По следам винных мемуаров

После прочтения винных мемуаров господина Хумуса, я предалась ностальгии. Я буду несколько помоложе (о, как приятно это осознавать), поэтому рассвет рок-клуба пришёлся на моё детство. И это очень жаль, ибо, как следует из воспоминаний Химика, это было поистине золотое времечко – ангарский ТОМ привозил так любимого мною Михаила Борзыкина, и Янка Дягилева была в нашем уездном городе, и дядя Фёдор – хорошее было времечко. Вот сейчас всё не так, хотя и там были свои приключения, гопота, комсомол, но!... Вот сейчас разве возможно привезти тот же Телевизор? Или Вежливый отказ? Центр? Ноль? Да нынешних устроителей концертов интересует только нажива, нажива и ещё раз нажива, поэтому и не везут, да и сама рок-культура превратилась в рокопоп. Ну да я отвлеклась. Так вот, когда я вылетела из гнезда именуемого школой, предо мной расстилался огромный и красивый мир, точнее море, море музыки, море водки, пива.

Поэтому напишу ка я свои винные мемуары.

Начнём по порядку, я ведь девушка порядочная. Первый раз я выпила в 14 лет, это было на дне рождении у подруги моей сестры. Вот тут просто необходимо вновь отвлечься. Я просто уверена,  что существует синдром младшей сестры, брата. Я сейчас наблюдаю его на своём младшеньком Емеле. Вот я когда была маленькая, я всюду таскалась за старшей сестрой и дружила с её друзьями-подругами, именно я с ними дружила, а не они со мной, это мне было с ними интересно, а не им со мной, они меня терпели. А сверстники для меня были малявками и шпаной, не дружила я с ровесниками. То же и мой Емеля, он дружит с друзьями Бернарда, и вот пошёл в садик он, и нет у него там друзей, не интересны ему сверстники, с ними поговорить не о чем, они понятия не имеют, что такое Арма, Сталкер, Припяти и т.д. Так вот я и дружила с друзьями сестры. И одной подруге Тане стукнуло шестнадцать. Дата знаменательная, мама её выделила по этому поводу бутылочку шампанского, и все вздрогнули! И хотя мне и было только 14, но чтобы меня не обидеть, и мне налили бокал, другой третий. Хорошо пошло. Мне понравилось.

Следующим моим напитком была водка. Это было уже зимой, в новый год. Было жутко холодно и мои друзья, взрослые дяди, принесли на наше место бутылку водки, солидный такой литровый пузырь, может и две, точно не помню, и стакан, гранёный стакан, тогда ещё не было одноразовых стаканов. Вы наверно удивлены, что общего между школьницей и взрослыми дядями? Один из них, Николай Тарасов на то момент был полковником КГБ, другой, Сергей Долгих чуть позже прославился как фотограф под псевдонимом Слесарь, ещё Был Сергей Воробьёв и Саша Бойков – предприниматели. А связывали нас собаки. Мы вместе собак выгуливали, я своего добермана Лаврентия Палыча, у Тарасова был ньюфаундленд Джо, у Слесаря эрдельтерьер Джеки, у Саши эрдель Марта, и у Воробьёва Терри – тоже эрдель. Наша компания менялась, приходили и другие собаки в нашу дружную "семью" - доги, овчарки, но костяк был неизменным. Гуляли мы тогда в детском садике. Нет, вы не подумайте, все дела, пописать, покакать собачки делали на газонах, а в садик приходили порезвиться, косточки поразмять. Мы же стояли, курили и говорили, точнее они говорили и курили, а я слушала, уши грела. Говорили о политике, о машинах, травили анекдоты, обо всём короче, очень душевные разговоры разговаривали.

И вот в ту новогоднюю ночь был страшный мороз, трещал под сорок, и чисто ради празднику и для сугреву кто-то притащил пузырь, ну выпили, вздрогнули, огурчиком солёным, хрустящим закусили, стакан шёл по кругу, когда дошёл до меня, то решили  и мне налить, я не возражала, чисто для сугреву и праздника ради только один раз! Этот раз я запомнила навсегда, как охлаждённая водка мягко прошла по горлу, как она опустилась в желудок. Водка была настолько хорошая и холодная, что никаких последствий мой организм не испытал, я даже и не опьянела – просто стало тепло и хорошо, лицо, уши горели. Больше мне не налили, вроде как нечего тут молодёжь спаивать. Домой я неслась совершенно счастливая и трезвая, но несколько одухотворённая. Так вот я и начала бухать сразу водку стаканами в 14 лет. А в 16 лет я уже бросила пить водку, до сих пор не пью. В смысле водку, в чистом виде, не идёт. Вот коньяк могу пить, текиллу, ром, только не водку. Отвёртку могу, а водку нет. Выпью рюмку, и сразу живот болит, никакого удовольствия.

А дело было так. Мы сразу перескочим, хотя нет, не будем скакать. Расскажу я вам, как я пила эту водку да стаканами с 14 до 16. Мне было лет 15, когда Марта родила щенков и по этому поводу была пьянка, обмывали щеночков. Саша, его жена, ещё супружеская пара была и я с мамой. Я к тому времени маму со своими друзьями познакомила, мама работала в бассейне, и Саша часто у неё плавал. Так вот мы вшестером выпили восемь бутылок водки. Восемь! Литровых. Я тащила совершенно пьяную маму на себе домой, благо жили неподалёку, сама же я была трезвой как стекло, во всяком случае, так мне казалось.

Или вот ещё был случай. Моя покойная баба Тася решила нас сестрой научить пить спирт, добрая такая бабушка, заботливая. Чтобы мы в грязь лицом не ударили в компании и невинности нашей девичьей не потеряли. Бабуля купила в аптеке 0,5 медицинского, чистейшего спирта. Накрыла на стол и позвала нас в гости. Сели, выпили, всё, как полагается, с выдохом, чистым. Выпили мы эту поллитру чистогана на троих. В результате бабуля с сестрой упали, вырубились, а я ещё сходила, отчаянно делая трезвый вид, а ноги того, не очень слушались, до магазину за хлебом – испытание выдержали с честью! В общем, мне казалось, что пить я умею.

