Былинный киевский текст в записи Кирши Данилова

СЕМАНТИКО-КОГНИТИВНАЯ АРХЕОЛОГИЯ ИМЕНИ

В данной статье внимание сосредоточено на «киевском тексте» в знаменитом собрании былин и исторических песен Кирши Данилова. Когнитивно-исторический анализ былинного сказа, в котором формируется историческая парадигма, сочетается с семантическим анализом концептосферы древнего Киева и дискурсивным описанием околокиевского ономастикона (ономастического словаря). Анализ этот во многом фрагментарен, эпизодичен и выполнен в том объеме, какой позволяет небольшая статья. Семантико-когнитивное исследование названных аспектов представляет собой своеобразную лингвистическую археологию имени «Киев», важной частью которой является его этимология, вытекающая главным образом из легенд о происхождении города-государства, подробно изученная ранее и в данной статье не рассматриваемая. Для нас особый интерес представляют метод и способы формирования «киевского текста» [1] в былинном эпосе, приемы акцентуации имени «Киев-град» как историко-культурного концепта и топоса времен княжения Владимира Красное Солнышко, как цивилизационного центра с образовавшейся вокруг него периферии. 

В былинном киевском цикле, по Кирше Данилову (изд.1977 г.), топоним Киев встречается под №№ 1,3,6,8, 9,11,15,16,17,18,20,21,22,23,24,25,45,49,50,57[см. «Указатель географических названий»; 2,с.467]. «Великопрестольное» имя становится точкой притяжения: эпический Киев-град символизирует теллурократию (цивилизацию «суши»), хронотоп «Киев» занимает свое постоянное и неоспоримое место в историко-летописном и географическом контексте, в границах которого группируются факты, события, люди, герои, формируется узнаваемое когнитивно-нарративное пространство. Концепт Киева как эпического центра не обсуждается, но подтверждается из песни к песне, в которых сказитель напоминает о съезжающихся в город гостях, привозящих товар и подарки, о богатырях, прибывающих на службу к великому киевскому князю, о самом великом князе и его бытовании, об устраиваемых им пирах и т.д.

Периферийные топосы, формируя в былинном корпусе сборника Кирши Данилова характерное лексико-семантическое поле вокруг имени Киев, выполняют, с одной стороны, условно-символическую функцию, с другой – историко-информативную (ретроспективную). Постепенно, из множества повсюду разбросанных бытовых деталей, информативных элементов, антропонимов, топонимов, ойконимов и др., складывается целостное представление о средневековом городе и его правителе Владимире Святославиче, неизменно упоминаемом в древнейших хрониках и анналах. Князь Владимир, главное действующее лицо в киевских былинах, выступает как выдающаяся историческая личность, однако его роль как Крестителя всея Руси запечатлевается не в прямом тексте, а в деталях.
 
Великий киевский князь Владимир Святославич, в прошлом князь новгородский (969—978), занявший киевский престол в 978 г., получил имена Святой и Красное Солнышко за свою христианскую деятельность. В философско-религиозном контексте имена Святой и Красное Солнышко означают, что князь Владимир наделен властью от Бога. В историко-эпическом контексте символы христианской святости равнозначны счастливой великодержавности, несущей людям свет, мир и благополучие. По метонимическому принципу (так работают законы эпического мышления и языка) эти особенности переносятся на самое место пребывания («сидения») князя - святого великопрестольного Киев-града. В этой связи Киев наделяется значением «мерила величия», подобного «небесному граду». Как Иерусалим, славный Киев-град имеет конкретный, географически фиксированный локус, удачное расположение на (Д)Непр-реке, о чем говорится в легенде об основании города легендарным князем Кием, о чем сказители, кстати сказать, умалчивают, но зато многократно повторяют «славные» характеристики и определения стольного града, создавая узнаваемый былинный нарратив и образ.  Это делает Киев центром эпического действия, бесспорным местом притяжения главных событий и персонажей «века» Владимира Солнышка. В большинстве былин «киевского цикла» топоним Киев появляется уже в зачине: имя указывает на место действия и выступает в качестве эпического и исторического маркера города-крепости, княжества, центра суши (в отличие от морских держав) с  отходящими от него в разные стороны лучами (направлениями на север, запад, юг, восток) и прилегающими территориями, граничащими с иными царствами, землями влияния и враждования.

