Сцены из жизни людишек и государя Ивана Грозного

Царские палаты. Москва, 1547 год, январь. Царь Иоанн Четвёртый, Анастасия Захарьина- Юрьева, митрополит Макарий, бояре.

Царь Иван:   - Как долог путь земной, и ты со мной
             Пройти его должна, Анастасия.
             Повенчан царствием митрополитом
             Макарием. Объявлен я царём
             Всея Руси Великим Государем.
             Святых заступников просили и бояре,
             Сановники, первосвятитель, двор.
             И я, с печатью милости от бога,
             Молебен слушая в храме Успения,
             Намеренье жениться изъявил.
             Митрополит усердие внушил
             И от сомнений прошлого избавил.
             Я любопытным счастье открываю,
             Великой тайны пелена спадёт.
             На трон царя с царицей призовёт.
             Моею будь женой, моей отрадой,
             Заступницей в дни лихолетья.
             И, бог даст, матерью детей.
             Захарьины известны всякой знати.
             Но выбор пал средь многих на тебя.
             И ликом светлая, повадкою чиста.
             А голос весел, словно струи родника.
             Нет, мне иных не стоит примечати.
             Анастасия, только ты душе мила.
             Я, царь Иван, желал бы на тебе,
             Моя горлица, жениться. Анастасия,
             Ты Руси царица. Что скажешь?
             Потупила очи. Скромна, о лада,
             Если ты захочешь, какою мерою
             Добра отсыпать благо для тебя?
             Быть может, ты иной судьбы желаешь?
             И эта доля не твоя? А я стою здесь,
             Распинаюсь. А ты давно уже всё
             Знаешь. И за меня решенье приняла.
             Хотя, быть может, я и ошибаюсь?
             Ответь мне, ты согласна?
Анастасия:   - Да. В душе и в помыслах с тобою
             Мы едины, Великий Князь Всея Руси.
             Твоей женой согласно быть желаю.
             Жду милости сановного двора.
             И если всё случится, то царицей
             На троне, рядом с батюшкой-царём
             По воле божией вдвоём мы Русью
             Станем править. О счастии таком,
             Сказать по правде, и не мечтала.
             Но судьба решала, там, на верху,
             На Небе полном звёзд Господь
             Вдруг указал перстом на род наш.
             Захарьины повенчаны с царём.
             Захарьины повенчаны на царство.
             Я ничего иного помышлять не смею,
             Как только радоваться тому часу,
             Когда соединимся мы вдвоём
             По милости Всевышнего Творца
             Законным и счастливым браком.
Царь Иван:   - Благословенье оное вручает
             Отец небесный. Он и примечает.
             А дальше именем моим сановный двор
             Препон чинить не смеет. Обещаю.
             Я царь Иван Четвёртый на правах
             Правителя Всея Руси сей час же объявляю
             Анастасию Романовну Захарьину-Юрьеву
             Женой, царицей, род их возвышаю.
             Отныне, присно и вовеки добротой
             Своею ты должна ответить на все
             Призывы свыше. И быть покорной,
             Как и подобает женою русского царя.
             Пойдём же лада и провозгласим
             Решение по обоюдному согласью.
             Мы, царь Иван Четвёртый и Анастасия
             Отныне и до гробовой доски, вовек
             Вдвоём соединились, чтобы Русью
             Править, нам выпала благая честь.
        (Из половины царя молодые выходят в залу).
Митрополит:  - Я вижу радость на лице двоих.
             И слов не нужно. Всё понятно и без них.
             Сбылось знамение для Государя.
             Главу покорно преклоняя, благие вести
             Ожидая, на бога втайне уповая,
             Предвосхищением томим, сей час
             В покорности застыл и ждёт ответа
             Сановный двор и молодая чета.
                (Обращается к боярам).
             Наш Иоанн воистину велик. Он венчан
             Шапкою, бармами, цепью на царство.
             Я, митрополит Всея Руси, торжественно
             Меж вами объявляю благой вердикт.
             Венчанье с юною девицей Анастасией
             Царя Иоанна состоится без промедленья.
                (Молодым).
             В феврале дщерь славная боярина Захарьина
             Войдёт в покои царского двора. И возлежит
             На ложе с государем, как полноправная жена.
             Готова ль ты предстать, Анастасия, супругой
             Иоанна? Нам царицей. Сей шаг сурьёзен и
             Необратим. Он по любви иль робостью навеян?
             Приятен будущий супруг? Готова ль в полной
             Мере испить с ним чашу горя и добра? Жизнь
             Долгая. Порука – бог на Небе. Мы – дети. И
             Ступаем по Земле. Ты мироносица, наместница
             Царя. И мать его детей, бог даст, Анастасия.
                (Анастасия бледнеет).
             Я вижу знак любви в очах. Ты нам кивнула.
                (Обращается к боярам).
             Посему, решенье принятое думой в законную
             Вступило силу. Обратно хода нет ему. Дня
             Третьего венчанье состоится. На благо люда
             И Всея Руси Царь Иоанн с младой женой
             Анастасией взойдёт на трон. Помолимся, бояре,
             Пусть будет славен он. Пусть будет сей союз
             Опорой и надёжей царства. Россия велика.
             Нам нечего бояться. И потакать врагам.
             (Бояре шумят, выражая радость, кто-то плачет). 

