Балканские побасенки. Часть 2

Море, горы, солнце, Купер

Милош оглянулся. Пассажиры, расслабленные, со счастливыми лицами, в предвкушении чудесной морской прогулки, переговаривались друг с другом и бесконечно фотографировались. Он знал по опыту – каждое лето во время своих студенческих каникул он работал здесь, в родном городке, на катере, возил туристов по фантастическим окрестностям,- как только они ринутся  в  морскую голубизну, часть отдыхающих, самые смелые, тут же перейдут на нос катера. Ибо это действительно неописуемое ощущение: ты впереди, и волны врезаются в тебя, теплые, ласковые,  адриатические…

И на этот раз опыт не подвел его. Сразу несколько человек, подбадривая друг друга, поспешили с кормы на нос, среди них и одна девушка. « Русская, » - тут же определил он, вслушиваясь в  реплики смельчаков.

Путь в Голубую пещеру, к счастью, был открыт. Иногда волны бывали слишком высокими, и заехать туда было просто невозможно. Тогда пропадал всякий смысл подобной поездки. Но сегодня … сегодня удавалось все. В пещере, после того, как утихли   первые крики восторга, и «н»- фотографий были сделаны на фоне ее таинственных камней и голубизны вод, Милош остановил, наконец, катер.
И тут же веселый народ стал прыгать в воду. Соленые прозрачные голубые воды Адриатики готовы были держать  на плаву каждого, кто доверится  их воле.  И это при глубине 45 метров! Риск, азарт и … ни с чем не сравнимое ощущение красоты и неповторимости момента, который хотелось растянуть, впитывая в себя эти горы, это небо, эту водную ширь…

А потом, когда все уже высаживались на берег, он, первым оказавшийся на суше, протянул ей руку, помогая выпрыгнуть из катера, и спросил ее на своем не очень хорошем русском :

- Что Вы делаете сегодня вечером?

- Вы хотите со мной познакомиться? – улыбнулась ему в ответ девушка.

- Да, - совсем осмелел он, вглядываясь в ее огромные голубые глаза - плошки.

А вечером они уже вместе прыгали на волнах и купались, купались, купались в  таком ласковом теплом дружелюбном море…

После ужина в ресторанчике прямо на берегу, она, тщательно подбирая сербские слова, рассказывала ему о себе.

Оказалось, что ее зовут Наташа, что она москвичка,  студентка исторического факультета, что в прошлом году родители отправляли ее отдыхать в Венгрию на Балатон, а в этом году  отец  за хорошую учебу решил побаловать ее поездкой в Югославию.

Милош  наблюдал за девушкой  сквозь прищур своих карих глаз, любуясь ее светлыми длинными волнистыми волосами – андерсеновская русалочка, да и только!-  ее нежным загаром, и думал, что все – таки не простая девушка Наташа сидит пред ним. Он, неплохо зная ситуацию в СССР (факультет обязывал!), и то,   как тяжело после 48-го года складывались отношения между  матерью социализма и ее непокорной дочерью СФРЮ, понимал, что Наташа была скорее всего дочерью какого – нибудь партийного бонзы, поэтому папа выхлопотал ей поездку за границу, что вообще было крайне сложно для рядовых граждан страны Советов… Но, как только она, рассказывая,  улыбнулась ему, он тут же забыл про все свои логические  рассуждения, в голове было только «Милош» - «Наташа», «Милош» - «Наташа»...

- Хочешь, пойдем в кино? – предложил он после ужина.

- А что идет?

- Не знаю. Но опять что-то с Гойко Митичем  в главной роли. «DEFA» расстаралась. Причем, знаешь, говорят, что съемки были на этот раз у нас, в Югославии. Может, и наши окрестности попадутся. К нам  ведь много киношников приезжает!

- Пойдем! Знаешь, а я в подростковом возрасте все романы Купера перечитала!

- О, моя ясноглазая Лань! – засмеялся он, и они пошли по скалистым ступеням к центру города.
..........

Что знал Милош и чего не могла знать
или о чем только могла догадываться      
           Наташа?

Милош, как и Наташа, родился и жил в сказочной стране. Только страны эти, как и сказки, были разными. Наташа, оказавшаяся в сказке Милоша, видела ее в посеребренной фольге, как рыбное блюдо в любом прибрежном югославском ресторане, и пока не могла судить о самом продукте.

Итак, Югославия, в которой оказалась Наташа, все еще была Югославией Тито, ибо «великий и ужасный»  был жив, правда жить ему оставалось совсем немного.
Тито, ставший Богом и Чертом в одном лице, принес своей стране много счастья и, наверное, столько же горя…

Соединивший разрозненные балканские государства  в одно, он утверждал, что раз и навсегда решил вопрос «мульти – культи», что отныне представители более, чем 20 наций и народностей, и, соответственно, разных вероисповеданий,  живут в мире и согласии. Оставалось позаботиться об их экономическом благосостоянии. Но не по-социалистически, иначе…

И он сделал это вопреки Сталину, вождю и учителю! Он открыл двери на Восток и на Запад, оставаясь при этом хитрой бестией, утверждая, что, мол, при влиянии Востока, который  он все меньше слушал, что и привело к своеобразной блокаде страны со стороны восточных партнеров, и на  деньги Запада, тем не менее, страной владел он, Тито!

Границы были нараспашку, и движение людей и товаров туда – обратно привело к удивительному для соцстраны результату: уровень жизни резко вырос, не было ненормального, но  столь привычного для СССР  понятия «дефицита», умело сочетались принципы социалистической и рыночной экономики. Развивался туризм, дав импульс новой отрасли экономики.