Итак, в былинном нарративе Киев, окруженный ореолом святости (светлости), с одной стороны, выступает как православный центр (отметим, что слово «православный в былинном тексте звучит как «славный»), с другой - как место пересечения больших дорог и торговых путей, средоточия гостеприимства, миролюбия и счастливого княжения. Эта особенная связь определяет границы влияния Киева на остальной мир, не показанный, но постоянно упоминаемый в былинах, очерченный лексически и ономастически. Как центр силы, Киев притягивает к себе знатных гостей и женихов, сильнейших богатырей и дружинников, собирает богатства и щедрые дары. Древний сказитель, фиксируя качественные и пространственно-временные (эпические) характеристики на славном имени Киев-града, делает его единственным средоточием сюжетов, фактов, былей и небылей. Здесь нет ничего лишнего, каждая деталь находится на своем месте, участвует в формировании «киевского текста», обеспечивая его жизненность, историческое значение, эстетическую привлекательность, символическую, поэтическую и когнитивную функциональность. Историчность имени в данном случае определяется также его непреложным местом в мифопоэтическом пространстве и временной перспективе (как и ретроспективе), которые то сжимаются до исторически-условных размеров «бывальщины» [6,с.229], то расширяются до необъятных и алогичных, неопределенно-фантастических масштабов «мифа».

Как говорилась выше, процесс концептуализации имени «Киев» в границах эпического и исторического хронотопа неразрывно связан с историей великого княжения Владимира Святого. Однако в отдельных эпизодах князь Владимир не только не идеализирован, но и не представлен положительным героем, на что указывали уже первые исследователи сборника Кирши Данилова [2,с. 368; 8,с.153]. Тем не менее в целом весь киевский цикл и повествование о Владимире, несмотря на диссонансы и экспрессивные отклонения от положительной трактовки его личности и деяний, на откровенные попытки представить его как «отрицательную величину», как в былине «Про Ставра-боярина», пронизаны панегирическими интонациями, как того требовали христианская и народная песенно-эпическая традиции. Хвалебные акценты явственно проступают в деталях былинного повествования, в уникальном ойконимическом пространстве, вовлекшем в концептосферу «стольного города» нарратив славы с его возвышенной семио-семантикой и стилистикой.

Лингвистический и когнитивно-семантический анализ исторического ономастикона и текстуальная реконструкция архаического киевского топоса возвращают первоначальные смыслы Киеву как центру земной цивилизации, раскинувшейся на неопределенно-необъятном мифическом пространстве. По законам мифа в действие вступает гипербола: к Киеву ведут все пути – и сухопутные, и морские. Подобная абсолютизация (гиперболизация) весьма характерна для средневекового эпического мышления и древнерусского эпического нарратива. Академик Д.С. Лихачев пояснял, что в древнем эпосе «охват географических пределов необыкновенно широк», ибо человек в ту пору стремился как можно полнее охватить мир и сокращал его пределы в своем восприятии до размеров «микромира», ощущая свое положение относительно четырех сторон света [6, c.343]. «Киевский текст» изобилует устойчивыми эпическими понятиями, включенными в картину «микромира» топонимическими, антропонимическими и этнонимическими маркерами, лексико-семантическими конструкциями, синтаксическими параллелизмами.

В этом случае топонимика помогает восстановить объективные, реальные географические границы ойконимического (городского) пространства, время от времени нарушаемые сказителем. При том что семантический «микромир» Киева имеет подвижную морфолого-фонетическую структуру, характерную для русского эпического нарратива, семантико-когнитивный подход позволяет зафиксировать в былинной лексико-семантической парадигме пространственные границы Киева. Лексико-семантическое пространство киевского теллурократического микромира включает инородные имена и названия, как ключевые, так и дополнительные, которые дают представление о реальном локусе Киева в его не только эпических, но и достоверных, исторических границах.

В былинном тексте топоним Киев упоминается с определенной регулярностью, является устойчивой ономастической единицей в структурно и семантически однородных эпитетных конструкциях: стольный (ой) город Киев, славный стольный город Киев и их варианты. Концепт «Киев», срастаясь с антропонимическим концептом «ласкова асударь-князя Владимера», «великого князя во Киеве», образует историческую концептосферу города-государства, куда со всех сторон стекаются важные гости и служивые, «други» и соперники. В сознании средневекового певца концепция Киева как «вечного города», центра мира, славного места, непоколебима и неоспорима, потому былинные зачины хвалебны и отличаются когнитивно-семантическим постоянством, относительной лексико-грамматической однородностью.