И вот я поступила в училище, наше родное училище тогда ещё искусств, а теперь чисто художественное. И передо мной расстилалось то самое море свободы, музыки и бухла. Было пьяное посвящение в студенты, когда наши посвятители выставили самовар пива! Была Слава Ударцева, моя лучшая подруга и совратительница-растлительница, как считала мама, была выставка Пети Ончукова, где я познакомилась с волшебным напитком «Агдам» и Руфом Поляковым, а так же с Джетро Таллом, Волной Байкала, Янкой Дягелевой, Джефферсон Аироплейн, Томом Вейтсом, Дженис Джоплин. Про Джетро Талл отдельно.

Мы после открытия выставки завалились все к Пете в мастерскую, я исключительно на правах Славиной подружки, потому как мелочь я пузатая, и вот хорошо я помню, как мальчик со сломанной рукой в гипсе танцует посреди мастерской, играя на детской пластмассовой дудочке, причем играя в такт. Очень красивая, завораживающая картинка была, Яну Лисицину, сыну Яны Лисициной, было тогда лет пять. И я спрашиваю, сидящего рядом Руфа, что за волшебная музыка играет, и отвечает мне Руф, что это Джетро Талл, а радио называется Волна Байкала, а когда Руф узнал, что я люблю группу «Дорз», то под воздействием музыки и алкоголя он совсем размягчился и согласился стать моим гуру и рассказал мне про то, что есть такие люди хорошие - хиппи и про Дженис Джоплин рассказал, много чего, очень душевно мы тогда у Пети в мастерской погуляли, как домой приползла не помню я.

И вот я приобрела себе приёмник. А надо отметить, или я уже рассказывала? Что раньше я считала, что не люблю музыку, потому как в телевизоре и по радио и вообще на улице крутят всякую попсу. А тут было другое, другая музыка. А работники на радио не утруждали себя выходом в эфир, и не объявляли композиций. На самом деле они все бухали. Работали по 12 часов смена, пили все, или почти все, только Егурнов не пил, но и ничего не говорил, из солидарности, разве что вечером, когда начинался приём заявок. И вот я прилипла к приёмнику, открывая для себя мир Аквариума, Телевизора, Пикника, Кинг Кримсона. Элемент оф Крайма, Ван дер граф генератора и многих, многих других.

Ну да всё же мемуары винные, поэтому вернёмся к… музыке, одно с другим связано чрезвычайно. Ведь вот сейчас музыку можно беспроблемно скачивать с торрентов, что есть величайшее благо, тогда музыку надо было доставать! Был пятак, там собирались кружки по интересам, рядом с Дк Октябрьский на Лисихе, вся иркутская рок-элита, там мы познакомились с Дедиком (от слова дед - мертвец), что после долгих строений глазок и уговоров записал на Найн инч нейлс и Аинштюрценде Неубаутен (язык сломаешь), он нам записал несколько кассет и заботливо подписал своим убористым почерком, они у меня до сих пор живы эти кассеты. Найн инч нейлс мне не покатил, а вот Саморазрушающиеся новостройки люблю до сих пор. Там же мы познакомились с Джоником, Брадисом и надменным Мисаем.

Был ещё магазинчик в подвале «Натс», что в переводе с английского означает Орехи, заправлял им Кирюша Орехов, Мисай у него работал продавцом. Я туда приходила раз в месяц, аккурат после стипендии, покупала пластинку, другую и стипендия моя плавно перекочёвывала из моего кармана в Ореховский. Может поэтому я и берегу нежно свои пласты, потому как достались они мне нелегко. Я слегка влюбилась в Орехова, ну так, совсем чуть-чуть, надо же быть в кого-то влюблённым.

А рядом с училищем в кинотеатре тогда ещё «Гигант» арендовал угол Веня. Его лавка никак не называлась. Продавал Веня самописные кассеты, ну пират пиратом, по сегодняшним меркам, барыга. Впрочем, торговал Веня не сам, потому как Веня был солдатом, офицером Советской Армии, Веня служил, и вечерком прибегал за выручкой, в зелёной форме, в пилотке, при погонах. Корнелий Шнапс, он же мастер, он же Дима Перминов писал у него русский рок, точнее для него, для его покупателей. А Веня был металлюгой, ну вот для меня он фигура удивительная, совершенно правильная, не маргинальная, солдат, не пьёт, не курит, а любит музыку, более того, делает на ней деньги – удивительный человек.

Продавцами у него работали Олег и Андрей. Андрей был не местный, и Веня, добрая душа, пригрел на груди змею, сдавал ему угол у себя дома, в результате Андрей наставил ему рога с его же женой красавицей Оксаной. Об этом знали все, кроме Вени. И когда Оксана родила ему сына, я сказала вслух то, о чём думали многие, я спросила Веню, на кого похож сын, на него или на Андрея. Веня послал меня на ***! Ну да, глупость сморозила, так нельзя было, тем не менее, Веня вскоре развёлся и пошёл снимать себе жильё, а Андрей остался жить в квартире с Оксаной и сыном. Такая вот грустная история. Хотя вообще Андрей был парень неплохой, я частенько приходила к нему в обед и сидела, болтала, ему же одному скучно, развлекала его разговорами, изредка, со стипендии покупала записи или чистые кассеты. Андрей же меня держал как того слона, что при звуках флейты теряет волю, стоило мне собраться уйти на занятия, как он включал Фойер дес артс – причём записывать его мне отказывался, за любые деньги, гордился, что только у него, ну почти только у него есть эта запись. И вот я никак не могла пойти учиться, пока играет музыка. Вообще работенка была тяжелая, от окна нещадно дуло, холодный, каменный подоконник застужал почки. Зато тут собиралась тусовка, здесь я познакомилась с Костей Яшиным и влюбилась и в него, я вообще натура влюбчивая, Костя был похож на Мурзилку, в своём шарфике, такой кругленький, учился в Инязе и слушал Муслимгауз и пел по моей просьбе на немецком про офицеров. Несколько раз я приходила пьяная в гости к Вене, помню, раз напившись всё того же агдама, нас прибило на хихи, Веня решил, что мы обкурились, а мы всего-то выпили дешёвого вина.

Ещё помню, как мы отмечали день рождение Кости Яшина. Он родился, как сейчас помню, 5 июня, почти как Пушкин, мы пили на набережной, в травке и разговаривали о Пушкине же. Потом провал в памяти, и очнулась я уже от того, что темно и мы идём в гости к Тане. Пришли и упали в коридоре, мама её нас выставила, предварительно вызвав нашу маму на такси, Костя нас так и не дождался. Но это я уже вперёд убежала, а надо бы рассказать, как я водку пить бросила.