Иноки Шуйский и Книгочей. 16 век. Монастырь.

Сцена 1

- А почему не с нами, брат?
- Следил?
- Нет. Мимо проходил.
  А тут свеча горит.
  И портит внешний вид.
 - Расскажешь, надо полагать?
 - Конечно. Для чего мне врать?
Ты рыщешь там без позволенья,
Где есть зерно, увы, прозренья.
Мне ж прочее, заметь, дано:
Люблю, мой брат, я пить вино.
И девушек, конечно, тоже.
Надеюсь, в этом мы похожи?
Зачинщик в ссорах многих я.
Зато всё просто у меня.
Одену рясу. Буду лгать.
Крестить и мрачно отпевать.
И так, до самого конца
Вращаться будет жизнь моя.
А в книгах есть духовный ад.
Зачем они? Забудь их, брат.
Как неугодные к прочтенью,
Брось в топку все, без сожаленья.
Вот мой совет. Последуй, брат.
И буду я душевно рад.
Здесь сгинешь ты во цвете лет,
Исполнив пагубный обет.
Ну, поворачивай назад!
Пошли кутить! Дай руку, брат!
- Прочь, шут гороховый!
Смущать себя я не позволю.
И посему я занят для тебя.
- Как скажешь. Я ушёл тогда.
- Прощай! Надеюсь, навсегда.
Забудь сюда дорогу.
- Ужели? Этакой вот финт! 
Ты в самом деле?
- Ей же, богу!
- Вчера ещё друг друга мы
   Любезно братьями назвали.
   И руки, помнишь, пожимали?
   А что сегодня для тебя,
   Не та взошла уже Луна?
   Иль звёзды отвернули лик?
   Иль ты забыл законы братства?
   - Я просто перестал бояться.
   - Вот даже как! Давно? Кого?
   Меня? Ха-ха! Чудно.
   Иль ты лукавишь, иль дурак.
   Я не пойму, увы, никак.
   - Не веришь в чистоту порыва?
   А помыслы… Зачем тебе?
   Ты спишь и видишь поле сечи
   Подпруги, ноги на коне.
   Флаг в руки вам. Я не в фаворе.
   Придумать эдакий бедлам
   Возможно только в разговоре
   Напыщенных хлыщей.
   - Ты хам! Вестимо, Барсов,
   В нашем споре не верю я твоим словам.
   Прослыть послушником престрогим
   И угодить в почёт? Сезам
   Откройся и впусти при жизни!
   Да, в сече я готов отдаться.
   Чтоб дрочуном  здесь не казаться.
   - Послушай, Шуйский! Ты не сносен!
   И лучше будет: удались.
   Избавь меня от сей персоны, которую
   Назвал дрочоной.
   - О, ты, святоша, херувим
   Без крыльев. Даже пахнешь мёдом.
   Ах, сладкий, сладкий, что за дым
   Чуть вьётся над церковным сводом?
   Пройдусь и сладостью упьюсь.
   В окошко гляну: дрожь во членах,
   То инок, ах, кому сказать?
   В церковных стенах. Все дремлют,
   Он же на часах. Какая мука!
   Читать изволит фолиант. А кто порука?
   Игумен паки  разрешил?
Иль кто иной приворожил?
В библиотеке свиткам место.
На полке нижней. В самый раз.
- Какой несносный негодяй
Язык тебе такой приклеил?
- А может чёрт? Не в бровь,
А в глаз. И я ещё не так сумею.
Монашек вымолил опять
Из заточенья книжек кучу.
Он нас ещё тут всех научит,
Как можно стены прогибать.
Или скрижалями ворочать,
Чтобы без рук они смогли
Построиться, а Небо затмевая,
Летали б сами корабли!
От Христиана и до Ярослава,
От Палеологов до псковичей
Хранится в свитках дух царей.
Пусть так. Покойтеся же с миром.
Нет, этот инок-книгочей
Тревожит прах, и ум смущает.
О, если бы, размежив веки,
Пройдя сквозь сито многих лет,
Заговорили, стойно человеки!
Легендам не было б числа!
Их тати. Но преданней меня
Им было б не сыскати.
А ты вкушаешь истину отсюда,
Где пыль, да грязь. И сырость Севера
С чумой. Как я ещё вожусь с тобой?
   Пропахнешь скоро, аки мышь.
   Иль от чахотки вмиг сгоришь.
   - Да что ты мне тут говоришь!
   - Про книги, про чуму, холеру и
   Прочие признанья веры. Про то,
   Что знать мы не должны. Ты, Барсов,
   Так меня не понял. Так зол я нонче
На тебя, что донести готов.
- Не зря я чувствовал в себе пределы.
И вот нашёл начало рок. Будь проклят
Этот человек, сующий нос, куда попало.
Вдвоём нам быти не пристало.
Уйди, прескверный.
- Абы, нет. Ещё побуду тут маненько.
Поговорю. Обиды боль сам заглуши.
 - Мир зол. Из праха возник в нём
 Первородный грех.
 - И человек возник из праха.
 И что же, друже, враг навек?
 - Прости, я зря погорячился.
 Забудь мои слова, мой брат.
 Я их беру назад.
 - Как знать, что может быть
Утехой, когда влеком один,
А в тайной келии сидит помеха.
 - Ты высказаться хочешь, брат.
Не уходи. Побудь. Я рад,
Что ты мне доверяешь.
- Ах, Барсов! Точно бриллианты
Вкушает подлинники он.
Моей персоной недоволен.
Один прельстился. И чудный
Мир, как в янтаре ему открылся.
Игумен ропщет надо мной.
Я жду расправы. А ты для всех
Почти святой. О, боже, правый.
- Избавь меня. Ведь вянут уши.
Твой мир построен из песка.
Малейший дождь его разрушит.
И праздность – злая мишура.
Она ни инокам, ни богу негодна.
Игумен прав, доверься братству,
Пройди свой путь здесь до конца.
- О, рай! Нам стоит разобраться,
Чего бояться.
- Ты всё упорствуешь. Зачем?
Приняв позёрства боевую позу.
И я тут только лишь затем,
Чтоб больше знать, вверяясь богу.
- «Почили в бозе. - Сколько раз
Нам говорили. - Родные ваши»,
Чтобы мы послушны были.
Нас приучили с колыбели
Старушки, няни, побирушки,
Что бог един. Бог правый.
Дарует свет прозренья он,
Лучами славы сопровождает
Дени и Ночь, покой не знает.
Кто праведник, ворота в рай
