Ленинградский проспект. Часть 7

Далекий Уч-Арал

Чем ночь темней, тем звезды ярче...

Третий курс закончился без проблем. За сессией началась первая стажировка на границе. Не сразу, конечно. Пришлось до нее ехать и ехать.  Сначала Алма-Ата и встреча с полковником Тамаевым, начальником отдела  Восточного  округа,  затем  передвигаться  весь светлый день под палящим солнцем на автобусе через Талды-Курган до поселка Уч-Арал. От автостанции еще два километра пешком до погранотряда. Встретил Александра обычный кирпичный забор и ворота КПП. Разведывательный отдел отряда в то время располагался на 4-ом этаже управления. Руководитель отдела, подполковник Климов порадовался приезду стажера, обрисовал ситуацию, познакомил с заместителем майором Бекжановым и перепоручил москвича офицерам 1-ой группы Бахыту Танарыкову и Валерию Милееву. Старший группы, старший лейтенант Шокаев Ербулат в это время находился в отпуске.

Прикордонники, на которых висело оперативное обслуживание  участка отряда, находились на месте. В их группу входили: бывший «территориал» Иванов, Валера Шерстобитов, и Унтевский. Ближе всего Александр сошелся с разведчиком Мишей Мустафиным, который временно проживал в одиночестве и самостоятельно изучал язык фарси. В последствии Александр с ним переписывался, когда тот проходил службу на Мургабе и в САПО.
На следующий день в Уч-Арал с той же целью прибыл однокашник Валера Тарасханов. Вдвоем даже на полюсе веселее. Поселились коллеги в гостинице на втором этаже. Условия вполне сходные. В отрядной столовой не скупились, кормили мясом особого местного приготовления. Первое время стажеры знакомились с участком отряда и обстановкой, гуляли по поселку.

Уч-Арал после Москвы и Алма-Аты выглядел затерянным в степи, на краю света хуторком. В центре поселка возле автостанции находилась базарная площадь, вокруг её несколько магазинов, в том числе книжный. Вдоль пыльных улиц в арыках бежала мутная, но холодная с гор вода. От жары стажеры спасались в отрядном бассейне с водой из протекающей рядом речки Тентек. За речкой располагались огороды части, а дальше горные отроги.
Не все так просто обстояло в отряде после событий на  Жаланашколе в 1969 году. События на южной границе с Китаем имели свою историю. Еще в конце июня 1960 года в районе перевала Буз-Айгыр на участке Нарынского отряда скотоводы с территории Китая перешли государственную границу. Несмотря на требования пограничников, они отказались вернуться в Китай и продолжали пасти скот на чужой территории, даже с выпадением снега. Когда пограничники спросили скотоводов, почему они, когда уже нет травы, не идут домой, председатель народной коммуны признался:
 - Мы перешли по указанию провинциальной администрации, и потому боимся без разрешения возвращаться обратно. В конце концов, благодаря терпеливой позиции СССР, инцидент был улажен.

 Весной 1962 г. многие из проживавших в Синьцзяне советские граждан и выходцы из России, в основном казахи и уйгуры, решили вернуться в СССР, так как не хотели больше терпеть притеснения китайских властей. Власти приграничных городов Кульджа и Чугучак знали истинные причины сложившейся ситуации. Решив, что запрет на возвращение скомпрометирует их, избрали другую тактику. Они разрешили гражданам уходить в СССР  без виз, и даже продавали билеты на автотранспорт до пограничных пунктов и организовывали отправку багажа на почтовых машинах,  в последствии обвинив власти СССР, что это ни спровоцировали бегство народа. В конце мая 1962 года. только из Кульджи ежедневно отправлялось 10-12 грузовиков по 40-50 человек в каждом.  В нескольких километрах от границы пассажиров высаживали и дальше они шли пешком.

В итоге в приграничных областях Казахской и Киргизской ССР официально было расселено 63 987 человек, в том числе 49516 казахов, 11145 уйгуров, 927 дунган, 689 узбеков, 491 русских, 465 татар, 437 китайцев. Среди них 15897 женщин и 27062 детей. В числе беженцев оказался и 5-й корпус китайской армии почти в полном составе. Что сделали китайские власти? Они провели ряд репрессивных действий в отношении работников советских консульств в Синьцзяне, включая задержание и обыск  дипломатов. В таких условиях советское правительство было вынуждено закрыть генеральное консульство в Урумчи и консульство в Кульдже. А затем, по настоянию китайской стороны, было ликвидировано Отделение торгпредства СССР в Урумчи.

