Мизгирь. из дневника школьного Дон-Жуана

     Нежно поет пастушеский рожок, и так же легко детская рука набрасывает девчоночьи портреты. Они чисты и милы, они живо подмечены и потому забавны. Возможно, их запечатлел будущий поэт или художник.… Да, вот появляется и  «автопортрет» – сейчас наш герой начнет свою «исповедь».

                «Мизгирь»

   Я так устал думать. А когда я устаю думать, я беру карандаш. В рисунках ведь тоже продолжаются мысли. Конечно, мысли мои не только о девчонках, но сейчас, и, правда, я думаю о них – все неприятности начались из-за них…. А рисовать я, вообще, люблю: рисую всегда и всех подряд – даже на полях в учебниках. Мой старший брат научил меня «оживлять» картинки: для этого на каждой странице надо изобразить фигурку в определенном положении,… потом страницы пролистнуть.… Видите, что получается? (на приведенном примере мы видим, действительно, кропотливый добросовестный труд: юная прыгунья разбегается и парит над планкой…)
   Это – Лидия. Наша «будущая чемпионка мира» – так сказал о ней физрук Виталий Павлович. Лидия – моя соседка по парте. Конечно, приятно сидеть с будущей чемпионкой. Может быть, когда  и вспомнит. Я, вот, всех своих соседок помню. Даже Валечку – ее год назад перевели в другую школу – могу нарисовать с закрытыми глазами. (Все рисунки, которыми «думает» наш герой, как-то естественно продолжают друг друга – автор дополняет их деталями, вводит новые персонажи, и, по сути, это один «живой» рисунок).
   
   Так вот, Валечка Тимохина. С ней мы просидели за одной партой два года! Какая же это была соседка: тихая, спокойная… Солнце на нее посветит, а она даже головы не повернет. Сама беленькая, как фарфоровая. Мама у нее в молочном магазине работала. А какие тетради были у Валечки – страшно прикоснуться: опрятные, на каждой странице – пятерки, пятерки! И что же? Перевели! Не понимаю, как можно живого человека переводить в другую школу? Все равно, что цветок из клумбы вырвать. Хотя… на ее место посадили Ниночку.
Ниночка – тоже новенькая. И если бы ее к нам не перевели, я бы и не знал, что живет на свете такая способная девочка. Наша Ирина Петровна говорит, что у всех нас есть талант,  но он где-то запрятан, и мы должны помочь друг другу его отыскать. Так вот, Ниночкин талант я заметил сразу – на уроке пения: она чудесно поет! В хоре я пою как раз между Ниночкой и Олечкой Воробьевой. Оля тоже любит петь, и голос у нее сильный, но талант ее в другом: Олечка потрясающе умеет плакать! Особенно, когда ей что-нибудь надо. Олечка смотрит на вас, и такие слезы на ресницах… – все можно отдать, лишь бы только она не плакала. Наверное, Олечка будет великой актрисой.
   
   Петь я тоже люблю, но рисую лучше. Почему еще я чаще рисую девчонок – они не такие непоседливые, как мальчишки, – их удобнее рисовать. И какие они все разные! Вот, брат говорит, что время не резиновое, и нельзя им разбрасываться. Не знаю, не знаю.  У него, может быть, и не резиновое, а у меня как-то получается – дружить со всеми.
   Что я еще заметил: с девчонками мальчишки ведут себя как-то по-другому. Ну, допустим, если идут к ним в гости – раз десять умоются, причешутся, даже обувь почистят! Но и этого мало: ведь точно  так же мальчишки «прихорашиваются» и изнутри – приводят в порядок свои мысли и рядом с девочками стараются быть или, на самом деле, становятся умнее!! И девочки, когда наедине, смотрят на тебя как-то внимательно, глаза у них при этом, как у нашего терапевта… попробуй, скажи тут что-нибудь не подумав или носом шмыгни… возьмите, хотя бы, нашу Галочку…
   
   Галочка! Ее талант – особенно улыбаться. Голову при этом Галочка наклоняет чуть набок и улыбается так, что некоторые мальчишки просто пугаются. Я тоже не сразу привык. Но однажды, когда моей соседкой по парте была уже Галочка, она заболела, и я понес ей домашнее задание. Двери открыла Галочкина мама – и я сразу узнал Галочкину улыбку! А потом пришла еще и Галочкина тетя, Софья Витальевна, – принесла вот такой пакет орехов и фиников и тоже стала улыбаться, как Галочка! И Вера Витальевна и Софья Витальевна – родные сестры, обе преподают русский язык и литературу, похожи друг на друга как две капли воды, и обе вместе – на Галочку! И все они одинаково любят орехи и финики! Я тоже люблю орехи и финики, поэтому в тот вечер мы съели целую гору! Было так весело, что даже Галочка с больным горлом смеялась и сыграла нам на пианино что-то хорошее и быстрое…
   