Проблема с безработицей была решена за счет миграции рабочей силы в страны капмира и страны третьего мира, денежные средства ввозились в страну и оседали там…

Но… все реформы стали возможными  за счет гигантских кредитов, которые рекой текли с Запада, и …которые когда – то надо было возвращать…Но как ?  Вот этот –то процесс и стал тормозом сверх - успехов  всесильного Тито! И это понимали все.
Кроме того, в разные республики  федеративной Югославии инвестиции  вкладывались неравномерно, поэтому и  развивались они по-разному. В конце концов, это привело к растущему ропоту, недовольству широких масс против так называемого культа личности, которое до поры до времени выражалось в анекдотах. А наиболее смелые  отбывали срок на острове Голом, само же общество говорило об этом лишь  шепотом…
Да, будучи студенткой такого архиважного факультета, как исторический, да еще и девушкой любознательной, Наташа многоe знала о в своей сказке. В двадцать лет она понимала значение хрущевской оттепели в  развенчании культа личности Сталина и появлении новых демократических свобод в СССР, а затем и роль новых сумерек с высылкой из ее  сказочной страны такой одиозной личности, как Солженицын, чье творчество высоко оценил весь мир, кроме своих…

Но ни Милош, ни Наташа не могли тогда знать, что произойдет через каких – нибудь пять – семь  лет после их первой встречи, когда к власти в СССР придет личность иного плана, а вслед за ней произойдет знаменитейшая «перестройка», которая изменит все у себя дома и в окружающем мире. Но до этого было еще далеко!
..............

 «Альпинистка моя, скалолазка моя…»

- А теперь я хочу все знать о тебе! – сказала Наташа.

- Хорошо, пойдем, с готовностью ответил он, краем глаза отметив, что обувь у нее удобная, так что любая дорога ей по плечу.

Они дошли до площадки, где была припаркована его машина.

- Садись! – жестом пригласил он Наташу, распахивая перед ней дверцу авто.

- «Jugo - 45», надо же! – воскликнула  его голубоглазая пассажирка.

- Новое транспортное средство? – засмеялся он, умело выруливая на довольно узкой дороге, ведущей по спирали вверх.

- Новое! – ответила она.

Через полчаса хорошей езды Милош припарковал машину.

- Приехали? – поинтересовалась она.

- Дальше  очень круто, и дорога узкая, - уточнил он.

И они пошли по дороге, которая то сужалась, то расширялась, время от времени они останавливались, чтобы передохнуть, а затем снова шагали вверх.

Лавр простирал свои ветви  прямо у них над головами. Апельсины, киви, гранаты, айва, виноград, словно новогодние украшения в летнюю жару, склонялись над ними.  Внизу у обочины дороги  рядом со скалами   цвели зкзотические кактусы.
- Что за сказка! – восклицала то и дело Наташа.

Из ее маленького «VEF» - овского приемничка лился голос всеобщего кумира:

«Я спросил тебя: - зачем идете в горы вы?-
А ты к вершине шла, а ты рвалася в бой…»
…
«Ох, какая ты неблизкая, неласковая,
Альпинистка моя, скалолазка моя.
Каждый раз меня из пропасти вытаскивая,
Ты учила меня, скалолазка моя.»

На последней ноте Милош вдруг шагнул куда –то в сторону от дороги и позвал Наташу. Она пошла следом за ним.

- Типи? –спросила она, неожиданно увидев за густыми деревьями  шалаш из веток прямо  на открытом  склоне горы, откуда открывался великолепный вид на море и горы. Шалаш   был полукруглой формы, чуть покосившийся, явно не вчера построенный, но все же вполне пригодный для схрона от ветра, дождя, дикого зверя.

- Нет, не типи, вигвам, - ответил Милош и принялся терпеливо объяснять ей разницу между разными видами построек   у индейцев.

- Твоя работа? – уточняла она.

- Знаешь, пару лет тому назад мы с друзьями тут ночлег организовывали, вот и пришлось построить! – с улыбкой ответил он.

Наташа, украсив волосы неизвестно откуда взявшимися орлиным пером (уж он точно знал в этом толк!) с лентой, уселась на пороге вигвама.

Ей хотелось сидеть там долго – долго, может быть, всегда, всю жизнь,  забыв обо всем на свете: о папе – декане, так они полушутя называли своего любимого Игоря Валерьевича, декана их истфака, который отправил ее за отличную учебу в международный студенческий лагерь, о маме, учительнице младших классов из маленького городка в средней полосе России, о своем житье – бытье в общежитии, об интересных и неинтересных лекциях, о скучных и незаурядных преподавателях. Лишь бы эти горы, это море, это небо были всегда…

Будто угадав ее мысли, Милош   присел рядом с ней и процитировал:

«…вещи и люди преходящи,
Они рано или поздно превратятся в тлен,
Станут пеплом, историей, чьим –то воспоминанием.
Всегда будут жить мысли и идеи людей,
Потому что нельзя запретить думать.
На века останутся небо, море и берег,
Потому что они вечны, они были и будут всегда.»

Наташа даже вздрогнула. Никогда еще до сих пор ни один  посторонний человек не казался ей своим, родным так быстро, как сейчас Милош после каких –то считанных часов знакомства…

- Ну, что, пришло время преломить хлеба, - медленно, с расстановкой, почти по – библейски,  произнес Милош и достал из своего рюкзака хлеб, воду и два яблока.
Хлеб был белый. Вообще здесь в продаже был  только белый хлеб, причем, очень вкусный. Правда, его нельзя было долго держать на столе, он быстро черствел. Поначалу Наташа никак не могла понять, что же он ей напоминает. Потом  догадалась, что почти такой же по вкусу была церковная облатка, которую она пробовала когда –то в детстве в деревенской церкви, куда ее однажды  привела бабушка. Маленькая церковь в Богом забытой российской деревушке и большой церковный праздник… И  даже ей, нехристи, как беззлобно ругалась  бабушка по поводу ее родителей, атеистов,  дали причаститься и вкусить церковного хлебца…

Южный вечер наступал быстро. Надо было определяться, возвращаются ли они к машине, или остаются ночевать здесь. Прикинув, что путь неблизкий, решили все – таки остаться на ночлег.

