Уроки немецкого

Дело было на Урале, в посёлке Совхозный Белоярского района. В «Совхозе» (так в обиходе называли посёлок) я учился с пятого по восьмой классы (с 1962 по 1965 годы). Учителем немецкого у нас был Фёдор Андреевич Гейнц, русифицированный немец, который по-русски говорил с большими акцентами, а спряжение немецких глаголов из него лилось сладким ручейком: singen, springen... несть числа! Самое забавное было его «сорное» сливающееся в одно русское «ведь-ведь-ведь...» Он очень придирчиво учил нас немецкому произношению. Когда я произносил немецкое «ich» (русское «я»), он останавливал:
- Нет, нет, не так! Ведь-ведь-ведь, мягче надо, не звук «ха», а почти «ш» с мягким знаком...

Немцев в поселке было около четверти от всего количества. Это были интернированные в начале войны  Волжские и Калининградские немцы  (их интернировали на Урал, на Обь, в Казахстан). В войну и некоторое время после на каждом совхозном подразделении (ферма, стройцех...) была проходная вахта, притом что люди жили в комнатах в бараках, как и русские рабочие с семьями. Приход на работу отмечался вахтёром (охранником-солдатом), уход на обед тоже, приход, а в 10 или 11 вечера объявлялся комендантский час (всем сидеть по домам!) Для всего этого было построено две казармы для солдат, а вдоль железнодорожной лесопосадки — типовые офицерские дома. Планировалось так жить и работать, видимо, надолго. Солдаты с местными немками-девками почем зря костерили этот коменданткий час, ибо танцы на танцплощадке только-только пришли в азарт, «мазь пошла», а тут время комендантского часа — солдатам в казармы, девкам по своим баракам. Многие, дослужив до дембеля, тут же женились на немках, оставались в «Совхозе»...

Примерно до 1965 года немцам и их рожденным уже здесь детям не разрешалось брать другую фамилию и переезжать куда-либо (это касалось и крымских татар, и крымских греков, которые тоже были интернированы сюда: Карагяур, Панатиди, Михалиди, Хрисулиди... С Федей Хрисулиди мы весьма "успевали" в учебе, ездили на районные математические и физические олимпиады). Население и сейчас пестрит немецкими фамилиями, а в 1965 со мной учились Швайгерт, Нейверт, Штефан, Декаут, Беккер, Матц... Потом Швайгерты уехали-таки в Германию, Гена Нейверт «взял» наконец-то «другую» фамилию (залог свободы) — фамилию матери (Опомах, еврейка, это можно). Лёня Декаут тоже взял фамилию матери (Броженко). Со «своей» фамилией остался Саша Штефан (говорю только о моих одноклассниках, не обо всех наших немцах). Пока были живы его родители, дома у Саши была только немецкая речь, и вот «удивление» учителя немецкого ф.А.Гейнца (Штефан был двоечником по-немецкому):
- Саша, ведь-ведь-ведь! Я не понимаю, как ты умудряешься вообще не знать ничего по-немецки, ведь-ведь-ведь! Почти ничего... У тебя дома папа и мама говорят только по-немецки, я знаю. Они даже поют дома немецкие песни!.. Тебе снова двойка.

Сашка Штефан действительно ничего не знал по-немецки, свободное время он проводил «вне немецкого барака», с разношёрстной (по национальности) ребятнёй, учился жить здесь по-русски. А я учился хорошо, кое-что мог и сказать, спросить о чем-нибудь, балакал с немкой старушкой, соседкой моей матери, когда она спросила топор отрубить курице голову. Я вклинился: «А! Kopf – kaput!» Немка оживилась в глазах: «А! Ja, ja, Kopf...” Потом я «попал» на свадьбу кузины, где в числе гостей были мой учитель немецкого ф.А.Гейнц, другие немцы, за столом на удивление публики (это было уже в 1975, и я учил немецкий уже будучи в университете), - так вот, на удивление публики я завязал застольный разговор на немецком, немцы отвечали, спрашивали. Русские почему-то стушевались, а в общем несколько минут неординарного веселья в свадебное торжество привнёс я, «опираясь» на присутствие немцев.
Вот такие были у нас уроки немецкого.