Былина «Три года Добрынюшка стольничел» начинается словами: В стольном в городе во Киеве / У славного сударь-князя у Владимера... [2, с. 42]. Эти конструкции (мотивы) несколько раз повторяются в тексте былины: «На десятый год погулять захотел / По стольному по городу по Киеву» [2, с. 42]; не стала богатыря,/ Молода Добрыня Никитьевича / Во стольном в городе во Киеве [2, с. 45]; Во стольном во городе во Киеве / А и нет меня хитрея-мудрея» [2, с. 46]. Прилагательное «стольный» приобретает атрибутивную устойчивость, указывая на непререкаемую важность и уникальность Киева, в котором «”вечно” княжит князь Владимир, вечно живут богатыри» [6, c. 228]. Определительно-когнитивная функция прилагательного «стольный» возведена в норму повествовательного дискурса: его место в тексте фиксировано, оно всегда стоит рядом с именем Киев или приложением «град» (город, крепость, огороженный (стеной)), другим важным атрибутивом Киева, выполняет ту же функцию, что и атрибутивы «сударь» (асударь, государь) и «князь» при антропониме Владимир (Владимер).

В былинном зачине приведенные выше конструкции, выступающие в неизменной семантико-атрибутивной связанности, допускают лексико-синтаксические перестановки и морфолого-фонетические вариации, неизбежные при записи живого произношения: аканье, фонетические мены: а и о (Гаденович – Годинович, Саловей – Соловей, Чурила – Чурило), е и а/я (стольничел – стольничал), е и и (Владимер – Владимир, Будимерович – Будимирович); опущение ь после согласной в середине слова; сохранение разговорных форм с -ова (ласкова), -ой (стольной, киевской), -ои (ласковои) [3, с. 425]; чередование глухих и звонких согласных п/б и др., замещение разговорного ш книжным ч и наоборот, как в имени Запавы (Забавы) Путятишны (Путятичны). Эта последняя особенность говорит о близости текста к литературным нормам XVIII века, когда, по-видимому, осуществлялась запись данных текстов [3, с. 423]. Обращает на себя внимание еще одна особенность живой речи – отпадение звука в слове, например, утеря начального «д» в гидрониме Днепр дает редуцированную форму Непр(-река). Причем оба варианта (Днепр и Непр) по частоте употребления в тексте примерно равны.

Несколько измененный синтаксический формат зачина с традиционной эпитетной структурой встречаем в былине «Про Ставра-боярина»: «Во стольном было городе во Киеве, / У ласкова асударь-князя Владимера». В былинах «Чурила Пленкович», «Иван Гаденович» начальные строки полностью совпадают, зачинные конструкции воспроизведены слово в слово: «Во стольном во городе во Киеве, / У ласкова асударь-князя Владимера…». Зачин семантически усложняется, когда того требует тематика, например, сватовства, как в песне «О женитьбе князя Владимера», но традиционная эпитетная (атрибутивная) конструкция «стольный город» сохраняется, занимая свое достойное место в зачине: «В стольном в городе во Киеве, / Что у ласкова сударь-князя Владимера / А и было пированье-почестной пир, / Было столованье-почестной стол» [2, с. 54]. И далее по тексту: «Вези ты Афросинью королевишну / Ко стольному городу ко Киеву / Ко ласкову князю Владимеру / Честно-хвально и радостно, / Было бы нам чем похвалитися / Великому князю во Киеве» [2, с. 59]. В некоторых случаях, как в песне «Иван Гаденович», к топониму Киев наряду с эпитетом «стольный» добавляется архаическое приложение «град»: стольный Киев-град.

Как видим, в целом былинный ономастикон семантически устойчив, но внутрисинтаксические связи и особенно морфолого-фонетическая структура отличаются подвижностью, им не свойственны косность, затвердение, перманентность. Эта особенность, с одной стороны, связана с ритмико-метрической спецификой былинного  жанра, сказительного стиха, предназначенного для певческого исполнения и, следовательно, требующего увеличения гласных звуков для распева. С другой стороны, это может быть обусловлено стремлением собирателя фольклора сохранить в записи «живую речь», передать фонологические особенности местного говора и конкретного исполнителя. 

