Оправдание

Вычитка текстов;—;вот мой талант. Перечитываю снова и снова и в зависимости от настроения то морщусь от неудовольствия, то улыбаюсь, наполнившись чувством осмысленности. Хотя я признаю, что все, что я делаю, по природе своей;—;пустота или очень близко к этому. Кажется, что это песчинка, и старательно собирая их в одном месте, в папку на флэшке, которую всюду таскаю с собой, чтобы в секунду озарения записать еще одну строчку, маленькую песчинку, мечтая о замках, которые будут крепче ветра, но в итоге все это;—;пустота. Ничего страшного, боятся ветра не стыдно. Стыдно обманываться, будто собирание песчинок дается с таким трудом. Стыдно, раскинувшись на спине, подставляя каждую клетку кожи свету далеких звезд, изнемогать от усталости.

Взгляд лениво поглощает бесконечность, стремясь догнать убегающий свет. Зрачки перекатываются по белку, взорвавшемуся кровью от напряжения. О вещах, которые невозможно понять, невозможно и рассказать. А попытки превращаются в капли краски, текста или звука с тысячей интерпретаций, каждая из которых неумело шепчет, картавит, заикается и все равно не знает и не говорит правды. Еще один маленький капилляр взорвался.

Перечитывая это, я морщусь от неудовольствия, ведь это лишь аксиомы, по стечению обстоятельств принятые за правду. Только лишь инструкция, описывающая мой метод переживания неспособности принять собственную природу. Мы рождены жить как можно дольше, непонятые, без смысла, одинокие. Держаться как можно дольше, ради того, чтобы помочь держаться остальным, тем, кого родили, согласно природному импульсу. Возможно очеловечивание естественных процессов;—;это только оправдание и в детях нет ничего особенного. Но мы привыкли, запираться в коллективных смыслах, граничащих с бессмыслицей. Привыкли искать тайну, которая спрятана в юношестве и которую мы пропускаем из поколения в поколение. Поэтому старики с содроганием следят за взрослением новых людей, но все получается точно так же. Это мастурбация с отложенным концом и бесчестно притворяться, что это не ради удовольствия, раз нет завершения. Живя в будущее, мы все так же зациклены и природны. Это цепочка бессмысленного завоевания. Мы строим песочные замки, в надежде, что они будут сильнее ветра. И каждый раз убеждаемся, что неспособны на это. Растим новое поколение неудачников, может когда-нибудь они смогут возвести в этой пустыне что-то надежней, чем мы можем себе представить. Получается весь смысл;—;постоянная борьба с ветром, как признак бесстрашия, скрывающим ужас невозможности пережить очередной порыв. Но бояться ветра не стыдно, стыдно считать достаточным родиться человеком.

В этом суть момента. В мире времени невозможно создать вневременной объект;—;объект искусства. Можно лишь описывать новости и желтенькие записки с аллегориями на текущие события. Зарифмованная тоска, чтобы было проще ее поглощать, написанная от безделья, цитируемая от безделья. Тоска. Произносится это слово медленно, со страданием, оно нисколько не делает свободней, все только хуже. Нелепо, именно произнося его мы думаем, что страдаем осмысленно, а произносим, похоже, от скуки. Как это грубо, скучать здесь. Как это грубо, страдать. В этом суть человека. В мире времени он остается вневременным объектом;—;объектом искусства.