Так вот дело было так. Помните, я писала про волну Байкала? Мы с сестрой стали активными радиослушательницами назвавшись я – падшей пионеркой Настей, а она стало быть кастрированной комсомолкой Зоей. На волне же работали Корнелий Шнапс – он же мастер, он же Дима Перминов – счастливый обладатель самой богатой коллекцией русского рока, Василий Астраханцев – он же Володя Грицина, Не для денег рождённый футурист Карл Ван Ливингук, он же поэт Валерий Бегунов, он же Рони, Егор Трубников, он же Денис, вот фамилию забыла, Дениска, молоденький, шестнадцатилетний, но очень талантливый молодой человек. Клара, она же Лена Вдовина, и двое не признающие псевдонимов, это Андрей Егурнов и «ни ноты по-русски» - звукорежиссёр «Принцыпа Неопределённости» и Юля, моя подруга Юля. Но мы то их тогда знали только по псевдонимами и жаждали с ними познакомиться, а те конечно же бухали, мы даже в шутку называли Волну Байкала волной бухала.

Я узнавала только по музыке, кто сейчас за пультом, у каждого свои вкусы. Если играет Рокс Мьюзик или Визави, то наверняка Астраханцев у руля, Джой Дивижен, Ник Кейв или Дед кан Денс – у пульта Карл, Телевизор, Джетро Талл и Войвод обычно ставил Егор Трубников, у Егурнова играла качественная попса, но он не изменял себе – ни ноты по-русски. Пикник и прочий русский рок – Клара, ну а Юля была новенькой, поэтому от неё можно было ждать чего угодно от Джой дивижена до Бори Гребенщикова, хотя особую слабость она испытывала к Элемент оф крайму..  Было довольно интересно наблюдать за изменением репертуара по мере опьянения ведущих эфира. Корнелий Шнапс любил Кинг Кримсон, однако в определённом опьянённом состоянии опускался до Сандры и Сабрины, обычно это было часиков в пять утра, мужик он был на редкость крепкий, а сейчас вообще не пьёт, после того как кровь пошла горлом, еле спасли, допился, язва желудка.

Мы же с сестрой жуть как хотели с ними со всем познакомиться, посмотреть на них, ну и названивали, искали повод, а повод найти легко – просьба записать кассету, опять же польза, вначале Карл отнекивался, но так как они там просто не просыхали, а человек пьяный он до общения охочий и открыт массам, то и состоялась наша встреча. А потом ещё одна, звонит пьяный Карл и предлагает выпить, мама с папой как раз на дачу уехали, ну мы и согласились счастливые неимоверно. Я нарезала салатиков. Пришли, познакомились. Карл, Настя, Зоя, Корнелий. Сели, выпили, они с собой бутылку принесли водки. Ещё выпили, помидорами закусили. Вскорости томаты закончились, и я пошла на кухню, настругала ещё, потом ещё, и ещё. Водка кончилась. Надо бы ещё. Я уже плохо соображала и сделала то, чего делать было никак нельзя. У нас в стиралке была припрятана "московская" водка, мама от папы спрятала, себе на день рождения закупила заранее, ну да я и решила спьяну, так как денег у бедных студенток не было, а душа требовала продолжения банкета, что мы позаимствуем у мамы бутылку, а потом купим такую же, назад положим, и никто и не заметит, о том, что родители должны вот-вот вернуться с дачи я и не думала. Дальше всё было как в тумане, помню, что выпили, помню, что сестра исчезла, заперлась в ванне, там и уснула, помню, как пошла в который уж раз резать помидоры, помню вкрадчивый голос Корнелия – Ты передничек-то сними...

Утром проснулась, голова болит, блевала я долго и тяжело. Никогда с тех пор я  так не блевала, меня выворачивало наизнанку, потом, много позже, одна алкоголичка объяснила мне, что то была водка кайского разлива, а не кедровская, и я стала разбираться в водке. Помню, как я лежала полумёртвая, рядом сидела мама и гладила меня по голове, а я шептала, что никогда больше не буду пить – никогда!

Мама с папой вернулись когда мы были в отрубе, долго звонили, дверь никто не открывал, отец залез через форточку в окно (второй этаж между прочим!) и увидел за столом двух пьяных мужиков, вначале хотел их побить, потом подумал, что его дочки их сами впустили, стало быть знакомые, друзья, и просто указал им на дверь, гости ретировались, Карл забыл даже обуться, папа его окликнул и подал в коридор ботинки, добрый у меня папа, интеллигентный. С тех пор я не пью водку – не могу, желудок не принимает, хотя попытки спустя годы делались и не раз.

Были на волне Байкала и другие постоянные радиослушатели, к примеру Одинокий Волк, он сторожил детский садик на Синюшке, или Местная Мадонна - Таня Тюменцева, позже она сама стала вести эфир, только уже на Инта-радио, мы её доводили до слёз своими  «добрыми» заявками, я же такая, я же умею человека довести. А как мне нравилось сочинять заявки - Две престарелые лесбиянки передают привет черепахе Тартила...

Вот, помните, я  периодически припоминаю, как папа нас с сестрой хотела топором зарубить? Так вот это тогда и было. Мы сидели тихо мирно, слушали радио, время одиннадцать вечера, мама была тогда в гостях у тёти Любы на Севере, и тут заходит пьяный папа и молча опускает топор между нами, прямо по приёмнику, разрубил пополам, мы с сестрой убежали из дома, а куда бежать? Где ночевать? Позвонили по телефону-автомату Волку, он нас и приютил у себя в детсаду до утра, благо ещё двадцать третий ходил, на последнем, почитай, уехали, а дома мы боялись ночевать, отца боялись, сейчас он топором по приёмнику, а через час и нас зарубит, не фиг делать. Из дома мы вылетели с бутылкой вишнёвого коньяка китайского, маминой заначки, ужасно крепкая и приторно-сладкая штука – пить невозможно, но там, в садике, мы навострились вместе с Волком разбавлять сей крепкий напиток обычной, кипячёной водой – получился очень милый, слабоалкогольный компотик, по мозгам, он, тем не менее вдаривал хорошо, но всё равно был приторно-противный и после я долго не могла пить сие китайское пойло. А с волком мы долго ещё дружили, хороший, добрый одинокий волк, где он сейчас?

