Наука дальних странствий. Слёзы Карелии

- В Кондопогу поедем?
- Да там и смотреть-то особенно нечего. Только одна старая церковь и есть, деревянная, восемнадцатый век, кажется…
- Ну вот, значит, поедем…

*   *   *
Церковь Успения Божьей Матери стоит как бы отдельно от городка, на берегу Онежского озера. Будто специально вытянулся от берега в воду небольшой  острый клинышек суши, чтобы на нем уместилась только она, эта деревянная церковка. Темным силуэтом прорисовалась она в голубом пейзаже, показывая всем своим видом, что земное разноцветье – только фон для строгого образа дел небесных.

Церковь -  шатровая, темная, аскетичная,  почти без декоративных деталей, не праздничная,  никому не желающая понравиться, но милосердно впускающая тех, кто решил переступить порог.  Широкая деревянная лестница, такая же строгая, как и сама церковь, ведет наверх, к входной двери. Дверь со скрипом растворяется, впуская пришельцев в темноватое помещение, отделенное высоким порогом от основной части церковного пространства. Этот высокий порог  - как граница между мирским и божеским. Перешагнул – и ты уже не ты, а раб Божий.

Фигурные парные колонны выглядят самодельными, будто рубил их не самый лучший, но очень старательный мастер. И покрашены они в неяркие и уже выцветшие от времени цвета –  чернично-синий и клюквенно-красный.
Зарешеченные окна имеют ставни, открывающиеся вовнутрь – тяжелые, не очень красивые, но надежные.  Из каждого окна открывается солнечный пейзаж, разграфленный в крупную клетку. Впечатление, что это внешний мир, такой суетный, беспорядочный,  находится за решеткой. А церковное нутро  с его традиционной упорядоченностью – царство свободы.

Под куполом сохранилась роспись красоты необыкновенной. Один выпавший фрагмент расположился на лавке внизу – его можно рассмотреть вблизи во всех подробностях и подивиться мастерству художника. На стенах, как и положено, иконы. Лики святых – Николай, Варвара, сам Спаситель, Богоматерь Тихвинския – строгая и печальная, точно предчувствующая беду. Стены темные, крупные бревна  потрескались от времени. Запах старого дерева без малейшего привкуса свечного аромата. И никак не ощущаются другие церковные запахи, сопутствующие богослужениям.  Вспоминается лермонтовское: «Так храм оставленный – всё храм…»

В церкви уже не служат. Точнее – служат только раз в год, 28 августа. Зато продают билеты на вход, но при этом никаких даже самых кратких комментариев за билет не полагается. Да они не нужны – побыть наедине с темноватыми ликами светлых душ, наверно, лучше, чем слушать какие-то слова. Даже скрип половиц создает определенный настрой и отсылает назад, в те далекие века, когда в Кондопоге, еще не бывшей городом, добывали мрамор и железную руду. Петровские времена придали здешним местам вес и значимость, которые потом постепенно утрачивались.  А церковь, ставшая фактически уже музеем, все стоит на берегу Онеги и перебирает в памяти события, лица, голоса…

*   *   *
- Ну что ты делаешь! Кто же снимает против солнца…
- Но я же не совсем против, а вдруг  получится…

P.S. На последнем фото храм оказался совершенно черным. Угольный силуэт на безоблачно синем небе – как  знак беды.Через десять дней церковь  Успения Божьей Матери сгорела. И Бог не спас.