Глава 21. Белая Могила (четверг)
***
ПОСКОЛЬКУ НА ДАННЫЙ МОМЕНТ ИДЕТ РАБОТА НАД ЧЕТВЕРТОЙ РЕДАКЦИЕЙ РОМАНА, АКТУАЛЬНАЯ И ПОЛНАЯ, РЕГУЛЯРНО ОБНОВЛЯЕМАЯ, ВЕРСИЯ ПО ССЫЛКАМ:
http://www.proza.ru/2019/08/24/972 и http://samlib.ru/editors/m/mihail_fireon/girtadrfireo.. (тут с авторской обложкой и фб2)
***
На улице дул сильный ветер. Клочковатые облака мчались по небу. Снова, как в дни фестиваля, было ясно и холодно. В зале отдела Нераскрытых дел были распахнуты настежь все окна. Деревья качались на фоне пронзительного синего неба, навевали мысли об осеннем боре, костре, печеных сардельках и фляге с горьким красным вином.
Уже когда Вертура, Фанкиль и лейтенант Турко седлали коней, к ним подошел доктор Сакс. Для равновесия вытянув в сторону руку, он нес не плече тяжелый туесок с котом.
- А слышали о кровавой кошачьей луне? – громко, на всю конюшню, так что все кто был под навесом и на сеновале, недовольно обернулись к нему. Даже кошки свесили с балок свои мохнатые мордочки.
- Кошачьи патриархи могут вызывать ее! – показывая себе за спину, с гордостью, что сообщает всем то, что кроме него не знает никто, продолжал доктор – тогда все кошки в округе нападают на людей и животных и разрывают их в клочья!
Но никто не удивился, не ответил на это. Лейтенант Турко просто махнул рукой и полицейские тронули лошадей. Фанкиль предложил поехать через проспект Цветов северным берегом. Свернули от ворот комендатуры на север, и, миновав два квартала, улицы Гамотти и Котищ, свернули на углу у Большого дома. Спустились по проспекту до площади с пятью углами, церковью и растущим посредине дубом и перекрестка с улицей профессора Кронти, где вчера гулял Вертура. Начали подниматься по пологому подъему, неспешно продвигаясь в сторону восточной части города.
Детектив было подумал, что они снова едут на северный берег Керны, но его чаяниям не суждено было оправдаться. Они проехали через Инженерный Мост и, миновав его, выехали у Собору Пришествия Христова.
Над просторной площадью стояло пронзительное синее небо, контрастировало с черными от недавнего ночного дождя стенами и камнями мостовой. Летали галки. Эхо отдавалось от высоких каменных стен. Мерно ударял колокол. В дальнем конце площади, в ворота, что вели на задний двор собора, выстроилась длинная очередь. В трапезной церкви варили овощи и крупу, раздавали беднякам кашу и суп. Много было женщин с детьми, но среди оборванных нищих, детектив заметил и несколько граждан одетых не самым худшим образом. Но монах не обратил на них внимания, положил им как и всем.
- По четвергам тут устраивают банный день для неимущих – указал куда-то по улице лейтенант Турко – приходит пол города. И мы ходили тоже.
Агенты миновали площадь и виллу с высоким забором и окнами под крышей, по проспекту Цветов выехали к Восточным воротам. Проехали рынок, что был устроен во дворе между равелином и стенами бастиона. От полицейских узнали, что ночью за воротами была большая драка. Снаружи, рядом с глиняным карьером стояли черные госпитальные фургоны. Ряд укрытых грязными саванами тел был уложен штабелем вдоль дороги. Идущие в город возчики и пешеходы бросали на них быстрые взгляды и шли дальше своей дорогой.
За карьером начиналась деревня гончаров. На плотно утоптанном поле стоял детский смех и скрип гончарных колес. Те дети, что помладше, прыгали в чанах, месили синюю глину, бросались друг в друга комьями. Те, что постарше помогали отцам и дедам, носили из карьера сырье. Вдоль дороги курились печи. Чуть поодаль, на отшибе, у самого капустного поля стоял большой, многоэтажный каменный дом. Перед дверями, во дворе, жарко горел большой костер с установленной над огнем треногой. Жены, сестры и дочери гончаров варили обед для мужчин, что работали на производстве. Тут же под навесами расписывали уже обожженную посуду.
Комендант района в кожаной куртке, как у людей капитана Глотте, вооруженный плеткой и луком со стрелами, разъезжал на коне по дороге, обозревал окрестности, курил трубку. Лейтенант Турко приветствовал его поклоном, как старого знакомого.
По левую руку от полицейских, на плоской скале у самой реки, возвышался замок Этны. Тот самый, что вчера рассматривал со скалы Вертура. Восьмиэтажная громада с просторными арочными окнами на двух верхних ярусах и узкими бойницами на нижних, он больше напоминал какой-то замысловатый мрачный дворец, чем построенный для защиты от артиллерийского огня городских укреплений кронверк.
- А слышали эту историю? – внезапно отнял от губ свою флейту, прекратил дудеть в нее, мрачно и задумчиво обратился к детективу лейтенант Турко – про замок леди Этны? Я тогда служил на этом рынке, ну еще когда мэтр Лантрикс был комендантом, Гирты Южной. Графиня принимала у себя людей из Круга. Они устраивали оргии вон там, видите, в тех окнах, наверху. Со стен было видно, и из города тоже. У них там еще был барабан, в который они колотили на всю округу. А как-то в Гирту приехали какие-то артисты. Она позвала к себе этих циркачей, отобрала троих молодых мужчин, а ночью, натешившись с ними, приказала отрубить им всем головы. Мы тогда еще должны были приехать забрать трупы, но в ту ночь была драка в кабаке. Сэр Ринья Младший с компанией подожгли его, подстерегали и убивали всех, кто пытался выбежать наружу. У нас тогда не было ни свободных людей, ни фургонов, так что эти трое так и остались с отрубленными головами прямо во дворе замка. Там внутри такой узкий, мощеный булыжниками двор и множество арочных окон. А ночью была сильная гроза. В ту ночь еще сгорело старое здание ратуши. Наутро графиню нашли задушенной в своих покоях и трое циркачей с отрубленными головами лежали рядом на ее ложе. Тогда еще наш доктор шепнул, что у нее со всех сторон было их семя и что так быть не может, потому что все должно было вытечь, когда им отрубили головы. Когда люди не могут покарать злодея, его карает Бог.
- Как вы тут жили, раз тут было такое? – спросил Вертура.
- Как как – разозлился, скривил губы, сверкнул глазами лейтенант Турко – как все простые люди, утерся, уткнул глаза в пол и дальше молча пошел, пока по затылку не врезали шестопером. У Мэтра Лантрикса был свой договор с Кругом. Со Всадниками хотели дружить все, кроме Дорсов. После осады Иоанна Крестителя, владыка Дезмонд пригрозил сэру Вильмонту, что пустит огонь по всей Гирте, тот поговорил с сэром Августом и его сыновьями и их не трогали. Были еще те, кто вяло огрызался, тявкал из Леса, но большинству было все равно. Так что тут все повязаны кровавой порукой.
По дороге до Елового предместья, агентов обогнали несколько групп верховых. В них детектив узнал некоторых депутатов ратуши, рыцарей Лилового Клуба и пару известных землевладельцев и уважаемых людей города. Когда они проехали, Фанкиль сказал про них, что это сэр Ринья передал распоряжение всем явиться к нему на совещание, касательно содержания армии и дислокации гарнизонов.
- Будут просить замолвить слово за Друлля – подняв руку к глазам, мрачно глядя вслед мчащемуся над капустным полем, украшенному длинной алой лентой вымпела ипсомобилю мэра Гирты, магистра Роффе, сообщил Фанкиль лейтенанту Турко.
Тот молча кивнул.
- Ну тут все от сэра Прицци зависит, я думаю – рассудил лейтенант – поддержит ли он.
- Сомневаюсь что поддержит – покачал головой рыцарь – раз уже банкиров пошли убивать и арестовывать, то и остальным недолго. Взялись по - серьезному.
- А черт их знает – скривил скулу, рассудил лейтенант Турко – денег Клубу просто не дадут и все. Без денег много не навоюешь.
- Не дадут добром, сэр Август сам без остатка заберет – молодцевато ответил Фанкиль – вот только меня беспокоит арсенал Гамотти. Видел я тут как-то списочек, там в подвалах и бронемашины и самозарядные ружья и гранаты с хлором...
- А разве это оружие не запрещено? – уточнил Вертура.
- А кого такой запрет остановит, когда задним числом просто напишут, что была какая-нибудь угроза, типа вторжения какой-нибудь дряни из червоточины? – вопросом на вопрос ответил Фанкиль – тем более у нас вон, Обелиск этот в море. Если бы у них тут тротил детонировал, и гидразин как надо горел, тут бы залповыми друг друга, не стесняясь, поливали. Как в Лансе. По счастью нет такой технической возможности. Тут даже если станции на максимум выставить, все равно слишком сильный коэффициент абскурации будет. Тут стабилизаторы едва добивают до стен города. Где фонари, там еще достают. А дальше уже все. Как во времена темного средневековья – копьем и топором.
