И жизнь, и слезы, и любовь Киры II

               
                Глава третья

                1         


  Письмо Кирилла лежало у неё на коленях. Склонившись над ним, Кира долго и безутешно рыдала. В это горькое мгновение перед её мысленным взором прошла вся её короткая жизнь, которая тоже могла так нелепо прерваться в той злосчастной землянке. И самое ужасное – прервалась бы новая жизнь, которая зародилась и зреет у неё под сердцем. От этой мысли Киру сковал страх, замерло сердце. И, вдруг, неожиданно она почувствовала внутри себя легкий толчок и легкое шевеление. Прислушавшись, она перестала плакать, ощутив неведомое прежде состояние. Ребенок, её и Кирилла ребенок, о котором она так много думала и, который так резко изменил её судьбу, стал явью и дал о себе знать. «Теперь я в ответе не только за себя, но прежде всего за него», - подумала Кира и опять внятно почувствовала его шевеление. Обхватив живот руками, она замерла со счастливой улыбкой на лице… Родилась мысль: «Надо обязательно написать об этом Кириллу». Кира, подняла с колен недочитанное письмо. На оставшейся, менее половины страничке, написанной торопливым убористым почерком, Кирилл сумел вместить столько теплых, заботливых и нежных слов признания в любви ей и их будущему ребенку. Кира зажмурила глаза и не столько увидела, сколько почувствовала Кирилла, его нетерпеливые руки, горячее дыхание и жадные губы. Сердце её, затрепетало, как в ту последнею ночь в землянке с неотесанными бревнами потолочного настила. Всем своим существом, сердцем и разумом, Кира ощутила, как глубоко в её жизнь вошел Кирилл. Она вспомнила слова Ирины Константиновны о том, что у неё будет время разобраться в своих к нему чувствах… Это время пришло само по себе, намного раньше. Она села на железную кровать, придвинула к себе табуретку, которую ей подарил кто-то из соседей, вырвала из блокнота чистый лист и обо всем, что чувствовала написала в письме.

                2

 В военкомате, куда Кира пришла становиться на военный учет, она пережила несколько неприятных минут. Начальник отдела - женщина с погонами капитана, лицо которой напоминало печеное яблоко, сузив глаза, смерила Киру недобрым взглядом, возможно догадавшись, по какой причине Кире пришлось уехать с передовой в глубокий тыл. Просматривая документы, она изредка поднимала глаза, рассматривая Киру. Встретившись с её взглядом, Кира поразилась сколько в нем было презрения и брезгливости. Кира вспомнила слова Ирины Константиновы о том, как несправедливо относятся в армии и, особенно в тылу, к женщинам, забеременевшим на фронте. Когда же женщина-капитан прочла справку, подписанную командиром и начальником штаба полка о регистрации брака Кирилла и Киры, её глаза немного потеплели, а лицо озарилось легкой улыбкой и, вздохнув, она с укоризной произнесла:
     - Эх, молодежь, молодежь! О чем вы только думаете? Идет война и до победы ещё очень далеко - самое время жениться, особенно завести ребенка. Не так ли?
Её последние слова заставили Киру покраснеть, и она, смутившись, отвела в сторону взгляд. Увидев её замешательство, начальница не только смягчила тон, но, даже её сморщенное лицо, как будто немного разгладилось и стало добрее:
      - Ладно! Ладно! Не надо так смущаться. Дело житейское, тем более для замужней женщины. - Кира опять с благодарностью вспомнила Ирину Константиновну.
 - Кстати, какой у тебя Кира Грановская срок беременности? - Кира смущенно пожала плечами.
 - Точно не знаешь? Вот тебе направление в женскую консультацию. Принесешь справку. Все ясно? – Кира кивнула головой.
     - Не слышу.
     - Так точно товарищ, капитан!
    -  Вот и ладненько. С твоей военной специальностью, рядовая Грановская, мы сегодня не можем тебя демобилизовать из армии. До декретного отпуска еще сможешь послужить Родине. Тебе будет присвоено звание сержанта, и ты будешь направленна инструктором в армейское училище связи, которое на ускоренных курсах готовит для фронта радиотелеграфистов. Уверена, что твой фронтовой опыт окажется очень полезным. В училище будешь получать всё причитающееся тебе армейское довольствие.
Произнося все это, она продолжала рассматривать Киру: «Совсем ещё девочка и какая хорошенькая, - подумала она, - удивительно, что на нее не бросил взгляд какой-нибудь пожилой комдив или, даже командарм («Кобели треклятые!», - чуть не вырвалось в слух). Она с презрением относилась к этим массовым, почти узаконенным на фронте походно- полевым женам. За примерами не надо далеко ходить: её супруг, полковник, с которым они вместе прожили четверть века – тоже завел себе фронтовую подругу и, даже, в своих письмах, не скрывает этого, уверяя, что «война все спишет». Глядя на Киру, её чистый взгляд, даже несколько наивный, она подумала: «Как хорошо, что ей чудом удалось избежать горькой участи фронтовой подруги, сохранить свое женское достоинство и в суровых условиях фронта встретить свое счастье». Почувствовав себя неловко из-за того, что вначале плохо о ней подумала, она подошла к Кире, неожиданно для неё, по- матерински обняла и, смахнув слезу, прошептала:
    - Будь счастлива, девочка! Береги себя, сохрани ребенка и, чтобы твой лейтенант дожил до Победы.
 Когда, растроганная таким неожиданным поворотом, Кира покидая кабинет, уже держалась за дверную ручку, она услышала вдогонку:
     - И вот, что еще Кира Грановская, с завтрашнего дня тебе вместе с курсантами, кроме занятий, придется ежедневно по несколько часов принимать участие со всеми ленинградцами в очистке улиц города от завалов мусора и разрушений. Помни о том, что ты ждешь ребенка. Будь осторожна, и не переусердствуй.
Кира повернулась и в это мгновение похожее на печеное яблоко лицо женщины с погонами капитана показалось ей таким привлекательным и родным.

