Село Покров

    СУББОТА - банный день. Я и моя сестрёнка Галинка целый день пробегали по деревенским угодьям. На дворе лето, как не насладиться красотой русской природы?! Играли и в «партизаны» - по-пластунски ползали с деревянным, импровизированным оружием по огороду и пытались залезть на кряжистый вяз, и в поле сбегали проведать, как пастух дядя Митя выполняет свои обязанности. В общем, к бане мы были неузнаваемые. Бабушка наша, Федосья Платоновна, долго терла наши руки и ноги мочалкой, намыленной хозяйственным мылом. Другие мыла, с цветочными отдушками, были большой редкостью. Чистые и розовые, словно молочные поросятки, мы с Галинкой выпорхнули из предбанника. Предстояло чаепитие. Предвкушая к чаю сладости, мы сидели на скамеечке в небольшом палисаднике, ожидая из бани бабушку.
  Наконец-то все собрались за столом. На середине стола стоял медный самовар с начищенными до золотого блеска боками. Он слегка попыхивал, тихонько гремя при этом крышкой с красивыми вензелями - ручками-прихватками. Уголья в самоварной трубе, постепенно догорая, угасали. Бабушка вынесла, не менее красивую, стеклянную конфетницу, заполненную пузатенькими карамельками. Она все карамельки называла «ландрином». А мы и не спорили: «ландрин» так «ландрин». Дед любил пить чай вприкуску с сахаром. Наколет специальными щипчиками кусочки от большого сахарного куска, мы тут же на подхвате. Лакомимся сахарком. А баранки какие вкусные были! В чашку с чаем опустим бараночку, размочим её - и в рот. Смакуем. Да, ещё я не сказала о бабушкиной выпечке. Она часто жарила пряженики. Вот это был настоящий шедевр кулинарии!
  После чаепития бабуля отправила меня спать, сказала, что наутро мне надо очень рано вставать. Мы завтра пойдём в село Покров, что в четырёх километрах от нашей деревни, и силы мне понадобятся. Мы с Галей спали в пологе в сенях. Полог  (накидка над кроватью)  был сшит из весёленького лёгкого ситца. И воздуха в нём хватало, и комары не донимали. Заснули быстро, даже не слышали за бревенчатой стеной квохтанье кур, устраивающихся спать поудобнее на насесте.
  Петух начал усиленно кукарекать около четырёх часов утра. Корова Зорька, вздыхая, переступала с ноги на ногу. Глухие звуки поступи ног смешивались с определённой частотой жевания коровьей жвачки. Изредка блеяли овечки, боязливо перебегая из угла в угол хлева. Все животные во дворе проснулись. Куры встречали утро светлого воскресенья громким кудахтаньем. Проснулась и я. Бабушка, одетая в лучший светлый наряд, в белом платочке спешила ко мне. Она взяла с собой небольшую корзинку с пирогами и квасом, и мы двинулись в путь.
  Вначале дорога шла полем, засеянным гречихой. Над цветами гречихи тут и там кружили пчёлы, собирая нектар. Быть нынче мёду! Затем дорога упёрлась в берёзовый молодняк и постепенно  погрузилась в старый лес из елей и осин, покрытых мхом. Изредка под елями попадались большие кучи муравейников. Идти по мрачному лесу было страшновато. Бабушка шла рядом, успокаивала меня, говорила, что идём мы в церковь, что меня будет крестить местный батюшка, что этот обряд я должна запомнить на всю жизнь. И ещё она сказала, что это всё я должна сохранить в тайне и ничего никому не говорить. (Папа мой был членом партии, и в 50-х годах за крещение своего ребёнка его лишили бы партийного билета). Я слушала бабушку, но ничего из сказанного не понимала.
  Лес начал светлеть, становился реже. Впереди я увидела купол церкви, а затем и сам храм. Вот он Покров! Вокруг церкви находились старые провалившиеся холмики  могил с деревянными, покосившимися крестами. Некоторые кресты совсем завалились, надписи на них выгорели на солнце. Я крепко вцепилась за бабушкину руку, боясь её выпустить. Страх сковал меня. Но, подойдя ближе к церкви, я о страхе забыла и с интересом стала наблюдать за происходящим.
  Шёл 1959 год. Послевоенные годы были самые трудные и голодные. Вот и у церкви я увидела немало людей, которые наперебой просили милостыню. Калеки без ног на приземистых тележках и на костылях с мольбой в глазах заглядывали в лица прихожан. Потупив взор, многие проходили мимо. Им нечего было дать. С состраданием в глазах люди крестились, кланялись, шли дальше. Более зажиточные  делились продуктами с инвалидами и обездоленными. Кому пирог перепадёт, а кому и кусок сахара. Те быстро прятали подаяние за пазуху. Неподалёку к невысокому тыну были привязаны лошади с повозками. У пары из них висели на мордах торбы с овсом. Видимо, дальний путь они держали. Люди в воскресный день едут Богу молиться. У входа в церковь сновали чумазые, босоногие цыганята. Многие из них пытались выделывать разные выкрутасы, другие нестройно пели, танцевали. Кусок хлеба ой как нужен табору.
  В церкви полно людей. Верующие на коленях неистово бьют поклоны, шевеля пересохшими губами, шепчут молитвы, осеняя себя крестом. Впереди, возле иконостаса, стоит чан с водой. Бабушка пошепталась с отцом Фёдором, украдкой передала ему что-то в узелке и подошла ко мне. Процедура крещения прошла быстро. С меня сняли одежду, затем полили на голову святую воду, умыли, срезали прядь волос. Отец Фёдор, не переставая, пел и читал молитвы. Я запомнила только «Отче наш, Иже еси на небесех, да святится имя Твое»... Затем он надел мне на шею тоненькую верёвочку с алюминиевым крестиком, на котором было выдавлено распятие Христа. Я восприняла обряд крещения с каким-то особым трепетом и воодушевлением. Время от времени проверяла ладошкой - на мне ли крестик? Очень боялась потерять его. После меня крестили ещё троих ребятишек. Затем нас причащали, всем дали по ложечке сладкого сиропа. Бабушка ещё долго молилась, отбивая поклоны. В её глазах почему-то стояли слёзы.
  После службы мы двинулись в обратный путь. Мои маленькие ножки устали от суетливого дня. Шлось с трудом. Иногда бабушка садила меня на плечи. Но я понимала, что ей очень тяжело нести меня, старалась не жаловаться на усталость. На цветочной полянке сделали привал, перекусили тем, что осталось. Рядом стояла небольшая копна скошенного сена. Вытянулись на ней, не замечая колкости сухой травы. Дух запашистых лечебных трав прибавил мне сил.
  К вечеру мы подошли к своей деревне, я взволнованно рассказала своей сестре Галинке, что со мной приключилось, какое святое таинство обрела я. Теперь это всё со мною навсегда.
  Любимой бабушки уже давно нет в живых, но я премного благодарна ей за всё. Она научила меня жить в добре, в согласии, в вере к людям.