От имени и по поручению

      Миржалол  Муслимов, слесарь- жестянщик  ташкентского завода сельскохозяйственного машиностроения,  был единственным в мире жестянщиком, который имел личного спичрайтера, то есть составителя  речей. 
      Речи  Миржалол  «толкал»  чаще любого президента или генерального секретаря и по любому случаю. Не то, чтоб  он был  прирожденный оратор, нет,  но  именно  ему   часто   поручали  ответственное задание – донести точку зрения рабочего класса по тому или иному вопросу до советской и мировой общественности.. Как же не выполнить!
       А  поскольку  рабочий класс  в  нашей огромной стране, занимавшей тогда шестую часть суши, по определению, был гегемоном, то, как гегемон ,  просто обязан был иметь на все свою точку зрения.
       У  Миржалола  этой точки  отродясь не  было , но зато  он  умел  выступать  по написанному заранее тексту. А тексты  эти  партком завода обязал  сочинять  меня , корреспондента  многотиражной газеты. Я  и был тем самым спичрайтером жестянщика.

       Схема была следующая. Из ЦК или горкома партии присылали  на завод телефонограмму , в которой сообщалось где и по какому поводу состоится митинг, собрание, встреча за круглым столом, симпозиум, конференция, слет, торжественное заседание, обсуждение, осуждение, одобрение.  В конце  следовало указание: «Просим  обеспечить  присутствие  М. Муслимова».
       Это был сигнал: мне тут же  нужно    садиться  писать выступление для  него  на три-четыре минуты, то есть полторы-две странички машинописного текста.

        Первое время мой  вариант  читали по инстанции   в парткоме предприятия, затем в райкоме, горкоме  и,  наконец,  на партийном Олимпе. После чего, бумага возвращалась на завод, ее перепечатывали набело  и  Миржалол  приступал к зазубриванию. Но вскоре, кураторы из всех партийных инстанций, убедившись, что  спичрайтер  справляется  и  доработка его текста не требуется, стали настолько доверять  мне, что  знатный рабочий  прямо из  редакции многотиражной газеты шел на трибуну, излагать «свою» точку  зрения.

        Поскольку Интернета тогда еще не было, а  значит быстро найти нужный материал по теме не представлялось никакой возможности, то мне приходилось самому выдумывать  всякие   благоглупости,  которые Муслимов  позже озвучивал   хорошо поставленным голосом.

        Так  как  человек он был от природы красивый, с приятной улыбкой  и чем-то  даже напоминал  знаменитого французского киноактера Аллена Делона  в зените  славы, то само появление Миржалола в президиуме  какого-нибудь заседания уже привлекало к нему внимание, А  если к этому еще добавлялись  его многочисленные титулы : "ударник", "бригадир", "наставник",  "лауреат", "депутат", "инициатор движения", "делегат съезда", "рационализатор" и прочая,  прочая,  прочая, зал  буквально   цепенел  от  одного  только перечисления  регалий.

        Представитель славного рабочего класса, к сожалению, совершенно не мог говорить без бумажки. Но зато он научился делать многозначительные паузы,  интонационно подчеркивать, выделенные шрифтом наиболее важные моменты в своем выступлении, задавать риторические вопросы и требовать  коллективного поиска ответов  на них.

         Ни одно  значимое событие конца семидесятых и начала восьмидесятых годов прошлого века не оставалась без пристального внимания  знатного рабочего.
        «От имени и по поручению своих товарищей» он  оценивал  влияние писателя  Льва Толстого на духовный мир  современной молодежи, призывал  мировое сообщество сделать выводы из трагедии Арала,  приветствовал деятелей культуры Монголии на открытии  Дней монгольского  кино в Узбекистане,  гневно клеймил  сионизм,  оппортунизм , империализм,  реваншизм в любом их проявлении…

         Мы с ним  неоднократно затрагивали  темы  планирования семьи, освоения космического пространства, повышение  занятости женщин путем вовлечения их в   надомный труд, интеграции науки и производства, выравнивания уровней жизни сельского и городского населения..

        Это был явный перебор, но кураторы из ЦК, по-видимому, решили, что  таким образом  можно  быстрее обкатать на публике  ударника труда, привить ему вкус к общественной  работе.

        Если   поначалу  вся  эта  писанина меня сильно   раздражала,  так  как отнимала  время,  то  потом  я  вошел в раж, работал, что  называется, одной  левой, переливая из пустого в порожнее, и  все  ожидал, когда же  найдется там, «на верху»,  хоть  один  здравомыслящий  человек, который остановит этот словесный  понос, эту вакханалию  глупости.

        Но  жестянщик был на пике популярности.

