Магия полнолуния - часть 3

    Предвестие разлуки

    Через несколько дней Ксан вечером заглянул в «Марго». Маришка была на месте и он, в свойственной ему «писательской» манере, со всеми подробностями, поведал про самоотправляющиеся письма, про мистический ряд дат полнолуний, про предстоящее 12 января и, наконец, про «заколдованные» файлы. Маришка слушала с нескрываемым интересом.
    — Вот никогда бы не подумала, что такое возможно, — совершенно серьезно произнесла она и тут же в свойственной ей саркастической манере спросила:
    — А кто меня тут недавно поучал – «рукописи не горят», да еще в стихах, не припомнишь? То-то же. — и уже прежним тоном спросила:
    — А почему у тебя с остальными стихами этого не происходит? И почему у меня такого нет? Я на днях переделывала один стих, который, кстати, отправляла тебе. А еще у кого-нибудь подобное случалось?
    — Не знаю, Мировая Сеть об этом умалчивает. Мне кажется, это как-то связано именно с тобой, потому что «заколдованы» только те стихи, что были посланы тебе. Возможно, это проявление «той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо», — процитировал он знаменитую строку из «Фауста».
    — Предположим. Но как это происходит?
    — Не знаю. Видимо, там, — Ксан показал глазами вниз, — это умеют и давно.
    — Может быть, – согласилась Маришка.
    Немного помолчав, она добавила:
    — Знаешь, я ухожу из «Марго».
    — Нашла что нибудь поинтереснее? — спросил Ксан.
    — Да нет, хочу уехать отсюда.
    — Не секрет, куда?
    — Да какой там секрет. Ты же знаешь, я не здешняя, как сейчас принято говорить, из «понаехавших». Хочу съездить в родные места, детство вспомнить. И вообще у меня какая-то хандра. Поживу какое-то время там, может, развеюсь.
    — Когда?
    — В конце месяца.
    — Жаль, конечно. Мне будет тебя не хватать. — Ксан только сейчас понял, как он привязался за это время к Маришке, и как мало он знает о ней.
    — Не расстраивайся, я же не насовсем. Я еще вернусь, обязательно.
    Ксан был в некоторой степени фаталистом и полагал, что если люди встретились – значит, у них есть определенные жизненные задачи в отношении друг друга. Если пришла пора расстаться, значит, эти задачи выполнены. Но – разум разумом, а кошечки то скребут...

    В пламени бумажного костра...

    Выйдя воскресным днем из дома и проходя по двору, Ксан увидел необычную сцену – на снегу горела стопка бумаги, рядом с отрешенным видом – по крайней мере, так ему показалось – стояла женщина. Эта сцена так впечатлила его, что появилась мысль написать свои стихи на  тему тлеющей бумаги. И уже было неважно, что там сжигали – мало ли, какие ненужные бумаги скопились. Он хотел представить все так, чтобы осталось загадкой – что же сжигалось на этом костре? Название он уже придумал – «В пламени бумажного костра».
    За несколько вечеров стихотворение было написано. Конечно же, было много правок, переделок, пока было найдено то, что полностью устроило Ксана. Вместе с Маришкиным «Запахом тлеющей бумаги» и стихотворным ответом Ксана на него, стих «В пламени бумажного костра» стал бы завершающим звеном их совместного поэтического триптиха. К тому же, он  был написан в том же размере, что и «Запах тлеющей бумаги».
    Это стихотворение Ксан также напечатал на бумаге. Конечно, дать читать настоящую рукопись, когда бумага помнит прикосновение писавшей руки, было бы несоизмеримо лучше. Но и напечатанное на бумаге – это почти рукопись, не то, что безликое электронное письмо. Вечером он намеревался зайти в «Марго». Но некая сила распорядилась иначе.
    В четверг, 12 января Ксану нужно было с утра съездить в центр города – уточнить с заказчиком детали проекта. Закончив дела, он решил «злоупотребить служебным положением» – попить кофе в своем любимом кафе, а заодно зайти в «Марго» и вручить стихи. Кафе называлось «Старый Город», и над его входной дверью висел увенчанный короной крендель, что должно было символизировать причастность этого места к старинным пекарским традициям.
    Ксану нравилось это место, прежде всего, вкусной выпечкой. При желании здесь можно было и пообедать. Днем в кафе обычно было тихо, немноголюдно; можно было отдохнуть, поглазеть на улочку старого города. К тому же, Ксан уже стал здесь постоянным клиентом, работницы знали его вкусы.
    Было чуть более половины двенадцатого. Ксан обернулся на стук двери и был несказанно удивлен – в кафе вошла Маришка.
    — Вот это сюрприз! Не ожидал встретить тебя здесь, да еще в это время.
    — Да я почти случайно, наше кафе закрыто – авария у них там случилась. Вот я здесь и оказалась. А тебя что занесло сюда в это время?
    — Встреча с резидентом, — отшутился он и подумал, — «а вдруг она сама и есть «резидент» той самой силы?»
    Ксан взглянул на висящие в кафе часы – они показывали 11 часов 34 минуты. Время полнолуния. Стало ясно, что все происходящее подстроено все той же могущественной силой – и его поездка в центр города по звонку заказчика, который почему-то настаивал на встрече в его офисе, и авария в том кафе.
    — Милая девушка, аварии ни с того ни с сего не случаются — внушительно, почти в «воландовской» манере произнес Ксан. — Посмотри на часы. Ничего не замечаешь?
    — Неужели то самое время? — удивленно спросила Маришка.
    — Именно.
    Они сели за столик, и пока Маришка обедала, он просто любовался ею, ничего не говоря. Затем он вручил Маришке перевязанную ленточкой «рукопись».
    — Очень-очень обалденный стих! — закончив чтение, произнесла она. — Знаешь, а я ведь написала «ответочку» на твою тему «горит душа на совести костре». Вечером пришлю.
    Придя домой, Ксан первым делом проверил, что со стихом. Как и можно было ожидать, стих оказался «заколдован». А ведь он еще не был послан. Отсюда следовало, что для приобретения этого «колдовского» свойства достаточно было, чтобы стих был прочитан Маришкой. «Все-таки неспроста она у меня сразу ассоциировалась с Геллой,» — подумал Ксан.