Ночью Наташа внезапно проснулась. Она полежала, послушала тишину и вышла –таки наружу.  Тьма была непроглядная. Она сделала осторожный шаг в сторону леса: даже силуэты деревьев в темноте были нечеткими.  Вдруг  прямо у себя над головой она увидела две святящиеся точки. Интуиция сработала мгновенно. Она присела, и тут же что-то  метнулось над ней в гигантском сильном прыжке.
 
В ужасе, почти ползком она вернулась обратно в шалаш. И тут же разрыдалась.

- Ты чего? –сонным голосом спросил Милош, который крепко спал до этого после их скалолазания и которого разбудил плач Наташи.

- Понимаешь, там рысь. – И она снова залилась слезами…

Рано утром они уже ехали в своем «Jugo - 45» в город.

- Ну что, романтики поубавилось? – спросил Милош, с улыбкой поглядывая на нее со стороны.

- Все хорошо, спасибо тебе за эту фантастическую поездку! – только и сказала она. 

«Что и сколько весит…»

Документальные  источники

В 1950 году, когда Тито уже был объявлен в СССР «изменником» и «палачом», в Москве была подготовлена специальная справка об имуществе маршала:

«Владения Тито:
Тито владеет огромными богатствами. В его распоряжении находятся владения:
1. Королевский дворец на Дединье.
2. Роскошная вилла на Румынской ул. в Белграде.
3. Целый остров Бриони в Адриатическом море с дворцами, пляжами, зверинцами, флотилией увеселительных судов.
4. Несколько роскошных вилл на побережье Адриатического моря, на Брду в Словении, Плитвицах в Хорватии.
5. Огромный заповедник с дачами и подземными военными базами в Хан Пиеске — настоящее феодальное владение.
6. Имения в Белье, Илоке, Бачке.
7. Имение в Земуне.
8. Виноградники и погреба во Вршце.
Земельные владения Тито составляют 1 % территории Югославии — более 250 000 га (пахотной земли, лесов, виноградников, пляжей, заповедников).»

Однако …

Формально Тито не владел всем этим имуществом, оно считалось собственностью государства. Но  маршал пользовался им, как своим собственным. 

Он любил красивые вещи  и  красивую жизнь. Цитата одного из людей его окружения:

 «Все, что было его, должно было быть самым лучшим, самым дорогим, самым роскошным,  даже дичь, которую он стрелял на охоте, — самой крупной.»

Итак, некий мифический строй, установленный   Тито в Югославии,  не мешал ему вести свой корабль собственным курсом, а абсолютную власть прикрывать собственной  идеологией.

Предполагают, что он был своего рода продолжателем дела печально известного Аписа. Единая Югославия, а не Сербия, вот что было у него на первом месте. Национальное государство, выстраиваемое королями Обреновичами, исчезло под напором Аписа и его последователей, и на его месте после  Первой мировой войны появилась федерация не ладящих друг с другом  народов. А после Второй мировой  все это новообразование зижделось на диктаторской власти, крутой смеси социализма и капитализма и  интернационализма, ведь  именно при Тито албанцами было заселено Косово, считавшееся сербским. Но ни ему, ни нам, сегодняшним, было тогда невдомек, что совсем скоро,   в 90-х,  по столь любезному для Тито Косово среди толп митингующих будет ходить поводырь с ослом, под хвостом у которого будет висеть портрет того самого «великого и ужасного» Тито… К чему это привело далее в конце XX –го – начале  XXI –го века – мы с вами хорошо знаем.
...........

Монастырь Савина

«Jugo - 45» притормозил у остановки.

- Сегодня куда? – спросила она, впрыгивая к Милошу  в машину.

- В монастырь Савина.

- В монастырь? – ее удивлению не было предела.

Во – первых,  она была атеисткой, да иначе и быть не могло в стране, откуда она приехала. Правда, она заглядывала иногда в храмы, рассматривая их скорее  как памятники культуры и архитектуры, нежели  как  культовые здания.

Во – вторых, она привыкла таковыми, то есть, как она сама, считать всех окружающих, что, в принципе, вполне соответствовало реальности. Лишь относительно недавно во время  зимней поездки от университета в Вильнюс на студенческую конференцию она неожиданно для себя увидела  в католических храмах столицы Литвы, куда их, гостей,  приводили на экскурсии, много  молодых лиц:  детей, школьников, студентов. 

- Сколько  их! – удивлялась она. -  И они совершенно свободно ходят на церковную службу! А как же школа, комсомол! А деканат!

Само понятие веры в Бога в обществе считалось реликтом прошлого, синонимом невежества и косности, и абсолютно неприемлемым для студента, комсомольца, так сказать, строителя нового мира, а фраза Остапа Бендера из знаменитого романа Ильфа  и Петрова «Почем опиум для народа?»  была одной из самых расхожих среди населения всех слоев и возрастов…

До монастыря было относительно недалеко. По дороге Милош рассказал Наташе  о том, что  создателем этого  мужского православного монастыря является сам патриарх независимой сербской церкви Савва (отсюда и название  - монастырь Саввы или Савина), и что произошло это  еще в XIII – ом  веке.

Когда же они подъехали, наконец, и, оставив машину, прошли вдоль Боко – Которского залива к комплексу зданий, у Наташи буквально захватило дух. Сочетание синих гор, голубизны вод,  белых храмов с золотыми куполами и шири небес могло любого неверующего хоть на  минуту сделать верующим!

Милош потянул ее за руку, и они пошли дальше. За церквями на склоне был расположен обелиск с надписью «Русским людям, утерявшим родину, вечный покой в братской земле».

- Здесь кладбище? – спросила Наташа.

- Да. Русским воинам, которые не вернулись в Россию после  Первой мировой войны или не смирились с новым режимом, который пришел на смену династии Романовых.