Руководство КНР начало проводить политику ревизии границ, утверждать, что ранее подписанные по ней договоры незаконны. Притязания закончились тем, что в августе 1969 года несколько групп военнослужащих КНР пытались вторгнуться в пределы Казахской ССР на участке Уч-Аральского пограничного отряда.
О событиях на озере Жаланашколь Александру было известно из печати и из рассказов Виктора Блинова, служившего во время событий в Алма-Ате. Хотелось бы узнать детали. Этому способствовала справка в литерном деле разведотдела. Из нее следовало: «В ночь на 13 августа китайцы с погранпоста "Теректы" двумя группами в девять и шесть человек пересекли государственную границу СССР, углубились на ее территорию до 400 метров и заняли высоты  "Каменная" и "Правая"».
- А что было дальше? - пытали стажеры офицеров, зная, что в справке не найдешь на все ответы..
- Дальше доложили в округ, в Алма-Ату. Ночью в Москву, в Главное управление погранвойск, позвонил ответственный по округу начальник политотдела полковник Игорь Петров, доложил: «Зафиксировано движение соседей на сопке «Каменная», но ситуация в целом оценивается, как штатная».

- Все понятно, - ответили ему, - держите на контроле, о результатах докладывайте.
Для перестраховки полковник перезвонил дежурному центрального аппарата КГБ.  В ответ получил рекомендации: «Поддерживайте постоянную связь с местным комитетом. От них ничего не поступало. Разберитесь совместно и доложите».
Москва подозрительно легко отнеслась к докладу и это  насторожило полковника. Он попытался "прокачать» ситуацию по личным связям. Знакомый из штаба ГУПВ сообщил:
- Послушай Игорь, руководство в курсе  событий, но хранит молчание. Ничего дополнительно сказать тебе не могу. Советую только пошли туда надежных людей, которым можно доверять, пусть тщательно разберутся.
- До утра 13-го мы ожидали распоряжений из Москвы, но не дождались. Ответственность на себя взял начальник штаба отряда Петр Никитенко, - выдал Валера Шерстобитов. - Командира не было, вот он и  отдал приказ «выдавить» нарушителей с нашей территории.

Оказалось,  что Петр Никитенко только за год до событий перевелся в Уч-Аральский пограничный отряд. До этого шесть лет командовал заставой в Заполярье, был начальником КПП в Сортавалах на финской границе, а затем комендантом участка. Александру вспомнился капитан Цветков в Даурии, которого тоже в это время с Северо-Запада перевели на китайскую границу.
- Ну, и как, выдавили? - последовал  вопрос Валеры.
- Сразу не получилось. Китайцы тоже полезли в драку. Их то, как потом выяснилось, было втрое больше наших.
- И чем все же закончилось? – спросил Александр.
- Основной бой велся на высоте "Каменная". Удалось захватить трех нарушителей. Правда, один раненый в живот умер в вертолете по дороге в госпиталь. С нашей стороны погибли двое, десять получили ранения. Вот такая получилась арифметика.
В официальных документах сообщалось, что у китайцев потери убитыми составили 19 человек. Среди них двое кинооператоров. Их быстренько заколотили в самодельные гробы и вечером того же дня закопали среди кустов саксаула.  На поле боя нарушители оставили три кинокамеры французского и швейцарского производства, а также много водки и зеленых помидоров.

-Самое интересное случилось потом, - вмешался в разговор Миша Мустафин, - зимой из Москвы пришел приказ: живого плененного вернуть, гробы погибших китайцев откопать и передать соседям.
- Точно, так и было, - подтвердил Унтевский, - когда нарушителя и девятнадцать покойников в гробах передали китайцам, то они гробы свалили в кучу и подожгли. А с пленного на виду у всех содрали форму, пинками загнали в машину и увезли.
- Не завидная у него получилась судьба, - пожалел китайца Валера Тарасханов.
 - Жалеть его нечего, свое дело сделал, все что знал, рассказал, - проговорил сквозь зубы майор Бекжанов. До сих пор сохранились его объяснения, можете для тренировки почитать.
 Стажеры не только сидели в кабинетах, но и выезжали на конкретные дела. Левый фланг отряда природой напоминал Александру даурские степи. Те же просторы и длинные дороги. В Даурии правил атаман Семенов, а Уч-Арал был ставкой атамана Анненкова. Тут же ушли в Китай атаман Дутов и генерал Щербаков. Граница по сути дела не охранялась - в 1924 году на весь участок стояла одна застава "Арасан"  и шесть бойцов. И так было.