     Эта похожесть людей так меня поразила, что я не успокоился, пока не нарисовал их семейный улыбающийся портрет! Я решил, что своим открытием должен поделиться со всеми, и выставил портрет в классе. Всем очень понравилось. Все говорили, что у меня нашелся талант и поздравляли! Только Галочка вдруг собрала тетрадки и пересела от меня к Леночке. А ее место тут же заняла Лидия! Тогда Галочка повернулась ко мне, усмехнулась этой своей улыбочкой – и вдруг назвала меня…  Мизгирем! Мне показалось, что в классе как-то даже потемнело. Все тоже притихли и не знали, что делать. «Мизгирь»?! Я и представить-то ничего не смог. Птица это или что? Еще бы секунда – и я не знаю, что сделал бы с Галочкой… может быть, и за волосы схватил…
   – Да нет, он не Мизгирь, – сказала тут Леночка. Сказала так уверенно, что я сразу успокоился: конечно, какой я вам Мизгирь... – Он – Лель. 
   Час от часу не легче! Если бы это сказала не Леночка, я бы и за «Леля» никого не пощадил, но Леночка…

     С Леночкой мы дружим после школы. Это наш секрет. В школе держимся так, будто и не знаем друг друга, а из школы возвращаемся вместе. И ведь только что, дня два назад, мы нашли во дворе одну загадочную, такую прекрасную вещь… И, вот, пожалуйста, – Лель! Хотя звучит, конечно, лучше, чем Мизгирь. Впрочем, как только меня в этой жизни не обзывали! Представьте, даже собственная родная мать назвала меня… сейчас вспомню… да, вот же, такой – в плаще, со шпагой… в кино видел… Да нет, не Зорро! Он еще с памятника ночью упал…  Забыл! Ладно, с меня и Мизгиря хватит.

   Вот так я оказался за одной партой с Лидией. Лидия ненамного, но выше меня – и, когда мы встаем из-за парты, я привстаю на цыпочки. Она, кстати, единственная из знакомых мне девочек, кто просит называть себя полным именем. Ну ее-то талант открывать не пришлось – он и так всей школе известен. Уже сейчас Лидия обгоняет любую девочку в городе. Еще она выше и дальше всех прыгает. Ее прыжок я рисовал целых три дня! Лидия – не Галочка, ей-то мое художество очень понравилось. Но уже на следующем уроке Лидия поручила мне и вовсе неслыханное: написать стихи какому-то Вовке, с которым она не хочет больше дружить! Хорошенькое дело! Или она думает, что рисовать и писать стихи – одно и то же?
     «Я не умею!» – написал я ей записку.
     «Откуда ты знаешь? Ты очень талантливый!» – ответила Лидия.
     «А почему не хочешь с ним дружить?»
     «Разонравился!» – в этом месте Лидия даже бумагу процарапала.
     «Но я его даже не знаю!» – я пробовал еще отказаться.
     «Покажу после уроков!»

     Не то, чтобы мне хотелось рассмотреть этого Вовку,  скорее захотелось самому разобраться: почему девчонки так легко и быстро перестают дружить? «Мизгирь»… это же надо!

     Вовку мы нашли в спортзале. Я его сразу разглядел – волейболист. Вот уж кто Мизгирь, так Мизгирь! Ну ничего, года через два-три и я таким вырасту, только, вот, Лидия пусть больше не растет. А познакомились они в летнем спортивном лагере. Весь июль и август дружили, а потом он вдруг разонравился! Причем, так сильно разонравился, что  сказать ему об этом надо непременно стихами!
     – Напиши такое, чтобы он понял и больше ко мне не подходил! – прошептала Лидия так, что я за этого Вовку даже испугался.

     Скажу честно: сначала я просто хотел списать у Пушкина или у Лермонтова. Пошел в библиотеку, полистал… «Чтобы он понял!» Легко сказать, – самому бы понять, с чего люди вначале так нравятся, так нравятся!… а потом разонравливаются? И что еще непонятнее: и знакомятся и прощаются стихами!  «Я не унижусь пред тобой…. Знай мы чужие с этих пор!» Прекрасные стихи, но ведь и Пушкин, и Лермонтов – не девчонки.… Только подумал – глядь: на полке небольшая книжечка, а на обложке – девчонка письмо пишет! «Евгений Онегин»! А.С. Пушкин! Домой я полетел, как на крыльях!  Впереди два дня выходных – справлюсь! Если Пушкин за девушку мог написать, может быть, и у меня получится?

