Генеральская любовь часть 1

«Орел может полюбить воробья, но только на время завтрака»

Знакомства, как осенние листья, опадают с неиссякающих деревьев случайностей, и лишь некоторые из них забиваются под воротник теплой куртки, ближе к сердцу, прилипают к плечам, наподобие погон, или полам шляпы, как кокарда. Листья-знакомства иной раз бьют по лицу, но опять же иногда, когда оторвешь мокрый хулиганистый лист от щеки, то оказывается, он красив: красно-желтые тона, игривый зубчатый край - может сиять в гербарии. Таким же хлестким стало первое знакомство Марины со Станиславом Тихомировичем...
Марина устроилась секретаршей к Жульеву, начальнику НГДУ, и теперь сидела за шикарным дубовым столом на вращающемся кресле перед экраном компьютера последней модели, отвечала на телефонные звонки, заходила к шефу по вызову, печатала письма и документы, а между делом строила глазки посетителям, потому что среди них встречались люди солидные, а она не замужем.
«Хватит ласкать бедноту, - рассуждала она. - Если впрягаться в семейную телегу, то в такую, чтобы с мощным мотором, кондиционером - в общем, со всеми машинными благами и чтобы водитель с хорошим жалованием для покупки качественного житейского бензина».
Любая работа имеет вредности: пыль, газ, вирусы, разрушительные эмоции… Но с любыми вредностями можно справиться. Марина научилась работать с Жульевым: она вставляла в каждое ухо по своему аккуратному указательному пальчику, когда шеф при ней нецензурно объяснялся с подчиненными, к чему он имел обыкновение, поскольку прошел одну жизненную школу с мэром маленького нефтяного города Хамовским. Смысл сказанного, конечно, проникал в уши, но громкость снижалась. Она стояла с пальцами в ушах, выказывая внешнее несогласие и скромность, пока шеф не стихал, и ждала, ждала, ждала...
Легкие увлечения, приятные и короткие, разнообразили ее жизнь. Посетители Жульева иной раз оломевали перед ней, будто Марина излучала вполне реальную энергию, парализующую и завораживающую не потерявшие чувствительности мужские сердца и умы. Сам шеф, бывало, прикладывал по-дружески пятерню к ней чуть ниже талии, надеясь на взаимность интересов, но после нескольких попыток, под действием космического холода, возникавшего в глазках Марины, перестал.
Ножки у нее были что надо: не худые, как сучья, и не толстые, как свиные сосиски, а гладкие и округлые в нужных местах, без признаков целлюлита и магнетические для взоров и романтических лап. Марина не забывала их регулярно демонстрировать, прохаживаясь по кабинету, и скоро привыкла, что ожидающие приема мужчины становились чрезмерно вежливы и щедры на милые остроты, пытаясь вызвать благоволение с ее стороны. Она порой откликалась, порой нет, порой становилась мила и соглашалась вечером прогуляться по улицам и сходить в ресторан, порой выглядела высокомерно и недоступно, но вежливость всех прихожан считала обязательным атрибутом, приложением к своей должности, до тех пор, пока не познакомилась со Станиславом Тихомировичем, большой шишкой из вышестоящих менеджеров, или, иначе говоря, Генералом.
Он зашел в приемную, как дома на кухню, а лицо его было таково, будто впервые его не встретила летающая с тарелками предупредительно-улыбчивая жена, а на столе, где обычно ожидал щедрый на разносолы обед, было пусто. Вообще говоря, случайный уличный незнакомец при встрече вряд ли назвал бы его Станиславом Тихомировичем. Станиславом, даже Стасом – более подходяще, а в некоторых местах и Тусиком. Потому как выглядел Генерал слишком молодо для своей должности, где, следуя нормальному народному суеверию, должен восседать седеющий морщинистый старец. Но таковы реалии северных городов, промышляющих нефтью: рост в должности часто не соответствовал прожитым годам, опыту и знаниям, а соответствовал прочности знакомств с более высоким начальством, удачливости и уровню эксплуатации подчиненных. На Крайнем Севере, как на фронте, шла быстрая смена командиров, которых, правда, не отстреливали, а забирали в Москву или в другие теплые места, забирали по обоюдному согласию, потому что не родился еще северянин, не мечтавший сбежать с Севера на землю - на хорошую зарплату и должность.