Застава «Арасан» сохранилась. Кроме нее появилось еще десять: Покотиловка, Тополевка, Уйгентас, Сарыбухтер, Чулак, Сельты, Чиндалы, Джунгарская, 19-й разьезд, Жаланашколь. Пришлось Александру поездить, посмотреть границу своими глазами. С Унтевским побывал на его горном участке в Лепсинске, на заставе Уйгентас и на комендатуре. На заставу и обратно добирались в кузове попутного ЗИЛ-164, на котором молодые доярки выезжали на джайляу доить коров и забирали бидоны с молоком и сливками. Спуски с гор были такие крутые, что сердце опускалось до самых пяток. Казалось вот-вот и машина сорвется и полетит вниз в тартарары. Подобное ощущение сохранялось и на обратном пути, когда загруженный ЗИЛ карабкался вверх, с трудом брал метр за метром подъема. Александр старался помочь машине, до предела сжимая пальцами скамейку, на которой сидел.
Бидоны со сливками и молоком перед загрузкой доставали из холодных ручьев, чабаны обязательно угощали молочными продуктами. С гор бидоны, туда ящики с водкой. С трудом верилось, что казахи пьют водку в таких количествах. Хотя, при такой питательной пищи, все возможно. От избытка здоровья,  калорий и витаминов они лоснились и их щеки походили на красные яблоки. Сливки, горный мед, баранина, свежий воздух и палящее солнце действовали на их организм  целительно.  У Александра от жирных сливок желудок выворачивало наружу и он старался обходиться молоком.

Водку Александр не пил, а вот медовухой на пасеке угощался. Мутная жижица напоминала терпкий квас, но спустя час тело расслаблялось, а кровь ударяла в ноги. На заставской лошади не хватало сил удержаться, - так укачивало.
На старой Лепсинской комендатуре, выстроенной из крепкого леса в незапамятные времена, пока Унтевский бегал по местным организациям и находил нужных ему людей, Александр общался с местными офицерами и стажерами Алма-Атинского училища, которых на практику привез командир дивизиона училища полковник Шляхтин, отец будущего начальника Даурского отряда, а позже и всех российских пограничных войск генерал-полковника  Шляхтина.
Разговорились. Полковник, как выходец из этих мест, завел разговор об истории освоения края и что Лепсинск был чуть ли не столицей его.
 - Не было ни Алма-Аты, ни Талды-Кургана, а Лепсинск был и процветал, потому как место выбрали удачное. А раньше тут одни охотники проживали, по местному «мергены». Слышали что-нибудь о них, - спросил он Александра
 - Вы же знаете, товарищ полковник, не преподают нам в Москве такие науки, все о службе и о службе, - ответил он.

- Служба для вас первое дело, но и читать надо больше молодые люди, - посоветовал полковник стажерам. Первым делом полистайте книгу о Чокане Валиханове, адъютанте командира Отдельного сибирского корпуса, генерала от инфантерии Густава Христиановича Гасфорта.
- А кто такой был этот Гасфорт, - посыпались со всех сторон вопросы.
- Был он обыкновенным ветеринаром во время войны с Наполеоном, А вот, на тебе, дослужился до генерала и больше того содействовал образованию в крае станиц Лепсинской и  Урджарской.  Лепсинск это его так казаки назвали по реке Лепса, а у местных он Чубар-агач — то есть «Пестрый лес». Все ничего, только казакам женского полу не хватало.
- А сейчас как? - пошутил один из стажеров.
 -Сейчас не знаю, не проверял, - в том же тоне ответил  полковник, улыбаясь и одновременно задымляя папиросу.