- Ты хочешь сказать, что это кладбище белому русскому воинству? – переспросила она.

На некоторых лекциях, которые организовывались вместе с филфаком,  она была уже наслышана о белом крыле русской эмиграции, а булгаковские «Бег», «Мастера и Маргарита» и «Белую гвардию» они читали и перечитывали всем курсом…

Так  они оказались среди белых надгробий с такими же благообразными белыми каменными крестами с именами и фамилиями усопших и их датами рождения и смерти. На некоторых могилах надписей не было.

Милош привел ее  к надгробию, на котором было написано «Владимир Аполлинариевич и Марианна Сергеевна Ивановы. 1884 – 1955.»

- Вот, - сказал он.

- Что «вот», - не поняла Наташа.

- Ты же хотела знать обо мне все.

- Да, но…

- Это мои прабабушка и прадедушка…

А вокруг за всей этой ослепительной белизной камня и позолотой надписей шумел парк. И деревья его были настолько высоки, что, казалось, даже в такой яркий солнечный день, как, например,   сегодня в нем темно.

Наташа присела на скамейку. Им точно было, о чем поговорить, ей, и Милошу.
 ........…..

Истинное лицо лидера

Документальные материалы

Зимой 1968 года Тито отправился в азиатское турне: Афганистан, Пакистан, Камбоджа, Эфиопия, Египет, потом — Иран, Монголия, Япония.

Когда он возвращался в Югославию, то сделал краткую остановку в Москве. Во время встречи с Тито Брежнев вдруг поинтересовался: какой будет реакция в Югославии, если там вдруг взбунтуются студенты, ведь сейчас они бунтуют везде? «У нас такое невозможно», — ответил Тито и … ошибся.

2 июня 1968 года в студенческом городке Белградского университета должны были состояться «культурно-развлекательные мероприятия» под названием «Караван дружбы-68» и «Микрофон — ваш!». Потом — концерт и танцы.

Когда собравшиеся студенты попытались попасть в зал, то выяснилось, что пускают туда только по пригласительным билетам. И только бойцов «трудовых бригад» — югославских студенческих стройотрядов. Студенты все-таки пытались попасть внутрь, у входа возникли потасовки, в здание полетели камни. Прибыла милиция, которая попыталась разогнать студентов с помощью дубинок. Но к месту столкновения подходило все больше и больше людей. Начались спонтанные митинги. На них говорили, что жить на стипендию невозможно, что жизнь в стране дорожает. Кто-то предложил направиться в центр Белграда и предъявить Союзной скупщине студенческие требования. Вскоре колонна студентов, толкая перед собой пожарные машины, двинулась к центру города. К ней по дороге начали присоединяться и разбуженные горожане.

Однако милиция подтянула свои силы. Раздались выстрелы (милиция утверждала, что стреляла в воздух). Появились раненые. Демонстранты отступили обратно в студенческий городок. Вскоре туда ворвались милиционеры и, стреляя в воздух, разогнали студентов.

Рано утром в студенческом городке начался массовый митинг. Был образован Студенческий комитет действий. Он принял решение — провести митинг в центре Белграда и ознакомить власти со своими требованиями. Снова колонна студентов с портретами Тито, югославскими и красными флагами, а также лозунгами «Тито — партия!», «Есть ли у нас Конституция?», «Хотим работу!», «Долой социалистическую буржуазию!», «В нас стреляли!» двинулась по направлению к центру Белграда. Демонстранты пели Интернационал и «Товарищ Тито, мы тебе клянемся!». Портреты Тито соседствовали с портретами недавно убитого в Боливии Че Гевары.

Однако и на этот раз дорогу демонстрантам преградила милиция. Колонна остановилась. Милиция начала теснить студентов, снова раздались выстрелы. И снова студенты были вынуждены отступить к студенческому городку.

На следующий день Комитет действий выпустил заявление, в котором объяснил причины недовольства студентов и сформулировал их требования. Среди главных причин назывались расслоение и неравноправие в югославском обществе, безработица, фактическое свертывание демократии и самоуправления. Требования сводились к демократизации всех общественно-политических организаций, в том числе и Союза коммунистов, гарантии свободы публичных высказываний, демонстраций и собраний, демократического контроля над выборными политическими представителями. Студенты требовали смещения политической элиты, которая проповедовала социалистическую мораль, но вела жизнь «красной буржуазии». Белградский университет был провозглашен «Красным университетом имени Карла Маркса».

Так события 2–3 июня 1968 года переросли из банальных потасовок чуть ли не в студенческую революцию. «Белградский июнь» принял эстафету от студенческих бунтов 1968-го в Западном Берлине, США и, наконец, от знаменитого «Красного мая» в Париже. Ни Тито, ни другие руководители Югославии этого явно не ожидали.

Реформы 1960-х годов создали парадоксальную ситуацию в стране. «Партизанские» идеалы казались уже устаревшими, а развитие новых идей пресекала все та же партийная бюрократия.

По отношению к Тито в среде молодых бунтовщиков существовали различные настроения. Первые демонстрации прошли под его портретами. Но уже на следующий день  на митинге в студенческом городке Нового Белграда ораторы публично призывали к отставке Тито. Студенты говорили о «сорока виллах Тито по всей Югославии», о «дворцах в Дединье», о «десятках «мерседесов» …Один из старых лозунгов «Тито — герой!»  студенты переделали в «Тито — буржуй!».

Когда начались демонстрации, Тито находился на Бриони. В первые дни волнений он отмалчивался. Тем временем забастовка охватила почти 50 тысяч белградских студентов.

