Глава 18. И не друг, и не враг, а так,

В субботу, 24 сентября, ближе к вечеру, к Еве приезжают родители. Они выносят из автобуса тяжёлые сумки, которые тут же подхватывают сильные руки «морпеха и десантника». Мама Евы скептически прищуривается на потенциального зятя, а папа одобрительно хлопает меня по плечу. Краем глаза я замечаю, что этой сценой наслаждаются почти все наши студенты и студентки. Поэтому для усиления эффекта я завожу с приезжими ни к чему не обязывающую беседу: как доехали, какая погода в Харькове и всё такое прочее.

Потом мы направляемся в местный отель.
Пока её родители оформляют бумажки, мы с Евой стоим у входа в это захудалое здание провинциальной, полупустой гостиницы. Прощаемся до утра. Такое ощущение, что меня забирают в армию. Как всегда, мы много и долго целуемся, почти до полуобморока.

Вчера мы с ней помирились, и сейчас я, с трудом отрываясь от её губ, думаю, что нужно будет поставить птичку напротив третьего пункта моего списка задач. Хотя, если уж быть откровенным, именно вчера мне показалось, что между нами лежит некая граница, которая тщательно охраняется с двух сторон, причем, кто именно охраняет эту границу – для меня просто загадка. По одну сторону – я со своими комплексами и амбициями, по другую – Ева со своими экстраординарными способностями. Но… Я хотел от неё чего-то большего, – не только прогулок при луне. В то же время, я боялся даже думать об этом – уже были случаи, когда она читала мои мысли. А может я просто банально предсказуем?

Да, так вот. Гостиница была древняя, с общим туалетом на этаже; комната, в которую я занес сумки, была огромной, с тремя высокими окнами; у окон стояли двуспальные кровати. У стены – коричневый, деревянный письменный стол и два кресла с бордовой, изрядно потёртой обшивкой. В левом углу, на низком журнальном столике пылилась черно-белая «Берёзка». Мы с Евой шёпотом договариваемся, что завтра после работы я за ней сюда приду. Затем я желаю всем всего хорошего, и, закрывая за собой двери, слышу звуки «Лебединого озера»….

Всю дорогу назад я думаю о том, что не стоило мне так выпендриваться перед будущими родичами…. Стоп! «И тут Остапа понесло», – так бы прокомментировали мои мысли бессмертные сатирики. А с другой стороны, как ещё я мог показать, или доказать родителям Евы, что я не чужой для их единственной дочери? В общем, как бы там ни было, а «лёд тронулся, господа присяжные заседатели! Лёд тронулся!».

В отличном настроении возвращаюсь в наше студенческое логово. И вдруг ловлю себя на мысли, что за целый день не выкурил ни одной сигареты. Это невиданный прогресс. Расту! Может, именно так люди взрослеют? Интересно, сколько я ещё продержусь?

На крыльце, на столе сидит Николаха, которому «цыганка … чего-то там нагадала». Я молча извлекаю гитару из его рук, устраиваюсь поудобнее, и … впадаю в раздумье. Слева от Николахи – Алёна Марченко (на тот момент уже обзавелась кличкой «Малая»), а справа – Вика Овчаренко. Последняя периодически бросает на Серёгу томные взгляды, а ладонь её левой руки лежит на том самом широком плече, на котором почти две недели назад пытался вздремнуть Рюмин. А кто ему помешал? Правильно! Людмила Александровна! Кстати, вот и она!

– Олєжка! А ви по заявкам співаєте? «Якщо з другом – парам-парам…»
«Олєжка», на ходу переводя с русского на украинский, потешно старается копировать Высоцкого. Полякова в такт песне машет руками, как дирижёр палочкой.

Чтобы не рассмеяться вслух, я возвращаю инструмент Серёге, и поспешно ретируюсь в наши апартаменты, но, войдя в комнату, понимаю, что лучше бы, давясь от смеха, я продолжал петь дуэтом с Поляковой, поскольку, из программы «Концерт по заявкам» я попадаю на телепередачу «Очевидное – невероятное»: на своей кровати, а именно, в той её части, где обычно лежит подушка, сложив по-турецки ноги, с раскрытой книгой в руках, сидит Игорёк Рюмин и гипнотизирует… Синицу и Томашенко! Эти две красавицы оккупировали кровать Валеры, а Таня, прижимая белую подушку Рюмина к своей груди, что-то увлечённо ему рассказывает; Томашенко ей поддакивает! И это та самая компания, которая ещё две недели назад, грубо говоря, находилась в состоянии войны! Несколько секунд остолбенения на пороге, затем устраиваюсь на своей кровати; хочу разобраться и разложить по полочкам свои чувства и планы. Однако, это не так просто: театр одного актёра в противоположной стороне комнаты мешает мне собраться с мыслями. Но скоро в дверях показывается бесцеремонный Валера, и незваные гости вынуждены освободить его кровать, ну, и само помещение…. Я поворачиваюсь на левый бок.

– Что это было? – спрашиваю я у Рюмина, – Вы так мило общались, я чуть не заплакал…
– Да Синица с Томашенко спрятались от местных, перед которыми слишком выпендривались, а теперь боятся последствий.
– Что же они натворили?
– Women, you know.
– So? You gonna make friends?
– Да какое там! Ну, они – перепуганные, заскакивают и вполне дружелюбно просят у меня разрешения посидеть в нашей комнате, пока весь этот шухер уляжется….
– А ты – чё?
– А я им: «Да сидите, собственно. Мне чё – жалко?»