- Ронтолу же обстреливали залповой? – спросил детектив.
- А вы Мильду и Гирту не сравнивайте. В Мильде арсенал Конфедерации, что они оттуда вынесли и привезли на войну – в отчет не войдет. И Ронтола на пятьсот километров южнее и искажение там поменьше, чем тут. Вы с холма в свою подзорную трубу посмотрите. Тут уже на тридцати километрах аберрации света такие будут такие, что одна муть.
- Но башню барона Тсурбы и горы же видно…
- Это от того, что наш мозг обрабатывает не только электромагнитные волны, которые фиксирует сетчатка глаза, но и много чего еще. А вот с дополнительной оптикой глаз и мозг не откалиброван, как рука, если она непривычна к мечу, поэтому и дает сбой. Видели у мэтра Дронта как раз для этого на столе прибор. С линзами фотобумагой и дифракционной решеткой. По нему как раз можно определить коэффициент расхождения зрительного восприятия и физического размытия электромагнитных волн…
- Ха! Смотрите-ка! Знакомые лица – насмешливо скривился, замахал своей модной шапкой, кивнул рыцарю, указал коллегам лейтенант Турко – хой, Карл! Ты что, в город собрался что ли?
Перед подъемом на холм, на самой опушке леса, какой-то склочный злой мужик ругался на дороге с женой в коляске и возчиками. Массивный фургон, покосившись, стоял на обочине. По всей видимости, в бесплодной попытке объехать увязшую в глубокой желтой луже по самые ступицы маленькую пассажирскую повозку. Кучера сидели на козлах, расчесывали пятернями бороды. Вокруг коляски по колено в воде суетился тот самый громкий худощавый мужчина с густыми капральскими усами, в закатанных по колено мокрых штанах и растрепанной рубахе с нарядной красной вышивкой по вороту, просил возчиков войти в лужу помочь. Злая рыжая девка лет тридцати трех сидела на спинке сиденья коляски, задрав колени, поставив ноги на противоположную скамейку, чтобы не запачкать в грязной воде нарядные кожаные сапожки, придерживая длинные пряди манерно выпущенных из косы волос и подол, громко смеялась на весь лес, ругалась на мужа, подзадоривала возчиков. Ее спутник изо всех сил налегал грудью на грязные колеса, дергал вожжи, понукал кобылу, пытались вытолкнуть коляску из топи, но, похоже, только еще глубже загонял ее в мутную, разящую конским навозом, опавшими листьями и раскисшей глиной лужу.
- Дура тупая! – не выдержал упреков и закричал он своей жене, утер грязной мокрой рукой вспотевший лоб, разгладил ладонью усы и погрозил ей своей капральской плеткой – нет, чтоб слезть помочь!
- А ты! – выкрикнула неоспоримый аргумент она, скидывая с головы по всей видимости надоевший ей платок и по-деревенски поводя плотными плечами, повязала его не шею поверх толстой рыжей косы, но при этом все-таки замочила в грязи подол, отчего снова принялась ругаться на мужа, винить его.
- Сапоги мои куда утопила? Придержать не могла что ли? Дура! – крикнул ей он и принялся шарить в грязи у колес.
- Полиция Гирты! Приходит потерпевшим на помощь! – заметив Вертуру, Фанкиля и лейтенанта, что подъехали к ним и в раздумьях созерцали всю эту картину из седел, едко воскликнул он – Йозеф, вот ты посмотри на нее! – продемонстрировал он свою нарядную жену на спинке сиденья коляски – вот скажи, Мика у тебя что, такая же безмозглая?
Услышав его слова, девица захохотала так, что лошади дернули, и она сама едва удержалась, чтобы не опрокинуться спиной в лужу.
- Йозеф! Йозеф! – как ни в чем небывало, позвала она – мы на рынок собрались! А вы к нам в гости что ли?
- Сам видишь… Расселись как сычи, мрази не местные! - плюнул в лужу себе под ноги, вышел из нее капрал и махнул плеткой в сторону так и не потрудившихся слезть со своей телеги войти в грязь, чтобы помочь, презрительно кривящих морды, похлопывающих древками кнутов по ладоням, возчиков – черт бы вас подрал! Как нехристи, сами же проехать не можете! Увижу на переправе, без лодок поплывете!
- Отчего же свояку не помочь! – весело и сварливо крякнул с коня лейтенант Турко и, хитро подмигнув Фанкилю, схватился за свой топор, выкатил страшные глаза и крикнул возчикам с такой злостью, что те даже вздрогнули – а ну марш, чего сидите! Быстро помогли, скоты! Всех засеку!
Фанкиль и Вертура не сговариваясь, продемонстрировали регалии полиции Гирты и оружие. Приунывшие возчики спрыгнули со своей телеги, вошли в лужу и в три приема выкатили коляску на твердую дорогу.
***
Полицейские въехали в густой черный лес, что начинался на склонах холмов. От полей его отделял глубокий, укрепленный кусками гранита не то эскарп не то ров. На опушке работали лесорубы и углежоги. Терпкий запах дыма стоял под мрачными елями, клубами стекал в низины по склонам. Под плотным, густым покровом черно-зеленых ветвей было темно. Это был тот самый черный мрачный и неуютный лес на холмах, который Вертура и доктор Сакс видели по южному берегу, когда сплавлялись по реке к городу. Проложенная вдоль реки просека вначале полого поднималась на холм, потом сворачивала по вершине, потом снова пошла под уклон. По ней, обгоняя телеги и возы, ехали достаточно долго, пока не выехали к полю, на котором паслись овцы, за которым на склоне каменистого холма темнел земляной вал монастырской стены и светлел шпиль колокольни.
Колокола отбивали три часа пополудни. Привязанные к кольям у дороги черные жирные и лохматые бараны с отчаянным, грозным блеяньем бросались на лошадей и повозки, едва не обрывая свои путы. На поле перед стенами предместья работали женщины. Убирали кабачки и свеклу, грузили в телеги корзины, сгребали в кучи ботву. Многочисленные детишки помогали им в работе. Огромные полосатые кошки, вынесенные из домов и изб, приглядывали за малышами, оставленными под навесом в лагере на краю поля.
Сельские стражники сидели за вкопанным в землю столом, перед избой у дороги на въезде в городок, наливали себе в глиняные чашки из густо дымящего самовара чай, пили, закусывали неспелыми грушами, поглядывали на дорогу и поле, вели свои простецкие разговоры.
Заметив важно подбоченившегося в седле, сделавшего вид, как будто он сам генерал полиции Гирты со свитой, лейтенанта Турко, приветствовали его насмешливо и весело, тот важно отвечал старым знакомым, ломался, сверкал подвеской лейтенанта, корчил из себя высокого служащего.
Дорога поднималась по склону каменистого холма. Наверху темнели высокие фасады с прямоугольными окнами, почти такие же как в большом городе.
Множество разделенных узкими улочками и высокими каменными заборами домов, громоздились в небольшом пространстве на вершине всхолмья. По склонам стояли избы и дома поменьше, окруженные деревянными заборами и огородами. Еще несколько кварталов, по виду новые, стояло в стороне у дороги на юг. Два шпиля колоколен – один черный, городского храма предместья и один белый – монастырский, поднимались над крышами домов. Ухоженный, украшенный гирляндами цветов и листьев поклонный крест стоял перед въездом в городок.
Осенив себя крестными знамениями, полицейские въехали в ворота. Проехав напрямик через предместье, по указанию лейтенанта Турко, дорогу Юлия Радека обнаружили сразу за восточными воротами. Тут же на въезде в огороженной с одной стороны скалой, с двух других кривыми домами, у которых только первый этаж был каменным, а второй сложен из бревен, домами, двор висела вывеска с изображением барана бодающего рогами колесо и подписью «Жикс и Морек». Лейтенант Турко сказал, что он все узнает, скривил грозную похмельную рожу и направился на двор. Пока его ждали, детектив спешился и отошел за угол, где его забодал манерный бородатый, как армейский сержант, видимо сорвавшийся с привязи козел с колокольчиком, сделанным из прохудившейся стальной кружки. Вертура гулко и тяжело врезал ему плеткой промеж рогов, но это только раззадорило дворового хищника, возомнившего себя местным бароном. Деловито, как будто для него охота на людей была обычным делом, роя землю копытами, он приготовился и с разбегу бросился на Вертуру, так что тот едва успел увернуться и, придерживая одной рукой полу мантии, второй сжимая плетку, в отчаянии выбежал на улицу.
- Вот тварь! Пошел отсюда! – запрыгивая в седло, со смехом ругался Вертура. Козел попытался атаковать лошадь, на что конь взбрыкнул и едва не сбросил полицейского в навоз. Как кавалерист в пылу боя, детектив замахал плеткой, пытаясь отогнать навязчивое животное.
Вернулся лейтенант Турко. Умело схватил козла за рог, отодрал его за ухо и, дав пинка, отправил прочь. Козел же высокомерно тряхнул своей лохматой сержантской бородой и, как будто у него вдруг образовалось важное неотложное дело, как ни в чем не бывало, горделиво зашагал прочь, таща за собой по грязи оборванный поводок.