- Начальник у себя? – спросил Станислав Тихомирович тоном, подразумевавшим ответ: «Для вас - всегда».
Сидевшие на мягких кожаных диванах кабинетные люди, нервно затеребив бумаги, лежавшие на коленях, устремили на Станислава Тихомировича взоры, в которых чувствовалась тревога, что человек с таким приказующим басом непременно пролезет вперед них, займет начальника надолго да еще испортит ему настроение, а тогда тот выместит все на них…
- У себя, но занят. Занимайте очередь, - автоматически ответила Марина.
- От тебя, дочка, требуется только ответить: на месте начальник или нет. Советы давай своим детям, если они у тебя есть, а очередь подождет - у меня срочное. Я двести километров проехал не для того, чтобы на диванах рассиживать, - сказал Станислав Тихомирович словами, каждое из которых, если перевести в тротиловый эквивалент, весило не меньше стандартного бомбового заряда, предназначенного для полного уничтожения как минимум одного заводского цеха, и направился к двери с табличкой: «Начальник».
- Вы что себе позволяете! Не смейте входить! - крикнула Марина и кинулась наперерез, двигавшемуся с уверенностью ледокола Станиславу Тихомировичу.
Генерал опередил, размашистым пинком растворил дверь, ударив по ее нижнему краю прямоугольным носком черной лакированной туфли. Дверь открылась резко, как крышечка карманных часов. Но вместо минутной стрелки в открывшемся проеме возник Станислав Тихомирович, а из-за него выглядывала часовая – Марина...
- Юрий Викторович, он сам. Я ему говорила! - крикнула она.
Круглолицый мордастый Жульев, сидевший на дальнем конце длинного широкого многоперсонного стола, оторвал хищный масляный пьяно-куражистый взгляд от личности, бледневшей напротив него, прервал мощный звук начальственного баса, от которого личность обильно потела, страшась и волнуясь, и все внимание сосредоточил на вошедших. Закрытие бензинового заводика, работавшего на территории его предприятия, изжогой травило душу. Он остался без привычного куска, который незаметно отламывал от генеральского пирога. Жульев повернул голову, как танк крутит башню, направляя дуло на новую цель, но выстрела не случилось. Начальственная броня исчезла, и возник человек: лицо смягчилось, голова откинулась назад, демонстрируя счастливое изумление, глаза поспешили налиться добротой и сердечностью…
- Станислав Тихомирович! Жду с самого утра, - словно любимому дитю, проговорил Жульев. – Марина, что же ты? Как ты не узнала всеми любимого Генерала!? Ну-ка, выйди, безобразница. Ух, доберусь и по попке отшлепаю…
Марина вышла из кабинета под грубый эпилепсоидный смех руководителей, слегка подталкиваемая в спину озабоченной затравленной личностью, спешившей быстрее скрыться с начальственных глаз, но Марина не замечала толчков, в ее голове неугасающим эхом, в точном соответствии интонаций Жульева, звучало слово: «Генерала!?», «Генерала!?», «Генерала!?»… Она села за свой стол и задумалась. Станислав Тимофеевич был мужчиной привлекательным. Нахальные живые глаза, светлые волосы, заботливо уложенные в аккуратную прическу, узкий хищный профиль лица, спортивная фигура, штаны не болтались на заднице, и как оказалось – большой начальник, даже Жульев раболепствует. Таких мужчин – один на сотню тысяч. Зацепить и овладеть. Однако случая не представилось.
Генерал ушел не попрощавшись, Марина проводила его задумчивым взглядом, оценивая по-женски. За приятными размышлениями рабочий день финишировал. «Главное - не превращаться в наседку», - мысленно повторяла Марина концентрат из уроков Аиды. Она сбросила черные туфельки, натянула элегантные саламандровские сапожки, встала, чтобы подойти к платяному шкафу, как раздался телефонный звонок.