    След кометы

    Приближался конец января. У Ксана было двойственное состояние – казалось, он спокойно и с пониманием отнесся к отъезду Маришки, а с другой стороны временами накатывала волна непреодолимой грусти. Однажды даже кольнуло – «я тебя никогда не увижу...»
    Ему хотелось написать Маришке на прощание красивые стихи – без банальностей. Он снова и снова прокручивал в памяти все события последних месяцев, и тут возник образ кометы. Ведь Маришка, подобно комете, прилетающей из глубин Космоса в Солнечную Систему и вскоре ее покидающей, «влетела» в его жизнь и теперь, развернувшись, уходит. Тема была найдена, и за два вечера, без особых переделок было написано стихотворение «След кометы». На этот раз стихотворение было напечатано красивым шрифтом на листе бумаги цвета пожелтевшей от времени рукописи, как обычно, свернуто трубочкой и перевязано алой ленточкой.
    Маришка предложила встретиться в субботу в «Марго».
    Несмотря на полдень, в «Марго» было спокойно. Возможно, все та же сила об этом позаботилась. Сегодня работала Хелена – лучшая Маришкина подруга. На дверь магазина водрузили табличку «авария». Маришка выставила угощение в виде коробки конфет и маленькой бутылочки шампанского, кое и было почти торжественно выпито и съедено в подсобке. «Почти торжественно» заключалось в прочтении Ксаном стихотворного тоста в Маришкину честь, который он придумал по дороге сюда, и даже не успел запомнить наизусть, поэтому читал из записной книжки. Маришка была в восторге. Вручить «След кометы» он хотел в более подходящий момент.
    — «Авария» ликвидирована, — сняв табличку с двери и вручив ее Хелене, произнесла Маришка. Она и сейчас оставалась собой.
    — Ну что, нам по пути? — на этот раз Маришка спросила первой.
    — Куда бы ни пришлось идти – с тобой всегда мне по пути. — ответил Ксан почти моментальным экспромтом.
    — Давай тогда пройдемся по Старому Городу. Расскажешь мне еще какие-нибудь легенды.
    Походив по старинным улицам Нижнего Города они вышли к лестнице, ведущей на холм Верхнего Города и насчитывающей свыше полутора сотен ступенек. На лестнице Ксан сделал несколько снимков Маришки. Самые лучшие кадры, как он считал, получились на последнем пролете лестницы – Маришка поднималась впереди, он попросил ее остановиться посередине пролета и сделал снимки с нижнего ракурса. Маришка была великолепна  – синее приталенное пальто и белый шарф изумительно сочетались с ее копной рыжих волос, как три начала – Вода,  Воздух и Огонь. Она оперлась руками на перила лестницы и устремила взгляд куда-то вдаль. В этот день стоял густой туман, и было ощущение, что город заканчивается где-то в полукилометре, а дальше нет ничего, и поэтому казалось, что она пытается взглядом пронзить эту пелену тумана.