- А этот Юлий Радек, кто это такой? – кивнул на корявый путевой столб у дороги, поинтересовался Фанкиль.
- Старшина ополчения, во времена войны с Фолькартом удерживал переправу – словно и не заметив сарказма, ответил лейтенант Турко – а нам к Белой Могиле. Это семь километров по дороге на Варкалу на восток. Они там делали ремонт ставили двери.
- А Эрсин тут конечно совсем неприем? – прищурившись, уточнил Фанкиль.
- В бухгалтерской книге он не фигурирует, я проверил.
- А что за Белая Могила? – вставил свое слово, спросил Вертура.
- А это у реки в Лесу всякого понастроили, когда еще была старая дорога на Столицу, по южному берегу Керны – указал рукой на восток, пояснил лейтенант – от самых ворот Гирты и до перевала на Столицу. Мы как раз на ней, когда-то была целиком каменная, но у города ее уже давно расколотили, а вот дальше, местами, там кое-где даже остался бетон.
- А что забросили, раз целая?
- По северному берегу искажение меньше – ответил за лейтенанта Фанкиль – и червоточин там тоже не так много. Места не такие гиблые. Эта-то еще Трамонтовская, времен Осады. Ее проложили, чтоб напрямик до Перевала без объездов и мостов. По ней на Столицу ходили конвои, а конвоям все равно. Они с изотопными фонарями были, зальют все жестким излучением и пройдут. Так что местами, ну там, за Варкалой, это километров сто еще на восток, еще и радиационные очаги, вот с тех самых пор дорога стоит, а до перевала все едут по северному берегу, через поворот на Мирну, Йонку, где в развлекались, Кирсту и дальше на восток.
Так, беседуя о червоточинах, большегрузных бронированных машинах с изотопными фонарями, о местных достопримечательностях и истории, полицейские миновали поля, въехали в лес, через который вдоль дороги тянулся высокий, стальной, ржавый и бесконечный забор с бетонными столбами, пандусами и сварными решетками. Огораживал от незваных гостей владения и охотничий парк барона Тсурбы. Огромные черные деревья по ту сторону ограды стояли сумрачной неприступной стеной, ветви нависали над дорогой. Массивные стальные ворота без будок лакеев и запоров, к которым выехали полицейские, были наглухо закрыты. За воротами просматривалась широкая и очень длинная аллея, упирающаяся в подножье невысокого, геометрически правильного, наверное, рукотворного, холма, из вершины которого высоко в небо поднимался серый шпиль башни барона Тсурбы, той самой, которую Вертура уже не раз видел с противоположного берега реки. Две дорожки убегали по сторонам аллеи вдоль темной, стоящей стеной чащобы. На бетонном столбе у ворот был установлен предупреждающий знак с красной рукой на сером поле.
- Так опасно? – огляделся по сторонам Вертура.
- Ну были бы опасно, люди бы не ездили – ответил Фанкиль, кивая на каких-то бодро шагающих в сторону Елового предместья коробейников-пешеходов – бегали, или прятались бы. А за забор да, лучше не ходить. У Анны спросите, у нас каждый месяц кто-нибудь там пропадает. Все знают, что нельзя, а лезут все равно.
- Есть захочешь, полезешь – мрачно ответил лейтенант Турко, и они поехали дальше.
Невысокое, серое, ни на что не похожее здание с наглухо запертыми каменными заглушками полукруглыми окнами под крышей прилепилось к каменистому склону холма. Наверное, из этих странных окон должен был открываться приятный вид на лес и поля вокруг холмов, трудно было определить точно, но первое что больше всего поразило детектива в этом выщербленном, изъеденном, выбеленном ветрами строении, это то, что весь дом был словно отлит из единого монолитного куска выгоревшего на солнце, белого бетона. Вертура и раньше видел такие дома и в Мильде и в Гирте. Похожие на укрепления руины из арматуры и цемента, чаще всего первые этажи или фундаменты давно разрушившихся построек, над которыми были возведены более поздние стены из камня или бревен. Видел такие же и современные – как под дворцом Булле. Но такой дом он видел впервые. Что-то зловещее было в этих контурах, напоминающих по своим очертаниями усыпальницу или склеп. А когда полицейские подъехали к дверям, то были удивлены еще больше – новые массивные стальные двери, похожие на те, которые видел детектив, когда в ночь фестиваля они с Марисой и Вероникой Булле проходили техническими коридорами под дворцом, были намертво закрыты и напрочь лишены всяких петлей и запоров.
Где-то над дверьми, на высоте не меньше шести метров темнели те самые широкие полукруглые, плотно забранные каменными ставнями окна без стекол и едва различимый аромат каких то не то тяжелых благовоний, не то нечистот разливался перед фасадом, проникая на улицу из каких-то невидимых агентам зазоров или вентиляционных ходов.
- Когда-то это был склеп – кивнул лейтенант, пытаясь закурить, но получилось только с третьего раза – когда был Мор сюда приносили умерших от чумы. Потом его замуровали. Но вот понадобился же Эрсину для чего-то. Мразь он конченая, вот что.
- Тут должна быть еще одна дверь – глядя на дом, внезапно спохватился Вертура. Все обернулись к нему – у каждого замка есть своя потайная дверь. Он наполовину врыт в склон. Так что где-то на другой стороне должен быть еще один проход.
Они объехали холм, спешились, прогулявшись между поросших высокой травой обломков скал и обтесанных камней оставшихся наверное от каких-то старых стен. Спотыкаясь, раздвигая руками ивняк, обошли холм примерно на половину, когда нашли натоптанную тропинку, ведущую вкруг от дороги через заросли крапивы и иван-чая к глубокой и неприметной, укрытой в кустарнике канаве, заканчивающейся тоже дверью и каменной стеной.
- Тоже бетон – подцепив ногтем литую раму, покачал головой Фанкиль. Но здесь их поиски увенчались успехом – в отличии от входа, на двери была большая рукоять, а в рукояти барабан и скважина, в которую по всей видимости, вставляли ключ. Лейтенант Турко достал из своей поясной сумки отвертку и щуп и попытался открыть замок. Он ковырял минуту или две, но ничего не вышло. Лейтенант отстал от замка, сообщил Фанкилю поморщившись.
- На фиксаторе изнутри.
- Значит они дома – сделал вывод рыцарь. Он присел на корточки и начал оглядывать дорожку – Йозеф, что думаете?
Лейтенант Турко оправил полу плаща и присел рядом с ним. Оглядывая примятую траву и опавшие листья, они вышли к дороге, где оставили лошадей и Вертуру.
- Многократно что-то тащили. Возможно трупы. Вот след от пальцев – указал лейтенант на песчаную прогалину, которая, наверное, осталась от лагеря рабочих, что совсем недавно вели в здании ремонтные работы.
- Тащили от самой Гирты? Тут километров тридцать до города – покачал головой Фанкиль – не вижу логики.
Лейтенант брезгливо пожал плечами. Полицейские вернулись к прогуливающемуся перед фасадом, стерегущему лошадей, Вертуре. Какой-то человек в темной мантии с синей лентой через плечо, строго спрашивал у детектива, зачем он тут. Еще несколько всадников с синими перьями на шапочках, с луками за плечами, арканами и плетьми, по всей видимости, герцогских егерей гарцевали за его спиной.
- По распоряжению его светлости сэра Эрсина ведем расследование покушения на леди Ринья – не дрогнув лицом, демонстрируя подвеску лейтенанта полиции Гирты, формально отвечал Вертура.
- Полиция Гирты значит – приметив Фанкиля и лейтенанта, обоих при регалиях, пренебрежительно скривился егерь – черт с вами, езжайте, только чтобы сэр Ринья вас не видел. А то всех троих вас на одном суку нам же и прикажет перевешать. Но!
И он развернул лошадь, и егеря направились по дороге в сторону Елового предместья и города.
Поднявшись на вершину холма и осмотрев глухую бетонную стену, полицейские переглянулись.
- Можно залезть наверх конечно… – кивая на каменную крышу постройки примерно на высоте его роста, рассудил Фанкиль – но раз двери железные, вряд ли они оставят незащищенными окна.
Они стояли на вершине холма. Сильный ветер дул над полями. Колыхал травы, трепал торчащие то там то тут, между осколков гранита скирды сена, нарубленного к осени. Темный лес был все также торжественно-мрачен. По дороге, что огибала холм по подножью, редкой цепочкой тянулись телеги и пешеходы. Рассудив, что проще подождать и посмотреть, кто выйдет из дома, полицейские, отъехали на опушку леса так, чтобы просматривался все поле и, удостоверившись, что позиция вполне сносная в ожидании переглянулись.
- Йозеф – обратился Фанкиль к лейтенанту Турко – вас тут все знают, поедете в поселок, порасспросите, что к чему. Мы будем здесь, последим, подождем.
Лейтенант Турко кивнул и, вскочив в седло, неторопливо поехал в сторону дороги.