- Мариночка, это вы? - спросил неизвестный мужской голос.
- Я, - ответила Марина.
- Станислав беспокоит. Уж извини, был грубоват. Это, конечно, не красит.
- Что вы, Станислав Тихомирович… - изумилась Марина, узнав.
- Без официальщины. Зови Стас. Хочу искупить вину. Тебя устраивает ужин при свечах в квартире с друзьями или милая встреча в ресторане? - перешел в наступление Генерал.
Марина на мгновенье перестала дышать, сердце ее встрепенулось и мощно стукнуло, словно протолкнуло пробку, застрявшую в сосудах. Брызжущая искрами феерия судьбы, которой она давно дожидалась, сидя в засаде за дубовым секретарским столом, предстала пред ней внезапно, как выигрыш, казалось уже безнадежного лотерейного билета.
- Лишнее, Станислав Тихомирович, лишнее… - начала лицемерить она.
- Мариночка, я же сказал, для тебя - Стас. Отказов не приму. Так с друзьями или в ресторане?
- Ресторан…
***
Одинокий ресторан маленького нефтяного города с атавистическим названием «Юность комсомола» собирал под крышей страждущих всех интересов и звания, недостатка в вечерних заказах не испытывал, посему повара работали весело. В полутьме зала они подсовывали захмелевшим посетителям специально хранимые в холодильниках объедки: недоеденные салаты, котлеты, мясную нарезку... Как-то примерно сорок любителей ресторанной еды отправилась на больничные койки с острейшим животом, но дальше громкого возмущения дело не шло, потому что крышу над тем рестораном крыла городская администрация и хлопотала над ним, как сердобольный отец над неудачливым младшим дитем. В благодарность за это Хамовский с господами депутатами, журналистами и прочими прихлебателями иногда кушали дармовые ресторанные треугольники из слоеного теста с маринованной курятиной, вареники с капустой и картошкой, разложенные по горшочкам, бутербродики с красной икрой... Подношения утяжеляют веки и сужают кругозор. Кроме того, в ресторане по причине разносортности собравшихся вспыхивали ссоры, вплоть до мордобоя. Однако о вышесказанном мало кто знал. Не знал и Генерал.
***
Вечером того же зимнего дня Станислав Тихомирович и Марина двинулись в одноэтажное питейное заведение «Юность комсомола». Его массивные стальные двери предполагали обучение жителей маленького нефтяного города, в большинстве своем приехавших на Крайний Север из деревень, элементарной культуре: дверь для женщины всегда открывал сильный настоящий мужчина – иначе никак. Генерал оттянул подпружиненное железо двери, Марина проскользнула. Разделись в гардеробе, огражденном от пьяной публики мощной стальной решеткой казематного цвета, и прошли за столик. Станислав Тимофеевич заказал свои любимые шашлычки, грузинское вино и многое из того, что пожелала Марина, и принялся за те немудреные разговоры, какими обычно мужчины, как они считают, соблазняют женщин, - о себе.
- …Мэры городов сосут из нас налоги и жужжат в моей приемной, буквально как мухи или пчелы, - заговорил по писаному Станислав Тихомирович. - Наели ряхи, деньги тратят без согласования, куда хотят. Наглецы! И к нам же бегут. «Дайте миллиончик, другой», - просят. А на-ка-ся – выкуси. Знаешь, сколько я премий с экономии средств компании имею? Ладно, в другой раз расскажу.
Внимание Станислава Тихомировича привлекли громкие голоса из фойе, и последующее события развернулись так, что поесть он и Марина не успели…
***
Если согнуть медный провод буквой «П» и засунуть его ножки в отверстия электрической розетки, то получится вспышка. В этот день в «Юности комсомола» чувствовалось напряжение: одновременно отмечали День уголовного розыска милиционеры и гуляла по поводу дня рождения главного судьи маленького нефтяного города банда так называемых шалкинских. Члены противоборствующих коллективов нехорошо поглядывали друг на друга.