    Сад Короля

    Пройдя по улочкам Верхнего Города они пришли в Сад Короля. С одной стороны сад был окружен крепостной стеной с несколькими башнями, с другой открывался вид на крыши Нижнего Города. Благодаря туману здесь также создавалось ощущение, что город сжался до размеров его древней части. Вид был достаточно мистический, к тому эту «мистичность» дополняли три темные бронзовые статуи монахов в традиционных одеждах с капюшонами. Статуи не были связаны ни с какой легендой, просто являлись украшением этого места. Лиц у монахов не было – капюшоны были пусты, при этом сложенные по-разному руки у всех троих были на месте, что придавало им еще более таинственный вид, особенно в темноте, когда капюшоны подсвечивались изнутри. Этакие монахи-невидимки.
    Было еще достаточно светло, здесь Ксан и вручил Маришке прощальные стихи. Пока она читала, он сделал несколько ее снимков – на фоне крыш и тумана.
    — Спасибо! Я тронута. Комета – прекрасный образ. А «на сердце кометой прочерченный след» и «потому что Вселенною движет Любовь» выше всяческих похвал.
    — Это еще не все. Вот, послушай.
    Несколькими днями ранее Ксан записал песню на стихотворение Маришки «Запах тлеющей бумаги». Для аккомпанемента он использовал встроенное в синтезатор ансамблевое сопровождение. Ксан достал телефон и включил песню.
    — Спасибо! Мне приятно, что ты положил мои стихи на музыку.
    Немного погодя, Маришка восхищенно добавила:
    — Ты – Мастер!
    — Конечно, это лестно, но до Мастера мне еще очень далеко. Да и какой я Мастер без шапочки? — в шутку произнес он.
    — Вот твоя шапочка! — в тон ему ответила Маришка и накрыла своей рукой, как шапочкой, макушку его головы.
    Через все тело прошла волна непередаваемых ощущений. Там было все – «и солнца жар, и холод пустоты, и ночи черной мрак, и дня ярчайший свет, и легкий бег секунд, и грозный шаг столетий». «И все-таки она не лишена колдовских способностей,» – подумал он.
    — Странное это место, — произнесла Маришка, сняв руку с его головы. — Даже кажется, что эти трое из той самой свиты. Ждут четвертого. Бегемота, скорее всего. Помнишь, ты рассказывал про гуляющего здесь поблизости черного кота?
    — А может, не четвертого, а четвертую. Только она уже здесь и стоит передо мной.
    Ксан не успел закончить фразу, как глаза Маришки сверкнули, а от ее разгневанного голоса он даже оцепенел.
    — Нет, ну надо же! Я люблю свой цвет волос! Но сравнить меня с этой рыжей бестией, когда я сравнила его с Мастером! Какая черная неблагодарность! Просто слов нет!
    Маришка отвернулась, закрыв лицо руками. Ксан не мог понять, чем так разгневало ее сравнение с Геллой – ведь при первой встрече она отнеслась к этому совершенно спокойно.
    — Ну прости, пожалуйста! Я не подумал, что это тебя так заденет.
    — Он не подумал, — ворчливо произнесла Маришка, но уже несколько смягчившимся тоном.
    Она повернулась, и то, что предстало взгляду Ксана, повергло его в еще большее недоумение. Глаза Маришки, хотя и с грустинкой, блестели по прежнему, на лице играла улыбка, как будто и не было этой гневной тирады.
    — Прости. Я, кажется, перестаралась. А ты поверил?
    Ксан понял – он попался на ее сарказм. А лицо она закрыла только потому, что боялась  выдать себя.
    — Ну что? Мир? — мягко спросила Маришка.
    — Мир, — Ксан просто не мог на нее сердиться. — Ты неотразима. В тебе пропадает талант актрисы. Серьезно.
    — Вот мне и не везет из-за этого. Не всякий выдержит долго с такой подружкой.
    Немного помолчав, Маришка предложила:
    — Давай сходим к фонтану – брошу монетку на счастье, чтобы вернуться. Фонтан, конечно не работает, но все же.