Таким образом, варианты зачина отличаются лексико-грамматической, фонетической и структурно-синтаксической вариативностью, как и выбор прилагательного (-ых) к титулу «князь». В разных синтаксических вариантах встречается антропонимическая конструкция  «ласковой Владимер-князь», например, в песне «О женитьбе князя Владимера»: ласков сударь-князь Владимер, сударь ласковой Владимер-князь, где «сударь» – усеченное от «государь». Иногда в слове «сударь» появляется приставочный гласный, получается  - «асударь». Атрибутив с выпадением «го-» (сударь) употреблен трижды в развернутом обращении к киевскому князю в былине «Соловей Будимерович»: сударь ласковый Владимер князь, сударь дядюшка ласковои сударь Владимер князь. Атрибутив с выпадением  «г-» («асударь») обнаруживаем в  цитированном выше зачине «Ивана Гаденовича»:
 
В стольном было городе во Киеве,
У ласкова асударь-князя Владимера
Было пирование-почестной пир,
Было столование-почестной стол...
 
Также в самом начале «Ивана Гаденовича»: ...у ласкова асударь-князя Владимера вечеренка была. И далее в реплике Ивана, в обращении к киевскому князю: «Рад бы, асударь...» стольной киевской Владимер-князь. В былине «Первая поездка Ильи Муромца в Киев» читаем: У великова князя Владимера… [2, с. 187], а в былине «Илья ездил с Добрынею» находим самые разные формы почтительнейшего обращения к киевскому князю Ильи Муромца Ивановича: А ты ласковой стольной Владимер-князь!; «А ласково со(л)нцо, Владимер-князь; Гой еси ты, сударь Владимер-князь! [2, с. 188].
 
В бытовых стихах, отмеченных позднебылинным нарративом, акцентируется мотив «славного Киева», куда съезжались богатые «гости купеческия», князья да бояре, дворянские жены да вдовы, чтобы пировать да за пиром сватать своих «сыновей-ясных соколов» за «девиц-белых лебедей». В героических былинах стольный Киев, город богатырей, притягивает к себе славных воинов из других городов, «ясных соколов», готовых служить князю Красное Солнышко: Илья Иванович «из славнова из города из Мурома»; Алеша Попович и Еким Иванович, из «славнова Ростова, красна города» («Алеша Попович»). В былине «Илья ездил с Добрынею» повествование начинается традиционным для героической песни зачином: Как из славнова города из Киева / Поезжали два могучие богатыри... (Илья и Добрыня).

В былине «Вол(ь)х Всеславьевич» в диалоге с царем царица Аздяковна упоминает Киев как место рождения богатыря-соперника: <…> А в Киеве родился могуч богатырь, / Тебе царю сопротивничик [2, с. 35]. Здесь топоним Киев встроен в антитетическую, по структуре и по смыслу, парадигму соперничества. В таком контексте отсутствуют хвалебные определения стольный город, славный город, (город) великого князя. Аналогичная упрощенная конструкция, без привычных хвалебных атрибутивов, встречается в былине «Первая поездка Ильи Муромца в Киев»: Бери ты у нас золотой казны, сколько надобно, / Опусти Соловья-разбойника,/ Не вози Соловья во Киев-град! [2, с. 187]. Здесь же появляется развернутый образ-топос Киева: Приезжает Илья он во Киев-град,/ Середи двора княженецкова/ И скочил он, Илья, со добра коня,/ Привезал коня к дубову столбу. / Походил он во гридню во светлую / И молился он Спасу со Пречистою, / Поклонился князю со княгинею, / На все на четыре стороны. Образ стольного города, города князя Владимера обытовляется, но не дегероизируется. Здесь пространственные масштабы Киева и концептосфера средневекового топоса, центра теллурократической державы сжимается до размеров экстерьера и интерьера. При внутреннем векторе реконструкция средневекового городского экстерьера слабо маркирована и довольно условна. Так в былине «Три года Добрынюшка стольничел» читаем: Идет он по широким по улицам, / По частым мелким переулачкам, / По горницам стреляет воробушков, / По повалушам стреляет он сизых голубей. / Зайдет в улицу Игнатьевску / И во тот переулок Маринин, / Взглянет ко Марине на широкой двор, / На ее высокия терема [2, с. 42].

