На побывку еду

     КАЖЕТСЯ мне, что любовь к родным местам неиссякаемая.  Много уже написано и рассказано о красоте моей малой родины. Так нет, в голове мысли роятся, забегают одна за другую. И это надо вспомнить, и про то не забыть. Сколько бы деревенский выходец ни жил в городе, он сердцем  и душой  в родном селении, где родился, учился, закалял душу  добром и любовью. Он даже как-то по-другому, по-особенному, смотрит на жизнь.
...Еду-еду домой, на побывку. За окном  вагона мелькают милые моему сердцу пейзажи. Вот  загорелый мальчик  хворостиной гонит  к речной заводи  стадо гусей. Им ли там не раздолье! Болотной ряски хоть отбавляй! С каким-то гортанным клёкотным звуком  щиплют они её. Иногда и мелкую рыбёшку прихватить могут. Наевшись, гуси начинают  «выкаблучиваться» друг перед другом: и в позу грозного бойца встанут, и крылья  распушат так, что противник  в панике, с  криком «га-га» убежать норовит. Резвятся лапчатые.  Вот бабка в резиновых сапогах, в платочке, завязанном под подбородком,  в стёганой душегрейке тащит упрямую козу на выгон. То она козу тащит, то коза её. Взаимная любовь. Промелькнула одинокая полуразвалившаяся часовенка. Голуби вспорхнули из-под  кровельного выступа  и зашелестели крыльями. Описали круг в голубых небесах, вернулись в свои апартаменты. Пейзажи  меняются один за другим. За окном виднеются чёрные, только что взрытые плугом поля, синие рощи, светлые реки и бесконечная даль, в которой я узнаю свою русскую землю.
Стемнело. Спать совсем не хочется. Поезд мчится, постукивает, слегка покачивает вагон. Изредка доносится гудок тепловоза. Огромный жёлтый месяц выплывает из-за  чёрных туч, разрезая слои облаков. Сквозь дымную, сизую мглу одинокие хижины подобны призракам. Прильнув лбом к стеклу, пытаюсь ещё что-то  разглядеть, не пропустить. Но увы, темно, нужно спать. Утро вечера  мудренее...  Однако не спится. Одолевают воспоминания. В деревню бы сейчас, на сеновал! Сон там удивительный! Один запах  скошенной  травы  приводит организм в нормальный жизненный ритм. Надышишься - лежишь, блаженствуешь...
В начале третьего ночи  пружина часового механизма  резко сжимается и со скрежетом вылетает. Это раздаётся хор   старых деревенских петухов.  Им вторят молодые одногодки, старательно подражая  праотцам. И так до утра. Прямо «хор Турецкого». Затишье. Следующая очередь кукушки. «Ку-ку» эхом  плывёт над спящей окраиной деревни. Засыпаю под звуки молочной струи, бьющей в ведро из вымени нашей  красно-пегой коровы, любимицы деда. Сквозь сон слышу  хрюканье огромной, подобной  горе жира, свиньи, только что опоросившейся. И... провал в темноту...
«Ту-ту». Разжимаю тяжёлые веки. По вагону тихо снуют пассажиры. Кто на выход, кто на вход. Поезд тормозит, лязгая  и стуча колёсами. На платформе бойкая женщина замахала руками и затарахтела - точно сухой горох посыпался из дырявого мешка: «Пирожки, пирожки! С мясом, с луком, с грибами! Недорого! Берём пирожки!».  Проголодавшиеся пассажиры разбирают их вмиг, нахваливают. Я тоже  люблю пирожки, но вкуснее бабушкиных  я не пробовала.
Поезд плавно  трогается, набирает скорость и летит, размеренно постукивая, в голубую даль. Вышла в тамбур. За окном серое  утро. Пахнуло  душистою свежестью листьев и трав, омытых росой. На краю неба столпившиеся тучи рдеют золотом. Наступил новый день, наступила чья-то новая жизнь. Следующая  остановка моя. Вот я и дома.