Вертура и Фанкиль отвели лошадей в лес. Рассудив, что в лесу и без них немало народу, дровосеков и углежогов, чьи звонкие удары топоров разносились далеко по округе, Вертура и Фанкиль тоже развели за обломками гранита костер. Не от необходимости, а больше от того, чем бы занять руки и от комаров. Кое-как замаскировав свою позицию воткнутыми в трещины гранита еловыми ветками, и постелив на поросшие мхом скалы плащи, сели на них. По очереди набрали брусники и теперь, разгрызая ее, плюясь от кислятины, бессмысленно наблюдали за домом и полем. Облака мчались по небу. Ветер крепчал. Медленно, в созерцании плетущихся по дороге телег и следующего взад вперед по тракту уже знакомого егерского разъезда, потянулись минуты.
- Вы же никуда не торопитесь? – уточнил Фанкиль у детектива, заметив, как тот нащупывает часы на дне поясной сумки, достает их и подводит колесико завода.
- Домой бы к вечеру – недовольно ответил Вертура.
- Настраивайтесь только к утру – заверил его рыцарь, спускаясь к костру, прикуривая он горящей веточки трубку и для пробы кладя поверх табака ягодку брусники – заберете Анну в Мильду?
- Заберу – ответил Вертура – вот никому она не нужна была, сами все ее отовсюду гнали, а теперь только с этим вопросом и пристают.
- Народ, отдающий своих женщин чужакам и иноземцам, обречен на гибель – веско ответил ему Фанкиль, выкидывая ягодку из трубки прочь и выпуская дым в костер.
- Согласен – переворачиваясь на спину, чтобы видеть собеседника, с достоинством ответил детектив – но я не чужак и не иноверец. Такой же христианин, как и все тут, с такой же белой как у вас, кожей.
Фанкиль одобрительно отсалютовал ему в знак согласия трубкой и глубоко вдохнул из нее.
- Инга ваша жена? – внезапно поинтересовался у него Вертура.
- Сестра – кивнул тот и пояснил – родная. Не только во Христе. Меня тоже поначалу все спрашивали кто мы друг другу.
Какое-то время они сидели молча. Фанкиль внизу у костра, Вертура наверху, на камне, на наблюдательном посту, пока у детектива не затекла спина, и он не сел, облокотившись о толстый ствол ближайшей елки.
Над головами шумел ветер. Тихо скрипели стволы. Где-то невдалеке звонко, как инструмент музыканта, ударял топор. Пели, щебетали, лесные птицы. Детектив и рыцарь молчали, каждый думал свои мысли, но величие леса, шум ветра и это торжественное одинокое безмолвие среди вековых деревьев, наконец вынудило их заговорить снова. Вертура оставил свой пост и вернулся к костру, чтобы закурить свою трубку.
- А я из Каскаса – признался он – ну вы видели в досье… Наш дом стоял в конце улицы Манзони…
- Знаю это место. Я же сам из Лиры. Часто бывал у вас, видел этот дом. Недалеко от площади и маленького парка с соснами-пиниями – кивнул Фанкиль, поднимаясь на наблюдательный пост – он так и называется дом Адмирала.
- Он еще принадлежит нашей семье? Кто в нем живет? Вы видели мою сестру? – всеми силами стараясь скрыть жгучий интерес, спросил Вертура – я не был там уже… - он начал загибать пальцы, чтобы посчитать, сколько лет.
- Не знаю – просто ответил Фанкиль, отнимая от глаз подзорную трубу детектива, через которую он собирался разглядывать дом и поле – я же там не жил. Бывал на несколько дней по каноническим поручениям, по монастырям, по школам, по соборам. Это же епархия Лиры. Мне почти сорок шесть, а я до сих пор младший лейтенант, почти, что курьер при квесторе Феррари…
В его голосе прозвучала хорошо сдерживаемая, но явная обида.
- Вы поехали в Гирту, чтобы поучить повышение? – подкидывая в костер мха и еловых веток и разглядывая, как пламя с треском и дымом захватывает их, спросил Вертура. Фанкиль недовольно помолчал минуту, потом покачав головой, горько улыбнулся в бороду.
- Должны будут дать капитана как минимум… – ответил он – но теперь я уже не уверен не в чем…
- Вы ехали как специалисты с аппаратурой и знаниями, а Гирта оказалась деревней и всем все равно – заключил детектив.
Фанкиль молча кивнул.
- Рубить головы без суда прямо на улице нас все-таки не учили – медленно ответил он – и напильником портить зубы при дознании тоже. И давить пальцы тисками. И разгонять толпу кавалерийским наскоком. К этому быстро привыкаешь, но наше дело, по счастью, бумажки, следствие и протоколы. Так что Господь миловал. В Лире все по-другому. Пансион, монастырь, трапеза, книги, адекватные люди. Зря я сюда поехал, жалею что вызвался, если так, искренне, положа на сердце руку.
- А как сейчас пытает инквизиция? – от нечего делать, поинтересовался детектив.
- Чаще всего наркотиком – ответил Фанкиль – амобарбиталом, или чем современным. Это если цивилизованно. Впрочем, мы же христиане. Не язычники.
- Странно слышать от вас о гуманизме, инквизиция должна быть жестокой и непреклонной – возразил Вертура – искоренять врагов народа, кощунников, гонителей веры, колдунов…
- Знаете Марк – рассудительно ответил ему Фанкиль – вот вы полицейский, вы знаете, что это недушеспасительно, как и собирать налоги, но кто-то должен это делать. На войне кто-то должен умереть, чтобы выжили другие. Также и тут. Инквизитор умирает ради людей, что поручили ему власть защищать веру. Вряд ли в раю можно встретить много инквизиторов. Епископов, думаю, в разы больше. Аутодафе. Акт веры. Звучит красиво, общая молитва за трапезой, причащение, хор, крестный ход. А с другой стороны – крестовый поход, анафема, отлучение от церкви, казнь вероотступника, иноверца, врага народа, растлителя детей. В тишине библиотеки за шелестом фонтана, в протоколах на бумаге ты видишь злодея, насильника, убийцу. А в жизни ты видишь человека, который, если умрет сейчас, больше никому не нанесет вред. А вдруг он должен еще что-то совершить, раскаяться, исправиться и стать святым, примером нам всем... Это все только в книжках по богословию. А на самом деле он должен просто умереть на костре в мучениях так, чтобы другим неповадно было повторять так, как делал он. Вот и все. Убить преступника, прежде чем он убьет кого-нибудь еще. Казнить упорствующего иноверца или язычника. Вот о чем речь. Я раньше думал что все мы люди, создания Божьи, во всех есть искра Его света и всех можно изменить – глаза рыцаря грозно и зло сверкнули – но приехав в Гирту понял, что есть люди, которые с тобой одной веры, а есть твари, и не люди вовсе, те, от кого можно в любой момент ждать любой мерзости. От христиан тоже конечно можно. Есть много плохих христиан, даже слишком много. Но они свои. Зачем нам еще чужие? Они слышали Слово, но не приняли его, по глупости, из страха, из моды, из-за власти, из-за денег, из за большого ума, друзья убедили или мама с папой оказались никчемными идиотами. Как сказано в Евангелии «Я не знаю вас, кто вы». И я этих людей не знаю, потому что человек – это когда есть душа и вера. А все остальное – это просто кусок плоти, животное, куча молекул сформированных в соответствии со спиралью ДНК, механизм, который потребляет на входе пищу и производит глистов и дерьмо на выходе. Так что для меня все они не люди. А наркотик… - Фанкиль горько улыбнулся – …но мы-то все же люди с той самой душой, а не живые биологические машины, не животные, которым пожрать, поспать и размножиться. Мы пытаемся быть людьми, пытаемся следовать заповедям Божьим, пытаемся тоже спастись. Так что Бог это любовь, не навреди, на костре грешник задыхается в дыму, а не горит - это просто такая же ложь, такая же попытка отмыть свои руки от крови, которую мы проливаем, чтобы не пролили вашу, как и та, когда церковь темных веков, после вынесения приговора передавала вероотступника на сожжение светскому суду. Вот так на самом деле устроен мир за стенами обителей и монастырей, за которыми я вырос, и где прошло все мое служение. И на самом деле тут нет никакого гуманизма, никакого человеколюбия. Потому что мы добровольно приняли этот крест, чтобы быть как звери. Яростные, безжалостные, жестокие и злые, жаждущие крови, сторожевые псы. Потому что если Мы не будем такими с Ними, тогда с Нами и нашили родными, близкими и единоверцами, такими будут Они.
Устав говорить, он закрыл лицо руками и сгорбился еще больше. Детектив покачал головой. Сизые сумерки спускались на поле.
- Лео, я не хочу вас осуждать – убедившись что Фанкилю больше нечего сказать ему, осторожно высказался Вертура - но мне кажется, вы… Впрочем я просто о том, что нам не стоит оставаться здесь, надо вернуться в город.
