Душные летние ночи

Душные летние ночи. Тягучие и горькие как нагретая смола. Мокрая от пота подушка, горячее одеяло. Невозможно находиться в постели.
Смотрю на часы: два. Ровно-ровно. Даже секундная стрелка в тот момент, когда я на нее посмотрела, как раз наскочила на цифру двенадцать.
В соседней комнате Сашка перестал наконец ворочаться. Уснул. Завтра обнаружу его одеяло валяющимся на полу. Не удивительно. Машка тоже притихла. Больше не просит пить. Значит, тоже уснула. Ну и хорошо.
Мне бы тоже уснуть. Ночь на улице, а я привыкла, что ночью спать нужно. Только совсем не спится. И от бессонницы мысли в голове крутятся.

«Завтра Рома вернется. Тоскливо без него. Дети отвлекают, не дают скучать, но все равно тоскливо. Хорошо с Ромой. Он меня понимает. Никто лучше него и мамы… Мама вообще все понимает, а вот с папой бывает трудно разговаривать. Словно не слышим друг друга. Он всегда такой был. Да, наверное, всегда. Словно сам по себе. Или словно злился на всех за что-то… Интересно, за что? Со своими родителями тоже с трудом общий язык находил. Возможно, только Миша его понимал. А может, именно из-за дяди Миши папа такой?..
Кто знает? Может, он и раньше такой был. Сейчас уж ни у кого и не спросишь, а маме кажется, что он таким всегда был. Конечно, он нас любит. Просто сложно с ним.
А Миша его понимал, да… Почти уверена в этом. Миша всех понимал.»

Невозможно. Рывком распахнув одеяло, встала с кровати. На кухню. Воды. Много воды. Холодной воды.
Не включая свет, тихо иду по коридору, прислушиваясь к звукам в детских спальнях. Тихо. Спят. Главное, сейчас не потревожить, не разбудить.
Хорошо, что у каждого своя комната. Всегда так было. По крайней мере, на моей памяти. Я тут родилась и выросла. Мама с папой в одной комнате, Миша в другой, я в третьей – всем место хватало. Сейчас мама с папой в новой, двухкомнатной, а эта теперь наша с Ромой. Интересно, остался бы Миша с нами, если бы?..

На кухне тихо-тихо. Окна закрыты, и воздух словно замер. Только часы на холодильнике тикают. Тик-тик-тик-тик… Кажется, что торопятся, а на самом деле время тянется вместе с ночью, как смола.
Наливаю воды, подхожу к темному окну. Смотрю на двор далеко внизу. Делаю маленькие глоточки, чтобы растянуть удовольствие. Думаю о том, что хорошо было бы сейчас выйти на улицу, прогуляться. Возможно, это не спасет от жары, но хотя бы утомит.
Но я знаю, что не пойду. Не пойду гулять ночью одна. Бродить по улицам и дворам. Нынче ночным улицам нельзя доверять. Я не доверяю. Только мечтаю, но понимаю, что реальность может оказаться намного более жестокой, чем мечты.
Поэтому просто смотрю. И думаю.

Почти тридцать лет прошло. Давно никто никого не ждет. Папа точно. А больше и некому. Разве что… мне? Но это было бы очень странно. Чего мне ждать? Детских воспоминаний? Дедушкиных рассказов? Бабушкиных бесконечных слез? Папиного мрачного молчания? Вот все, что осталось для меня.
Миша – папин младший брат. Мне было шесть лет всего, когда в одно очень душное утро мы проснулись и узнали, что Миши в квартире нет. Еще вечером он ложился спать вместе со всеми, а утром его не оказалось в постели. Кровать не собрана, на столе – заложенный ручкой дневник, ключей от дома нет.
Первые два дня все думали, что он просто ушел по срочным делам. Впрочем, с ним такого никогда не бывало. Потом очень долго думали, что он сбежал. Но это тоже казалось маловероятно. Просто хотелось верить, что все хорошо и он когда-нибудь вернется.
Нет. Бабушкины бесконечные слезы. Папино мрачное молчание.
Я не понимала тогда. Но очень скучала. Миша – никогда не называла его дядей – очень меня любил. Он был словно бы взрослым ребенком: играл со мной в прятки, рисовал картинки в моем альбоме, учил меня кататься на велосипеде. Старший брат. Настоящий друг.
Уже гораздо позже я поняла, что исчезновение Миши стало для меня переломным моментом. Мама как-то сказала мне, что с тех пор я стала очень серьезной. Может, и вечная грусть в моих глазах тоже с тех пор? Или это просто физическая особенность. У бабушки тоже такая.
Почти тридцать лет с тех пор. Уже никто не ждет. Только мне до сих пор горько.
Возможно, виноват дневник, заложенный ручкой. Миша там писал свои мысли, иногда сны. Вот и в ту ночь сделал запись. Запись обо мне:

«Олька приснилась. Словно я в квартиру захожу, а она меня встречает, вроде и маленькая, а вроде и взрослая. И смотрит так серьезно. И я понимаю, что опоздал. Куда опоздал? Зачем опоздал?
Просыпаюсь.
Душно очень. Невозможно дома. Пойду прогуляюсь.»
Стало быть, меня он видел последней. Может быть, из-за этого до сих пор его помню?

Какой-то странный звук. Тело отреагировало быстрее, чем сознание: пальцы сжали стакан, в животе похолодело. Словно по косякам скребется кто-то. Не сразу поняла, что в замочной скважине ключ поворачивается. Не Рома. Он с собой ключи не берет никогда.   
Поставила стакан на стол и пошла в коридор. Ключ поворачивался медленно, тихо. Но уверенно. Один замок, второй. Застыла на пороге в недоумении. Если взломщики, то очень умелые…
Стоя в темноте на пороге кухни напротив входа, следила за тем, как отворялась дверь, как из подъезда в квартиру заходил человек, как он привычными движением запирал замки, снимал летние тапки на коврике и нашаривал рукой выключатель.
Свет зажегся.

Мы тут же встретились взглядами. Испуганный мой и недоуменный его уже секунду спустя превратились в серьезные, тяжелые.
«…вроде и маленькая, а вроде и взрослая. И смотрит так серьезно.»
Не постарел ни на день. И я теперь выгляжу старше него. Я теперь взрослая. Мне тридцать пять. У меня муж и двое детей. И я стою на пороге кухни и молчу. И он молчит.
«…я понимаю, что опоздал. Куда опоздал? Зачем опоздал?»
Опоздал увидеть, как я повзрослею. Как пойду в первый класс. Как принесу домой первую двойку. Как сломаю руку, а потом очень долго буду ходить с гипсом, который распишу разноцветными ручками. Как поступлю в университет, а затем уйду из него и поступлю заново, на другой факультет. Как выйду замуж...
Он читает все это в моих глазах, я чувствую. А в голове у меня одни и те же слова: 
«Душно очень. Невозможно дома. Пойду прогуляюсь.»
Ты решил скрыться от жары в душном городе. Блуждал по знакомым улицам и дворам. Оказался нежеланным гостем в тот час. И тебя обманули. Выгнали. Из времени.
А теперь ты вернулся.

- Хочешь чаю?
- Пожалуй.
Я зажгла на кухне неяркий свет над фартуком. Поставила греться чайник. Он прошел, сел на стул.
Смотрел на меня. Молчал.
Когда вода закипела, я выключила газ, и мы еще немного подождали. Бабушка говорила, что нельзя заливать чай кипятком.
- Как ты? – спросил он, когда я поставила на стол две кружки из старого сервиза и наполнила их горячим чаем.
- Так же, как вчера. Без тебя, - ответила я. – А ты?
- Так же, как вчера. С тобой.
Мы пили чай, окруженные слабым светом и душной, как смола, ночью. На мне – легкий домашний халат. На нем – майка и шорты.
- Я знаю, – неожиданно сказал он. – Арка. И туман.
- Туман? – удивилась я. – В такую душную ночь?
- Потому и пошел туда.
Легкий шорох в коридоре заставил нас обоих обернуться. Машка стояла на пороге, зевала и сонно потирала глаза. Увидев меня, подошла и попросилась на руки.
Миша смотрел на нее. Сначала серьезно. Потом улыбнулся. Потом взгляд его потускнел.
- Здравствуйте, - пролепетала Машка.
Миша не ответил ей. Я обняла дочь, пригладила ее растрепавшиеся волосы.
- Пойду, пожалуй, - сказал Миша и встал.
Я осторожно спустила Машку и тоже встала. Он уже был на пороге.
- Куда? – спросила я, выходя в коридор.
Он опять посмотрел на меня, а потом ответил:
- Вернусь назад.
Надел тапки, тихо повернул замки и вышел в подъезд. Я слышала, как он спускается по ступенькам, как открывается, а затем со скрипом закрывается дверь внизу.
Миша снова ушел. В душную летнюю ночь.