                3
               

   Очень скоро, разглядывая себя в трюмо, Кира увидела, как меняется её фигура и девичья осанка. С каждым днем армейская юбка в поясе становилась все тесней. К тому же, Кира стала замечать на себе молчаливые пытливые взгляды соседок. Все трудней становилось скрывать приступы токсикоза, и ей пришлось сознаться, что она ждет ребенка. И, тут её насторожило и озадачило - взгляды соседок сразу разделились: от теплых и сочувствующих до откровенно холодных и осуждающих. Особенно она себя чувствовала неуютно   под тяжелым взглядом Нины Георгиевны, которая, в отличие от остальных женщин с самого первого дня смотрела на Киру с каким-то недоверием и антипатией. Как-то сквозь неплотно прикрытую дверь своей комнаты она услышала перепалку на кухне. Она узнала прокуренный голос Нины Георгиевны:
   - Я сразу её раскусила, что это за фифочка с глазами ангелочка, ещё и медаль прицепила. Можно подумать, что это тайна за что таким красоткам на фронте медали вешали? Небось переспала со всем комсоставом части.
    -  Замолчите, Нина Георгиевна! - Прокричали несколько женских голосов.
    -  Как вам не стыдно! - Выделился голос Евдокии Петровны, женщины тихой и кроткой, как вы смеете порочить девушку, которую вы совсем не знаете, к тому же жены нашего мальчика Кирилла.
     - А что Кирилл? Ничего себе мальчик, - резко прервала её Нина Георгиевна. - Тоже, наверное, не упустил случая переспать с ней. А когда она забеременела неизвестно от кого - повесили на него, и заставили дурачка жениться.
Больше Кира ничего не слышала. У неё сдавило грудь и голову, ей казалось, что ещё одно мгновенье и она потеряет сознание.
    - За что? За что? – сверлила мысль. Хотелось выбежать на кухню и вцепиться зубами в горло этой сварливой Бабы-Яги с красными прожилками на злом лице, а потом прижаться к оренбургскому платку Евдокии Петровны, расплакаться у неё на груди и рассказать ей, что Кирилл   первый и единственный в её жизни мужчина…
Но она этого не сделала.» К чему кому-то доказывать. Главное, он об этом знает», - решила Кира.
На другой день, молча собрав свой армейский вещмешок она переехала в казарму по месту службы, попросив Евдокию Петровну сохранять, приходящие на её имя письма.
С особым волнением и тревогой она ожидала письмо от матери, зная её непростой и прямолинейный характер. Обо всем, что с ней произошло за последние несколько месяцев: замужество, беременность, увольнение из армии и переезд с фронта в тыл, в Ленинград в квартиру мужа, она написала ей в письме в последний день пребывания в полку. Однако, прошло уже почти два месяца с того дня, когда она отправила это письмо, но вестей от матери пока не было. Зато от Кирилла пришло уже два почтовых фронтовых «треугольника». Каждое его письмо она брала в руки с особым волнением и трепетом, прочитав, со слезами прижимала к груди, и как заклинание, беззвучными губами шептала: «Только бы ты остался жив!»
В последнем письме Кирилл написал, что их полк первым вступил на территорию Эстонии и, что недалек тот день, когда они будут бить и преследовать фашистского зверя уже за пределами Советского Союза. В этом же письме Кирилл сообщил о том, что ему присвоили очередное воинское звание капитана и вручили орден «Отечественной войны». Кира с улыбкой представила себе Кирилла с погонами капитана и вспомнила, как ему к лицу офицерская форма и, как он, чисто по-юношески бравировал на свадьбе в парадном кителе, украшенном набором боевых наград – орденов и медалей. Кире захотелось прижаться к нему, чтобы он почувствовал, как бьется у неё под сердцем их ребенок…
 В конце письма Кирилл сделал приписку, в которой передал Кире просьбу начальника штаба полка майора Гузеева посетить в Ленинградском эвакогоспитале №261 связистку Соню Городецкую, которую недавно из полевого госпиталя переправили в Ленинград. 
Кира искренне обрадовалась: «Милая Сонечка, слава богу жива, и я её скоро увижу». Их связывала взаимная симпатия. С первого дня совместной службы Соня опекала Киру, как старшая сестра, и своим вниманием и заботой помогала ей приспособиться к суровым, особенно для женщин, условиям фронтовой жизни. Кира вспомнила, что Соня излучала какое - то домашнее тепло, она любила прижаться к ней, как к мягкой пуховой подушке. Вместе с тем в ней было вдосталь женского обаяния. Ходили слухи, которые любили бесцеремонно подогревать Света и Мила о том, что у неё роман с начальником штаба полка. Вспомнив о них, у Киры сжалось сердце. Сама Соня никогда не афишировала свои отношения с майором Гузеевым. Обо всем этом Кира вспомнила в вагоне трамвая, который вез её на 22 линию Васильевского Острова, где располагался госпиталь. Пошло всего два дня, как после длительного перерыва в Ленинграде возобновилось трамвайное движение. Стоя в тамбуре, Кира впервые увидела панораму Дворцовой площади и дворцового ансамбля Зимнего. Мелькнула мысль, что Ленинград сейчас напоминает раненного большого красивого зверя. На многих улицах оскалы полуразрушенных зданий – следы вражеских бомбардировок и артобстрелов, но, даже зловещие автографы войны не способны скрыть красоту и величие города...

