Глава 13. Кто кого перепьёт?

Утро 19 сентября начинается со стука ногами в дверь, и мы впервые замечаем злость в голосе Поляковой: «А ну-ка, швидко вставайте, швидко!». На улице она отчитывает Николаху за невыход на работу в воскресенье. Потом она возмущается, что большая часть девчонок вернулись с дискотеки только к часу ночи, а Большакову местные даже привезли на мотоцикле. Надо же, получается, что Людмила Александровна держит ситуацию под плотным прицелом. Эта смена имиджа Поляковой и ее суровый разнос вызывают у нас необыкновенный восторг и веселье. Мы уходим работать на ток. Хотя, по правде, правильней будет сказать «Мы уходим постоять на току», так как после вчерашней разгрузки суперфосфата у нас болят мышцы рук, ног, и вообще – даже не хочется шевелиться.   

Кинув для видимости пару кукурузных початков на ленту конвейера, я на правах старшего товарища воспитываю витающего в облаках Николаху:
– Серёга, ты дурак! На фига эти демонстрации? Вот смотри! Я стою, опершись на вилы, и могу так целый день простоять – мне никто и слова не скажет: может быть, я просто устал и остановился на минутку отдохнуть. А ты устраиваешь бунт на корабле!

– Валентин! Скажіть хлопцям – нехай уважніше працюють! – доносится за нашими спинами гневный голос Людмилы Александровны.
 Николаха сопит в две дырки и начинает агрессивно работать вилами. Тогда мы тоже стараемся от него не отставать, и наш нездоровый энтузиазм удивляет проходящего мимо молодого мужчину; тот поинтересовался, чем мы занимаемся, и сам же ответил: «Мы не сеем и не пашем…»

Вообще в то утро настроение у нас было слишком веселое, и чувствовалось, что добром это не закончится. Ближе к обеду, но еще в рабочее время, мы скидываемся остатками честно заработанных денег и отправляем Майкла в «Каштан» за «Солнцедаром». Первая из четырех бутылок ёмкостью 0,8 л. пьётся интеллигентно: после вполне приличного и уместного тоста Николахи за Конституцию, Майкл предлагает поднять «бокалы» за сокращение гонки ядерных вооружений, но сам не пьёт – я думаю, боясь гнева своей пассии – Жени Пискаренко. Содержимое второй и третьей бутылки поглощается уже в философском умиротворении: мы пьём за любовь и красивых женщин. Четвёртая бутылка будит в нас дух воинов, но, как известно «война – войною, а обед по расписанию», и поэтому голодный желудок гонит нас на обед в столовую, где я, стоя в очереди, умудряюсь сцепиться с каким-то мужиком, которого обещаю порвать на британский флаг.

Закуривая возле столовой, мы вдруг обнаруживаем, что куда-то пропал Николаха.
Возвращаемся в комнату. Николаха в одних трусах, стоя на коленях на кровати, рыгает на пол. Причем с невозмутимым видом сообщает нам: «Так, ребята, – я тут рыгаю».
Мы вылетаем, умирая со смеху.
12 50. Идём в «Каштан» пропустить по стаканчику перед работой. На пьяную, но ещё соображающую голову, я решаю воздержаться от дальнейших возлияний, надеясь вечером вытащить Еву на серьёзный разговор.    

А сейчас, пока мы с Рюминым и Валерой сидим в «Каштане» за квадратными столиками, мне вроде бы удаётся разложить всё «по полочкам» и принять правильное решение – к чёрту всё!
Чем больше я анализировал ситуацию, тем меньше я понимал, что вообще происходит. С одной стороны – патологически скромная, и при этом загадочная Ева, с её сверхъестественными способностями, с другой – непредсказуемая «Леди Винтер» – Большакова, залёт с которой приблизил меня к перспективе остаться у разбитого корыта. Первая мне нравилась, но… вызывала во мне непонятный страх! Вторая отождествлялась в моём пьяном мозгу с объектом сексуального наслаждения – эдакая юная секс-бомба – но была практически недоступной!

Я занимался «достоевщиной», пытаясь понять, как такое произошло со мной в тот день. Мне казалось, что коварная Светка тогда навестила меня специально, чтобы сорвать мне свидание с Евой, хотя о нём она могла узнать только случайно. Тем более странно, что в тот злополучный вечер на танцах были местные ребята и постарше, и «покрасившее» меня.

– Парни, я предлагаю выпить за баб! – еле ворочает языком Валера. Я делаю серьёзное лицо и выражаю сомнение относительно корректности такой формулировки:
– Валера! А как бы ты отреагировал, если бы твою Таню Нестерову назвали «бабой»?