        Не  проходило  недели, чтобы  наш  Миржалол  не   выходил  с речью где-нибудь на трибуну. 
        Зачем ему  это  надо было, я никак не мог понять. Все доводы про активную жизненную позицию  рабочего человека мною отметались, так как позиции-то   у него как раз и  не было.
        Я первое время все выспрашивал, на  что  в своем выступлении наш оратор хотел бы обратить особое внимание. Миржалол   смущенно  улыбался в ответ и, потупив взгляд, скромно  отвечал: « Вам виднее».

        Между тем, география  его поездок  постоянно расширялась. Это были уже не только районы  Ташкента и  Ташкентской области, но и Москва,столицы   союзных республик, а потом  и   капиталистические страны, не  говоря   о социалистических.

        Что правда, то правда, его  бурная общественная жизнь никак не отражалась на   трудовых успехах. Муслимов  был человек ответственный, всегда помнил о своих повышенных социалистических обязательствах и нередко  прямо с самолета, не заезжая домой после очередной поездки, мчался на  свое рабочее место, чтобы  выполнить ,как и планировал, две пятилетки за одну.

        Заместитель  директора завода  по производству, Михаил Зиновьевич Гуревич  зря только тратил нервы, доказывая с расчетами в руках, что  почины  дать  две, а то и три нормы предприятию ничего, кроме  проблем, не  принесут, так как   для  их выполнения  требуется  дополнительно  дефицитный  металл, складские помещения,  которых нет. Что вся производственная цепочка не сможет  выдержать такого темпа. А почин ради почина - это профанация. Но  в парткоме поправили  Гуревича и строго указали ему на  не понимание политического  момента.

         Миржалол, тем временем, брал все новые  и новые  обязательства, трудился за двоих, троих, а то и четверых, подписывался под любыми починами, которые придумывали за него  в самых высоких партийных инстанциях.
         Тут  уж нам с ним пришлось потрудиться с удвоенной энергией. Надо было выступать  на многочисленных митингах с  заверениями, что  его  бригада  еще  шире  развернет  знамя  социалистического   соревнования…
         Заместитель директора  по  производству  хватался за голову.

         Но настало время   удивляться и мне.
         Однажды Муслимов  зашел   в  редакцию  и  поделился  скромным желанием – «подготовить к  изданию полное собрание своих выступлений».
         Жестянщик  явно  стал  бронзоветь. 

       - И какой  дурак  надоумил его?- подумал я про себя - Да это же «Сказка о рыбаке и  рыбке»! Ай да  Миржалол, ай да  сукин  сын!

         Я все чаще стал задумываться над вопросом:  на  сколько  его еще хватит. Ведь наш герой действительно работал на износ. 
         Было же что-то, что заставляло  сорокалетнего мужика, умеющего работать и зарабатывать, носиться по  разного  рода собраниям и заседаниям, читать по  бумажке  не свои мысли, затрагивать вопросы, в которых он  ни черта не  смыслил.
         Тщеславие? Может быть. Но  жестянщик превратился в заштатного оратора, в диктора, который озвучивал  не свой текст, и это было уже всем ясно. Такая «слава» работала скорее против него.

       - Миржалол, кем Вы себя видите в ближайшем будущем?- спросил я как-то его.
       - Не знаю.  Буду работать там, где нужнее!- заученно  ответил  новатор.

         Вскоре  выяснилось, что «нужнее» он оказался  инструктором в  экономическом отделе  ЦК партии.

         Ну, а дальше все было как в песне

         Знаю, милый, знаю, что с тобой
         Потерял себе ты, потерял
         Ты покинул берег свой родной,
         А к другому так и не пристал…
 

         Три года  шлифовки в  аппарате не  помогли, самостоятельно принимать решения  Миржалол  так и не научился. А  читать по написанному и без него было кому.
         Для бывшего  бригадира, ударника, инициатора, рационализатора, лауреата и депутата началось время  хождения по мукам.
         Куда только не  пытались  пристроить его кураторы из ЦК, ничего не получалось. Даже на родном   заводе, при выборах секретаря парткома, Муслимова   дружно прокатили.

         Конечно, это было для него личной трагедией. Ударник   труда не понимал, что происходит. Он ни для кого не представлял теперь интереса.

         По принципу «Своих  не бросаем», его пристроили, наконец, в областное  Управление  Государственного комитета по охране природы,  ведущим специалистом, где он тихо доживал  годы до пенсии.
         При встречах  Миржалол-ака  старался  держаться бодрячком. Никто  не слышал от него сетования на судьбу. Только вид у него  все время был какой-то потерянный.

         Про то, издал ли он полное собрание своих  выступлений, я никогда его не спрашивал, чтобы не сыпать соль на раны. Да и  неловко  мне было. Ведь, как ни крути, а  я тоже руку  к этой   истории  приложил.