы.  Он вёл, а она была рядом, как в танце, щека к щеке, принимая все движения партнёра как свои…
Последнее танго!