При внешнем векторе концептосфера Киева расширяется за счет прилегающего к Киевскому княжеству необозримого пространства, окрестных и неисчисляемых соседних территорий. Так в «Первой поездке Ильи Муромца в Киев» читаем о брянских и смоленских землях: Как из (с)лавнова города из Мурома, / Из тово села Корочаева / Как была-де поездка богатырская, / Нарежался Илья Муромец Иванович / Ко стольному городу ко Киеву / Он тою дорогою прамоезжую, / Котора залегла равно тридцать лет, / Через те леса брынския, / Через черны грязи смоленския… [2, с. 185]. В былине «Илья ездил с Добрынею» сообщается: Поезжал Илья Муромец <…>/ А и будут оне во чистом поле, / Как бы сверх тое реки Череги, / Как бы будут оне у матушки у Сафат-реки… [2, с. 189]. Здесь повествователь прокладывает маршрут движения, географически конкретизирует путь богатыря. Но упоминая псковскую землю: Черега – река близ Пскова [2, с. 440], он простирается взгляд необозримо далеко, до Сафат-река, которая, предположительно, течет вблизи Иерусалима [2, c. 441]. Былинный способ передачи географической информации, как может показаться на первый взгляд, не лишен логики, только логика здесь другая – эпическая, способная соединить и поставить рядом самые удаленные друг от друга районы и рубежи. К тому же приложение слова «матушка» к Сафат-реке говорит о том, что исполнитель чувствует родственные связи между своим краем и отдаленной землей. В целом дополнительная топонимика, существенно расширяя представление сказителя о связях Киева с другими городами, землями и царствами, раздвигает границы киевского пространства до необозримых просторов.

В мифопоэтической структуре и в историко-былинной ретроспективе когнитивное значение приобретает парадигма не-Киева, антонимичная киевской парадигме, с включением чужеродных топосов – царств и государств, как дружественных, так и соперников: Золотая орда, Большая орда, Царство Индейское, царство Загорское и др. Инородный и иноземный ономастикон множит парадигму не-Киева, куда входят не только сухопутные, но и «заморские» края, страны и города, где правит «заморский царь», как в былине «Про Соловья Будимеровича»: В городе Леденце у тово царя заморскаго. Или в песне «Вол(ь)х Всеславьевич», где речь идет о воинственных действиях против правителя царства Индейского – царя Салтыка Ставрульевича, <…> буйну голову Батыевичу [2, с. 34].

В былине «Илья ездил с Добрынею» Збут Борис-королевич млад, ищущий сражения с Ильей Муромцем, своим отцом, по материнской линии принадлежит к роду из дядины-вотчины короля задонскова. Это важная деталь, многое сообщающая о нравах древней Руси (обратим внимание, что имя Русь в былинном киевском тексте ни разу не возникает). Родственные отношения в пору славы Киевской часто не были миролюбивы, а чужое далеко не всегда воспринималось как враждебное. Чтобы сохранить мир и равновесие, создать добрососедские отношения и поправить свои экономические дела, достаточно было породниться с царствующим иноземцем, посватавшись к его дочери, «королевишне», или отдать свою дочь замуж за царского сына. Как видно из былин, такая форма решения государственных проблем была довольно распространенной во время княжения Владимира. Оттого среди былинных персонажей так много тех, чье бытование так или иначе связано с центральным и центрирующим топосом «стольный Киев». Традиция установления родственных отношений путем сватовства и женитьбы позволяет гипотетически связывать с Киевом разные территории, близкие и далекие, сухопутные и «заморские», устранить бинарную оппозицию талассократической (проходящей под знаком воды, моря, океана) и теллурократической (находящейся под знаком земли-суши) цивилизаций, установить бесконфликтные отношения через семейно-родственную близость.

Таким образом, Киев осмысляется как центрирующий и в исторической ретроспективе и в мифопоэтической системе древнерусского эпоса, что позволяет отделить киевский былинный текст от остального былинного корпуса, увидеть древние былины о временах князя Владимира как «киевский цикл». Цельная картина древней столицы вырисовывается из разрозненных песен, содержащих характерные фрагменты, детали и штрихи древнего эпического нарратива, феноменологические описания топоса, историко-культурную топонимику, дискурсивные и фонетические особенности былинного сказывания и пения. Разветвленная киевская концептосфера, как смыслообразующая и семантическая основа историко-художественного текста, содержит ключ к узнаванию историко-культурной реальности, с одной стороны, условно задокументированной в былинных анналах, с другой – символически закодированной в мифической концептосфере.