Валера понимающе кивает, а потом пожимает плечами, из чего можно заключить, что он сам толком не знает ответ на такой, казалось бы простой, вопрос. Я смотрю на часы. Что-то мне подсказывает, что скоро нас будет искать агроном. Но нам уже совсем хорошо. И всё по барабану. Воодушевлённые лёгкостью принятия решений, мы высыпаем всю оставшуюся в карманах мелочь на стол, Валера сгребает её в ладошку, чуть не падая, идет к стойке и протягивает продавщице. Покупаем последнюю бутылку и идём на работу. ….

… Дальше – провал в памяти. Поэтому остальные события того дня возможно восстановить только фрагментарно, так сказать, в сценах.

Сцена первая. Мы с Рюминым стоим и курим напротив входа в общагу, из которого появляется Валера, «бухой в хлам», делает шаг, чтобы спуститься с крыльца, но, как подкошенный, падает в траву, по счастливой случайности не зацепив головой стоящую там металлическую урну. У нас приступ истерического смеха.

Сцена вторая. Мы сидим на столе, там же. Теперь уже Рюмин близок к потере рассудка и агитирует меня устроить с ним в Каштане конкурс «кто кого перепьёт». Я тоже на грани, но упорно противлюсь этой затее, памятуя о возможном вечернем свидании с Евой. Тогда Рюмин, видимо решив, что пора идти в атаку – бьёт меня в челюсть. Удар нельзя назвать сильным, но сам вызов! И кому? Мне?? Защитнику Отечества?!

Сцена третья. Завязывается потасовка: она постепенно перемещается в нашу комнату. Я – в углу, у шкафа, выполняю резкие замысловатые движения руками и ногами, отбиваясь непонятно от кого, вообразив себя преемником знаменитого Брюса Ли:
– Ху! … Ху! Вы на кого руку подняли? Вы все – сыны, я – десант! Морская пехота!
В это время приезжает автобус с нашими девочками и Поляковой. Они сбегаются на вопли и крики в нашу комнату.

Сцена четвертая. Меня пытается утихомирить Клюенко. Рюмин сидит на кровати. Валентин с Аликом вяжут его простынею. Рюмин пытается вырваться и кричит мне в угол:
– Олежек, давай помиримся, вот моя рука…
Валера на кровати совершенно в беспамятном состоянии блюёт на пол. Полякова подставляет ему неизвестно откуда взявшийся белый эмалированный тазик, а потом передает его кому-нибудь из девочек; те выносят его за дверь.
Николаха на своей кровати с натянутой по горло простынею абсолютно спокойно и равнодушно водит глазами по сторонам.
– Серёжа, вам тоже плохо? – участливо спрашивает его Полякова.
– Нет, я просто устал и прилёг отдохнуть, – безмятежно отвечает Николаха.

Сцена пятая. Мы с Рюминым спасаемся бегством: кто-то из местных вызвал «ментов». Спотыкаясь, бежим, перелезаем через забор, царапаемся о кусты сирени, и падаем. Оттуда наблюдаем, как Алик встречает подъехавший милицейский «уазик». Из машины выходят двое служителей закона и с удивлением рассматривают маленького Шуряева, который им торжественно заявляет, что у нас тут, дескать, всё спокойно, и вы, ребятки, приехали зря. Тогда средних лет старшина, расправив свои пышные казацкие усы, спрашивает его:
– Малой, ты вообще-то в армии був?

Сцена шестая. Около 5 часов дня мы с Рюминым приходим в себя в пустой комнате с ощущением того, что произошло что-то весьма плохое. Выходим на крыльцо, где нас встречают смехом и сочувствием наши парни.
Их рассказ повергает нас в ужас. Мучимый неописуемой жаждой, я «телепаюсь» к колонке, за мной идёт Рюмин. Холодная вода, как Божья роса, освежает наши внутренности. Все еще полупьяные, но не буйные, мы, не сговариваясь, идём вниз по дороге к остановке.

Сцена седьмая. За моей спиной раздаётся скрип тормозов, и я чувствую тупой удар по ногам, который, естественно, валит меня на асфальт. Я поднимаюсь и вижу перед собой хамоватого мужика – он что-то кричит и энергично жестикулирует. (Кстати, и этот инцидент дошел до начальства. Кто-то из приезжих проректоров потом описывал его, возмущаясь: «И он, как барин, стал посреди дороги! Дескать, объезжайте меня!»).