Была ещё Танюша, тоже радиослушательница, она там всем на уши приседала, не дозвониться до радио, присела она на уши и нашему милому Волку, ну я ему и говорю сдуру, дай мой ей телефон, я с ней разберусь, не, ну чессслово, никуда не дозвониться!  Так мы и познакомились с Таней. Я уже не помню подробностей, но мы с ней долго не болтали, сразу почти решили встретиться, а мамы нет, а папа пьяный, и приходит такая милая интеллигентная девушка в очках к нам в гости с бутылкой слынчев бряга, выпили за встречу, и по мере опустошения бутылки, девушка Таня становится всё гонимей и гонимей, это я её теперь знаю хорошо, а тогда это был шок! Она кричит, что хочет нашего папу и оголяет грудь, безумно хохоча интересуется, красивые ли у неё груди и правда ведь, они похожи на пятачки. Мы с сестрой её держим, она вырывается, а на кухне спит пьяный папа и лучше его не будить. Это была безумная ночка, очень безумная. Гроза, ливень, лето. Я уже чувствую, что ещё немного, и я ей прибью, убегаю в дождь, я очень люблю танцевать, бегать летом под дождём, это же так прекрасно, танцевать под тёплым, летним ливнем. Прибегаю через час, сестра вся измоталась, Таня никак не успокоится, тогда мы ей вливаем чуть ли не силком димедрол, у меня после Норы осталось куча лекарств, всякие там реланиумы, аминазины и прочая гадость, Мы просто хотим спать и чтобы Таня спала. Но Таня чует неладное, говорит что у неё аллергия на димедрол, мы врём, что это не димедрол, в конце концов как-то её уговариваем правдами неправдами, она выпивает и не засыпает, я ей скормила тогда половину своего запаса колёс в том числе и две таблетки уже не помню какой гадости, только когда я сама эту гадость съела, я сутки лежала и даже языком пошевелить не могла.

К утру Таню всё же срубили наши препараты, а ей надо идти на работу, работала она тогда в библиотеке, в Харлампиевой церкви. А идти она не может, и я её тащу рано утром на себе. Таня, повторюсь, не знала, что за таблеточки мы ей подсовываем, приговаривая, выпей за маму, выпей за папу, за Василия Астраханцева (она была в него влюблена). И кажись, до сих пор она нам, мне в частности ту ночку не простила.

Таня совершенно безумная девушка, но с ней было очень интересно, хотя порою и опасно гулять-выпивать. Как-то, было наводнение тогда, дождь всё шёл и шёл, мы пошли с Таней гулять по ночному Иркутску, я  пошла в резиновых сапогах, а толку? Воды было по пояс. Познакомились с каким то мальчиком из богатой семьи пили в подъездах, потом пошли к нему домой, но нас выгнала бабушка, спустила с лестницы, крича проклятья и обзывая нас проститутками. В другой раз зависли мы в Театральном кафе, много пили, потом ушли, пьяные же, и зашли в "минутку", так кажись называлась забегаловка на Ленина, и там я начала икать, безудержно, я называла это первой стадией опьянения. После мы писали в урны рядом с памятником Леина, залезли прямо на урны, как на стульчак, и рвали цветы, у памятника же, это была осень, и цветы всё равно бы замерзли, вернулись в театральное кафе, подарили барменше букет, потом опять пошли в "минутку", а дальше я не помню, первая стадия алкогольного опьянения перешла во вторую, а там и в третью, а может просто память уже отказывает. Мы частенько с Танюшей гуляли по ночному Иркутску, ища приключения на свою задницу, как говаривал мой папа. И находили, частенько находили.

Был случай, пошли мы в Гигант, там Танюша познакомилась со сторожами, пили, пили, сторожа были гопотой жаждущей секса, у одного был глаз в банке, а мы хотели кушать и домой. Еле сбежали и ели пиццу в ларьке на углу Карла-Маркса и Литвинова, разогретую в микроволновке, колобки, укатились.

Или вот уже случай без Тани, как то гуляем по набережной, встречаем Виталика, Джонни, Колю-панка, бурята из Улановки, не помню, как звать.

Нет, вначале я расскажу про Тиранию!

Короче, жаждали мы славы! Прочитали объявления, что рок-группе нужны девушки для стриптиза. Группа Тирания тоже жаждала славы и мы откликнулись, включая Славу. Я то тогда летом уезжала на море, поэтому в шоу не участвовала, только на репетициях была. Там был такой сценарий, что нужно было тампонами в толпу кидать, больше ничего не помню. Сестра, Миледи (она потом за гитариста замуж вышла) и Женя танцевали в ДК Октябрьском, устроили шоу, после в ДК рок-концертов не устраивали – запретили, а девушки шоу повторили на остановке и насобирали кучу бабла и устроили продолжение банкета. Но меня, повторюсь, там не было, я была на Чёрном море. И вот сестра написала мне письмо, а мама прочитала, и узнала и невзлюбила с тех пор Славу, нам она не рассказала тогда, только спустя много лет мы узнали, что мама знала про стриптиз.
Весёлое было времечко.

Так вот вернёмся к Виталику, он был из группы Брадиса, Брадис, он хороший, ну и что что скинхед, на самом деле у него астма и он Чехова любит. Брадис – душка. А тут Брадиса не было. Мы пошли гулять традиционно на набережную, на Круг, самое тусовочное место того времени. Они пили пиво, нас позвали, мы пили пиво вместе, после поехали к Виталику домой. А раньше мы уже как-то бухали с этим Виталиком, у него на стройке (он там сторожил) было выпито ящика два пива, мы ещё с Миледи тогда были, сбежали, ушли пописать и убежали. Так вот ничто не предвещало беды. Мы же их всех знаем. Приехали домой, жена Виталика с ребёнком уехали к маме в гости, пьем, всё хорошо, но потом начались напряги. Мальчики стали требовать оплаты, типа меня хотели подложить под своего друга из Улановки, сестру то Джоник защищал, а я лежала с ножом приставленным к горлу и болтала всякую чушь поняв, что пока я говорю, у них не стоит, а значит насиловать меня не будут, да и резать тоже не будут, они же не уголовники. Коля-панк стал за меня заступаться, за что ему моя уважуха, ведь он был таким же зелёным, как и я. Он стал за меня заступаться, но мальчики были злы и предложили ему уходить в ночь, если он не собирается участвовать в групповом изнасиловании. Вот недаром пишут, что насилуют обычно знакомые, так и есть. Да не, расслабьтесь, меня они так и не изнасиловали, запугивали, грозились зарезать и выкинуть в окно, но я не испугалась. Потом Джоник разрулил ситуацию, и мы втроём – я, Джонни, сестра пошли пешком до дому, уже светало, Джонни был злой и просил больше так не делать, с тех пор я очень чётко чую, когда дело пахнет керосином и с кем попало не пью, в гости не хожу. А Коля, Коля-панк с тех пор со мной не разговаривает, не знаю, может ему про меня Виталик чего после наплёл, знаю я эту их особенность к сочинительству, фиг знает, а может просто не может мне простить, ситуация то была гадкая. Ну да фиг с ними.