Пётр открывает. Кто согрешил,
Того, увы, ад ожидает. Сидит
И смотрит с трона бог. Всё
Подмечает. И мы боялись с
Малых лет тот мир нарушить.
А нас пугали всё сильней,               
 Вселяя в души, как Гад ползучий               
 Подстерёг в саду Эдема, чтоб               
 Выращенный древом плод вкусила               
 Ева. Адам последовал за ней.               
 Их наказали. Изгнали с райских               
 Кущ сюда и привязали заботами               
 К земле, воде, солёной пище.               
 И Ева зачала дитя в такой грязище.               
 - В чём соль предтечи?               
 - И Книга Бытия, и Библия –               
 Священные писания. Кто               
 Их творил – благоволило               
 Мироздание. Природа – колыбель,               
 Принявшая людей. Ничтожны               
 Жалкие создания. И жизнь               
 Их греховодна, коротка.               
 И смерть ужасна, и темна.               
 - Напротив. На миру красна.               
 - Я вижу руку палача, терзающего               
 Жертву. И кровь, что льётся из ведра               
 Тому, кто заплатил. Кого мошна               
 Туга, тот ждёт, припрятав               
 Намеренья. Но мы-то знаем цену.               
 - И? Так какова она?               
 - Я тайны не открою.               
 - Стало быть, её и нету. А страх               
 Предшествует предмету.               
 Поэтому и в горниях Небесных               
 Не людям пребывать – богам.               
 - Пусть ангелы и серафимы судят.               
 Но сколько б не боялись мы,               
 Расплата будет.               
 - Глаголешь, мне и не унять.               
 - То здесь, то там возникну вдруг,               
 Тебя смущая. О, Барсов, я               
 Известный плут, из негодяев,               
 Из подлецов подлец, я змий,               
 К тебе прокрался. Зловонной               
 Желчью окропил и не убрался.               
 Ты столько времени убил,               
 Исчадье ада постигая. А я               
 За стеночкою был. Всё знал,               
 Всё видел. Отследил.               
 - Дай каждому по мере сил!               
 Скажи, зачем тебе чужое?               
 Вращаясь, жизни колесо тебя               
 Раздавит. Уймись, займись тем,               
 Что дано. А бог направит.               
 - Советы ты даёшь умело.               
 Но молодое тело не слушает,               
 В нём кровь кипит. Сам               
 Дьявол в позе козлотура               
 Копытом бьёт. Другой же,               
 В образе змеи на дереве сидит,               
 Свернувшись, тихо поджидает.               
 «Жить во грехе – земная драма,               
 Приличествующая лишь двоим.               
 Не бог – судьба ваш господин.               
 Зачать пора, а не пустыми в Эдеме               
 Слоняться. Вкусите ж плод,               
 Предвестник бытия. И рай               
 Забудите. Вам обещаю я», -
 Сказал сокрытый прежде змий,
 В мгновенье ока перестав стесняться.
 Зато те двое устыдились, и
 В итоге появились мы. Девиз
 "Плодитесь, размножайтесь", -
 Нам завещал творец.
 - Что Библию читаешь, молодец!
 - Я похвалы от чернеца добился.
 И ларчик чуточку да приоткрылся.
 Могу добавить тайный ключ.
 Мне ведомо одно местечко.
 - По мне такое чересчур.
 Владыко в помыслах ответчик.
 Я ж инок. Я почти белец .
 - Какой ты, Барсов, чистоплюй.
 С таким усердием собором
 Стоглавым, сан приняв, за
 Комельского подвизаться впору.
 Он плох, бедняжка, плох совсем.
 А ты же юн, и свеж, и смел.
 Дерзай на поприще утех
 Живого люда. Замироточат
 Иконы, складни. Псалтыри
 Вложи в отроковичьи длани.
 Живи со Спасом и умри.
 Старание дано немногим.
 Ах, что же делать нам, убогим?
 Просфоры вкус. Вода. И всё.
 Ах, да. Кагор. Для поддержанья
 Духа. Я ничего не упустил?
 Молитва. Книга Бытия. И всё.
 Ах, нет. Душа стремится к богу
 - Оставь меня, несносный брат!
 С тобою шельмоваться, блудить               
 И в гневе божьем знаться!               
 - Как круто зиждешь ты меня!               
 Но почему? Ужель я так противен?               
 С тобой смирен и правду говорю.               
 - Ты видишь в похоти утеху.               
 А я сгораю от любви.               
 - К нему? Мы все здесь дети божьи.               
 Все должники. Однако нам не чужды               
 И помыслы мирские, забавы,               
 Плотская еда. Когда мы без поста.               
 И что ж плохого в том?               
 Ведь молодость дана, чтоб вспоминать,               
 О том, когда души порывы               
 Соприкоснутся с старостью навек.               
 Уж так устроен человек.               
 - Знать не хочу я эдакой морали.               
 Как предлагать ты мне посмел..?               
 - Я уговаривать устал. Мораль ясна.               
 Итак уж лишних пол часа               
 Потратил всуе на тебя.               
 Быть может, сам придёшь.               
 - Такому не бывать.               
 - Как знать.       