Главному судье маленького нефтяного города Коле Срокошвееву не хватало обычных судебных взяток, и он организовал в маленьком нефтяном городе сеть коммерческих магазинов. Защищали судейские коммерческие интересы уголовники. На каждого из них у судьи имелось дело, которое можно было в любой момент пустить в ход, поэтому работали уголовники на совесть, а в зятья к судье проник известный нам судимый за грабеж и хулиганство Мухан.
Ножки в разнополярные области засунула жена Мухана: она решилась танцевать с одним из милиционеров. Мухан смотрел и мрачнел.
- Не по понятиям, братан, - говорили ему коллеги по зубодробильному цеху. – Бабу учить надо.
- Посадить бы их всех в колонию за такое хамство! – шептал на ухо Мухану судья Срокошвеев.
- Похоже, ей нравится, смотри-ка, улыбается, - сказал неважно кто.
Едва музыка стихла, как Мухан встал из-за стола, подошел к молодой жене и вывел ее в фойе, а там, перемежая назидательные речи с паузами, необходимыми для вдоха, размашистыми движениями рук принялся снимать с ее лица излишнюю косметику и уверенность.
- Будет тебе наука, сука, будет, - ожесточенно проговаривал он одну и ту же фразу, пока она не превратилась в короткий девиз: «Наука - сука».
Далее события развивались машинально.
Срокошвеев вышел покурить и схватился в жарком поединке с Муханом, встав на защиту дочки… Только родственники помирились, но вышел в туалет милиционер, который танцевал… Мордобой случился нешуточный. Сбежались многие. Охранника ресторана уложили на каменный пол в числе первых, гардеробщица привычно спаслась за решеткой, закрылась изнутри на замок и спряталась среди одежды, притворившись повешенной... Подрагивающий от принимаемых на грудь кулачных ударов голос Мухана вещал на весь ресторан:
- Жаль, нет Братовняка, а то всех бы…
Какой закон? Личностное дельце выкатилось. Даже Срокошвеев получил сотрясение мозга и, лежа на полу, увертываясь от снующих вокруг туфлей и ботинок, достал из кармана телефон и позвонил прокурору Коптилкину. Прокурор, не раз бывавший в гостях у судьи, несмотря на полночь, собрал своих и примчался в ресторан, имея за спиной прокуратуру маленького нефтяного города в полном составе. В ответ, также по телефонному звонку, съехались мобильные отряды милиции... А далее бандиты вызвали своих, автоиспекторы бросили свои посты, поднялись с постелей судебные приставы и мужья судейских секретарей. Началась цепная реакция. К «Юности комсомола» потянулись родственники, знакомые и просто желающие подраться. Зал не вместил всех желающих, как и площадь у ресторана…
Станислав Тихомирович и Марина нервозно смотрели на схватку, сидя за пустым столом. Заказанных блюд они не дождались, поскольку повара и официанты, услышав о Братовняке, мигом закрылись на кухне, засунув за дверную ручку стальной несгибаемый советский половник. Но если бы стол был сервирован, то вряд ли Генерал и Марина смогли кушать, глядя, как дерутся милиционеры с уголовниками, как мелькают средь серых мундиров испещренные наколками тела, как летят в стороны разорванные майки, рубашки, погоны, скользят по полу с противным металлическим призвуком выбитые из рук пистолеты, ножи...
Через черный ход Генерал с Мариной незаметно выскользнули из «Юности комсомола» и, смеясь и нежно обнимаясь, пошли по ночным улицам, будто и не любили до сих пор… Сложно сказать, что сыграло магнетическую роль в этих простых, на первый взгляд, отношениях, где стоило ожидать самого обычного начальственного романа: увлекся, обольстил, получил, забыл. Возможно, увиденная масштабная драка с кровью разбудила сердце Генерала, почти уснувшее и ороговевшее в тиши теплого начальственного кабинета, и вспомнил он те времена, когда сам работал на нефтяных промыслах в любой мороз, при любом скоплении гнуса и не брезговал подобными мероприятиями, где была возможность размяться и выбить пару-другую зубов. Возможно, красота и умная душа Марины, которую и полюбил Алик, очаровали Генерала, истомившегося в семейных стенах, как в теплой ванне...