                4

Соня лежала на больничной койке на спине, под окном с широким подоконником, на котором стоял большой вазон герани. Кира не сразу узнала Соню. Её голова, постриженная под нулевку, со следами, как паутинки, мелкими розоватыми шрамами, лежала на жесткой госпитальной подушке. Она была укрыта армейским байковым одеялом и белой простыней вместо пододеяльника. На груди край простыни, напоминая конверт, огибал край одеяла. Руки её лежали на этом белом изгибе, на котором хорошо выделялись такие же розоватые шрамы от многочисленных глубоких царапин. Соня спала, но сон её был тревожным, голова её металась на подушке, а руки судорожно вздрагивали.  Кире бросилось в глаза, что при этом её остальные части тела: туловище и ноги под одеялом оставались как будто безжизненными. Соня всхлипывала, стонала и что-то невнятное выкрикивала.
Лежащая на соседней кровати женщина с перевязанной головой, глубоко вздохнув, сказала, обращаясь к Кире:
    - Бедная девушка. Чудом осталась живой. И так каждый раз - стоит ей только заснуть. Никак не может успокоиться и забыть, что с ней произошло. А ты случайно не Кира? -  Кира удивленно широко открыла глаза:
    - Кира.
    - А я Мария Сергеевна. Можно просто Маша. Вот и познакомились. Соня на днях рассказала мне твою историю и очень жалела, что не успела у твоего мужа переписать ленинградский адрес. А как ты узнала, что она лежит в этом госпитале? В Ленинграде их много.
   -  Муж написал.
   -  Молодчина, что пришла. Она будет очень рада. Её надо поддержать. У неё тяжелейшее ранение. Я слышала, как на обходе, лечащий хирург докладывал главврачу, что у неё раздроблены кости ног и бедер, которые пришлось собирать буквально по косточкам. Сейчас её нижняя часть, как мумия, в сплошном гипсе. Врачи удивлялись как при таком ранении почти не пострадали внутренние органы и не задет позвоночник.
Из груди Сони вырвался стон, она глубоко вздохнула, всхлипнула и, затихнув, открыла глаза и уставилась на Киру. Их глаза встретились. Кира наклонилась над ней:
     - Соня! Сонечка… -  Кира, едва сдерживала слезы. - Как я рада видеть тебя. - Соня сомкнула веки, мотнула головой и опять открыла глаза, уставившись на Киру:
     - Кира! Неужели это не сон? – Её большие глаза наполнились слезами.
     - Я, Соня. Я. – Кира прижалась своей щекой к её влажной щеке, пахнущей запахом больницы. Соня пыталась что-то сказать, но рыдание прерывало дыхание.
     - Сонечка, успокойся. Главное – ты жива.
     - Да, я живая, и ты, Кира, живая, мы обе живые… А они, - у Сони началась икота, - а они Ирина Константиновна, девочки Мила и Света и полевые радисты Петя и Сева, которые называли тебя «радистка Несмеяна» - Соню душили слезы, - они все, кроме меня, погибли…Я не могу забыть этот ужас, он мне постоянно снится, стоит только уснуть. Соня сильно закашлялась. Кира взяла стакан с водой, приподняла её голову и поднесла его к её губам.
     - Хотя бы в двух словах, что все-таки произошло той ночью. Кирилл мне написал, что на блиндаж, в котором расположилась команда связистов провалился танк.