Фанкиль поднял голову к детективу и с неодобрением уставился ему в лицо. Вечерело. Чем ниже закатывалось за деревья солнце, тем ярче казались блики костерка, пляшущие на камнях и деревьях. Становилось холодно. Вертура сидел у костра, болтал в огне еловую веточку. Фанкиль вопросительно посмотрел на него.
- Лео, вы слышите меня? – с напором потребовал Вертура – мы должны вернуться в Гирту. Я знаю, вы герой, но мы даже не знаем чего ждать от этого дома, не знаем что тут, скоро наступит ночь, комендантский час. Я видел отчеты…
- Раз страшно, езжайте, я остаюсь – глухо бросил ему Фанкиль. В его глазах стояли жгучая обида, что его слова, его вдохновенная исповедь, все прошло мимо и злость.
- Нет – твердо ответил детектив – мы уедем вместе. Потому что мэтр Тралле приказал ехать втроем. И я докладываю вам о том, что не знаю чего ожидать в этом лесу. И мне кажется, вы тоже этого не знаете. Я понял. Вы ищите подвига веры, проверяете на прочность себя и других, специально для этого поехали в Гирту, как доброволец. Хватит мне ваших проверок. Я прошу вас Лео, вы старший, но мы все отвечаем друг за друга, мы должны ехать вместе. Завтра мы напишем рапорт и вернемся с мэтром Глоте и слесарями, вскроем этот дом…
- Все, езжайте! – вскочил со своего места, указал рукой на дорогу Фанкиль – я останусь здесь. Вы мне тут не нужны.
- Я не уеду один – твердо ответил Вертура и, положил руку на эфес меча в знак важности своих слов.
Фенкиль подошел к нему в упор и, хоть и был по комплекции и росту почти таким же как Вертура, толкнул его обеими руками в плечи с такой неудержимой мощью и силой что тот потерял равновесие и опрокинулся на хвою. Острые корни и камни больно впились в спину. Детектив пополз назад, попытался было перевернуться на четвереньки, вскочить и выхватить меч. Но Фанкиль разгадал его маневр, шагнул к нему, в его руке мелькнула плеть. Вертура дернулся, тяжело и сдавленно вдохнул, завращал глазами от боли – жгучее, нестерпимое пламя охватило его спину и ногу.
- Да хватит уже! – переворачиваясь на спину, вскинул руки ладонями вверх, чтоб больше не били, он.
- Марш в город! – прогремел рыцарь как сержант строевой подготовки на весь лес, грозно указал в сторону дороги, презрительно бросил – тоже мне! Подвиг веры ему! Доброволец! Пошел вон!
***
Было уже почти темно, кода, понукая коня, детектив достиг поселка. Ветер охладил его ушибы, а хорошая ясная погода и быстрая езда почти исцелили обиду. Надо сказать, что Вертура был даже рад такому исходу. Страхи ночного леса остались позади. На склонах холмов, в сумерках, теплились окна многочисленных человеческих жилищ.
Лошадь лейтенанта Турко детектив приметил под навесом коновязи с торца дома квартального надзирателя стоящего на отшибе Елового предместья поселка. Сообщив вышедшему навстречу недоверчивому бородатому стражнику с пикой и факелом в руке, что он тоже из полиции Гирты, он привязал своего коня рядом с конем лейтенанта и направился к крыльцу.
В просторных окошках добротного, сложенного из толстого бруса дома, теплился свет. Еще с крыльца, что поднималось к дверям второго этажа, детектив услышал знакомый громкий голос, на всю улицу рассказывающий какую-то веселую, бестолковую и пьяную, связанную с полицией Гирты, историю.
- А, Марк это вы! - приметил его с порога лейтенант и представил всем – принц-изгнанник. Марк, как его там отца, Вертура. Шпион. Рекомендую! Женился на этой твари, Анне и наконец-то увезет ее на… прочь из Гирты, отсюда!
И со всей силы ударил в стол кулаком. Хозяева дома весело засмеялись тому, как лейтенант представил коллегу, пригласили его к столу, где уже стояли жаровня и кувшины с ювом. Тут же были и разломанные ржаные караваи и тертая свекла в общей деревянной миске и горшок с вареным чесноком.
- Комендант Карл Трогге!– гордо представил собутыльника, знакомого усатого капрала из лужи с дороги и его рыжую крепкую и плечистую, под стать деревенской ломовой кобыле, девку, лейтенант Турко – мой давний коллега и лучший друг! И леди Эстри! Как и моя Мика, такая же дура! А потому что сестры!
Он вскочил от стола и картинно указал обеими руками на жену надзирателя, но тот схватил свою плетку, звонко и страшно хлопнул ей по столу.
- Ты руки то убери и язык не распускай дурень! – грубо крикнул лейтенанту он.
Эстри Трогге засмеялась тем громовым ведьмовским смехом, которым, застряв в коляске, сегодня днем она смеялась на дороге на всю округу. Подхватила под локоть мужа, зарумянилась, заулыбалась, прильнула щекой к его тощему жилистому плечу. Еще днем на ней была зеленая шерстяная мантия с широкими рукавами выше локтя и модный городской платок почти как у принцессы Вероники и ее девиц, больше похожий на шарф, что оставляя открытым затылок, закрывает только виски, шею и уши, но теперь их сменили простое льняное платье, рыжая кожаная жилетка и передник. Растрепанные рыжие волосы были заплетены у висков в две толстые, перевитые полосатым голубым с зелеными шнурками косы.
Вертура устало приветствовал хозяев, поклонился, перекрестился на иконы и в изнеможении повалился на скамью.
В комнате горело множество свечей. Свежий, полнящейся ароматами деревни и леса ветер врывался в окна, в которые еще не вставили снятые на лето рамы и стекла, колыхал огни. Рыжие сполохи приветливо плясали на бревенчатых стенах. Эстри Трогге поднесла детективу большую кружку горького до слез юва, из которой он, еще раз быстро перекрестившись на иконы напротив двери, тут же выпил половину и утерся рукавом.
- А где Лео? – после некоторой сумбурной и шумной беседы, спросил лейтенант у детектива. Вертура выпил еще и смущенно поведал о том, что с нм произошло.
- Да к чертям этого дурня Лео! – ударив кружкой по колену, рассердился лейтенант – придумает вечно! Это пусть Эдмон по лесам бегает! Этот-то городской куда полез? Еще один! Места тут гиблые! Ну сколько ему говорили! Что за самодеятельность! Пусть его там в червоточину засосет, раз дурак такой!
Хозяева дома поддержали его.
- Так и бросим что ли? – спросил Вертура - некрасиво.
Все выпили и закусили.
- Да бросим конечно! Ну его! – возмутился лейтенант, достал свой нож и с грохотом воткнул его в стол. Комендант Трогге тоже выхватил нож и с такой же силой воткнул его рядом, свободной рукой схватился за кружку. Его растрепанная рыжая жена дико завращала глазами и снова засмеялась тем страшными, ведьмовским смехом, от которого, казалось бы даже затряслись стены и посуда, а где-то наверху заплакал разбуженный ее голосом ребенок. Но она тут же притихла, вскочила со скамьи и, вытирая о передник залитые ювом руки, побежала наверх.
- Карл, выручай брат, поехали! – когда она ушла, наклонился к собутыльнику, загремел на весь дом пьяным голосом, срываясь на тяжелый хриплый шепот лейтенант Турко – собирай кого можешь. Выручай Гирту.
- Вы бы хоть ко мне вначале – развел руками надзиратель – я бы вам сразу объяснил туда не ездить и что к чему. Никуда не поеду. У меня завтра инспекция. И так опять с тобой напились… а мне с ними в обход…
- Давай Карл! – схватил его за плечо лейтенант – ну же, к черту инспекцию, в реку обход!
- Иди, седлай лошадей – оторвал от себя его руку, прохрипел ему надзиратель – езжайте без меня, я скажу парням, пусть проводят…
Лейтенант и детектив спустились с высокого крыльца и, отвязав лошадей, с некоторым трудом вскочили в седла. Переглянулись. Так прошла минута или две. На дворе было совсем темно. Только светились окна дома над головами в вышине, да в руках злого стражника горел факел, только сгущая темноту вокруг. Холодный ночной ветер срывал с него ослепительное в темноте пламя. За его трепетным светом не было видно звезд.
- Ну что едем вдвоем? – встревожено, с сомнением, спросил Вертура, всматриваясь в непроглядную темноту и пьяно рассуждая, сможет ли он в таком мраке найти то место, где был их наблюдательный пост.
- Считаем до пяти! – заревел на ухо, показал пальцем на дом, наклонился к нему лейтенант Турко и, выставив пятерню, загибая пальцы начал считать – один, два, три…
С грохотом распахнулась дверь. Надзиратель Трогге вывалился на крыльцо, достал рог и загремел в него хрипло и гулко так, что по ночным улицам покатилось эхо, а в домах и огородах печально и протяжно завыли растревоженные этим зовом кошки.
- Ба!!! – выкрикнул еще раз в рог комендант и, облокотился о перила, повис над ними, как будто собрался тошнить вниз, но не сделал этого.