Кроме Вени и Кирюши Орехова был ещё Химик. Наконец я до него добралась, а ведь именно из-за него весь этот вечер воспоминаний и устроила. Игорь Степанов тогда торговал на раскладушках на Центральном рынке. Знаете, как он выглядел? Эдакий огромный Карабас-Барабас с рыжей, взлохмаченной бородой, большие руки усыпанные веснушками и хитрый, еврейский взгляд из под очков, милашка, одним словом. Почему его звали Химик я не знаю, хотя легенда там какая-то есть, кто знает – отпишитесь.
Так вот, я у него покупала журнальчики – Экзотика, Изи райдерс, пару маек с ДОРЗ, до сих пор одна живая, ну и пласты, цены он конечно загибал, торговаться не хотел, даже по-знакомству, объясняя это тем, что если он будет каждому знакомому скидку делать, то у него прибыли не будет. И он прав, потому как знакомых у него было полгорода. Зато как он пил! Вот за что я Химика люблю, так за эти его пьянки, гулянки и вообще он очень хороший человек. Помню, идём с ним, а я тогда стала уже всем врать, что я лесбиянка, ну не хотелось мне терять свою честь девичью, а это тогда было не в моде. И вот Степанов меня спрашивает, почему лесбиянка, а я ему в ответ.
- Вот ты бы, Игорь, мог бы поцеловать мужчину?
- Не, тьфу ты, - стал он плеваться,
- Так вот и мне неприятно, - ответила я тяжело вздохнув.
Больше вопросов по поводу моей ориентации не было, и Степанов меня всегда во всех компаниях отмазывал, защищал от всяческих домоганий. Пить с ним было одно удовольствие, так он ведь ещё всегда, в любом состоянии меня домой отправлял, сам еле на ногах стоит, шатается, но ловит такси, оплачивает, машет рукой и говорит водиле заплетающимся языком, что номер его запомнил.

Как-то мы шли с Игорем по рынку, ему надо было купить жене цветы, вот это тоже меня в нём всегда умиляло. Как он трепетно и нежно относился к супруге, цветы чуть ли не каждый день покупал. Я ненароком говорю, что мне никто никогда ни разу в жизни цветов не дарил, без задней мысли говорю, просто констатирую факт. Степанов тут же покупает мне три тюльпана. С ними я домой и пошла. Вот такой он Игорь. А ещё все говорят евреи жадные, евреи жадные, да не фига, тот же Веня гораздо жаднее. Степанов, когда дело касалось дела действительно не шёл на уступки, но он чётко разделял работу и отдых. В свободное от работы время он был чрезвычайно щедр, был даже меценатом, устраивал концерты. Вот сейчас в Иркутске нет таких меценатов, а жаль. И вообще пить с Химиком было одно удовольствие, очень весело.

Тоже был случай, он уже перебрался в библиотеку на Чехова, послал он меня за вином и закуской, купи, говорит, каких-нибудь чипсов. Я такая довольная и гордая оказанным мне доверием лечу в магазин, покупаю белого, а чипсы там были странные - очень дешёвые, покупаю пару коробок, прихожу, начинаем пьянку, и тут выясняется, что чипсы нужно жарить на раскалённой сковороде, они полуфабрикаты и по виду напоминают ногти Тролля, а по вкусу полимер или клей. Там же уже работала Танюша библиотекарем, она с нами там тоже пила, и у неё не было ни плитки, ни сковородки, а была только стеклянная литровая баночка из под майонеза и кипятильник. Ну мы давай эти чипсы варить, а вдруг получится? Сварили, и ногти Тролля стали медузами, белёсые, полупрозрачные, слизкие, мерзкие и аморфные, мы этими медузами весь потолок в библиотеке закидали, все стеллажи, окна. А хули? Пьяные же. Вторую коробку мне Степанов домой отдал, я их после зажарила, очень вкусные чипсы оказались, но пришла мама и наругала меня, что вся квартира в чаду, и выкинула мои чипсы в окно, а Таню с лестницы спустила. В общем, веселились мы очень и очень. Подробностей наших пьянок не помню, помню только, что весело было, обычно под доктора Макса мы пьянствовали. Очень Степанов любил Макса и Флиртов любил, и им регулярно в библиотеке устраивал концерты.

Вот вспомнилось, идём мы как-то с Самосой, если не вру. Кажись так дело было, а навстречу нам Макс с Химиком, а нам Самоса уже надоел, его тогда жена бросила, и он был очень озабоченный, бухал по чёрному, позже его убили. Страшная смерть. Но тогда он был жив и тащил нас к себе домой, и тут нас спасли Степанов и Макс, утащили с собой на набережную, мы итак пьяные, тут я вообще смутно помню, помню только как мы хохотали и купались чуть ли не в одежде в запруде. И только утром я обнаружила, что пропала моя ножная фенька. Эту феньку подарила мне Женечка, она крепилась под коленкой, была из кожи и меха, и Степанов на неё всегда обращал внимания, на мои ручные феньки ноль внимания, у меня все запястья был в фенечках, не, я ничего не утверждаю, но после того купания фенечка загадочным образом с моей ноги исчезла.

Позже нас таки Самоса достал, и там произошла совсем уж трагическая история, я не буду даже об этом рассказывать, ведь о покойниках или хорошо или никак. Скажу только, что убегала я от него босиком с той же запруды в день выборов Ельцина в президенты, была жара, и это был просто самый настоящий триллер. Но Аукцыон он любил, на этом мы и сошлись.

