Купала

В этом году про Купалу вспомнили только на следующий день. Не было ни костров, ни разудалой бесшабашности молодёжи, все прошло тихо, незаметно. С сожалением вспоминались купальские костры юности, безоглядное озорство, гуляния до утра. Вспомнилось, как пару лет назад в купальскую ночь бродили по берегу реки в поисках места, где можно было бы пустить венки. Речка наша и без того не широкая, вся заросла тростой, местами сузилась до ручейка. Засуха, уже какой год, как говорят старики - за грехи наши.

Вспомнился костёр за садом, горячий, стреляющий искрами в ночное, тёмное небо. Языки огня пляшущие на сухих яблоневых сучьях и майские жуки, почему то летающие в июле. Разгоревшиеся от жара лица, тихие разговоры и как будто остановившееся время.Шевелю палочкой угли. Они крупные, мерцающие, то вдруг подёргиваются поволокой, то разгораясь, белеют. Зрелище, завораживающие своей стихийной силой. Не зря говорят – на огонь можно смотреть вечно. Огонь притягивает, захватывает внимание, жар наполняет тело, лицо горит уже изнутри. Совершенно отрешаюсь от окружающего мира, внешние звуки становятся тише, доносятся уже издалека, приглушённо и неразборчиво. Огонь костра словно приблизился к самому лицу, слился с сознанием унося в одному ему ведомые дали. Глаза затуманились, блаженное состояние между сном и явью незаметно овладело мной, унесло в мир грёз.Замелькали какие то тени, звуки стали чётче и яснее.

Берег большой реки, костёр, множество людей, смех, венки на головах, хороводы.
Силюсь разглядеть, но выходит плохо, как во сне, когда не можешь точно сказать, что ты видел и как ты видел. Вроде бы всё ясно, в деталях, но что то неуловимое, что ты хочешь поймать всё время ускользает от тебя, не даётся. Так и сейчас, эта реальность, которая коснулась тебя, чуть-чуть тебе приоткрылась, всё же ускользает, временами становится едва различимой. Но огонь костра, словно древний кудесник, завораживает тебя, возвращает к угасшим было картинам. И снова берег реки, хороводы, девичий смех, колокольчиками разносящийся по туманным берегам. Высокий, плечистый старик, в длинном белом одеянии причудливо и богато расшитом, с посохом в руках, смотрит на меня удивительно ясным взглядом единственного глаза.Отрывочные картины всё никак не могут в твоём сознании слиться воедино. Ты силишься запомнить, унести их с собой в реальный мир, в мир, который ты знаешь, в котором живёшь своей, иногда, никчёмной жизнью, и только огонь , и волшебная купальская ночь дарят тебе толи быль, толи сказку неведомого тебе мира.Языки огня, синевато-красные, причудливым шаманским танцем трепещут на углах, нестерпимый жар исходит от них, но ты не в силах оторваться от них взглядом, как в забытьи силишься понять, что только что с тобой произошло. И вновь ты видишь перед собой старика смотрящего тебе в лицо. Но взгляд уже тревожный и голос, глубокий, прерывистый, и кровь на белых одеждах.
- Беги Олега! Беги! К нашим, на заставу…
- Отче…
- Беги!
И словно вытолкнутый на поверхность воды из тёмных её глубин, вдруг смотришь сверху на берег с кострами, на жестокую сечу, на распростёртые, окровавленные тела, изрубленные, с торчащими стрелами, на чёрные тени, на мужчин и женщин, ещё недавно водивших хороводы, а сейчас спиной к спине стоящих с ножами в руках, на молодую гибкую женщину метнувшуюся прочь…Горячее, сбившееся дыхание. Бег. Босые, избитые ноги. Шум на реке. Затаилась. Детей грузят в лодки. И снова бег. Быстрее, быстрее… Воздух сушит горло, обжигает грудь. Лицо и руки, исстеганные ветками. Застава. Суровый мужчина со шрамом на щеке. Топот сильных ног, бряцанье оружия, нетерпеливое ржанье лошадей.И снова берег реки. Туманное утро. Мерцающие угли и пепел прогоревших костров, серый, утренний свет. Мужчины, суровые, с окаменевшими лицами, укладывают в ряд погибших. Олега, стоящая на коленях перед стариком в изорванной, иссеченной рубахе. Гладит спокойное лицо, перебирает запёкшиеся кровью, длинные волосы, шепчет одной только ей ведомые слова, а по щекам, оставляя грязные разводы, катятся крупные слёзы. И словно вторя ей, небеса пролились дождём, мелким, частым, омывая, оплакивая погибших, готовя их в последний путь.

Очнулся. Палка, которой шевелил угли, выпала из рук. Медленно прихожу в себя, пытаясь стряхнуть оцепенение, ещё плохо видящим, расфокусированным взором, смотрю вокруг. Почти чёрные вдали от света костра луга, высокое, усыпанное звёздами небо, ещё один костёр вдалеке. Супруга, сидящая рядом, молча смотрит на угли, малый подкинул ветку в костёр, старший пытается сфотографировать майского жука на доске. Природа замерла, затаилась, воздух неподвижен и тягуч. Костёр выстрелил искрой в небо, она подхваченная горячим, восходящим потоком поднялась высоко, слилась со звёздами и погасла. Так и увиденное, медленно угасало в моём сознании. Я почти забыл, почти утратил подарок купальской ночи и вот сейчас, спустя несколько лет, вдруг пережил его заново. Воспоминание растревожило, разбередило душу, на глазах вдруг блеснула слезинка и боль об утрате чего-то неизмеримо важного, того, что постепенно уходит из нашей жизни, вытесняемое прагматизмом. Вот, в этом году даже не вспомнили про Купалу, не озаботились костром, не думали о венках, а буднично трудились на работе и дома, отбросив тысячелетнюю память поколений. В этом весь цинизм нашего времени и конечно наш цинизм, жестокий, безоговорочный, безликий. Утрата связи поколений, чёрной меткой заклеймит нас и тяжело скажется на наших детях, превращая их в Иванов, не помнящих родства. Но, быть может, нам повезёт и живущие после нас не обменяют нас, или память о нас, на хрустящие бумажки, а достойно наследуют землю, обильно политую кровью и потом наших дедов, отцов и матерей, что они взрастят и взлелеют нежные ростки традиций и обычаев, передадут их своим детям, а они своим. И ростки эти, со временем превратятся в могучие деревья, глубоко уходящие своими корнями в глубь тысячелетий и плодами своими будут кормить подрастающие поколения. Хочется в это верить. Хочется жить от плодов своих трудов, на своей земле, черпать силы и вдохновение в народной мудрости, добавить крупицу в копилку родовой память и передать ону своим детям и внукам.

Жизнь сложная штука. Купальские праздники прошли незаметно, обыденно и блёкло. На душе остался осадок невозвратно утраченного. И снова закрутила карусель ежедневных забот. Снова мир превратился в предсказуемую и безрадостную рутину. Дом – работа, работа – дом и так изо дня в день, из месяца в месяц, из года в год…