   - Я сама об этом узнала только на следующий день, когда пришла в себя в полевом госпитале. А тогда, когда полк после артиллерийской подготовки стремительно двинулся в наступление, наше подразделение связи совместно с командой управления во главе с штабом полка двигалось в обозе вслед за наступающими войсками. Застигнутые врасплох немцы бросали свои позиции, в том числе обжитые землянки и блиндажи. В одном из таких блиндажей на второй день после начала наступления, уже ближе к ночи, наша команда, устроившись на ночлег, настраивала радиопередатчики и коммутатор связи с батальонами. Мы слышали, как мимо блиндажа несколько часов подряд двигалась большая танковая колонна. Рев многочисленных двигателей и лязг гусениц сливались в один страшный гул. Ближе к полуночи из штаба дивизии «морзянкой» передали какое-то важное сообщение командиру полка. Ирина Константиновна приказала мне срочно доставить его по назначению. Я успела открыть дверь и в это время блеснул яркий свет фар и мне показалось прямо над головой заревел танковый двигатель и в то же мгновение с треском стал проваливаться настил покрытия блиндажа. Меня больно придавило чем-то тяжелым и больше я ничего не помнила. Потом уже в госпитале, посетивший меня майор Гузеев рассказал, что прибывшие саперы всю ночь извлекали из- под обломков блиндажа тела погибших. Меня нашли последней и то после того, как услышали мой стон. Я лежала у самого входа. Ноги до самых бедер были придавлены бревнами настила, а надо мной лежала дверь, присыпанная сверху землей. Саперы считают, что именно эта дверь спасла мне жизнь.  Соня глубоко вздохнула и всхлипнула:
     -  А зачем мне эта жизнь, если останусь на всю жизнь калекой.
     - Не надо так говорить, Соня, - настойчиво вмешалась Мария Сергеевна, - идет война, миллионы вернуться, как ты говоришь, калеками, но будут благодарить бога за то, что остались живыми. К тому же наш хирург говорил, что, когда срастутся кости, есть надежда, что ты сможешь ходить на своих ногах.
    - Вот видишь, Соня, - Кира наклонилась и поцеловала её, - надо жить надеждой. Война скоро закончится. Последнее письмо Кирилл прислал мне уже из Эстонии. Скоро всех фашистов уже будут добивать за пределами Советского Союза.
    - А для вас Соня и Кира, - снова заговорила Мария Сергеевна, - я думаю, война уже закончилась. Вам суждено было остаться живыми. Как вы думаете для чего? - Она на мгновенье задумалась, и без всякого пафоса,очень буднично,но значимо, продолжила: Чтобы жизнь на Земле продолжалась. Вот Кира скоро родит мальчика или девочку. Соня, ты выздоровеешь, выйдешь замуж и тоже будешь рожать. И тогда я, как учительница, после войны не останусь без работы. Вот видите, как все взаимосвязано. Ладно, девочки, я пойду покурю и дам вам возможность посекретничать. Она по-доброму улыбнулась, взяла пачку папирос и вышла из палаты.
    - Какая женщина! – Мысленно подумала Кира, - и чем-то напоминает Ирину Константиновну.
    - В ней есть что-то общее с Ириной Константиновной, - вслух сказала Соня.
    - Я только что тоже об этом подумала. Кира подвинула табуретку ближе к Соне и, наклонившись обняла её:
    - Я так рада, что тебя перевезли в Ленинград. Я буду приходить к тебе. Ближе тебя у меня никого в городе нет.
    - У меня тоже. И не только в Ленинграде, а на всем белом свете – я же детдомовская, -её опять начали душить слезы.