Сцена 2 (Те же, там же).

        - Мой папа  Шуйский, говорят.
        - Да что ты?
        - Я, признаться, рад.
          О, если бы подмена вскрылась,
          Я б смог рассчитывать на милость.
         - Но что за странные слова
           Услышал здесь я от тебя?
         - Да эти самые слова
            Рекою льются со двора.
           Прочисти уши, брось страдати .
         - Я пребываю в наведенье.
           Не знаю, за кого стояти .
         - По ссылке  Грозный долгим днём
            Шлёт гончих псов в иные веси.
            Под градов лёд.
          - О, боже, смеси  нам не бывать.
          - Как тут, брат, не учиться врать?
          - А я, признаться, плод прозренья вкусил.
            И выплюнуть нет сил.
          - Что ж, съел?
          - Пришлось. Игумен нонче осерчал.
             Иных примерно наказал.
             Раздачи я не избежал.
          - Ах, вот в чём кротости наука?
             Книжонки взять и прочитать.
             А после умником предстать.
          - Скажи же, в чём моя вина?
             Что я вкусил плоды науки?
          - Зачем тебе такие муки?
            Я не пойму, увы, никак.
          - О, если б знать.
          - Взгляни, кто бродит у дверей!
            Мирянам нонче счёта нет.
            А ты мне сказки про обет.
          - Владыко строг, мой брат, и к ним.
          - Смешно. Ужели веришь в это?
            Ведь лезут с подлостью своей,
            Сметая грязь с чужих плащей.
          - А что сановная стезя?
          - Нет. Рясу я таскаю зря.
          - Но Грозный царь не любит тех,
            Кто поперёк ему перечит.
            А твой отец был им помечен.
          - То было много лет назад.
            Я тут причём? Скажи мне, брат?
          - Пожалуй, стоит отличиться.
            И будешь милован царём.
            Но как в стенах монастыря
            Узнает он вдруг про тебя?
          - Об этом не трудись понять.
            Вокруг него крутится знать.
            Нашёптывают щелкуны,
            Что знать по праву не должны.
            Как явятся сюда опять: шепну.
          - Уж лучше я, брат, промолчу.
             За своеволие, пожалуй,
             И высечь могут и погнать.
             И что тогда от жизни ждать?
          - Да, нонче ждать и догонять
             Всего противнее на свете.
             Но чем терпеть такие сети,
             На поле брани отличусь.
          - А я смиренно помолюсь.
            Осталось ждать совсем немного.
            У каждого своя дорога.
          - Быть может, воина стезя
             Мне уготована не зря?
          - Да. Ты на игрищах потешных подматерел.
             Кто б спорить с этим смел?
         - Нет лучше поля – поля брани.
           Там кровь шипит. Там реет знамя!
          - Я потихоньку удалюсь.
            Ты знаешь, я ведь редко злюсь.
          - Эй, кони где? Поводья в руки!
            И бить врага. Топтать конём.
            И ночью спать. И драться днём!
          - Да он не слышит! Он глухой!
             Эй, Шуйский, что это с тобой?
          - Сегодня вымолил прощенье,
             Чтоб завтра жить без промедленья.
             Всё брошу на алтарь судьбы.
             Что будет, знать мы не должны.
          - Судьбу свою вверяю богу.
            Тебе советую, мой брат, одумайся!
          - Душевно рад! Сказал же: нет!
             Моя стезя была не мной предрешена.
          - Смирись, мой брат. Покайся, инок.
             Пока возможно.
          - Никогда! Не уговаривай меня!
          - Мне остаётся сожалеть, молиться,
            За тебя говеть.
          - Поди, брат, выспись и забудь.
          - Как знать, куда ведёт нас путь?

Сцена 3
 
         Шуйский и Шереметев. Монастырь.