- Я же его знаю! – пьяно похвастался лейтенант Турко – он всегда «не поеду, не поеду» говорит!
Не прошло и нескольких минут, как к дому с разных концов предместья подъехало не меньше двух десятков человек вооруженных факелами, мечами, пиками и луками. Среди ополчения детектив узнал и тех самых егерей, что видел сегодня у дома Эрсина. Некоторые из явившихся на зов, были пьяны.
- Мэтр Турко! – узнали лейтенанта, весело закричали ему из толпы – ворюга с рынка приехал, бей его!
Кто-то начал проверять арбалет и бесцельно пустил в небо стрелу. Явился старший сын надзирателя, мальчишка лет тринадцати, принес отцу шлем и бригандину, прямо на крыльце надел ему на плечи доспех и завязал под правой рукой.
- Я этого… - воскликнул было комендант, погрозив куда-то в сторону топором и вовремя осекся – никого не боюсь! Так и передайте ему!
Он ловко вскочил в седло, отсалютовал своей жене, что сидя боком на подоконнике с улыбкой наблюдала отъезд мужчин, качая на руках маленького, завернутого в мохнатое шерстяное одеяльце, ребенка и снова затрубил в рог, командуя движение колонне. Обернувшись, детектив заметил, что глаза Эстри Трогге горят в темноте ярким фосфоресцирующим огнем.
А колонна с веселыми грубыми шуточками типа.
- Непобедимая кавалерия Гирты!
- Выпьем все и прыг в кусты!
- Топоры наточены, фляги наполнены, бани натоплены!
Поехала со двора, по дороге на Варкалу, к Белой Могиле, на восток.
***
Находившись кругами между стволов, побив до боли в пальцах шестопером деревья, Фанкиль вернулся на свой наблюдательный пункт. Как всегда говорили духовники и книги, он должен был бы помолиться, но молитва не шла на ум. Он четыре раза прочел «Отче наш» и, в конце концов, сорвавшись на.
- Мразь, вонючая, бездельник, дерьмо! – и еще немало бранных слов, хотел было разбить оставленную на камне подзорную трубу детектива, но утихомирился, упал на камни и закурил. Снова попытался прочесть молитву, но ничего не получилось. Тогда Фанкиль снова обратился к дому за полем. Но там по-прежнему не было ничего нового. По дороге, тянулись груженые углем и бревнами повозки. Следом, закинув на плечи свои инструменты, устало шагали в сторону деревни сельские мужики. Работники возвращались к себе в избы. Только артельщики, что бригадой могли поставить себе сруб, барак, или надежное укрытие на ночь, оставались в лесу с приходом ночи.
Фанкиль поудобнее подмял топорщащиеся под плащом во мху, маленькие елочки и выглянул на дорогу.
Все было также. Рыжий с синими облаками закат горел над полем. Наверное, тут какая-то аномалия, раз нету деревьев – подумал рыцарь и, достав из поясной сумки, крутанул на камне свой волчок. Но тот сделал только несколько оборотов и опрокинулся в мох.
В дальнем конце поля была вырубка. На холме у реки, стояла дымила печь-гута в которой плавили железо. Пройдет года два или три или даже уже следующим летом лес скроет эту прогалину полную корявых пней, буйными зарослями тянущегося к солнцу подлеска снова подступит вплотную к дороге. Сколько бы его не рубили, все равно вырастет, но вокруг холма отчего-то была только высокая трава, ивняк и кусты… Есть такие поля в Лесу, и немало таких, особенно вокруг города, и даже в ботаническом саду не могут ответить точно, почему там не растут деревья из Леса, потому что даже после многочисленных опытов и измерений, никакого внятного объяснения этому никто так и не нашел. Какие-то квантовые поля, наверное, как кошачьи манки, расхождение в восприятии картины мира между человеческим мозгом и приборами, звезды в небе и прочие околонаучные, ничем не подтвержденные теории – подумал Фанкиль и заключил – научный парадокс, как чудо Божие. Эти мысли принесли в его душу умиротворение и покой.
- Все-таки нехорошо вышло – сказал сам себе Фанкиль и закурил – вот назвался христианином, крестоносцем, сразу и искушение тут же. На тебе.
Громко, трубя на всю округу в рог, проехал последний разъезд, оповещая всех, что в лесу и на дорогах становится опасно с наступлением ночи.
Тракт обезлюдел. Тихо стало в лесу. Только где-то далеко, во мраке, на другом конце поля рядом с плавильной печью, горел костер и била колотушка, созывая к огню, в избу отошедших далеко от стоянки мужиков.
- Ночью люди пропадают в лесу – сказал себе Фанкиль – просто пропадают и все. Днем такого не происходит. Может это из-за звездной энергии, что открывает червоточины, истончает ткань мира, пробуждает к жизни, наполняет силой спящие в земле сущности. Падших духов, некротические энергии умерших, что остаются, когда душа разделяется с телом. Эгрегоры человеческих страхов и просто неведомые ни науке, ни богословию, иррациональные, лишенные логики, обоснования и смысла силы. Наши науки давно вышли за пределы фундаментальных обоснований существования мира, объяснили все, что есть и все, что могло бы быть в теории, но они по-прежнему остались иррациональны в своей сути, потому что основываются на аксиомах мироздания, только после которых и начинается логика. Такими же иррациональными, как и наши души, для которых вера, как точка зрения, всегда прежде всяких доводов и логики. Хельга столкнула лбами этих двоих. Марка и Анну. И теперь они вырвут друг за друга глаза любому, кто их тронет. Сэр Август Прицци злодей, расчетливый палач и убийца, но он единственный, кто сохранил Гирту от новой смуты. Он мог убить Дорса, Гонзолле и Адама Роместальдуса, как убил многих других, но не сделал этого. По его приказу поднимутся рыцари и их вассалы, чтобы поднять на престол леди Веронику, которая же потом прикажет казнить его как государственного преступника, но он верен ей, потому что в глазах людей она, кровавая и жестокая, единственная праведная правительница, за которой с радостью, с годностью умереть за нее, пойдет народ. Йозеф, нищий полицейский, украл и продал мечи. Но у него четверо детей. На премию купил им новые рубашки и ботиночки, пряники, а жене накидку, ничего не оставил себе. Мэтр Сакс – милый юродивый оборванец. А в столице он же богатый и уважаемый человек, уехал, все оставил жене и детям. И сколько вокруг такого. Рациональны и полностью расчетливы только Эрсин и барон Тсурба. Абсолютная демоническая власть закона. Демоническая, машинная, логика, справедливость, объективность, целеустремленность, расчет. Но мы не такие. Командоры, инквизиторы, епископы, бальи, патриархи, короли, рыцари. Им, как людям, несомненно, приятно быть влиятельными, чтобы к ним приходили тысячи последователей и просителей. Нравится править миром, казнить и миловать, творить добро и зло. Но многие из них не выбирали этого пути. Не раз и они задумывались о тихой монашеской келье, о лампаде и потемневшем образе Спасителя на стене под белым покровом. О жесткой холодной постели и тихой благодарственной молитве в тишине ночи. Но это наше служение. Тяжелое и скорбное. Быть среди людей и сопротивляться не только всему тому, что давит извне, но и противостоять самому себе. Своей силе, власти, гордости, вседозволенности и возможности без оглядки творить и говорить все, на что хватит власти влияния и денег. Бог это не любовь, как пишут в столичных книжках глупые, мнящие себя творческими личностями женщины, которые никогда не нянчили ребенка, никогда не знали нищеты, всегда купались в благосклонности мужчин, роскоши и развлечениях. Бог это отец, любящий, но строгий, с розгой для непослушного отрока. А мы его бестолковые дети, которые заставляют его печалиться. Мы все братья, братья во Христе. И мы иррациональны и слабы, иначе мы были бы как всемогущие демоны, или наделенные нечеловеческой логикой и сверхразумном и силой машины, которые никогда не наследуют Царствия Божьего. Мы слабы и делаем много глупого и непотребного. И я такой же как и все. Ничем не лучше других. Но я христианин и я понимаю подобные вещи. Этим я лучше язычников и тех, для кого Бог это просто слово-архаизм с маленькой буквы. Не надо логики. Зачастую это непозволительное для нас излишество, мы не созданы для этого. Просто подойти и сказать «прости меня брат». Вот самый верный путь.
Фанкиль поднялся с камней. Костер за его спиной почти прогорел. Рыцарь залил его ювом из фляги, подудел в беззвучный манок, подзывая лошадь. Та храпела, мотала головой, словно чуя рядом угрозу, недовольно звенела сбруей.
- Но-но – видя ее беспокойство, приласкал, животное Фанкиль, обхватил его за шею, потерся о горячую щеку бородой – сейчас поедем.
Он легко вскочил в седло и дал к дороге в галоп. В темноте он не видел, что по полю, по широкой дуге к нему от холмов, от каменного дома, квыляя, движется бесформенная, опирающаяся одновременно на руки и ноги черная как непроглядный мрак подземелья за стальной дверью бетонного дома фигура.