 Бывший Чубар-агач, а по другому Пестрый лес, был историческим местом. В долине Ой-жайлау, служившей летним пастбищем местного бая Буленхана, 4 июня 1846 года был подписан договор о присоединении Старшего жуза к России. В 1854 году в верховьях реки Лепсы, в горной долине главной цепи Джунгарского Алатау, на высоте 732 м  над уровнем моря казаки 9-го и 10-го полков Сибирского казачьего войска основали Чубар-Агачскую станицу из жителей Тобольской губернии.  Читая позже документальные строчки, Александр вспомнил, что Екатеринбург тоже строили солдаты Тобольского полка.
В 1905 году в Лепсинске проживало 30 тысяч человек, действовал спиртоводочный завод купца Пугасова, были два кирпичных завода и 22 водяные мельницы. Спустя сто лет, поселок Лепсинск переживал не лучшие времена. Кроме правления колхоза и  комендатуры, других учреждений не имелось. Народ уже давно убегал из горных долин ближе к цивилизации, где были школы, дороги и  работа. Вместо Лепсинска центром обживаемого края со временем стало поселение Верное. Этом способствовал упомянутый губернатор Западной Сибири Гасфорт.

Начальником всех топографических работ у Гасфорта состоял финн генерал-майор Сильвергельгом. Первый дом в Верном (Алма-Ате) был построен для пристава Большой орды. В 1857 г. им был полковник Хоментовский. Затем его сменил незаконный сын князя Горчакова полковник Перемышльский. В Верном, как утверждал Семенов Тян-Шанский, процветал алкоголизм. Казаки курили водку из изюма, привозимого в громадном количестве из Ташкента.
 - В Гражданскую войну, здесь бурные события происходили, друзья мои, - продолжил беседу полковник.  Бои шли не на жизнь, а на смерть. Отсюда бежали беляки в Китай. Много людей погибло. Читайте, об этом в книгах написано, - посоветовал ветеран и пошел в курилку, где никого не было и можно было в одиночку вспомнить свое близкое.

Кто они были эти беженцы в Китай и защитники белого движения? Как оказалось, кроме атаманов Анненкова, Дутова и Щербакова, были еще, Бакич и полковник Сидоров. Последний возглавлял Семереченскую армию, которая базировалась в районе города. Кульджа и совершала активные действия с захватами Хоргоса и Джаркента. Войска Анненкова, бывшего сотника Джаркентского полка, которым в 1911 г. командовал полковник Петр Краснов, действовали в районе Уч-Арала, Лепсинска и Андреевки. В камышах реки Тентек ими были порублены и расстреляны сотни человек.
Люди продолжали, как и при Чингис-хане, убивать друг друга. Они не понимали друг друга, как будто вечно жили во враждебных лагерях.  И вот ушли из своей страны казаки, есаулы, сотники, атаманы. Ушла кочевая вольница, не желающая подчиняться революционным порядкам и законам.

Атаман Дутов возглавлял гражданское, а Анненков военное управления Семиречья. Штаб находился в Лепсинске. До революции в Лепсинске был волостной старшина Абдрахман Канабеков. Именно его Борис Анненков  назначил начальником пограничной охраны Лепсинско-Аксуйского и Талды-Курганского участков границы. Он, этот Абдрахман, отлично знал территорию, имел верных помощников среди местных охотников - мергенов.
- Кто же  такие мергены? – спросил позднее  Александр офицера отдела Бахыта Танарыкова.
- Мергены? Имя есть такое – Мерген. А если  дословно, не по смыслу, то  это охотники, а точнее меткие стрелки, как я, например.  Можешь и меня звать Мерген, отделался он шуткой.
Отряд атамана Бакича перешел границу в Китай у села Бахты. Интернирование войск происходило в районе города Чугучак. На реке Эмель, у селения Дурбульджин был выделен для них участок под лагерь. Для себя Александр отметил, что в тот период граница нарушалась самопроизвольно, и власти соседних сторон на заявления и дипломатические ноты практически не реагировали.