Студенческий бунт носил ярко выраженную леворадикальную окраску. Если Тито начал экономические реформы, но о глубоких политических реформах даже слышать не хотел, то студенты требовали прямо противоположного. Политическим изменениям — «да», но либерализации экономики и ее последствиям — «нет». Большинство из участников «белградского июня» еще верили в социализм. Девизом студентов стали лозунги «Долой красную буржуазию!», «Долой князей от социализма!», «Больше школ, меньше автомобилей!», «Революция еще не окончена!». На здании ректората висел огромный портрет Че Гевары, а студенты пели сочиненный ими на основе знаменитого «Левого марша» Маяковского гимн:

«Пусть солнце прорвется
В наши сердца,
И молния землю осветит,
Клячу истории загоним,
Левой! Левой! Левой!
В книгах читали про наших отцов,
Их мечты — это то, что нас греет,
Но сегодня пришел и наш черед,
Левой! Левой! Левой!
В наших глазах, как когда-то у них,
Звезда Коммуны восходит на небо,
Молодость — наша привилегия!
 Левой! Левой! Левой! »

К студентам Белграда присоединились студенты Сараево, Загреба, Любляны и других городов. Их публично поддержали представители интеллигенции, например, известная поэтесса Десанка Максимович. Они вежливо говорили с ними, но дальше дело не пошло.

Больше всего власти опасались, что волнения охватят рабочих. Студенты оказались в меньшинстве, они выпустили несколько воззваний к рабочим, однако с огорчением увидели, что тем непонятна их идейная борьба. Большинство интересовали деньги, автомобили, цветные телевизоры — обычные материальные ценности, и ничего более. Кроме  того, на некоторых предприятиях создавались рабочие дружины, чтобы в нужный момент бросить их против студентов.

Все ждали, что скажет Тито. А он молчал, но вдруг неожиданно сделал заявление для телевидения. Эту новость сразу же передали все радиостанции и телеканалы.

Его приближенные считали, что маршал осудит организаторов волнений. В газете «Борба» даже начали готовить передовую статью, выдержанную в таком духе. Однако выступление Тито смешало все карты. В тот день он продемонстрировал потрясающие способности политической эквилибристики.

Тито обратился к студентам тоном умудренного жизненным опытом отца. Признав, что события в Новом Белграде «ударили всем по головам», он заявил, что понимает недовольство студентов, что ни один коммунист не может обогащаться за счет других людей. «90 процентов студентов — это наша социалистическая молодежь, — заявил он, — которая не позволяет различным джиласам, ранковичам, маоцзэдунам и другим использовать заботу о студентах, как предлог для того, чтобы осуществить свои цели». Об этой молодежи, сказал Тито, «мы недостаточно заботились».

Тито пообещал расследовать действия милиции и наказать виновных,  не взирая на их должности. «Более того, — подчеркнул он, — если я не смогу решить эти проблемы, значит, я больше не должен буду занимать это место».

Тито призвал студентов прекратить забастовку — ведь их проблемы взяли на себя руководители. «Наступило время для того, чтобы вернуться к занятиям, — сказал он. — Сейчас ведь время сдачи экзаменов, и в этом я желаю вам всяческих успехов. И было бы жаль, если это время для вас будет еще больше потеряно.»

Авторитет и харизма Тито сработали. Трудно себе представить, чтобы де Голль смог утихомирить бунтующую Сорбонну просьбой готовиться к экзаменам. А молодые югославские радикалы поверили Тито — уже на следующий день забастовка была прекращена.

Они, конечно, не знали, что, закончив читать телеобращение, Тито встал из-за стола и сказал: «Вот что значит, товарищи, не арестовать вовремя нескольких шалопаев!»

Кого и как — вскоре стало понятно…

Треклятая война

Милош задумчиво чертил что-то носком ботинка на земле у скамьи, на которой сидела Наташа. Чувствовалось, что ему нелегко начать разговор. И Наташа не торопила его. Потом он сел рядом с ней и начал рассказывать.
..............

…Марианна дежурила в госпитале всю ночь напролет. Операции продолжались одна за другой практически без перерыва. Медперсонал тут же ел, спал и  курил, не уходя далеко от операционной.

Марианна помогала  бинтовать пациента после операции, когда вдруг кто-то посторонний вошел в операционную, наклонился к самому уху хирурга и что-то прошептал. Марианна увидела, как у хирурга от удивления «взлетели»  брови над марлевой повязкой, закрывавшей почти все его лицо. Он выслушал говорившего и кивнул:

- Что поделать, батенька, клятва Гиппократа!

Тут же на пустую кровать, специально дополнительно поставленную в операционную, внесли бездыханное тело мужчины в английской военной форме.

Почти одновременно прооперированного бойца санитары осторожно приподняли со стола понесли в палату.

И хирург кивнул Марианне на новенького:

- Следующий!

Она подошла к только что принесенному иностранцу, откинула ткань с его лица и вдруг зашаталась… Перед ней лежал ее Владимир.

В тот день  и во все последующие дни ей казалось, что она спасает не столько его, сколько себя саму, давно заживо похороненную здесь, на фронте, в военно – полевых госпиталях. Все здесь было поставлено на службу великому монстру - войне: она забирала свежие силы, уничтожала, проглатывала их, а потом требовала новых жертв. Красное – белое  - красные кресты на белоснежных косынках, красное – белое – алая кровь на белом госпитальном белье, красное – белое на грязно - сером снегу, красное – белое в ее, Марианны,  кошмарных снах, для которых почти не было времени.  Была только работа и … дороги, дороги, дороги войны.

А потом, когда Владимир, «раненый, но живой», был откомандирован в Петербург, Марианна с письменного разрешения  главного хирурга отправилась вместе с ним…

 Переполненные поезда, злобные и несчастные лица, калеки, раненые, холод, отсутствие воды и еды… До северной столицы они добирались две недели. А там, в городе их счастливой юности,  -  патрули солдат и матросов на каждом шагу и …семечки, шелуха от семечек на мостовой, откуда она взялась, ведь ее никогда – никогда там  не было!