Ой, сколько мы тогда пили, мама дорогая, сколько пили, Портер тогда появился, Невское, ещё с Танюшей же я спорила, я  говорила, что пиво сладкое, а она что оно горькое, а  мужик один сказал (мы его спросили, просто подошли на Ленина и спросили), что пиво не сладкое и не горькое, а тёмное.

Мы каждый вечер сидели под грибами напротив Гиганта с Грициной, Самосой, Тихонов Антон подходил, была там официантка Оля, трое детей и муж у неё Петя. Как мы с этим Петей пили, тоже отдельная история. Было тогда пиво  - Монарх, редкостная отрава, был он синий и красный, и вот мы упившись этого монарха бегали по Ленина прямо под машины, без всяких там светофоров перебегали дорогу, а после писали в закоулках, хихикали, веселились, но всё рамках приличия.

Про ангарчан я уже рассказывала, как мы к ним ездили в гости и как мы там пили, нескончаемо пили, тогда ещё был жив Жираф и как это было кайфово – все эти сейшены. А про чайник вина я рассказывала?

Да, кажется рассказывала, когда рассказывала про Аристарха. Ну да кто не в курсе, на втором курсе, при посвящении в студенты я притащила в училище чайник вина, что папа сам из своей груши поставил, вкусное было вино, мягкое, но вставляло не по детски, и все, кто прикладывался к чайнику уже не могли остановиться. Или как мы бухали прямо на сцене во время выступления? Да, нам училище выдавало деньги на реквизит, и часть из них мы тратили на бухло, причём пили внаглую прямо на сцене, вначале перед выступлением за кулисами для храбрости, а потом и на сцене - это же святое!

Матушка мне каждый день выдавала на обед пятёрку, так вот я на неё покупала либо: пачку галуаса или житана, пачки мне хватало на неделю, либо бутылку пива, либо пила в "минутке" шерри или же джин с тоником. То есть каждый день с обеда я возвращалась в училище слегка навеселе. Мне кажется, что все пять лет учёбы я не просыхала, и просто удивительно, как я не спилась? Зато ясно, почему я сейчас не пью.

Но вернёмся к Степанову. Наступил дефолт, какой там год? 96? Веня и Химик, конкуренты и заклятые враги объединились, чтобы выжить. Кстати. Вспомнила вот, я вечно спрашивала Химика, как там Кирюша, мне казалось, что это хорошая тема для бесед, Кирюша таинственным образом исчез из города, в Москву слинял. Степанов отвечал неохотно, а как то раз поморщившись признался, что Кирилл его кинул на бабки и ему неприятно о нём вспоминать, больше я про Кирюшу никогда не спрашивала. Мисайка уехал в Москву, начал там своё дело, но до этого успел поработать на ИГТРК, Брадис до сих пор в Иркутске, пьёт неизвестно на что, отрастил бороду, Брадис хороший, а Джонни спился, говорят, жалко, Джонни тоже хороший, даром что в КГБ работал. Но я опять ушла в сторону. Так вот Химик и Веня объединили свою усилия и капиталы и появился магазин "Тихий парад", я там стены расписывала, когда ещё они на старом месте были. А тогда, после дефолта сразу Химик бросил курить, как он мне объяснил, что нужно было выбирать, или бросать курить или пить, пить ему нравится больше. Мы же тогда перешли на Приму, я её курила в трубке, и Беломорканал. Степанов продолжал кутить и пропивать нечестно заработанные, ходил по барам и дискотекам, а следом семенил непьющий, унылый Веня и гундосил, Игорь много не пей, следя, чтобы Степанов не шибко много пробухал. Весёлое было время. Такая странная парочка – жизнерадостный, шумный Химик и маленький, унылый и занудный Веня.

Помню как-то попала на вечеринку в Фихтельберг посвященную дню радио, а денег у меня было по нулям, думал – буду весь вечер трезвая, куда там! Меня угостили добрые люди одним коктейлем, другим, и провал часа на четыре, причем я ведь ходила, двигалась, говорила, танцевала. Очнулась я в туалете, меня разбудил Князь, отвёз домой на такси, утро уже было, вечеринка окончилась, все разъехались, никого нет, пустой ресторан. Князь - настоящий друг! С Князем у меня много связано добрых воспоминаний, он такой честный, настоящий стрелец, я ему всё прощаю. Сколько было выпито совместно и сколько было разных приключений.

Ещё был случай, только сейчас вспомнила, это ещё к периоду Волны Байкала относится. Появился там Дима Лобода. Слава в него тут же влюбилась. Дело было так. Слава жуть как хотела попасть в студию, сказано - сделано. Слава пришла туда поздно вечером и попросилась переночевать – сами мы не местные, на автобус опоздала, электрички не ходят, до Ангарска пешком идти далеко. И ведь ко мне не пошла, хотя я её звала, она частенько у меня ночевала к вящему неудовольствию мамы, она её невзлюбила с тех пор, как узнала про стриптиз. Но Славе ночевать у меня неинтересно, куда интересней на радио. И вот добрый дедушка вахтёр пожалел Славу пустил её ночевать на диванчик, но как только он ушёл на вахту, Слава тут же скок-поскок и убежала на радио. Дима встретил её предложением выпить. Вот так вот сразу с ходу, ни здрасте ни до свиданья ни кто такая и откуда взялась, и лишь после того, как Слава выпила с ним Слынчевбряга, стал расспросы вести. Я же ничего не подозревающая сидела дома, радио слушала, представьте моё удивление, когда из динамика раздался Славин счастливый, картавящий голос, она прокаркала в эфир мне привет, именно прокаркала, я дословно уже не помню, но пару раз было слышно – КАР! КАР! КАР! Я тут же на телефон и ну дозваниваться, ну Слава там ночь и провела и влюбилась в Диму по самое нехочу. Дима вообще очень очаровательный молодой человек.

Поэтому остановимся на его фигуре подробней.

Он из Владика приехал, там он играл в группе Клади и что-то он там со всеми поссорился, или как, но приехал он своих родителей навестить, а парень очень талантливый и обаятельный, устроился на радиостанцию молниеносно очаровав директора, он так всех очаровывал, до первой пьянки. Потому как трезвый Дима был чистым ангелом, а пьяный (грязным) дьяволом. Но я забегаю вперёд.

