Глава 1. Не высовывайтесь из окон

Я родился в День Космонавтики и, воспитанный идеалами того времени, конечно же, мечтал стать космонавтом.
Первый шаг навстречу мечте я сделал в возрасте 5 лет, а именно в тот день, когда трамвайную табличку «Не высовывайтесь из окон» я чётко и громко прочитал на одном дыхании, а не по слогам, как раньше. В тот день мы с мамой бежали к подходящему на остановку трамваю, и когда до остановки оставалось несколько метров – я упал и сильно, до крови, счесал коленку. Мама подхватила меня на руки, мы успели заскочить в трамвай, и я, сквозь слёзы, прокричал «Не высовывайтесь из окон»!

 Буквально на следующий день о том, что я умею читать, стало известно в детском саде. Воспитательница из моей группы рассадила деток на стульчиках полукругом, меня с книгой определила по центру напротив, и пошла на перекур или ещё куда-то, а я развлекал своих сверстников чтением сказки.

Ещё через день эстафету подхватил мамин папа – пенсионер Пётр Тимофеевич. Он подрядился забирать меня из детского садика и (безусловно, инкогнито) тягал меня по ближайшим винно-водочным заведениям, где я на спор должен был удивлять тамошних продавщиц своим умением бегло читать коммунистические газеты «Труд» и «Известия». Заработав таким образом очередной стакан вина, дед вёл меня в следующий «ганделик», потом ещё, и к приходу моих родителей с работы, Пётр Тимофеевич был уже хорошо навеселе. Однажды он не рассчитал свои силы и, когда мы возвращались из очередного «турне», плюхнулся в лужу, уготованную обильным дождём. Я, естественно, не понимая, что происходит, слёзно умолял его подняться. Грязными и мокрыми нас обнаружила мамина сестра. Она и забрала меня домой.

Наверное, уже тогда я решил, что стал взрослым. И в один прекрасный день я продал свою летнюю коляску за начатую пачку кукурузных хлопьев и 23 копейки проходившим мимо меня пацанам, которые были ненамного старше меня. Имевшие неосторожность оставить меня в коляске возле входа в магазин родители, выйдя из него, «безумно обрадовались», когда я гордо презентовал им свои несметные сокровища. Коляску нашли и вернули, и с тех пор меня в коляске без присмотра не оставляли…

Но я продолжал взрослеть. И до четвёртого класса средней школы символом взрослости для меня был пионерский галстук. Вот только посвящать меня в пионеры администрация школы не спешила: учился я хорошо, но поведение… «Поведение» всегда было «неуд». На уроках я постоянно хохмил, дурачился и даже подначивал учителей, за что как-то после уроков был отшлёпан по мягкому месту двумя из них…

Я продолжал совершать взрослые поступки и, когда мне было лет 11-12, похитил из кладовой в спальне «заныканную» родителями на Новый год литровую банку коньячного спирта, которую накануне привёз один из наших кавказских родственников. Спирт мы благополучно и постепенно выпили с одноклассником Лёхой по кличке Виннипух, а в банку налили воду из крана, и подкрасили чайной заваркой. Излишне говорить, какой именно подарок я получил от Дедушки Мороза вечером 31 декабря, когда за праздничным столом вся эта афера была раскрыта!

В начале 9-го класса я стал комсомольцем и сразу вырос на порядок в собственных глазах, а занятия боксом, которые меня заставили (временно) расстаться с курением, подняли меня ещё выше на лестнице «взрослости»…
Я окончил школу хорошистом, получил аттестат и летом 80-го попытался поступить на факультет иностранных языков ХГУ. На первом же экзамене, товарищи экзаменаторы, видимо, не найдя моей фамилии в уже готовых списках «поступивших», оценили мои знания английского в 2 балла – а я был победителем всех мыслимых и немыслимых олимпиад – и я по-взрослому, но в соответствии с законом о труде, на неполный рабочий день устроился работать на какой-то завод слесарем-инструментальщиком. В цеху я увидел плакат с коммунистическим призывом, и мне стало страшно от мысли, что настоящая взрослая жизнь проходит мимо меня.