Кое – как они оказались у  квартиры кузины. Дверь  долго не открывали, выясняя, кто да почему  ранним утром звонит к ним. А когда открыли, слезам и разговорам не было конца. Все бегали вокруг них, грели для них воду, потом поили их чаем, кормили, устраивали им постель…

- Наконец –то! – приговаривала тетушка, - наконец –то!

- Слава Богу, живы! – вторила ей кузина…

А когда Владимир, наконец, почувствовал  себя лучше после ранения и смог- таки самостоятельно выходить на улицу, он, естественно, предпринял попытки восстановить старые связи. Телефонные аппараты часто не работали, и барышни – телефонистки никак не могли соединить его с нужным абонентом. Но и те немногие знакомые, с которыми сначала он, а потом уже они оба вместе с  Марианной все-таки встретились, дали им понять, что они вернулись, увы, в совсем другую страну…

 Произошедшая февральская революция разделила всех еще больше, нежели это было до войны.  Часть их бывших друзей, коллег была в армии, часть неустанно бегала с одного митинга на другой, а потом в гостях, в домах единомышленников, активно обсуждалось, кто что сказал, и что теперь из всего этого будет. Наиболее прозорливые уехали или готовились к отъезду, выбирая для этого окольные пути...

Ситуация на Западе была непредсказуема, исход войны неясен,  а здесь, внутри страны, появились некие новые силы, которые претендовали на все и сразу, вопреки  многовековой истории и укладу.

«Мы наш, мы новый мир построим,
Кто был ничем, тот станет всем!» - стало их девизом, кредо, руководством к действию.

Революционная ситуация нарастала, а 300-летняя династия Романовых не значила уже ничего, в начале марта 1917 –го года царь  подписал отречение от престола…

Владимир и Марианна сидели за столом. От них только что ушли гости, но оба они не спешили вставать из-за стола.

- Марианна, я хочу, чтобы ты меня правильно поняла. Я не трус, но я не солдат. Я коммерсант. Я умею торговать, но воевать я не умею и не хочу! Тем более, что с каждым днем я все меньше понимаю, против кого, собственно, надо воевать, почему вдруг одни мои друзья стали октябристами, другие кадетами, третьи еще черт знает кем!

- Что ты предлагаешь? – грустно глядя на него, спросила Марианна, закуривая. За годы войны она умудрилась не потерять его палангский подарок – мундштук из янтаря.

- Мы уедем. Через Крым, Турцию. В Европу. Ведь кончится же когда – нибудь эта треклятая война!

Марианна молча встала из-за стола и подошла к окну. Там было темно, фонари с некоторых пор почти не зажигали. Только изредка вспышки то ли далеких разрывов, то ли выстрелов освещали сумрак улиц…

И она, вечный живчик, моторчик, с ее неустанным желанием  быть в гуще событий, с ее бесстрашием военной медсестры  отбросила вдруг мундштук в сторону и крепко прижалась к нему…

А потом снова были вокзалы и поезда, пристани и пароходы, города и веси … и чужие люди вокруг. Ее матушка умерла, пока Марианна  совершала свои военные подвиги, а отец ушел из жизни буквально накануне их заранее  запланированного отъезда. Неизвестно, что больше на старика подействовало: то ли его расстроенное после смерти жены сердце, то ли то грозное и непонятное, что наваливалось сейчас на них на всех, и названия которому пока не было. Родители Владимира категорически отказались куда – либо ехать, мол, возраст не тот, чтобы менять родные места на какие –то другие.

Через Крым, Турцию,  Италию  после всех мытарств и нервотрепки Владимир и Марианна прибыли на другой берег Адриатики, на Балканы. И только здесь Марианна смогла, наконец, отогреться, потому что  весной там уже было тепло так, как на родине бывает  лишь летом, а славянская речь, которую ловило ее ухо, грела ее душу.

 - Мы будем жить здесь! – счастливо  кричала она, обнимая Владимира за шею. – И будем рожать детей! И будем счастливы!

И он, Владимир,  был рад, его мечте суждено - таки сбыться. У него есть семья, есть Марианна, будут дети, и это сейчас было самым главным для него вопреки всем житейским бурям неспокойного времени, в которое им выпало жить.

«Мы тоже построим наш новый мир, но совсем другой, » - думал он, обнимая жену и глядя в даль.
 
Добро сильнее зла?

Община городка предоставила им бывший дом священника, который был неподалеку от старой, частично разрушенной  и уже закрытой за ненадобностью церкви. Новый храм был построен в центре города незадолго  до войны на деньги наследников известного благодетеля Мирко Комненовича, семья которого многое делала здесь для людей.

Получалось, что жили они  теперь в башне, так Марианна называла их новое жилье, потому что оно было  высоко над городом, над горной дорогой, над побережьем, над  синим – синим морем. Каждое утро Марианна, поглаживая свой округлявшийся живот, выходила на балкон,  наслаждаясь небом, морем, горами,  и шептала:

- Смотри, мой маленький! Вся эта красота для тебя!

Владимир работал в коммерческом тресте, сгодилась его сноровка, его опыт, а по выходным вместе с несколькими помощниками   ремонтировал дом.

Марианна помогала время от времени в местной больничке, но большую часть дня проводила  либо  на балконе у маленького столика, либо, если вдруг лил дождь, у окна гостиной с блокнотом или с книгой в руках. И это снова был ее «родной»  Рильке, живший в своем доме – башне в Швейцарии.

Конечно, Марианна не знала и не могла знать, что примерно в то же самое время ее любимый, родной  Рильке надписал и послал русской звезде серебряного века Марине Цветаевой две своих книги «Дуинезские элегии» :

«Марине Ивановне Цветаевой.
Касаемся друг друга. Чем? Крылами.
Издалека свое ведем родство.»

А она, удивительная женщина – поэт, отвечала  ему:

«Райнер Мария Рильке!

