Воспоминания. Дмитрий Сидоренко. Глава 10

(См. информацию на странице http://proza.ru/avtor/deshchere).

Дмитрий Григорьевич Сидоренко (15.05.1924 - 15.08.1955), автор повести "Воспоминания", одна из глав которой предлагается вниманию читателей на этой страничке  - мой дядя, младший брат моего отца. "Воспоминания" были написаны им в далёкие послевоенные годы  и  много лет хранились у родственников (см. Предисловие к повести).

На моей страничке портала Проза.ру эту повесть можно прочесть и в цельном виде, без разбивки по главам, - "Воспоминания. Дмитрий Сидоренко. 1924 - 1955" - http://www.proza.ru/2018/08/24/999 .

Глава 9 - http://www.proza.ru/2018/09/04/1579

Глава 10
- А куда же напишу я,
Как я твой узнаю путь?
 – Ничего, – сказал он тихо,
 – Напиши куда-нибудь .
[Прим. 15. Прощальная комсомольская», стихи М. Исаковский, музыка Дм. и Дан Покрасс]

– Рота…а…а…! Стой! Через десять минут посадка! Разойдись!! Все бросились обнимать своих, прощаться.

Я сел на камень и с какой-то болью ощутил, что не было в эту минуту никого из своих. Хотелось с кем-нибудь поделиться мыслями, поговорить по душам. Кто его знает, что ожидало впереди, и хотелось кому-нибудь излить это щемящее чувство.
 – Митя, – вдруг окликнул меня знакомый голос. Я оглянулся и увидел Олю, она стояла с букетом цветов, низко опустив голову и смущенно глядя себе под ноги.
 – Ах, Оля! Здравствуй! Я очень рад видеть тебя в эту минуту.
 – Прости меня. Хоть мы и поссорились…, но я вот… не могла не прийти. Я всё время обвиняла себя, и вот… пришла тебя проводить, – она, не поднимая глаз, нервно ковыряла носком тапочки кусок земли.

Я посмотрел на её красивые знакомые черты, и мне вдруг стало обидно за то, что я так грубо обошёлся с ней в тот вечер. В эту минуту расставания я готов был простить всем на свете, всё, что угодно, хотелось сказать кому-нибудь тёплое, ласковое слово.
 – Оля, забудем тот вечер. Я не злопамятен. Будем по-прежнему друзьями. Ты видишь, я один… Никто не пришёл проводить меня, – в эту минуту мне так много хотелось сказать ей, что я не мог найти нужных слов.

Оля, наконец, подняла глаза: в них уже не было того детского озорства и свободы, она смотрела на меня грустным, очарованным взглядом, глазами, полными слёз.
 – Становитесь! – где-то глухо разнеслась команда. Заревели старухи, бросаясь в истерику, зашумела провожающая толпа.

Мы с Олей обнялись и крепко поцеловались.
 – Смотри же, письма…
 – Обязательно!

В эту минуту никто из нас не сообразил – куда же писать: фронт двигался всё ещё на Восток, угрожая городу, мой путь был тоже неизвестен.
 – Равняйся! – разнеслось по взводам.
 – Смирно! Шагом марш!

Мы вышли на перрон вокзала и стали грузиться в отведённые нам вагоны пассажирского поезда.

К вагону пришла и Оля:
 – Ой, цветы-то возьми, я совсем и забыла, – и она протянула мне пышный букет цветов.

Вдруг среди суетившейся толпы я увидел Галю. Разрумянившиеся и запыхавшиеся, они с подругой по институту пробирались к вагону, держа высоко над головой букет цветов. Они пробились к нам.
 – Ой! Мы думали, что не успели, всю дорогу бежали. Мы только сейчас узнали, что вы уезжаете. – Галя заметила у меня цветы и с недоумением посмотрела на Олю. Та ответила ей таким же взглядом.
 – Знакомьтесь, – поспешил я, – это моя кузина.

Они пожали друг другу руки.
 – Мы с вами где-то виделись, – сказала Оля, – кажется в Крайбольнице, когда сдавали на курсы медсестёр.
– Ах, да, да! Вы значит, тоже решили ехать на фронт? – спросила Галя.
 – Значит, вместе! Жди нас там, Дмитрий!

Поезд дал прощальный свисток. Галя подала мне цветы, и её глаза налились слезами.
 – Прощай, – едва выговорила она.
 – Ну, зачем же «Прощай», только лишь «до свидания», – пытался я подбодрить её. Галя расплакалась.
 – Ну вот, зачем же плакать? Вот немцев разобьем, и ты меня ещё на свою свадьбу позовешь. Ох, и свадьбу же сыграем! Счастливое будет время.
 – А вы позовете? – сквозь плач улыбнулась она, поглядевши на Олю.

Я тоже взглянул на Олю, и мы почти одновременно ответили «Позовем». Поезд тронулся. Я поцеловал Галю в лобик, крепко пожал руку её подруге, ещё раз расцеловались с Олею, и вскочил на подножку. Кричали, плакали старухи, поезд отходил от станции. Я посмотрел в окно: среди провожающих я узнал Олю и Галю с подругой, они махали платочками, часто поднося их к лицу. И так близки, так дороги показались они мне в ту минуту, я отошёл от окна, чтобы не прослезиться.

Спустя год, в Москве, мне случайно удалось посмотреть эту же картину, только уже с экрана – в киножурнале. Всё было так же, и себя узнал в окне, и чуть было не крикнул от неожиданности. А динамик, между прочим, с экрана говорил: «Наши молодые лётчики, закончившие лётную школу, отправляются на фронт!»

Но бесстыдник, он по привычке нахально соврал: мы ещё не были закончившими лётчиками, и ехали, как впоследствии выяснилось, ещё не на фронт.

Проехали Усть-Лабу. Здесь, недалеко от полотна железной дороги, утопая в зелени акаций, стоял наш домик. Бог знает, увижу ли я когда-нибудь тебя еще? Вернусь ли обратно? Домой не зашёл: зачем беспокоить родных на старость, хотя безумно хотелось видеть всех.

Доехали до Кавказской. Здесь нам сообщили наш маршрут – ехали мы в г. Астрахань в ШМАС.   

[Прим. 16. ШМАС - Школа младших авиационных специалистов. Местное авиационное училище ВАШМ (Военно-Авиационная Школа Механиков), которое базировалось в Астрахани до войны, было в 1941 г. эвакуировано в г. Усть-Каменогорск].

Согласно указаниям Москвы, лётчик должен иметь техническое образование, и нас везли в техническую школу. Это разочаровало многих. «Лучше на фронт!» – кричали ребята. В Махачкале погрузились на пароход «Красноармеец» и по Каспию взяли курс на Астрахань. У устья Волги сели на мель, – «дурная примета» – говорили ребята.

Глава 11 - http://www.proza.ru/2018/09/04/1584