***
Фанкиля они встретили на дороге. Шумной кавалькадой, трубя в рог, они ехали через поля, потом через лес, мимо забора владений барона Тсурбы. От Елового предместья до Белой Могилы было не меньше семи километров, и детектив не имел никакого понятия, как они будут искать коллегу в темноте. Но, похоже, это мало заботило деревенское ополчение. Достав фляги, размахивая факелами, сельские мужики воспринимали ночную прогулку, как какое-то веселое и опасное развлечение с оружием, или военную игру.
Так они проехали больше трех четвертей пути, когда позади колонны послышался отчетливый топот копыт. Загремели предостерегающие окрики, зашипела стрела, выпущенная от куража в темноту.
- Аминь! – гулко закричал из темноты Фанкиль – не стреляй! Полиция Гирты!
- А вот и вы! – закричал ему надзиратель Трогге – едем по вашу душу!
Все окружили рыцаря.
- Пропустил вас, думал егеря, но вижу с вами Марк и Йозеф.
- Что же вы Марка обидели-то? – строго потребовал у него лейтенант Турко, подъезжая совсем близко к рыцарю, грозно демонстрируя свою плеть.
- Да, я вот как раз извиниться ехал… - развел рукавами Фанкиль – Марк, ради Бога, простите… Плохо вышло. Моветон…
- Все, поехали – глядя на эту сцену, тронул коня надзиратель Трогге и загремел на весь лес группе, отъехавшей вперед – парни, назад! Отбой! Все, нашли городских!
Они развернулись и колонной поехали в сторону поселка. Уже в поле, не доезжая километра до огородов, внезапно в глаза всадникам ударил яркий свет. Лошади зафыркали, забили копытами, шарахнулись в стороны. В свете факелов сверкнула золотая молния на синем фоне. Ипсомобиль Патрика Эрсина перегородил дорогу и остановился, по-прежнему светя фарами в лица верховым вдоль дороги.
- Откуда едем? – из машины вышел Эрсин и, не доставая спичек, щелкнув пальцами, закурил и прибавил с явной брезгливостью – что за разъезды ночью, что вы за пионеры такие?
- Помощник шерифа Балькин не вернулся с дозора! – нахмурив брови, грубо и важно отрапортовал надзиратель Трогге – по распоряжению мэтра Данзе выехали встретить!
- И как, нашли? – с нескрываемой издевкой, подчеркивающей, что он не верит ни единому слову надзирателя, уточнил Эрсин.
- Разумеется! – продемонстрировал одного из коллег надзиратель, тот с пьяной учтивостью поклонился Поверенному.
- И что за заминка случилась?
- Как всегда – важно ответил надзиратель – напились!
- Да вы все тут, смотрю, уже навеселе – брезгливо покачал головой Эрсин и снова брезгливо поморщился.
- А кто же в Лес ночью трезвым-то ездит, ваша светлость? – с хитрой подобострастностью бывалого солдата отвечал надзиратель Трогге.
- Езжайте давайте. Кавалерия Гирты – снисходительно распорядился Поверенный, сел в ипсомобиль и дав его боком, отвел с дороги. Проезжая мимо машины, Вертура заметил, что, внимательно приглядываясь к проезжающим, Эрсин смотрит именно на них с Фанкилем и лейтенантом Турко. И этот взгляд не предвещает ничего хорошего.
Когда они шагом доехали до окраины предместья, спрыгнули с коней, отправили по избам ополченцев и егерей и поднялись в дом, надзиратель Трогге и помощник шерифа Балькин – высокий крепкий, уже немолодой человек в толстой кожаной куртке, при луке, плетке и походном котелке, плотно закрыли дверь, и грозно нависли над полицейскими. Помощник шерифа заслонил выход и с видом палача скрестил на груди могучие, натруженные топором и лопатой руки.
- Шутки кончились – уперев кулаки в стол, поморщился надзиратель Трогге. Полицейские сели рядком на скамью, как школяры в кабинете директора потупили головы. Тревожно переглянулись.
- Это он за вами приехал – зло, как на плацу, объяснил капрал - к дому никого из служилых Гирты подпускать не велел. Хорошо мои вас знают, сделали предупреждение. Сегодня у сэра Ринья совет. Того и гляди объявят общий сбор. У нас тут говорят, со дня на день всех поставят под копье, на Гирту, против Прицци, погонят. Мужики на северный берег бегут. У вас там, что, совсем донесений не читают, не соображают вас сюда посылать что ли?
- Карл! Ну мы же люди подневольные! – вскочил со скамейки все еще пьяный лейтенант Турко – командуй куда нам бежать. Ты же капрал! Куда прикажешь туда и пойдем!
- Да, бежать, бежать… – размяк, кивнул надзиратель Трогге – по Еловой вам нельзя, там на ночь застава стоит, не наши, Горчетовские, они и будут вас там ловить. Этот черт, Эрсин к нам в одиночку не полез, побоялся, наверное, что мы по пьяни ему телегу расколотим. Но как только он будет в Замке, жандармов за вами точно пришлет. Так что спуститесь к переправе. Там паром на нашем берегу. Скажите «порка» и вас отвезут.
- А мы что им скажем? – бросил выразительный взгляд на надзирателя помощник шерифа Балькин, сжал кулаки и грозно нахмурился.
- А ордер есть что ли? – грозно шагнул на него, развел руками, задергал плечами надзиратель Трогге – ты его видел? Нам что, Поверенный лично приказывал задерживать их письменно или устно? Все, Эстри, налей нам скорей, и катитесь с Богом, чтоб вас тут не было.
Жена надзирателя, что все это время молча слушала мужчин, как пошел серьезный разговор, сидела не вмешивалась, смиренно сложив на коленях руки, быстро встала с лавки и пошла в другую комнату. Вернулась с кувшином юва, налила всем в еще стоящие на столе с вечера кружки.
Все перекрестились и молча начали пить.
- Йозеф – допив первым, наклонился к лейтенанту надзиратель и грозно захрипел осипшим от выпитого голосом – ты там скажи кому нужно… У нас же тоже приказы…
- Да я сам виноват, Карл… - развел руками тот.
- Ладно. Ничего – дружески хлопнул его по плечу тяжелой капральской рукой надзиратель Трогге – мы все за Гирту тут. За сэра Августа, за леди Булле, главное чтоб не Ринья с Тальпасто, Эрсином, и Горчетами…
Полицейские быстро оседлали коней и, по указанию помощника шерифа Балькина, который вышел с ними на перекресток и продемонстрировал дорогу, помчались в объезд Елового Предместья вниз под горку. Мимо земляного вала и темнеющих на фоне неба над ним домов. Мимо ворот, где в будочке нес вахту мрачный ополченец с копьем, мимо стен монастыря и освещенных тусклым светом лампад перед образами окон стоящего высоко на склоне холма монашеского корпуса. Мимо спящих грушевых садов и домиков у которых, как и у дома надзирателя, первый этаж был каменным, а второй сложен из бревен. Распугивая редких припозднившихся прохожих и заставляя тревожно вздрагивать, со звоном трясти бубенчиками спрятавшихся на ночь в свои будочки коз. Раз полицейских окликнули из темноты, кто едет, но Вертура приложив руки к лицу, глухо сообщил пароль.
- Порка – и их пропустили.
Так агенты спустились к реке, где дорога упиралась в сложенные из осколков гранита бесконечные набережные и пирсы. По берегу были навалены кипы сена, штабеля бревен и досок, и стояло множество повозок, телег и подвод. На воде темнели силуэты барж, лихтеров и лодок. То там, то тут светлели палатки и шатры. У костров сидели люди. Рабочие, матросы, ночные сторожа, грузчики и присоединившиеся к ним мужики коротали ночь. Играла гармошка. Рыжие ответы пламени плясали на лицах. Несколько всадников в форменных мантиях и синих с золотыми молниями на плече плащах Ринья ожидали в седлах. Мрачный жандарм объезжал привоз, вглядывался в лица, о чем-то говорил с людьми у костров.
- Приехали – покачал головой Фанкиль – опередили нас все-таки.
- Ничего – ответил лейтенант, указал вниз по течению реки. Они свернули и поехали высоким каменистым берегом, вне досягаемости света костров. Проехав подальше от пристаней, осторожно спустились с обрыва по темной тропинке и очутились почти у самой воды. Здесь у самого склона, чтобы не достало половодье, на высоких подушках из осколков прибрежного сланца стояли почерневшие от речной сырости избы. Темнели вытащенные на каменистый берег рыбацкие лодки. Чуть ниже по течению, под черным срубом лесопильной мельницы, с плеском вращалось водяное колесо. Ниже по течению горел костер, у одного из них сидели, варили уху, какие-то похожие на рыбаков люди.
- Сдадут нас тут – покачал головой лейтенант Турко – тут одни нищеброды. За серебряный конечно никто не продастся, а вот за пять уже подумают.
Сверху, по обрыву, светя факелом, ехал знакомый разъезд. Стучали копыта, бряцала упряжь.
- Хой внизу! – бросая к лодкам и костру горящий сверток бересты, крикнули сверху – чужаки есть?