    «То, что было» и «теперь»

    Ближайший фонтан находился в центре, за пределами Старого Города. Главной частью фонтана была скульптурная композиция – два мальчика, держащие вертикально большую рыбу, изо рта которой и била главная струя. Фонтан был старейшим в городе, и как нельзя лучше подходил для бросания монеток на счастье.
    Маришка бросила монетку в сухой фонтан, был слышен даже ее удар по камню.
    — А знаешь, кстати, как в народе называют этот фонтан?
    — Нет, не слышала.
    — «Отдай рыбу».
    — А что, похоже, — рассмеялась Маришка.
    Прогулка подходила к концу. На трамвайной остановке Ксан сделал прощальный снимок. Уже стемнело, и, воспользовавшись этим, он сделал так, чтобы на снимке  выделялись только лицо и волосы, а все вокруг провалилось в темноту, оставив лишь светлые пятна далеких фонарей.
    — Давай простимся здесь, — предложила Маришка. — Долгие проводы...
    Она не закончила фразы – ее голос дрогнул. В свете фонарей на щеках Маришки блеснули две маленькие слезинки. Ксан привлек Маришку с себе и губами осушил эти слезинки.
    — Не боишься? А вдруг мои слезы – яд?
    Ксан поразился – даже сейчас она была способна на шутку.
    — Как говорили еще древние врачи и алхимики – «яды от лекарств отличаются только дозой», — ответил он. — Две слезинки, я полагаю, будут вполне лекарственной дозой.
    — Ну, как знаешь. Если что – ты эту «дозу» сам принял, — внешне Маришка снова казалась прежней, но Ксан чувствовал, что ей очень грустно.
    — Ты права. Кто-то сказал: «Прощаться надо, как до завтра, а встречаться, как будто не виделись сто лет». Спасибо тебе за все.
    — Тебе спасибо, — Маришка по-дружески протянула руку.
    — А ручки-то у сей милой девушки замерзли.
    — Отогреемся, — с улыбкой ответила Маришка и, освободив руку, легко коснулась щеки Ксана. — Пока!
    — Пока! — произнес Ксан. Он даже не пытался задержать руку Маришки – ему хотелось запомнить это такое приятное, нежное прикосновение.
    Ксан был даже удивлен, что прощание оказалось таким легким. Но когда за Маришкой закрылись двери трамвая, ему показалось, что эти двери разделили их не только пространством, но и временем. «Все было просто – ты простилась, и за тобой закрылась дверь. Но в этот миг все поделилось на «то, что было» и «теперь»» – написал он впоследствии в стихотворении. Но в этом ощущении был определенный дуализм – с одной стороны «то, что было» увез трамвай, а «теперь», но уже без Маришки, осталось с ним; с другой стороны «то, что было» – это его прошлое, а «теперь» – это новая полоса в жизни Маришки.

    Вместо эпилога

    Постепенно все вернулось «на круги своя». Ксан иногда заглядывал в «Марго» к Хелене. С ней было тоже интересно общаться, но, конечно же, заменить Маришку она не могла. Вытянуть какие-либо подробности про Маришку не удавалось – Хелена отвечала как-то односложно, как-будто она знала нечто, чем не следовало делиться. Ксан не настаивал. Как и прежде, он посылал Маришке стихи. Иногда она отвечала, иногда отмалчивалась.
    Самым удивительным было то, что больше стихи не становились «заколдованными», видимо необходимо было достаточно близкое присутствие Маришки, либо «магия полнолуний» закончилась. Да и в дни февральского и мартовского полнолуний тоже ничего необычного не произошло. Все «обычные» стихи Ксан перенес в новые файлы-ленты, а файл с оставшимися «заколдованными» назвал «Марианна – моего королева романа», положив его в папку со стихами Маришки.
    Сосчитав как-то все свои стихотворения, Ксан с удивлением обнаружил, что более трети их  было написано за время знакомства с Маришкой, причем по его собственному мнению, это были лучшие его вещи.

    * * *

    Побередив себя воспоминаниями, Ксан снова бросил вгляд на апрельский календарь. Не мог же он знать о том, что встреча с Маришкой произойдет совсем скоро, утром вторника одиннадцатого апреля – конечно же, в полнолуние. Но это будет уже совсем другая история...

сентябрь – ноябрь 2017 г.