Посредником в переговорах генерала Бакича с губернатором Синьцзяна по условиям интернирования был русский консул в Чугучаке Владимир Долбежев.  В апреле 1918 года наркомат иностранных дел РСФСР решил сменить представителей и назначил консульскими агентами в Кульджу  Зинкевича, а в Чугучак – Голика. Бывший сотрудник военной комендатуры в Омске Голик прибыл в пограничный поселок Бахты. Китайцы его в Чугучак не пустили, он был задержан местными белогвардейцами и казнен. Сохранилась ли его могила в поселке Бахты, никто из местных пограничников не знал.
- Голика не знаю, и даже не слышал и родители мои не слышали, - ответил Бахыт. Если бы был такой в этих краях, я бы знал, - я же из Зайсана. Вот Голикова знаю, который писатель Гайдар, но он в наших степях не появлялся.

Голиков, действительно, воевал в иных, но похожих на эти места краях. Командуя красными отрядами, он уничтожал остатки белого казачества, партизанивших, в Енисейской губернии.  Многие  из них ушли в Китай. Здесь тоже случилась подобная история.
Дутовский отряд ушел в Китай через труднопроходимый перевал Кара-Сарык, а затем разместился в поселке Суйдун. Генерал практически вернулся в родные места: его отец Илья Дутов еще до революции командовал конвойной казачьей сотней при российском консульстве в Кашгаре.
Противодействию атаманским действиям через границу содействовал уполномоченный РВС Туркестанского фронта по Семиречью известный по фильму «Чапаев» Фурман. Во всех карательных операциях частей РККА участвовал кавалерийский полк Масанчи. В его честь и в честь Фурманова в  Алма-Ате назвали улицы. Пришлось по ним ходить на службу и Александру, но это случится много лет спустя.

В Джаркенте, находился разведывательный пункт Туркестанского фронта. Пунктом заведовал Давыдов. Через своих агентов он вел наблюдение за передвижением белых войск в Синьцзяне. В результате нескольких попыток, удалось уничтожить атамана Дутова в Суйдуне. Главными исполнителями операции, план, которой утвердил сам Джержинский, были местные жители – начальник Джаркентской милиции Касымхан Чанышев и чекист Махмуд Ходжамьяров.  Оба погибли в 1937 году. Кто был против советской власти и кто за – все сложили свои головы, как поется в песне «в борьбе роковой».
На заставу Жаланашколь Александр выезжал с технарями, которые вели круглосуточное наблюдение за соседями. Пока коллеги занимались делом, Александр облазил инженерные сооружения на сопке Каменная, осмотрел китайские позиции. В свободное время купался в озере Жаланашколь и ловил мелких, прозрачных от цвета воды окуней. Радоновая вода имела лечебные свойства, и местные жители вывозили ее на машинах в молочных бидонах. Купаться им не разрешали — пограничная зона.
От  Жаланашколя рукой подать до 19-го разъезда и железнодорожной станции «Дружба». От станции одно название, полнейшее запустение, как после войны или землетрясения. От картины полнейшей разрухи стало жутко. Александру вспомнилась книга из детства о доме Павлова в Сталинграде – пустые глазницы окон, выбитый кирпич, покореженная арматура.  Там была война, а что здесь? Похоже на памятник дикой культуры и бесхозяйственности. В общем, анархия мать порядка. Возникал вопрос. Кого же мы воспитали?

Железная дорога в Китай на этом рубеже обрывалась, дальше на юг начиналась другая страна. Железка наша только поддерживалась, а вот автомобильная военная трасса заслуживала похвалы.  Как стрелка компаса с севера на юг она указывала направление главного удара. Недалеко от трассы на берегу озера Алаколь стоял поселок-аул Коктума, совхоз, своя рыболовецкая артель, рядом еще одна пограничная комендатура. Когда-то здесь располагался пограничный отряд, предшественник Уч-Аральского, в котором проходил службу майор Климов и его товарищ Николай Гущин. С Гущиным Александра сведет судьба через два года.
- Место это во всех случаях удобное, - объяснял Бахыт Танарыков. Сама природа выбрала путь мимо озера в Китай. Ранее оно называлось Кок-Тум. При царе тут стоял Южно-Тарбагатайский отряд, велись переговоры о возвращении Китаю Илийского края. Русские власти хотели оставить за собой Чугучак.