- Ну, что же, друже, я в отлучке,
А ты уже дошёл до ручки?
Негоже сетовать другим.
- Ты прав, мой брат
Иль господин?
Не знаю, как и обращаться.
- Уж лучше нам с тобой обняться.
Я Шереметев, Шуйский ты.
И ссориться мы не должны.

(Обнимаются)

- Вина моя, я огорчитися  успел.
Но мимо важных дел пройти нельзя.
Снуют кругом врагов глаза.
- И уши. В самый раз для приговора.
Каков же твой вердикт, дозволь узнать?
Покинуть сей предел и оконитися ?
Иль пуще прежнего боярский двор смущать?
- Да, ведаешь ты более, чем я. Что мне сказать?
Обаче  государь не принял мой отказ.
И мне петля на шею в самый раз.
- Ну, будя, Шуйский, жонкой  отходить,
Прескверно сетовать сверх меры.
Ты молод, а уже угрюм.
И спешка на подходе в важном деле.
А самость надобно явить в приделе.
- Чем мне утешиться, мой брат?
И в келье пребывая строгой,
Искать пути единства с богом?
- А благочиние приняв,
Стремление расстаться с тем,
Что дышит здесь тобою пройдёт само собою.
- Настаиваешь? Принял я решенье.
- А от царя отказ. Иль я увидел ложное виденье?
Навеянный кошмар заставил с пробужденьем
Лететь не чуя ног? Иль в самый раз поститься начинать?
Говеть, молиться, чтобы дрожь унять
Во членах. И всё из-за тебя, мой брат,
Который год живущий в этих стенах?
- Безмерно участие твоё в моих заботах.
Не чернецу такое отрицать.
И вот свершилось предзнаменованье.
И в келье не отыскать душе спасенье.
Слух о прельщениях ужасен.
Увещеванья труд опасен.
- Как знаешь. Ежели сознаться,
Сил нет сопротивляться.
Уж лучше сразу сдаться.
Тот мир, что за стеной
Давно постыл. Не верен он и мал.
- Пускай других сюда зовут,
А я, признаться, сыт. Ей богу.
Готов сегодня уступить дорогу.
Тому, кто схиме будет рад.
Таких не мало знаю, брат.
- О, милый сердцу отрок!
То фимиам, прелюдия для спора,
А я хочу совсем иного.
- Насмешка, горькое вино. И этим
Заглушаем праздность души своей.
А там лишь пустота. И хлеб не хлеб.
- Не ставь задачи в том, что никогда
Не сможет принести удачи.
Путь наущения напрасен почти всегда.
Зачем скрывать?
От чистого я сердца тебе дарю совет.
- Нет! Мой ответ. Пущай увещевают,
Сколь пожелают. Как фимиам
Мысль строгая взвилась.
И опустилась. И легла под ложе.
И нас с тобою двое всё же.
- Хотел бы я узреть тебя на поле боя.
Одного. Примкнуть и ждать, что
Станет с ворогом треклятым.
- Мне нет спасенья оттого, что
Возжелал. Я зол на двор!
Бояре сговорились, и стойно дети
Мне во след глумились. Едва я отошёл.
Да провалиться мне на этом месте!
Чтоб я ещё взошёл на эшафот.
Где клюка , и крамола, и кляпец .
И этот двор с княжатами, как сети
Заманивает, чтобы бить в упор.
Что, Шереметев, как мой приговор?
- Да, царь наш деспот и тиран.
Бессмысленно оспаривать вердикт.
Но он велик. Он флагман на престоле.
Хотя людишек не жалеет боле.
- А ты тут бестией стоишь
И медленно мне подливаешь
Масло. Слывя зачинщиком
Церковных хул, чем можешь
Шереметев мне ответить?
Презренный государь!
Я так и знал. Что ждать
От супостата, когда он
Отравил меньшого брата.
А далее, свободой власть пьянит.
На кол посадит или колесом раздавит.
А то и просто так удавит.
Что Грозный нонче там припас?
- Угомонись. Ты здесь сей час.
Да, заговор мерещится царю.
Мне Старицкого жаль. И всю его семью.
И я попал в опалу государю.
Не видишь разве? Так прозрей.
Царь и со мной не хочет знаться.
- Фиглярство не в почёте. Ей же, ей!
Иной дурак, а тешится притворством.
К тому же, сластолюбец, льстит, как змей.
Поди, задеть его посмей.
Он разве будет чтить законы чадобратства?
- Согласен, дел монастыря
Касаться могут те, кто избран.
Мирской в богоугодном деле не смирен, глуп.
И всякий раз затейник множества проказ.
Расхлёбывай потом с царём.
Не знаешь, как и подобраться.
Он псом себя именовал смердящим.
Меня же бесом. Упырём боярина Хобара.
Величие царя, двора печать
Княжатам избежати не пристало.
Казнь Висковатова - жестокости пример,
И многих злая воля надломала.
Поди-ка, пошути с Четвёртым, брат.
Получишь вразумленье во сто крат
Обильнее, чем в монастырских стенах.
Порушится твоё мировозренье,
А коли жив останешься, тогда
В монастыре дождёшься утешенья,
Где благ мирских не будет для тебя.
Запомни, тот, кто аки пёс близ царевых сапог
Кафтан свой отирает, знает, ради чего
Колено прогибает. Понятно всё итак,
Что умному достанется колпак.
- Ты огорчил меня, мой брат.
- Ужели? Знать, не всё пропало.
Век царевой обиды глушат споры.
Тебе ль не знать, что стоят разговоры?
Прими, как должно, в келье обожди.
А там, бог в помощь,
Воля государя указ похерит.
С доброю рукой войдёшь в палаты,
Как к себе домой.
- Да что ты сказки мне рисуешь?
Ждать? Просыпаться и молчать.
Кручина душит, подступая к горлу.
И разрешенье вижу лишь в одном.
В бою встречаться с ворогом
Треклятым. Бить бусурмана,
Чтобы знал, расплата не минует
В пределах родины ни сыновей Гирея,
Ни Шигалея, ни Девлета хана.
- Напрасно. А впрочем, как тебе такое?
Давно не видел я героя без коня.
Коль драться так охота, то возьми
Подпругу, дам и коника живого.
- Мне легче вымолить прощенье
На тот свет, чем в полудурках
При царе горохе похвально шествовать.
- Ты зря. При государе никто
Не смеет голоса поднять.
Он строг, но по понятиям дворовых
Пример другим.
- Как надо убивать? Так мне плевать!
Как можно поучать, когда убийцы
Ступают по двору степенно,
Радуются дню. Я разве так смогу?
- Ого! Да ты горяч! Я погляжу.
А как же поле? Поле брани?
Там разве крови не имать?
Позволь, и я тут потому,
Что верю не царю, а богу одному.
А поступаю вопреки рассудку своему.
И сколько так продлится я не знаю.
- Сын божий умер. Он страдал.
За что? Я так и не узнал.
Моя стезя теперь вот здесь.
Молиться, разум чтоб отвлечь.
- Не унывай. Я рядом, знай.
С тем трудно спорить,
Что живое и трепетное сердце рвёт.
И будущее к нам грядёт.
С увы неясною судьбою.
- Пускай болит в груди давно,
Нет горше ни травы полынной,
Ни моря соли солоней,
Слезы невинной.
- В том больше нет отрады для меня,
Что я услышал. Душа безгрешна у тебя,
Мой брат, мой друг, мой судия.
- А тот, кто на престоле,
Пусть нас переживёт,
Но не чинит суд боле.