Смею ли я так назвать Вас? Ведь Вы — воплощенная поэзия, должны знать, что уже само Ваше имя — стихотворение. Райнер Мария — это звучит по-церковному — по-детски — по-рыцарски. Ваше имя не рифмуется с современностью, — оно — из прошлого или будущего — издалека. Ваше имя хотело, чтоб Вы его выбрали. (Мы сами выбираем наши имена, случившееся — всегда лишь следствие.)

Ваше крещение было прологом к Вам всему, и священник, крестивший Вас, воистину не ведал, что творил.»

И далее:

«Вы не самый мой любимый поэт («самый любимый» — степень), Вы — явление природы, которое не может быть моим и которое не любишь, а ощущаешь всем существом, или (еще не все!) Вы — воплощенная пятая стихия: сама поэзия, или (еще не все) Вы — то, из чего рождается поэзия и что больше ее самой — Вас.

Речь идет не о человеке-Рильке (человек — то, на что мы осуждены!), — а о духе-Рильке, который еще больше поэта и который, собственно, и называется для меня Рильке — Рильке из послезавтра.

…Поэт — тот, кто преодолевает (должен преодолеть) жизнь.

Вы — неодолимая задача для будущих поэтов. Поэт, что придет после Вас, должен быть Вами, т. е. Вы должны еще раз родиться.

Вы возвращаете словам их изначальный смысл, вещам же — их изначальные слова (ценности) *. Если, например, Вы говорите «великолепно», Вы говорите о «великой лепоте» **, о значении слова при его возникновении. (Теперь же «великолепно» — всего лишь стершийся восклицательный знак.)»

А уже через несколько месяцев у Марианны и Владимира родился сын. И, не сговариваясь, оба они выбрали ему имя Николай. Почему?

Подобное имя встречается  у многих христианских народов, а Владимир и Марианна уже ощущали себя не только и не столько русскими, но … «всешными». А, главное, Николай Чудотворец и Николай Святитель – покровитель путешествующих, мореплавателей, сирот, бедных и богатых, детей. 

Они же, Владимир и Марианна,  стали за время войны и странствий и путешествующими, и мореплавателями, и бедными, и сиротами, пусть хоть у их дитяти с таким необыкновенно значимым именем все сложится в этой непростой жизни…

Последствия Первой мировой войны для Сербии

Документальные материалы

Триумф выигравшей войну Антанты обернулся для Сербии пирровой победой. Четвертая часть населения страны, составлявшего до 4,5 миллиона жителей, до победы не дожила. Большинство погибло на поле боя, около 400 тысяч человек - от эпидемий тифа, от холода и голода.

В партизанах

- И что же? Что было с ними  потом?

- Потом, когда мой дед Николай был уже  примерно такого возраста, как я сейчас, опять случилась война. Почти вся семья ушла в партизаны. Сгодились языки, которыми деда «закармливали» в семье, как кого –то в детстве закармливают кашей. Он прекрасно владел русским, немецким, английским, французским. Спасибо моим прабабушке и прадедушке! В партизанах он был вместе  с Тито и стал одним из его помощников.

- Тито?

Теперь Наташа с  удивлением посмотрела на Милоша, точно так же, как он в первый день их знакомства смотрел на нее. У них на факультете не было детей партийной элиты, хотя, возможно, она просто не знала об этом. С детства  у нее в голове застряло любимое изречение ее деревенской бабушки:

- До Бога высоко, до царя далеко.

А тут, оказывается, до царя совсем близко…

- Там же в отряде он познакомился с моей бабушкой, - продолжал Милош. - Она сербка. И там же родился мой отец.

- Напартизанили! – выдохнула  Наташа.

Ее дед тоже воевал, брал Берлин, но очень быстро  после возвращения с фронта умер. Причиной была  серьезная  рана, он долго лежал в госпитале, а потом снова отправился на фронт, хотя врачи настаивали на его возвращении в тыл. Наташа многое знала  из книг и фильмов о белорусских  партизанах.  О далеких югославских  она и ее однокурсники знали намного  меньше. А тут реальные люди … Целая семья…
- А твои родители? – в унисон своим мыслям о семье спросила она.

- Представь себе, они учились в одном классе. Это была почти детская школьная любовь, и поженились они рано, сразу после школы. Пока папа учился в военном училище, мама растила меня.

- Когда ты родился? – уточняла Наташа.

- В 60-ом.

- Значит, уроки прабабушки прошли мимо тебя, - улыбнулась она.

- Дед говорил со мной по – русски, даже помогал мне делать уроки,  когда я учился в школе…

- Здорово!

Потом, помолчав, она снова спросила:

- А ты тоже будешь военным, как твой отец?

- Да, - твердо ответил он.

И Наташа теперь уже совсем по-другому посмотрела на Милоша. Характер твердый и решительный чувствовался в каждом его слове, а это было достойно уважения.

Документальные материалы

За время войны югославы потеряли убитыми от 270 до 350 тысяч партизан и ранеными около 400 тысяч. Жертвами) террора стали от 1,2 до 1,7 млн гражданских лиц.

Югославской экономике был нанесён ущерб в размере около 46,9 млрд долларов США.

В годы войны погибло также много солдат других стран, сражавшихся на стороне Югославии: более 300 тысяч советских солдат и офицеров, 10,5 тысяч болгарских солдат и офицеров и около 22 тысяч итальянцев, ушедших после капитуляции Италии на сторону партизан.

Значительная часть югославских семей были истреблены полностью за один факт сотрудничества с партизанами. Тем не менее, некоторые семьи даже под угрозой смерти не предавали партизанское движение и сражались всю войну. Историками насчитывается не менее 25 таких югославских семей, члены которых участвовали в Народно-освободительной войне и были отмечены наградами (в том числе и посмертно.)
............