- А где он этот Чугучак, - спросил Александр.
- Напротив Маканчей. Это так соседний отряд называется.
- Ну, и что, договорились?
- Какой там! Переговоры велись в Аягузе, но Семиреченский губернатор Колпаковский так и не уговорил китайского начальника. Чугучак остался у соседей.
С Бахытом посетили десяток дворов и юрт, выпили ведро чая с молоком и баурсаками, угощались бешбармаком. От жары, водки с чаем и жирной не привычной баранины здоровье Александра серьезно пошатнулось. Но нет худа без добра. Чабаны Коктумы за водкой и мясом рассказали Александру случай, как после революции китайские власти присвоили участок советской территории площадью около 60 квадратных километров, именуемый на карте урочищем Кызыл-Уй-Енке. Операция захвата была осуществлена путем купли этого участка у военного комиссара Зайсанского уезда Короткова, бежавшего затем в Китай.

В тот период временные пограничные знаки - кучи камней или большие камни произвольно переносились на несколько километров жителями России и Китая с целью обеспечить большее пространство для кочевий и пастбищ. Иногда такие переносы знаков делались в ту и другую стороны скотоводами многократно. Никто не знал где граница.
В Уч-Арал Александр вернулся уже знатоком края и привез с собой знаменитые и полезные коктуминские арбузы. Пока в отряде отходил от командировки, листал книжку из местной библиотеки - «Кайсакские рассказы»  оренбургского чиновника особых поручений и автора знаменитого словаря Владимира Ивановича Даля. Обратил внимание на строчки: «Лето провел в степи, сделал верхом 1500 верст. Живу опять на кочевье, где так хорошо, что не расстался бы… Простор!  Раскаленными золотыми слитками тлеют в костре кизяки. В котле, черном от копоти, дымится похлебка – ее заправят скобленным куртом, сухим овечьим сыром. Пузырятся турсуки, сшитые из конской шкуры мехи, - они полные кумысу; кумыс хорошо пьется, вселяет в тело легкость, приносит веселье, потом – крепкий сон.

Вокруг юрты висит в воздухе привязчивый запах шкур: жеребячьи шкуры вымачивают в квашенном молоке, проветривают, смазывают бараньим маслом, коптят, проминают; из них шьют ергаки – тулупы. Из козьих шкур выделывают тонкую, мягкую кожу – сафьян. Собирают марену – желто-зеленые цветки. В них прячется красная краска.
Ночью в ровной степи огоньки костров видны далеко, нетрудно обмануться – долго, долго ехать на огонек. Казахи советуют: «Не ходи на огонь, иди на лай собак, лай собак признак близкого кочевья».
Иногда, будто к магниту стягиваются со всех сторон в одну точку всадники. Какой-нибудь богач созвал гостей на праздник или поминки. Весело, пенясь плещет из бурых мехов кумыс; под острым ножом, не вскрикнув, никнут бараны; куски свежего мяса алы и сочны. Готовят бешбармак. Багровеют лоснящие лица, на темных пальцах сверкает растопленное сало. Венец празднику – песня. Акыны, бряцая на домре, славят лихих наездников и непобедимых силачей, слагают хвалы богатому пиру».
Прошло с тех пор сто пятьдесят лет, но в степи мало, что изменилось. В книге о монголах, Александр прочитал о стоянке в районе озера Алаколь Юрта Огуль-Гаймыш, регентши-вдовы Великого хана Гуюка. К ней приезжали послы христиане-несторианцы Давид и Марк с переводчиком Андре де Лонжумо. Преследовалась цель обращения монголов в христиан и создание против мусульман военного союза.

Как утверждал Семенов-Тян-Шанский, мимо озера проходил армянский царь Гетум в XIII веке, когда ехал на поклонение чингисидам. Не миновал Алаколя и католический монах Плано Карпини. В своем путешествии он описывал озеро с его огнедышащей горой и неумолимым ветром «юйбэ».  Алаколь видел и средневековый путешественник Гильом Рубрук, По распоряжению короля Людовика IX он, как посол, отправился в Каракорум, к великому хану монголов.
 Русские князья Ярослав Всеволодович и сам Александр Невский следовали в Каракорум другим путем - вдоль Иртышской линии, через Зайсанские ворота, где находилась ставка улуса хана Джучи. Самым первым русским исследователем Алаколя и окрестностей был Григорий Карелин, а затем  Александр Шренк. Егор Ковалевский и Томас Ульям Аткинсон обошли вокруг Алаколя, побывали на отрогах Тарбагатая, достигли берегов огромного озера Зайсан.