Слава влюбилась в Диму, но молчала об этом, скрывала, но меня то не проведёшь. Да и Дима кажись на Славу запал, во всяком случае они стали случайно встречаться на улицах города. Такая вот магнетическая сила их тянула друг к другу.

И теперь я опять отвлекусь от Димы потому как самое время рассказать о немце, а к Диме мы вернёмся по ходу рассказа. Но для начала я расскажу, как я тогда выглядела. Я ходила в самошитой зелёной военной рубашке с погонами (погоны настоящие, Лена Дегтярёва мне дала, у неё брат в армии служил), в самошитых же штанишках, я их в школе на уроках труда сшила, из ткани под варёнку, они уже протёрлись, прорвались на коленках, поэтому были все в джинсовых заплатах-кармашках. Джинсовая куртка была вся увешана самодельными значками, позже Химик стал продавать фирменные значки, в те же времена значков не было, либо были, да не те, а вы же помните, что я очень любила группу Дорз, и вот я из папье-маше и булавки наделала самодельных значков, расписала их чёрной тушью, сверху залила лаком, хенд-мейд теперь это называется, а тогда никак не называлось, все запястья в фенечках, а на шее у меня висел собственноручно изготовленный из глины слепленный кулон, изображающих из себя макет моего надгробного камня с драконом в центре. У меня тогда была длинная коса, как сейчас, и носила я хайратник, даже и не зная, что это называется хайратник, жёлтая, атласная ленточка, что подарил мне ещё в школе Вася Москвитин, на память о Васе, значится, носила я эту ленточку, каждый день, причём её стирала и гладила. Вот такой у меня был прикид, гопота вслед мне кричала, что я индеец или неформалом меня обзывали, принимая за мальчика, меня всегда за мальчика принимали, даже вот с косичкой.

И вот сижу я со Славой около нашего училища, болтаем, курим, и тут ко мне подбегают двое мужчин, чтото лопочут не по нашему, в меня пальцами тыкают и убегаю. Ну мы опешили, потом вроде фиг с ними, сидим дальше, беседу ведём, минут через десять опять те же двое к нам подскакивают, меня как музейный экспонат али мясо на рынке крутят вертят и щебечут, как птицы и ничего не понятно. Потом один из них наконец обратился ко мне на ломанном русском, представился. Мол его зовут Вили, а это Вольфганг и они тут туристы, на Байкал приехали то да сё. И вот Вольфганг от меня охуел, потому как я первая девушка в России, которую он видит, которая любит Джима Моррисона, ну я покраснела, мне ж приятно, я их заверила, что в России и в Сибири в частности Дорз любят многие и девушки в том числе. Но тот настаивал, что я первая и единственная, и что он хочет со мной выпить. Нас долго уговаривать не пришлось, пошли мы по Карла Маркса до гастронома, купили там дешевого вина бутылок пять, мальчики купили и пошли гулять вначале на набережную, а как стемнело к ним в гостиницу. Они тогда остановились в "Арене" это рядом с цирком.

Банкет продолжался, Вилли поначалу был переводчиком, но в какой то момент алкогольного опьянения мы с Вольфгангом достигли настоящего взаимопонимания и братания, мы друг друга прекрасно понимали, он бормотал на немецком, я на русском, в клубах сигаретного дыма мы говорили о Музыке! Потом Вольфганг вскочил и побежал в ванну, я за ним, там он, стоя у зеркала отчаянно сбривал сухой бритвой, без крема для бритья, она так ещё противно скребла, седые виски. Это, говорил он, означает - СВОБОДА! Ба, да я забыла описать своих новых друзей, Вольфгангу было лет 60, он был высокий, седой, сухощавый немец в очках, оказывается, когда он был молодой, он бывал на концертах Дорз, видел Моррисона живым, он даже написал книгу о нём. А Вилли был полноватый, небритый тридцатилетний венгр (или поляк?) В некоторый момент нашей задушевной пьянки в номер крадучись и испуганно озираясь зашли жена и сын Вольфганга, такие с виду добропорядочные немцы, высокие, чистые, трезвые туристы-обыватели. Вольфганг махнул в их сторону рукой - Они меня не понимают! О, как душевно мы тогда посидели. Слава сбегала на вахту и вызвонила Диму с Волны Байкала. Дима пришёл в пиджаке, при бородке капитанской с Примочкой на поводке. Прима - это его собака, скоч-терьер. И вот они со Славой пошли лазить на крышу, целоваться, Вилли тоже меня потащил в соседнюю тёмную комнату и начал лапать и приставать, дышать перегаром, но я удивилась, оттолкнула его и вернулась к Вольфгангу на кухню, в этот дым сигарет, и стол заваленный пустыми и полупустыми бутылками, с пеплом повсюду, Вольфганг сидел такой постаревший, уставший, пьяный, поблескивая стёклами очков, такой родной и милый и мы говорили и говорили, он на немецком, я по русски, и мы друг друга прекрасно понимали и нам никто не был нужен.

Мы с ним побратались, я подарила ему все свои значки. Он мне в ответ вручил майку с Джимом Моррисоном и шейный платок, ах да, я ему отдала свой кулон с надгробной доской, и мы с ним договорились встретиться на кладбище Пьер Лашез или в день рождение Джима, или в день смерти, он там бывает каждый год. На этом и расстались, я не помню, честно не помню, как я пошла домой, не помню, была ли со мной Слава, или же она ушла с Димой на радио. Вольфган завтра улетал. Больше я его не видела. Но это была очень и очень значимая для меня встреча, такое культовое знакомство, которое наглядно показывает, что для настоящей любви и дружбы нет преград, ни возраст, ни языковой барьер не могут помешать двум родным душам найти друг друга. И я хотела, очень хотела в Париж, и похоже я побывала в Париже, но не в назначенные даты, я даже не знаю, жив ли Вольфганг сейчас, ведь я даже фамилии его не помню, но надеюсь, очень надеюсь, что жив. Иногда, я тоже брею себе виски, а то и всю голову и всегда в эти минуты я помню о своём немецком друге:)

Но вернёмся к Диме. У Славы с Димой начался роман. В какой-то момент Слава с ним даже обменялась кольцами, Дима ей подарил настоящее обручальное кольцо, а Слава ему, за неимением золотого, вручила кольцо из гематита, если не ошибаюсь, это такой хрупкий материал, по цвету и виду напоминает магнит, а по преданиям очищает кровь и обладает прочими целебными свойствами. Они встречались совершенно случайно на улицах чуть ли не каждый день.


