Шщяр 572

                КУХНЫКХНА.
                Нечитаемая Книга Сощщярий.

                Сошщярие 3.

                Межтюленяпье

(продолжение)

«Однако, крупицы сии подобны округлым перышкам», — подумал Посланец, до того не видевший хнега.

А хнежинки все падали и падали, устремляясь кто куда — всяк по своему делу...

«Эйдум, — на всякий случай представился он. — Ангел».

Но никто из присутствующих не пошевелился.

И было их, помимо него, трое, да еще некто четвертый, возлежавший на холодном ложе, и только лишь о нем уместно было б сказать «присутствующий», ибо те трое имели вид столь неподвижный и безучастный, что даже сон их обходил стороной. Три гривастых дюжих бородача, опиравшиеся на алмазные молоты, казались восковыми копиями самих себя. В центре круга, образованного бородачами, сияла причудливая наковальня из чистейшего льда. На ней-то и покоился тот, ради которого он пришел.

«Так это и есть Лапландская Кузница...» — подумал Эйдум, перышком водя по ледяной поверхности. Тут вышел из-за гор Оуних, и огромная душисто-прохладная тень с женским ароматом накрыла кузницу, лепестком затронув ангельское чело. Посланец совлек котелок и глянул назад, где высился источник тени.

И узрел он родственный сердцу Кувшин, под завязку наполненный, и узнал его. И журчала в Кувшине родниковая вода Ондуэпхьо. Нежно улыбнувшись, произнес Ангел Эйдум одно только слово, но так, что даже собственная тень его не расслышала:

«Амфориэо...»

И журчанием ответным пригласил его Кувшин заглянуть в свое горлышко. Приблизился Эйдум, воспарил, и увидел, заглянув в горлышко, даже не сам сон Амфориэо, а его отражение, или отражение отражения сна — безбрежно-молочного, ведомого только ему. После чего напомнил Кувшин засмотревшемуся Ангелу, дабы вернулся тот к Ледяному Ложу.

Подойдя к наковальне, поначалу Посланец даже отшатнулся, ибо узнал возлежащего на ней как брата или отца. Но посмотрев в другой раз, он убедился, что отпрыск сей незнаком ему во веки веков. Так, Эйдум не успел застать Водителя, но лишь настиг Тенеху, что суть также Кованое Дитя. И захотел Эйдум позвать Дитя по имени, но не зная сего, не смог ничего подобрать из кухнического лексикону, ибо имя тому возможно было б найти разве лишь в каком-нибудь из амбаров ЗЮРСовой бесконечности. Да хоть бы и Нуннатик… Еще он увидел, что лежит-то сей Нуннатик здесь, на окраине мира, в самоей вымышленной Лапландии, но при этом еще бродит где-то, прикрываясь неброским именем и уже до Пса-Камня дошагал... Здесь же он лишь дозревает, пребывая в мире холода и огня — где холод дан в виде надмирной колыбели — собственно Ледяной Кузницы, а огонь — в виде некоего вулканического одеяла, что колышет над ним где-то сверху, не укрывая. И одеяло это есть образ его грядущего, дух самого жития. Но когда дозреет сей Нуннатик, последыш Безымянника, то будет как неотлитая того форма, из которой выкуют Кузнецы нового Героя, закалив его дух в животворящей Ондуэпхьо.

Тут как тут прилетел двусторонний ворон Орбро, и усевшись на плечо самого высокого Кузнеца-истукана, прокаркнул что-то важное, обращаясь к Посланцу.

Разобрав в его послании слово «Никто», Эйдум решил, что ослышался и, покормив ворона лунным хлебом, отпустил домой.

Меж тем, лежавший будто бы только того и ждал: вдруг зашевелился, открыл глаза и произнес:

«Я тебя знаю. Ты мой Ангел-Хранитель Роэльф. А братья еще здесь?»

Узнав свое новое имя, Эйдум кивнул с опешившим видом. Затем, повинуясь внезапному порыву, взглянул на недавно обретенную тень, и понял: имя сие — на двоих, и тень из пятьсот сорок девятой ЗЮРСовой стельки останется с ним надолго. Да не разлучит их затмение Оуних!

Тем временем «Дитя» любовно переводило взгляд с одного Кузнеца на другого.

«Этого зовут Хмельт. Он самый младший, и забывает подчас вовремя крутануть Землю, отчего ток жизни замедляется. А вот этого, Ангел, взгляни, зовут Зобейненн. Чрезвычайно удалой и в меру сентиментальный. Теперь о самом старшем. Имя его не вмещается ни в один колодец. Зовут же старшего Тукеллеропеппинейнотукеллеройопиннеттокулемпэ...»

И пока произносил это имя лежавший, дважды всходил и заходил Оуних, и лишь к третьему восходу он закончил.

«...леммистопийоккулотуттентэлиропойнен. Но можно и покороче—Тукеллеропойс.»

Пока отдышался Нуннатик, докурилось молчание.

«Вот только... — начал вдруг он, да запнулся. — Своего имени я не знаю», — и горько вздохнул.

А хоть бы и Нуннатик — просеребрилось в воздухе…

«Сей — тот, кто и другим дает имена...» — озарился думою Ангел, и даже тень его согласно кивнула.

Когда он вновь посмотрел на Тенеху, тот, умаявшись, сладко дремал.

Посланец, уж в мыслях произнося слово, расслышанное в карканье Орбро, хотел было разомкнуть уста, как вдруг заметил, что его тень приложила палец ко рту, предостерегая:

«Роэльф...»

Что означало — всему свое время.

Тут проснулся Нуннатик и сказал следующее:

«Спой мне колыбельную, Роэльф. Да такую, чтобы пробудить меня из пожизненной летаргии в сон бодрствования. Может быть, я там найду себе имя».

Призадумался Ангел Эйдум, вслушался... И мелодия пришла сама собой. Вернее, он слышал ее и прежде. Совсем недавно в Башне Соизволителя — она звучала из глубины подвальной так ублажающе, что даже Царь соизволил промурлыкать первые такты... И еще раньше, и не однажды — пролетая над островом Ёмку, родиной почтенного Орбро... Ангел спиной чувствуя тень, которая упоенно дирижировала котелком, тихо запел, наощупь подбирая слова, — впрочем, старая избегать того, залетевшего с вороном.

И когда окончилась ангельская колыбельная, Эйдум-Роэльф нагнулся к Тенехе и, отыскав у того на шее крохотный мешочек на шнурке, бережно вложил туда зернышко.





(далее - "Песнь о серебряном голосе" http://www.proza.ru/2018/09/03/779)

(предыдущие шщяры - "Башня", Шщяр 517, Шщяр 212, Шщяр 781 http://www.proza.ru/2018/09/03/767)
(все примечания - в главе «Словесариум 2»

(начало сошщярия 1 - http://www.proza.ru/2009/09/30/549
начало сошщярия 2 - http://www.proza.ru/2018/08/03/1022
начало сошщярия 3 - http://www.proza.ru/2018/08/27/885)