    - Не надо, Сонечка, плакать. Чтобы выздороветь тебе нужны силы и терпение. Я уверена, что ты поправишься.
    - Ладно, Кира, что мы все обо мне. Расскажи лучше о себе. Я вот смотрю: у тебя на плечах сержантские погоны. А мы все думали, что в Ленинграде тебя совсем комиссуют из армии.
     - Я тоже так думала, но в военкомате мне сказали, что до декретного отпуска я ещё могу послужить Родине и направили инструктором на ускоренные курсы радиотелеграфистов. И это, даже лучше, потому что я на полном армейском довольствии.
      - Ну а как твоя беременность – дает о себе знать?
      - Ещё как, особенно по утрам. К тому же, - Кира засмеялась, - уже с трудом влезаю в юбку. Завтра собираюсь у интенданта попросить больший размер. И ещё, - лицо Киры посветлело, - не знаю кто там: девочка или мальчик, но во всю дает о себе знать.
       - Какая ты, Кира, счастливая. Я так рада за тебя. Помнишь я тебе говорила: «Будешь дурой, если упустишь такого парня, как Кирилл». Он будет хорошим отцом и преданным мужем. Ты скоро это поймешь и тоже полюбишь его.  Кира вся зарделась и смущенно отвела глаза:
      - Я уже чувствую, как он мне дорог. Молюсь, чтобы он остался жив, - на глаза её навернулись слезы.
      - Я, наверное, буду лишена этого счастья, - нахмурилась Соня.
      - Не смей так думать. Выздоровеешь и обязательно встретишь хорошего человека.
      - Я открою тебе секрет. Помнишь Света и Мила подтрунивали надо мной, а у нас с Гузеевым были серьезные отношения. Он обещал после войны жениться на мне. Его жена и две дочери погибли в самом начале войны. Эшелон, в котором они эвакуировались из Витебска попал под вражескую бомбардировку. Тех, кто выжил расстреляли с бреющего полета. Он ужасно переживал, даже начал выпивать. Но в последнее время он очень изменился и как-то оттаял. Нам было вместе хорошо. А теперь, наверно все кончено – зачем ему жена-инвалид.
       - Ты зря так думаешь. Он порядочный человек и переживает за тебя. Он узнал в какой госпиталь тебя перевезли в Ленинград и попросил Кирилла, чтобы я тебя навестила.
       - Он мне пишет, но я не отвечаю на его письма.
      - Соня… Соня, как ты не права и, даже жестока по отношению к нему. Он уже одну потерю пережил. Не делай ему больно. Представляешь, как ему тяжело там на фронте и насколько ему станет легче от сознания что, где-то в тылу есть душа, которая думает о нем и ждет его возвращения.  И у тебя должен быть стимул выздороветь и дождаться с фронта человека, который тебе дорог и, который мечтает после победы вернуться и прижаться, как говорила Ирина Константиновна, к твоей теплой груди.
       - Как ты повзрослела, Кира, и из малословной, хмурой и неулыбчивой, хотя очень симпатичной девушки, превратилась в раскованную, очаровательную и умную молодую женщину. Я любуюсь тобой. Мне интересно тебя слушать... А теперь,- Соня глубоко вздохнула,- Кирочка, ступай – я очень устала, но буду с нетерпением ожидать следующего твоего прихода.
Они обнялись. Кира поцеловала Соню в её мягкую и, как и прежде, несмотря на болезнь, румяную щеку. На губах остался солоноватый вкус засохших слез.
                ( Продолжение следует)
   
    
               






.