От чабанов поступили сведения о том, что на границе ходят чужие люди, возможно китайцы. Они обнаружили следы коней с чужими подковами, а также предметы, иностранного производства. В группу с целью рекогносцировки участка вместе с Танарыковым, Милеевым включили и Александра.
Первая остановка временный пограничный пост, прибыли туда на вертолете. На посту, готовили и загружали на лошадей необходимые для перехода: провиант, оружие, средства связи, палатку. Вечером сидели у костра. Начальник поста старший лейтенант предложил закусить и выпить. Разговорились. Оказывается он уже два месяца в горах, заскучал по дому и Уч-Арал для него стал чуть не верхом цивилизации.
- Тут кругом зверье, были случаи, когда рысь забиралась на дерево, - старлей показал на лесок, - по ночам кричала, спать не давала. Одно удовольствие в горах - кино. Плохо, что фильм только один - «Брак по-итальянски», приходится крутить его каждый день.

- Почему только один? - поинтересовался Александр.
- Такой порядок установлен, каждому подразделению по одному. Только там внизу они уже успели старые фильмы поменять на новые, а про нас забыли.
От выпитой водки веселее не стало и уставший, заросший бородой офицер обратился к Александру, как к просвещенному науками московскому гостю с наболевшим от просмотренного неоднократно фильма, вопросом. 
- Скажи на милость, почему так получается, что итальянская проститутка живет лучше советского офицера? Тогда у костра Александр, еще не знавший офицерской службы на границе,  ответил, как ему подумалось.
- Про итальянскую проститутку ничего определенного сказать не могу, а офицерам везде не легко, служба обязывает.

Утром, как наиболее «опытному» ездоку Александру выделили самую спокойную лошадь. После коротких сборов двинулись в путь. Медленно, через кустарники группа двигалась вдоль реки. К обеду запалило солнце, несколько раз на противоположной стороне ущелья выбегали из-за высоких елей олени–маралы, стреляли, но неудачно. Внизу голая степь, а здесь сказка - голубые ели, безоблачное небо, изумрудные луга. Местами тропа шла по обрывистым склонам, сердце замирало, ноги, как учили, Александр держал не в стременах, чтобы успеть соскочить, если лошадь сорвется вниз.
В отличие от Александра, лошадь чувствовала себя уверенно и шла, как будто по равнине, словно внизу под обрывом не бился с шумом о камни клокочущий Тентек, что в переводе означало черт или дьявол. К обеду лицо у Александра стало как у индейца, ноги занемели в коленках и не разгибались. Ближе к вечеру, а стемнело очень быстро, выше тропы в окружении леса разведчики нашли полянку, привязали лошадей, развели костер, перекусили и устроились на отдых, закрутившись в тулупы. Дневная жара сменилась, как и в даурской степи, промозглым до костей холодом. Подул ветер, зашумела, падающая с деревьев, старица.

Дежурили по переменке. Ночь, внизу река шумит, прислушаешься, как будто кто-то разговаривает. Лошади шарахаются от падающих веток, а может, зверя чувствуют. Хоть и костер горит, но все равно Александру жутковато. Ощущение, как будто находишься на другой планете, один на один с природой. Утром совсем другое дело, птички поют, река уже говорит весело и приветливо. Так и хотелось сказать неизвестным ходокам в горах: «Нас много, мы молодые и храбрые, сильные и хитрые. С нами карабины и автоматы, стреляющие огнем. Бойтесь нас и не подходите близко».
До конца дня по плану следовало дойти до перевала и вернуться на стоянку. На тропе  разведчики обнаружили разбитую чайную чашку - кисюшку не казахского производства. Чуть дальше попадался след от неизвестной подковы. Есть посторонние, но где они? А вдруг они наблюдают и могут применить оружие! С 1969 года прошло всего четыре года, и страсти после вооруженных инцидентов еще не остыли.