Сцена 4

Курбский, Шереметев, бояре, Грозный. Московия. Царские палаты.

Курбский:          - Дождь разве в помощь.
               Льёт и льёт. А что же Грозный?
Бояре:                - Вон идёт!
Грозный:           - Боярин Курбский? Поглядите!
               Что нонче зрил, доносишь, что?
               Что звал? Мне недосуг судачить.
               И прелести твои тем паче обсуждать
               Здесь недосуг. Сей час мне докладай.
Курбский:           - Мой государь, дозволь сказати. (Кланяется).
Грозный:             - Я спозаранку в пятницу к тебе гонца
               Послал. Всё отложил и вести примечал.
               А ты явился лишь в субботу.
               И ждать ещё мне нет охоты.
               Да, я пришёл подробность знать
               О том, что говорили наедине с тобою.
               Что татарва, опять блудили? На комони
               Чуть подсадили – они готовят козни нам?
               Иль Юрий Токмаков договорился?
Курбский:                - В Лифляндии и слышать не хотят
               О русской братии, тем более татарах.
Грозный:                - О, эти эсты, эта чудь всегда к
              Язычеству пристала. Презренного металла
              Мало. И даже Герману  ничуть не
              Удалось скрепить Хаапсалу. Гроссмейстер
               Замок заложил. И верно родине служил.
               А что ж теперь? Развал и кутежи.
               Печальна участь Ордена, увы. 
Курбский:               - Татары с русскими смешались, и князя 
              Токмакова рать ворвалась в ратушу Гапсаля.
Грозный:                - Ужели правда? Началось… А как же
             Герцог, как Голштинский. Он цел?
Курбский:                - Бежал, оставив на расправу дев
             Поведения прескверного да камер-
             Юнкера. Они, веселье источая,
             Впустили в стены замка Гапсаля.
Грозный:                - Да, знатное у Токмакова войско.               
             Вот так без боя замок взял и пал.
Курбский:                - Там Генрих Бойсман заседал.
Грозный:                - Ну, эта птица невелика. Оставил замок
            Герцог родовой, впустив княжонка,
            Как к себе домой! И даже не пытался защититься!
            Вот это новость! Токмаков герой!
            И крепость пала, что устрашенье вызывала.
Курбский:                - О, да! На растерзанье мародёрам.
            И маркитанам есть, чем поживиться,
            Слетелись, словно вороньё и грают,
            Пушки громыхают. Им всё равно.
            Дань с мёртвых собирают,
            Как будто завтра жизни не дано.
            Кровь льётся и кипит и здесь и там
            В междоусобных стычках. И нет желания
            Потворствовать привычкам,
            Заложенных в полях родных.
             И ей же ей! Для эстов мы враги.
Грозный:                - Так что же, нам уйти, оставив всё,
            Как есть? А Дания с её желаньем
            Отыграться? А Унгерн? Сколько раз
            Пробраться в город он хотел.
Курбский:                - Да, государь. Я это понимаю.
           Во славу родины, единства земель,
           Что кровью политы обильно сынов боярских,
           Мы устоим. И будем защищаться.
            И покорять то, что сумеем покорить.
            Но эстов мир мы изменять не вправе.
Грозный:                - Ах, вот как! О мятежный князь, ты озадачил
            Несказанно. И радость улетучилась моя.
Курбский:                - Я жизнь тебе свою вверяю.
            Послушно жду решенья государя. Своё я
            Высказал. Прости, коль резок был.
            Но что увидел – ум представил,
            И никого не осудил. Пред строгостью
            Очей царя покорность выказать пытаюсь.
            Проникнутый отеческой заботой о тех,
            Кто здесь ждёт весточки оттуда
            Прими же новости сии, как дань слуги.
            И  с тем смиренно преклоняюсь.
Грозный:                - Мне надо думать, Курбский князь.
            Мир Севера и Юга рознен. И оба
            Вмиг соединить решением безумным
            Невозможно! Мне надо думать,
            Курбский князь. Сей час уйди.
            С меня довольно.