Потом, почти год, я работал лаборантом в художественно-промышленном институте. Но мытьё пробирок также оказалось не тем, к чему я стремился…
Тогда я понял, что нельзя стать взрослым без службы в армии, про которую я знал очень много, так как регулярно смотрел телепередачу «Служу Советскому Союзу!». Передача эта выходила в 10.00 каждое воскресенье после «Будильника». Судя по ней, новобранцы только и делали, что гоняли чаи с ватрушками в «чепках » и в клубах бренчали на гитарах. Когда же я попал в учебку, где-то под Ленинградом, то мне тут же захотелось вернуться назад, в своё совсем не взрослое детство и, как прежде, закричать, пусть и со слезами на глазах: «Не высовывайтесь из окон!»


…Космонавтом я так и не стал. Зато, демобилизовавшись, в дверях приёмной комиссии ХГУ познакомился со Светкой Большаковой, девушкой необыкновенной, загадочной и, не побоюсь этого слова, фееричной. Чтобы это понять, не нужно лишних слов. Достаточно перенестись в тот день и посмотреть на неё моими глазами. Вот она – высокая, стройная блондинка, ярко накрашенная, модно одетая. Пожирает меня взглядом, от которого даже немного не по себе …

«Мужчинка! Вы не подскажите, где принимают документы на РКИ?» – спрашивает она.
Мы идём сдавать документы на отделение филфака с загадочным названием РКИ (Русский Как Иностранный). А через полчаса мы вышли на площадь, сели рядом на лавочке, и устремили свои взгляды на голубей, которые принялись хороводить вокруг наших ног в надежде получить что-нибудь вкусное.


– Какие-то голуби у вас тут жирные, – глубокомысленно заметила Светка, прикуривая сигарету. – А ты чего на филфак-то попёрся? – резко переходя на «ты» спросила она, изучая мой парадный мундир, на который совершило посадку первое кольцо сигаретного дыма.
Я задумался: вопрос был предельно простым и требовал не менее простого ответа, но…отвечать банально было не в моём стиле, а молчать – было глупо. Поэтому я ответил уклончиво:


– Не знаю. Мне в принципе нужно куда-то поступить, а то меня…
– Ой, такая же история – вздохнула она сквозь второе кольцо. – А ты местный? Я из Полтавы. Кстати, Света…
– Светлана, значит. А я Олег.
– Олег… Вещий?
Я усмехнулся.
– Хорошо бы… Тогда можно было бы определить, поступлю я или нет.
– Ты точно поступишь! Читал? Мальчики пользуются приоритетом…, сказала Светка и пронзила указательным пальцем третье кольцо дыма. Потом вдруг:
– Тяжело там было?
– Где?
– Ну, в армии, где же ещё… Или ты военную форму напрокат взял??


Я остолбенел: она разговаривает со мной, как с ребёнком! Ладно…
– Да, форму я взял напрокат, а военный билет – вот он – не настоящий…
– Ой-ой-ой, смотри, обиделся! Где это тебя так шарахнуло по лицу? – поинтересовалась Света, указывая на небольшой шрам чуть ниже правого виска. – На войне?
– Да на какой войне! Я же говорю: всё ненастоящее…


Мы продолжали греться на августовском солнцепёке, Светка прикурила вторую сигарету кишинёвского «Мальборо», а обнаглевшие голуби испытывали на прочность мои парадные армейские ботинки. Мне захотелось снять фуражку и запустить её в самую гущу этих непуганных птичек, и только присутствие симпатичной девушки и правила хорошего тона удерживали меня от этого. Светка продолжала меня допытывать:

– А девчонка у тебя есть?
– Пока нет…
– Это хорошо…
– Хорошо? Что же тут хорошего?
– Будешь дружить со мной!
– А почему…
– По кочану! Во-первых, один ты к экзаменам не подготовишься. Во-вторых, я здесь никого, кроме тебя, не знаю. В-третьих, я не пойму: я что, тебе не нравлюсь?
– А…Нравишься и…


Светка сделала глубокую затяжку и, сплюнув на кончик сигареты, отправила её в стоящую рядом урну. 
– Всё, короче, решили. Значит, к экзаменам будем готовиться вместе. Идём!
– Это куда?
– Как, куда? Ко мне в гостиницу, куда же ещё? – искренне удивилась Большакова и протянула мне свою руку, как бы приглашая встать. – Да не бойся, ты же почти офицер, – сказала она, заботливо поправляя ефрейторскую лычку на моём погоне.
– А я и не боюсь, – парировал я, вставая с лавочки. – Показывай, где тут у вас к экзаменам готовятся…