     От нетерпения я раскрыл «Онегина» прямо на улице! Иду, знакомлюсь… Иллюстрации выразительные – сразу понятно, что к чему. Там в чем дело: сначала эта Татьяна очень хотела дружить с Онегиным, письма ему писала, но Онегину она тогда  почему-то не слишком нравилась, а, когда он передумал  и стал писать ей всякие записочки, – она его и отчитала: «Урок ваш выслушала я? Сегодня очередь моя». Это мне, как раз, и надо!…

     Вокруг меня шумела улица, толкались прохожие – я ничего не замечал! – рядом со мной брели эти двое… Татьяна очень напоминала Лидию, а Онегин… ну, может быть, самую малость походил на Вовку… а, вообще-то, я его и не разглядел толком, потому что оба мы должны были слушать Лидию-Татьяну, которая улыбалась, как Галочка, и говорила, говорила…
   Не знаю, как Онегин – он был очень расстроен,  и заранее со всем соглашался – но я временами эту Татьяну совсем не понимал! Ну, причем тут ее богатство, знатность, Двор?! Неужели, глядя на этого грустного умника, можно думать, что он польстился на эти глупости? А это: «я тогда моложе, я лучше, кажется, была…»? Ну, совсем как наша мама, которая чуть что: «Ах, я теперь уже не молода, ах, я уже не красива…». Да… с этими дамами не только разговаривать,  их просто слушать тяжело!
    
     Невеселую книжку сочинил Пушкин. После чтения я так расстроился, будто не Онегину, а мне пришлось все это вынести. Хватит, решил я. Теперь я к девчонкам на километр не подойду! И никаких стихов никогда им писать не буду! Вручу Лидии «Онегина» – прочитает и сама все поймет! А, может быть, и не Лидии… а Вовке дать почитать?

     И тут  меня кто-то с двух сторон – хвать!
   Софья Витальевна и Вера Витальевна! Напугали и довольны: «А почему молодой человек нас не замечает? А почему к нам не заходит? А что это вы читаете? Ах, ах, посмотрите – это же «Евгений Онегин»! И как вам Александр Сергеевич?»
     – Александр Сергеевич, – отвечаю я им серьезно, – великий поэт, и сам Онегин мне понравился. Не то что иные некоторые …
     – Кто же вас так расстроил? – насторожились обе учительницы литературы.
     – Татьяна.
     – Татьяна?! – вскричали обе так, словно я наябедничал на их родную Галочку. – Как это возможно? Идеальный образ! – они едва не  потянулись потрогать мой лоб.
     – Ха-ха, идеальный… – горько посмеялся я. – Обиды старые припомнила, глупостей наговорила: знатность, деньги! Бррр.… Еще немного, и Мизгирем бы обозвала!
     – Ты посмотри каков! – всплеснула руками Софья Витальевна. – И какие чудовищные обобщения!  Но, по счастью для Онегина, Александр Николаевич Островский тогда еще не написал «Снегурочку»!
     – Да и не похож Онегин на Мизгиря. Далеко ему. Мизгирь – это Мизгирь! – сказала Вера Витальевна, и глаза ее зажглись каким-то блеском.

     Да, прав мой брат: девчонок невозможно переубедить – они спорят только для того, чтобы доказать свое превосходство! Но послушать их можно: иногда девчонки знают то, чего ты пока не знаешь. А узнал я, пожалуй, главное: Мизгирь – это не прозвище, а какое-то загадочное имя,  и  искать его надо у Александра Николаевича Островского в сказке «Снегурочка».

     «Снегурочку» я читал все выходные. Книжка эта, предупреждаю, – для взрослых, но если скажете в библиотеке, что ее задали по внеклассному чтению – может быть, и выдадут. Не стану заранее рассказывать – там много и смешного, и даже страшного. Все равно, главное все знают, – Снегурочка растаяла. Написана «Снегурочка» очень необычно, надо привыкнуть: сначала пишется, кто говорит, а потом – что говорит и что делает. Например:
    
     Мизгирь
   Снегурочка!
   
     Снегурочка
   Ах, встреча!

     Мизгирь
   Снегурочка, мои слабеют силы,
   Всю ночь ловлю тебя. Остановись!
   Боишься ты?

     Снегурочка
   О нет, Мизгирь, не страхом
   Полна душа моя. Какая прелесть
   В речах твоих! Какая смелость взора!
   Высокого чела отважный вид
   И гордая осанка привлекают,
   Манят к тебе…

   Брат рассказал, что такая запись называется «диалогом», и так пишутся все пьесы, которые потом играют в театре. А этот отрывочек я специально привожу в доказательство того, что Мизгирь – не противный и не обидный персонаж. Вот же, нравится он Галочкиной маме даже больше Онегина! Лель – кстати, тоже из «Снегурочки» и тоже – ничего обидного.  И если кто вас назовет Малышом, Курилкой или Брусилом, Купавой или Радушкой – не обижайтесь: все они забавные Берендеи из этой же сказки.
 
     А, вообще-то,  все эти Берендеи очень напоминают нашу школу… Только Снегурочки у нас пока нет. Или была? Беленькая Валечка Тимохина…



                Конец.