            (Курбский уходит)

Грозный:              - Я ждал ответа от тебя, а получил
           Вопрос на злобу дня, такой, что не
           Ответь, попробуй! Бояре, эй!
           Что жмётесь там, в пристенках?
           Ударить разом так, что выбить дух
           Сопротивления у эстов? Иль
           Обождать до тех времён, пока
           Само собой не разрешится дело?
           Князь Шереметев скажешь,
           Иль опять молчанием своё
           Присутствие отметишь?
Шереметев           - О, государь, мне не пристало
           Советовать на злобу дня. Я воин
           И монах. И поле брани скорее
           Вылечит, чем взоры на зерцало
           В досуге праздном при монастыре.
           Ужель печальник, в высях простираясь,
           Свои заботы нам кладёт на плечи?
           Ужель покровом он не озабочен,   
           Предсказывая бури и гоненья?
           Ужель мне только то и остаётся,
           Что ждать, исполненным волненья?
           Молиться, зная наперёд, чем кончится
           Презлое дело. О, я хочу предостеречь
           Царя от опрометчивого шага.
Грозный:           - О чём ты, княже? Говори ясней!
           Разумно ли ещё свои пределы нам
           Увеличивать? При штабе собираясь,
           Как разглядеть, что происходит там?
           Как мира всей душой желая, не стать
           Здесь жертвой? Вот задача, которая
           Тревожит, ложася тяжким грузом
           Бесчисленных забот на плечи.
           И нам ли то не знати, кто друг,
           А кто презлейший враг. Иль думал ты
           Иначе? О, хитрец! Наш Шеремет
           Так искренен сей час, что мне
            Забот прибавил. В самый раз
            На отдыхе, за шутками, за чаркой
            Поразмышлять, что прав или не прав,
            Когда бояр судил по грозовому счёту.
            Кого-то на кол посадил, кому-то бороду
            Обрил. До Шеремета не досталось сил,
            Гуртом с княжатами иными в леса,
            За Вологду, подале и  отправил. (Смеётся).
                (Бояре вторят).
            Так о чём ты, княже?
Шереметев:       - И Токмаков и войско, оставаясь дале
           В землях Лифляндии не видят, в чём
           Задача их. А погибают, как герои.
           Наместником себя считая для тех,
           Кто жил исконно там. И жизнь их незавидна.
           Не пожелаешь и врагам. И каждый день с
           Вопроса начиная: «Зачем такая участь? Для чего?»
           Бояре может быть ответят? Я не знаю.
Грозный:           - Довольно! Прикуси язык. Иначе
           Не избежать щедрот моих. Уж я отмерю
           Полной мерой. И чашу отопьёшь
           В последний раз. В последний путь
           Отправившись примером жить
           Для других во славу государя.
           Забыл, как в келье прозябая
           Дары мирские в пост вкусил.
           И чернецов тому учил. Ты думаешь,
           Что я не знаю, как время там ты проводил?
           Доколе войску государя стоять у врат?
           Кто б их кормил, когда б не дань, скажи?
           Мне смеешь говорить, что сам желаешь,
           Шля неучтивость царскому двору.
           Как я тебя изволю понимати,
           Когда дела и слово расходятся? Ты выше
           Возомнил себя, чем те, кто богу
           Был угоден. Я в плаче милости просил,
           Холопом стлался меж могил,
           Что при монастыре увидел. А ты где был?
Шереметев:        - Прости, не смею глаз поднять.
Грозный:            - Вот то-то! А нето и не унять!
           Как шёлковы пред смертным
           Приговором княжата и бояре.
           Посмотри! И абы оны расстелили
           Сети – туда и полетели бы орлами.
           Да только коршуны вас вмиг бы
           И подмяли. Склевали. Рот раскрыть
           Успели бы едва ли. Что, Шереметев,
           Скажешь ты? И воин, и монах,
           И служник государев. И эко разобрало
           Тут тебя, что славу в уши заливаешь,
           О тех, кого и знать не знаешь,
           Заботясь более, чем надлежит.
Шереметев:        - Нам погибать на поле брани,
             Сам знаешь, государь, что не впервой.
Грозный:             - Вот  и ступай в Ливонию войной!
             И комони, и люди застоялись.
             Сей час болтать мне недосуг с тобой.
             Уйди же княже. Коль ответ на знаешь.
        (Шереметев скрывается в расстроенных чувствах).