«Если кукла выйдет плохо…»

Среди белых надгробий с белыми крестами и с начертанными на камне  золотом именами и фамилиями усопших с их датами рождения и смерти стоял юноша. Он перекрестился, положил ветку лаванды к могиле, на которой  была надпись «Владимир Аполлинариевич и Марианна Сергеевна Ивановы. 1884 – 1955.»

Потом он прошел через парк и спустился вниз к автостоянке.

- Вы говорите по – русски? – спросила его женщина, выходившая из машины с русскими номерами.

- Мало – мало разумем, - ответил с улыбкой он. А потом, отвечая на ее вопрос, объяснил, как лучше пройти к монастырю Савина.

Затем  он сел в свой маленький новенький «VW» и отправился по горной дороге в городок.

День был жаркий. Даже работающий дома кондиционер не умалял жары. Он принял душ, переоделся,  достал из холодильника « Iсе tea» и отправился в мастерскую.

Там он с улыбкой взглянул на начатую работу и, засучив рукава, принялся трудиться.

По стенам на полках его комнаты стояла, почти готовая, его новая коллекция: Тито, Сталин, Хрущев, Брежнев, Рузвельт,  Черчилль, Гитлер… В наушниках звучал известный шлягер под аккомпанемент гитары на русском языке, так он учил языки, время от времени переключая записи:

«Я леплю из пластилина,
Пластилин почти, как глина.
 Я леплю из пластилина кошек, клоунов, собак.
Если кукла выйдет плохо, назову ее «Дуреха»,
 Если клоун выйдет плохо, назову его «Дурак»…

Иногда он посмеивался над собой: от его прабабушки ему досталось умение рисовать и даже делать маленькие фигурки, передавая при этом точное портретное сходство, от прадедушки  - умение вести свой маленький бизнес (его фигурки пользовались невиданным спросом!) Вот только языки приходилось учить, используя современные технологии!

А по включенному и вечно работающему, как фон, телеящику, висящему на стене напротив,  одна за другой мелькали теленовости:

  «К 100-летней годовщине сараевского убийства в Источно – Сараево в Республике Сербской поставили памятник Гавриле Принципу.

Присутствовавший на церемонии открытия президент Республики Милорад Долик заявил, что сербы гордятся предками, боровшимися за сохранение своей идентичности. »

И тут же среди нынешних кадров и кадров исторической хроники мелькнула памятная доска с названием улицы Гаврило Принципа в Белграде, написанная на кириллице и латинице:

«Улица Гаврила Принципа / Ulica Gavrila Principa».
 
И далее граффити с портретом Гаврило Принципа на улице Белграда…

Документальные материалы

Музейные экспонаты постоянной экспозиции музея военной истории в Вене:

- Оружие Гаврило Принципа
- Aвтомобиль, в котором ехал Франц Фердинанд
- Окровавленный светло-голубой мундир Франца  Фердинанда
-Кушетка, на которой умер эрцгерцог
Музейные экспонаты  в замке  рядом с Бенешовом в Чехии
- Пуля, выпущенная Гаврилой Принципом в эрцгерцога , которую называют также «пулей, начавшей Первую мировую войну.»

Сербские СМИ - дискуссия о более объективной трактовке событий столетней давности
Развязали ли войну германские милитаристы и австро-венгерская монархия, как это официально принято считать в Сербии?

Или вину разделяют все страны Европы, которая напоминала в начале ХХ –го века бочку с порохом?

 Искрой, которая взорвала эту бочку, стало покушение сербских националистов. Выстрелы Гаврило Принципа - прямое свидетельство и вины Сербии в этой трагедии?

Сербские учебники истории

Гаврило Принцип – не виновник трагедии, а  «борец за независимость родины».

Президент страны Томислав Николич

в интервью белградской газете «Politikaон» заявил, что предпринимаются попытки «беспричинно» обвинить Сербию в раздувании конфликтов международного масштаба.
Группа интеллектуалов во главе с известным кинорежиссером Эмиром Кустурицей
пытается добиться отмены приговора, вынесенного сто лет назад убийце эрцгерцога и его жены.

«Герой 1914 года» - документальный фильм сербского писателя и журналиста Филиппа Шварма

Фильм рассказывает не о Принципе и не о каком-либо видном политическом персонаже того времени. Героем ленты стал типичный сербский крестьянин, из таких, в основном, и состояла сербская армия. По словам Шварма, этот фильм - попытка показать роль «маленького человека» в трагедии войны. Главному герою нет еще и тридцати лет, у него трое детей, он оставляет семью и неубранный урожай во имя освобождения родины.

«Сербский герой 1914 –го года защищал свою семью, свою землю,  - подчеркнул режиссер в интервью DW. - И обвинять Сербию в развязывании войны совершенно неуместно. Сербия была жертвой, испытательным полигоном, на котором мировые державы мерялись силами».

«Многие сербы и сегодня уверены, что «сербоненавистничество» - некая константа, которая проявилась и во Второй мировой войне, и во время гражданской войны в Югославии в 1990-е годы. В общем, виноватыми оказываются другие,» - считает Филипп Шварм.
                ……………………………

Выросший в семье военных и  историков, начинавший учиться на факультете журналистики, а потом забросивший учебу, он, работая,   в пол - уха слушал аудиотрек и теленовости. Не понимать, что его страна и регион уже дважды в истории 20-го– века стали полигонами для разминки мускулов больших мировых игроков, он не мог. А сейчас такими полигонами стали Украина, Сирия… Кто будет следующим? Куда ведет новое переселение народов? Что ждет их всех,  в том числе и его, гражданина своей страны и гражданина мира?

По стенам на полках его комнаты стояла, почти готовая, его новая коллекция:  Тито, Сталин, Хрущев, Брежнев, Рузвельт,  Черчилль, Гитлер… Хороший замес! Кто следующий?
                ……………………………………

Литва, Клайпеда, 2016 г.