Группа двигается вдоль реки, лошади спускаются, и поднимаются с холмика на холмик, место открытое, но бугристое. На одной из возвышенностей лошади остановились. Внизу болотина, в Тентек справа впадает ручей, а рядом с ним, недалеко от тропы лежит медведь, отдыхает, распластавшись на все четыре лапы, группу не замечает. Что делать? Александр просит организовать охоту:
- Ну что вам стоит, я никогда в такой не участвовал.
- Нам это ничего не стоит, - перебил стажера Валера Милеев. Я, когда служил на заставе, ого-го сколько их перестрелял. Там смысл был, а здесь зачем шуметь, и потом время в обрез, а нам еще до перевала дойти надо.
Бахыт вроде  согласился с Милеевым, но страсть охотника разум победила.
- Ну ладно, разве что по быстрому.

Вручили Александру лошадей, а сами выдвинулись поближе к лежащему медведю и дали залп. Медведь, ужаленный железом, подскочил как резиновый мячик, развернулся в  сторону опасности и скачками бросился навстречу смерти. Лошади рванулись, задрав головы так, что Александр с трудом удержал их за поводья. Еще два выстрела и медведь завалился в зеленую траву. Там его и оставили потому, как спешили. Впереди ждал перевал, а погода портилась. С косолапым решили до конца разобраться на обратном пути.
А на пути к перевалу Сарыбухтер сначала пошел дождь, затем град и, наконец, крупный снег. Над головой закрутились темно-свинцовые облака. Перевал закрылся, и разведчики только успели осмотреть его до половины, на самый верх подняться уже не смогли. На обратном пути снег усилился, видимость испортилась окончательно, пограничники заблудились и прошли рядом с медведем. Мишку загубили напрасно, а хотели разделать снять шкуру и попробовать медвежатины. Ни шкуры, ни мяса. Осталась только фотография.

Фотография осталась и от встречи с огромным орлом. Группа с ним встретилась на следующий день и тоже в ситуации, когда от жары он, как и медведь, залез в ручей чтобы остудиться. Когда пограничники подошли к нему намокшему и беспомощному, он уже вылез из воды и сушил крылья, распластав их по траве. Его злые, кровавые глаза, готовы были проглотить каждого, разглядывающего его всадника вместе с лошадью.
Через некоторое время крылья орла подсохли, он оторвался от земли и медленно, медленно по распадку полетел не вверх, а вниз вниз в ущелье, к реке, затем набрал силы, высоту и превратился в маленькую, почти не заметную точку. Александр еще долго крутил головой, наблюдая полет властителя неба. Вот что значит свобода!
Вспомнились слова Кропоткина из его путевых записок. Он писал, что самым привлекательным для него в путешествиях было ощущение свободы и собственной независимости: «Мои путешествия закалили меня. Путешествия также научили меня тому, как мало в действительности нужно человеку, когда он выходит из зачарованного круга условной цивилизации с несколькими фунтами хлеба. И маленьким запасом чая в переметных сумках, с котелком и топором у седла, с кошмой под седлом, чтобы покрыть ею постель из нарезанного листвяка, человек чувствует себя удивительно независимым даже среди неизвестных гор, густо поросших лесом или покрытых снегом».

На пост вернулись уставшие, обгорелые, но счастливые. В отряд возвращались на вертолете. С учетом высоты около трех тысяч метров и жаркой погоды, вертолет поднимался  мучительно долго, как будто попал между жерновами - небом и землей и они медленно выдавливали его к облакам.
В отряде начались обычные будни. Стажеры переводили письменные тексты, участвовали в отдельных оперативных мероприятиях, анализировали данные обстановки, учились составлять служебные документы, изучали жизнь отряда. Ведь это все  ждало их впереди.
Из Уч-Арала Александр вернулся в Москву, где проводились подготовительные сборы участников соревнований по военному троеборью в Минске. Испытаний не прошел, ослаб, подвела напряженная стажировка. Поездка в Белоруссию не состоялась.
Лето провел дома. Работал на сельской ниве и даже временно для приварки  художником на обогатительной фабрике местного рудоуправления. Хоть немного денег, но все помощь  тестю и теще, у которых оставался на воспитании сын Дмитрий. Творческая работа на фабрике заключалась в оформлении предупредительных знаков-указателей типа «Стой, кто идет?», «Опасно для жизни!». Писал плакаты и объявления.  Питался в рабочей столовой, в той которую посещал будучи  учеником электро монтажника  в цехе № 6 еще в школьные времена.