Но я сейчас не об этом.

Вот помню, я пришла на рисунок, ко мне в гости на перемене заскочила Слава, во время беседы я её чем-то нечаянно задела, уже не помню чем, но у меня это хорошо получается - на больную мозоль нечаянно наступать, она накинулась на меня с кулаками и случайно же разбила мне нос. Кровь хлестала фонтаном, и я пошла в керамичку, легла на сундук, там у нас стоял такой большой сундук, в котором мы хранили наши работы, чтобы они постепенно сохли. И вот я легла на сундук с мокрым, холодным носовым платком, кровь останавливала. И тут к нам в керамичку ввалились Дима и Трубников, расписные, красивые, то есть слегка пьяные. Но! С бутылкой агдама. Мы им обрадовались, спрятались в раздевалке и стали пить и курить.

Это уже была осень. Выпили, пошли в магазин на добавкой, ну и поехали к Диме в гости, на учёбу забили. Пока ехали в трамвае Дима всю дорогу кричал, что он хочет писать, а в сетке у нас бренчало 8 бутылок агдама. Приехали, вышли на Депутатской, Дима вёл нас дворами, сам побежал писать за гаражи. Приходим в квартиру, стоят два ящика тушёнки, куль картошки, куль муки, всё так цивильно, ковры на стенах, стенка с хрусталём, хрустальная же люстра, у стены два кресла, между ними столик журнальный, у окна телек. Сели, выпили, пошли пожарили картошки с тушёнкой. Опять выпили, замечательно сидели, выпивали, слушали музыку, Ника Кейва с Томом Вейтсом. Трубников сидел на стуле и качался, дурачился, смеялся, периодически падал, стул ломался. Сломанный стул Дима отправлял в угол к телевизору, а Денису выдавался новый стул. К вечеру целые стулья кончились, а весь угол до самого потолка был завален сломанными стульями - куча дров. Но Дима вёл себя, как радушный хозяин, был весел и признаков раздражения не подавал. Денис смеялся над всей этой роскошью, хрусталём, всем этим мещанским бытом.

В какой-то момент Дима вскочил, схватил супницу, массивную, тяжёлую, фарфоровую супницу с позолотой из серванта и с криком, ты думаешь мне это жалко?! шарахнул супницу об пол, она упала с глухим стуком на ковёр и... не разбилась. Тут пожалуй надо разъяснить, что квартира была не столько Димина, сколько его родителей. Родители уехали на Север, а Дима остался квартиру охранять, его для этого и выписали из Владика, поэтому всё это мещанское убранство не имело к Диме никакого отношения и было им вскорости полностью изжито. Но пока всё было мирно, весело и хорошо. Я сидела в кресле, Слава на коленях у Димы в другом кресле, Трубников качался на самом распоследнем стуле. Все уже были изрядно пьяны, агдам кончился, и мне со Славой очень захотелось спать. Мы пошли в ту комнату, что позже стала у меня детской (о, если бы мне кто тогда сказал, что я в этой квартире проживу более десяти лет, разве я ему бы поверила?), в тот момент там была спальня, стояла большая двуспальная кровать и шкаф, и завалились на кровать, спустя минуту заглянул пьяный и весёлый Денис, и заявив, что кровать не двуспальная, а трёхспальная упал между нами. Ещё спустя минуту появился в Дима, он очень разозлился, теперь-то я понимаю, что он приревновал Славу, но тогда мы вообще не поняли, что происходит. Он просто накинулся на Трубникова с кулаками, и они стали драться по ходу драки раздевшись до трусов. Мы же со Славой от такого поворота событий окончательно проснулись и протрезвели. Мальчики дрались, Дима бил Трубникова в туалете и случайно промазав кулаком разбил унитаз и Славин подарок - кольцо из гематита. Трубников извернулся, и выскользнул, их тела сплелись в борьбе уже в маленькой комнатке, что у входа, где позже будет моя спальня. Там Денис случайно пнул дверь и разбил стекло, тогда там все межкомнатные двери были с толстым рельефным стеклом и этим стеклом порезал себе вены на ногах. На этом драка и закончилась. Две абсолютно трезвые, одетые девушки и два пьяных, голых мужика, восемь пустых бутылок, море окурков, Ник Кейв и море крови.

Мы побежали вызывать скорую, ломились к соседям, но никто нам не открывал, одна, ныне уже покойная тётя Люда выскочила охая, какой Дима хороший мальчик, заглянула в квартиру, только ведь вчера родители уехали, позже я узнала, что у неё был телефон, но нам она соврала, что нет. Мы выскочили на улицу, темно, района не знаем, паника,  в конце концов достучались до сторожа одной организации по соседству, он вызвал нам скорую, мы её встретили на улице (точного адреса ведь не знаем), привели докторов, но пьяный и голый Трубников никак не мог одеть штаны, они ему наспех перемотали бинтами ноги, но сказали, что надо шить, а для этого надо ехать в больницу, в конце концов, они устали ждать и уехали. А Дима тем временем совсем раздухарился и выгонял нас.

Мы с трудом одели пьянющего Дениса и вышли на улицу. Тут нас догнал Дима с замком в руках, стал обниматься и мириться. И мы пошли. Денис нас вёл к своим друзьям. он говорил, что у его очень хорошего друга завтра день рождения. и он таки нас туда привёл. Это надо было видеть. Открывает нам дверь Ольга Барабанова, она тоже работала на радио, и Артур, он сейчас в колокола звонит, а тогда работал на Аисте, это он по крыше в ролике прыгал изображая из себя аиста, с клювом и крыльями. так вот они стоят, такие трезвые, чистые, приличные. И мы тут, все в крови, но это ладно. Значится приглашают нас пройти, я то домой поехала, а Денис со Славой там остались ночевать. Подают им тапочки, пушистенькие, с пампончиками. Денис достаёт свои ноги, бинты насквозь пропитались кровью и вообще в каждом ботинке по маленькому, красному, липкому болотцу. Ольга его в ванну потащила на перевязку, а Артур меня до остановки проводил, на трамвай усадил. Такая вот история незабываемая вышла.

С тех пор я не пью агдам.

2012