             Грозный. Бояре.

Грозный:            - А где злобесный Варлаам Собакин?
             То под ногами вился, аки пёс. А когда надо,
             Чёрт его унёс. Что скажете, бояре?
                (Бояре переглядываются).
             Безликость барская давно вселяет опасенье,
             Но я молчал, не выдав подозренья.
             Близ всякого мирского мятежа искал
             Душе благословенье. Иоасаф, архимандрит
             Каменский запомнился, а об иных забыл.
             Он сокровенно благостно поведал про те
             Богоугодные дела, что царевой касаемы
             Особы. Они не новы, часто посылая
             Боярам думным, в письмах осуждая,
             Я ждал ответ через пути смирения и
             Покоянья. Бед, чтоб избежать, вверяю
             Вирши вам. И каждый понимать обязан,
             Духовный храм в душе выстраивая сам,
             В чём слабость, а в чём сила. И таинство
             Любое для того, чтоб проверять
             Достоин ли обета святого братства.
             Гордыня иссушает, ей прелести тщеславия
             Знакомы. Она родня греху, она к нему
             Влекома. И оттого отринуть норовит, то
             Что господь чтить на земле велит.
             И коль неладно что, воздасся по делам.
             Свет инокам вы приносить должны,
             Они - мирянам. Будем же честны.
             Высока планка. И расплата высока.
             И делится той мерою добра,
             Которая известна без разбора от
             Самого последнего лгуна до
             Праведника. Молю вас, перестаньте
             Же сей час атаковать тех, кто
             Заботы вопрошает. И ударяйте,
             И колите подлеца. И я рискую сам
             Упасть, да ликом в грязь. Взгляни
             На пальцы княже Хворостинин,
             Ты видишь, сколько? 
             И ты боярин Милославский тоже.
             Ужели невозможно счесть их?
Бояре:                - Пять.
Грозный:           - И пять бояр собралось вкруг меня.
             Княжата о своей талдычат доле.
             У бога попросили бы совета. Так нет же!
             Не желают. Всем подай царя. Единого
             На троне государя. С державой, с шапкой.
             И коль уж я наместник бога. То и не взыщите.
             Караю тоже я. Убью боярина.
             И пальца сразу нет. А где замена?
             Кто мне даст ответ? Я, царь Иван
             Четвёртый Грозный. Отеческой
             Заботой полон, перстами длани
             Указую всем: путь Севера и Юга рознен.
             И коль соединять: войны не избежать.
             И крови по колено в ней прольётся.
             Вчера Баторий объявил войну…
Бояре (зашумели):  - Война? Но как он смел?
Грозный:           - А вы негодны ни к чему.
             И каждый, кто штаны надел,
             На горе может поживиться.

               (Царь покидает застывших в молчании бояр).

Сцена 5

Осада Сокола войском польского короля Стефаном Баторием.

            - Я – Оскар, волонтёр, смельчак,
            Примерный сын вдовы.
            Воюю третий день подряд,
            Мы победить должны!
            Вон вижу трупов гору там,
            А рядышком друзей,
            Эй, ты, чудак! Открой глаза!
            Не слышит, хоть убей.
            Уснул, каким-то странным сном,
            Валяется ружьё. Пойду,
            Пожалуй, от него. Куда? А, всё равно!            
            Эй, маркитанка! Что с тобой?
            - Я жир гоню из мертвеца. Не видишь?
            - Для чего?
            - Из жира мази и крема наделаю,
            Возьму с собой. И выгодно продам.
            - А сын твой где?
            - Там, за кустом орудует ножом.
            - Семейка та, я погляжу!
            - Отвешу батогом! Уйди, несчастный,
            Не к добру ты повстречался нам.
            - А что котлы кипят? В них что?
            Еда, наверно, нам?
            - Смеёшься, глупый? Поварам
            Готовить дуракам? Нет, здесь
            Совсем иное. Иди, и мир с тобою.
            - Куда же я попал? Невиданное дело!
            И гонят отовсюду, за что же?
            - Думай сам! Сраженья не дождавшись,
            Из крепости сбежал. И к нам,
            По ходу дела зачем-то вдруг пристал.
            - Я – Оскар, волонтёр, смельчак,
            Примерный сын вдовы.
            Воюю третий день подряд,
            Мы победить должны!
            - Смеёшься, Оскар? Не видал
            Тебя я в крепостях. До матери
            Охочим стал. Станцуешь на костях!
            Иди-ка живенько ты прочь
            От нас двоих туда, где мир
            Надёжнее, чем здесь.
            А здесь идёт война.
            - Я – Оскар, волонтёр, смельчак,
            Примерный сын вдовы.
            Воюю третий день подряд,
            Мы победить должны!