Узнавание киевской истории и киевского топоса происходит благодаря не столько событийному нарративу, ибо о событиях почти ничего не сообщается, сколько обращению к нравственной стороне военно-социальных, культурно-экономических, этнических, бытовых отношений внутри раннесредневековой Киевской державности. В этом контексте особое значение приобретают те аспекты, которые касаются эпико-ритмической организации былинного текста как живой речи, в которой эмфатически интонированное имя (Киев, Владимир и др.) и связанные с ним атрибутивные конструкции выступают в качестве когнитивных и экспрессивных, эмоционально-выразительных маркеров мифопоэтической и исторической картины.
 
ЛIТЕРАТУРА
1. Бураго Е. Г. Семиотика города: Киев как текст культуры // Вестник РУДН. Серия: Теория языка. Семиотика. Семантика, 2016, № 2. С. 35–40.
2. Древние российские стихотворения, собранные Киршею Даниловым / подготов. Евгеньева А. П., Путилов Б. Н. М.: Наука, 1977.
3. Евгеньева А. П. Рукопись Сборника Кирши Данилова и некоторые ее особенности  // Древние российские стихотворения, собранные Киршею Даниловым. М.: Наука, 1977.  С. 414–424.
4. Карасик В. И. Языковой круг: личность, концепты, дискурс. М., 2004. 477 с.
5. Корнева В. В. Топонимические исследования в новой научной парадигме // Вестник ВГУ. Сер.: Лингвистика и межкультурная коммуникация. № 1. Воронеж:  ВГУ, 2016. С. 150–154.
6. Лихачев Д. С. Поэтика древнерусской литературы. М.: Наука, 1979. 352 с.
7. Попова З. Д., Стернин И.А. Семантико-когнитивный анализ языка. Воронеж: Истоки, 2007. 250 с.
8. Пропп  В. Я. Основные этапы развития русского героического эпоса // Пропп В. Я. Сказка. Эпос. Песня. М.: Лабиринт, 2001. С. 145–176.
9. Путилов В. Н. «Сборник Кирши Данилова» и его место в русской фольклористике // Древние российские стихотворения, собранные Киршею Даниловым. М.: Наука, 1977. С. 361–404.
10. Суперанская А. В. Типы и структура географических названий // Суперанская А.В. Лингвистическая терминология и прикладная топономастика. М.: Наука, 1964. С. 59–118.

Аннотация
ТОПОНИМ «КИЕВ» В СБОРНИКЕ КИРШИ ДАНИЛОВА: СЕМАНТИКО-КОГНИТИВНАЯ АРХЕОЛОГИЯ ИМЕНИ
В статье рассматриваются особенности когнитивно-семантического и коммуникативного функционирования топонима Киев в исторической парадигме былинного текста в сборнике древнерусских стихотворений Кирши Данилова; изучается проблема песенно-эпического интонирования топонима в мифопоэтическом дискурсе киевского цикла; исследуется семантическая структура символа, хранящегося историческую информацию, типичные знаковые смыслы и морфолого-фонетические особенности былинного текста. Особенности фуекционирования онима Киев изучаются с опорой на работы по парадигматике текста в традиции Ю.М. Лотмана и проблемам типологии топонимов по В.А. Суперанской, с учетом новых подходов и методов в изучении топонимики, особенностей ее когнитивно-семантического анализа как важного аспекта былинной концептосферы Киева, с использованием элементов дискурсивного описания былинного ономастикона. Имя Киев играет роль центрирующего фактора в исторической когниции и в мифопоэтической системе древнерусского эпоса. Из отдельных историко-культурных фрагментов, топонимических деталей, феноменологических характеристик топоса складывается цельная картина древней столицы, концептосфера великодержавности и святости, как смыслообрузующая и семантическая основа историко-художественного текста, содержащего ключ к узнаванию эпически и семантически задокументированной, символически закодированной в былинах Киевской средневековой истории, этнических, военных, социальных, культурно-экономических связей и отношений, семантически и синтаксически детерминированной эпической и ритмической организации былины как живой речи, в которой эмфатически интонированное имя и устойчивые топонимические конструкции выступают в качестве комуникативно-когнитивных и экспрессивных маркеров древнерусского эпоса.
Ключевые слова: топоним, Киев, эпос, былина, киевский цикл, историческая парадигма, концепт, концептосфера, песенно-эпическое интонирование,  коммуникативно-когнитивный, былинный текст.
Источник: Науковий вiсник Херонського держ. ун-ту. Сер.: Лiнгвiстика. Вип. 31. Херсон: Херсон. держ. ун-т, 2018. С. 15–20.