- Никак нет! – вяло отвечали рыбаки. Поднимая в темноту усталые мрачные, заросшие лица, расчесывали седеющие бороды.
И разъезд проследовал дальше, в сторону водяной мельницы, по дорожке.
- За мной! – тихо указал лейтенант Турко. Они поехали обратно вверх и, убедившись, что разъезд уже достаточно далеко, свернули к пирсам, в обратную сторону. Выехали к кострам, не скрываясь, проследовали к лодкам. Вертура и Фанкиль напряглись, но лейтенант Турко, похоже, знал как и что - утомленным тяжелой физической работой людям, что собрались на ужин у костров, было абсолютно все равно на это явление новых должностных лиц с регалиями городской полицейской комендатуры.
Большие плоскодонные лодки-завозни, что днем перевозили пассажиров, грузы и скот, рядком стояли у пирсов. Тут же, на корме одной из них, в гнезде из колючих пледов дремал паромщик.
- Порка! – выразительно шепнули ему заветное слово.
- А Йозеф, это вы… - проснулся, узнал полицейского, воскликнул он – мэтр Турко! Опять на ночном?
- Да мэтр Носсе, срочно на северный нужно – деловито кивнул лейтенант, многозначительно теребя болтающийся на поясе топор.
- Да хоть до Гирты. Вас предупредили, что ночью беру тройную и деньги вперед?
- Разумеется – ответил лейтенант и многозначительно обернулся к Фанкилю. Тот молча сунул руку в поясную сумку.
Через две минуты они уже мчались по водной глади. Вертура и лейтенант гребли первой парой весел. Фанкиль и паромщик Носсе – второй. Лошади смиренно стояли на палубе, печально глядя на удаляющиеся огни берега и мерцающую рыжими сполохами темную воду.
- О! Вон они, красавцы-то! Плывут! – указал деревянной ложкой на силуэт удаляющейся от берега лодки, насмешливо скривился один из рыбаков. Темные контуры суденышка и стоящих на нем лошадей, отчетливо выделялись на слабо мерцающей звездным светом глади реки.
- А, опять надурили ловкачи нашу деревенщину! – обернулся к воде, глумливо кивнул второй.
- Сиди репу в огороде руби, раз ума нету своего! – с напором глухого надрывисто, на весь берег, закричал самый старый из рыбаков – а то же в политику еще лезут! Дурачье!
***
Уже на другом берегу все трое посрывали с себя форменные шапочки с бронзовыми ромбами полиции Гирты, повязали на головы затертые шейные платки и попрятали подальше подвески, что всегда было положено носить на портупее на виду, на груди. Приняв подобный вид, коллеги из отдела Нераскрытых дел из полицейских мигом превратились в зловещих разбойников-рыцарей с большой дороги. Небритый, усатый лейтенант Турко в своей потрепанной меховой шапке, с кнутом и топором на поясе, старательно отирал от конского навоза, в который вляпался на лодке свои широкие штаны. Фанкиль, что распустил волосы всклокочил свою короткую седеющую бороду с сомнением оглядывал свой черный орденский плащ с темно-зеленым крестом. Один детектив просто нацепил на голову платок и теперь расхаживал у воды, приглядываясь, прислушиваясь к реке, что происходит на том берегу.
- Не гонятся? – приглядываясь в темноту, уточнил Фанкиль.
- По воде аки посуху – приглаживая свою шапку, сварливо ответил лейтенант Турко и широко зевнул.
Паромщик Носсе привез их к тому самому поселку на переправе, где они проезжали, когда ездили к карантинному дому и в Йонку. Подхватив под уздцы лошадей, пробуксовывая по песку, полицейские направились вверх по песчаной дороге в размыве высокого берега, к домам, что стояли на высоком берегу.
- Знаете Марк – как-бы невзначай обратился к детективу Фанкиль – а вы пожалуй лаже правы были…
- Отстаньте. Тронете меня еще раз, я буду являться ночами в кошмарах вашей жене – мрачно ответил Вертура.
- Бросьте – передернул плечом Фанкиль – дела житейские, все мы тут нервные. Бог простил и нам велел…
- Ну да, у вас там в храмах учат перед Боженькой каяться, да формально в Прощеное Воскресенье «Бог простит» говорить, прощать и клеймить там абстрактных грешников, а конкретные люди вам так, дерьма кошачьего куски, мусор, грязь, пыль, не заслуживают вашего смирения – огрызнулся детектив - идите вы к черту Лео.
- Марк… - попытался тот и оставил попытки к примирению.
Наверху, на склоне горел костер. Рыжий свет озарял стволы редких сосен и фасад какого-то двухэтажного дома. Массивный бревенчатый сруб со множеством уютных окошек с видом на реку навис над обрывом. Откуда-то сверху доносились голоса, на ветках сосен или в кустах смородины пела задорная ночная пичужка.
В зале придорожной гостиницы, несмотря на поздний час, было еще достаточно людно. Засидевшиеся допоздна за кружкой юва и тарелкой каши путешественники, беседующие, играющие в шашки припозднившиеся сельские мужики. Какие-то, похожие на наемников люди в истрепанных одеждах в уголке. Быть может охотники из леса, а быть может и самые настоящие нищие рыцари-разбойники. Полицейские пристроились к каким-то старикам, которые были не против компании, перекрестились, заказали хлеба и юва.
- Лео узнали что-нибудь новое? – устало спросил лейтенант Турко, доставая планшет и грифельный стержень, вставленный в обрезанное гусиное перо. Он залпом выпил большую кружку жидкого и слабого юва и, быстро захмелев, уставился в стол.
- Мы убедились, что все наблюдения и выводы Марка верны – рассудил Фанкиль.
- Вот я тут записал, что Карл говорил… - пролистал блокнот, прищурился в тусклом свете огарков в глиняной миске на столе лейтенант и прочел – склеп этот начали расчищать полгода назад. Под видом переоборудования могильника. Лицо разумеется тоже подставное. Цемент привозили с цеха Ринья. Три недели назад там начали ставить двери. «Жикс и Морек» занимались ими, заказали со сталелитейных петли, панели и запоры. Сказали, что внутри пусто, в доставке и установке расписывалась и расплачивалась Тильда Бирс с улицы Зеленого Мола дом три... А вот из морга госпитального дома Елового предместья за эти недели в несколько приемов исчезло почти два десятка трупов. А вместе с ними и старик-сторож. Совпадение? Не думаю.
- А раньше такое было? – уточнил детектив.
- Всякое было – покачал головой лейтенант Турко – тела пропадают постоянно. Чаще всего следы ведут в трясину Мити, да и любители мертвечины тоже находятся… Но это ни мы, ни местные шерифы не расследуют, все равно толку то. Но в таком количестве, думаю, это только во времена Смуты…
- Очевидно, что Эрсин что-то готовит – рассудил детектив – но если…
- Порошочек для хороших мыслей! – интригующе зашептал, наклонился к Фанкилю какой-то темнолицый бородатый и сутулый, словно привыкший ходить вжимая голову в плечи мужичок. Он уже некоторое время переходил от стола к столу, шептался с посетителями, чем уже успел вызвать интерес наблюдательного рыцаря.
- На троих – спокойно ответил Фанкиль и откинулся, чтобы достать монеты из поясной сумки.
Продавец сунул руку под полу плаща, раскрыл торбу, проверил лежащие в ней конверты и, выбрав один, протянул над столом. Но рыцарь ловко перехватил торговца за запястье и, придавив его руку к столешнице, ударил по ладони кулаком. В тусклом свете очага сверкнула сталь перочинного ножа, пригвоздившего ладонь к доскам. Продавец порошка скорчился и запоздало захрипел от боли.
- Полиция Гирты! – тут же вскочил со своего места, грозно и пронзительно закричал лейтенант Турко, срывая с пояса топор. Тут же рядом был и детектив, в его руке сверкнул бронзовый ромб, а форменная шапочка вмиг оказалась поверх платка, которым он повязал волосы.
- Хаха! – засмеялись у столов – попался! Второго лови! Вон бежит!
И пронзительно и яростно засвистели.
Какой-то человек в неприметном серо-буром одеянии было прыгнул к дверям. Его поймали за плащ. Но пронырливый вор ловко дернулся, сорвав заколку и, оставив своих преследователей с плащом, бросился к двери и растворился в темноте. Лейтенант Турко с топором наперевес, молча сорвался с места и помчался за ним. У стола запоздало забился, пытаясь вырвать пригвожденную ножом к столу руку, завыл, пойманный Фанкилем торговец порошком, но Вертура подскочил к нему и несколькими ударами кулака в голову сверху вниз заставил притихнуть и упасть на пол. Фанкиль вынул нож из пробитой руки и, бросив выразительный взгляд на детектива, поволок свою стонущую жертву за плечо во двор. Следом со смехом подались зевающая, пробудившаяся от пьяной полудремы в душном зале, увлеченная внезапным новым зрелищем публика. Посредине двора ярко горел костер, озаряя коновязи и фасад трепетным тусклым светом. Неверные рыжие сполохи плясали на желтом сухом песке.
- Это не наш! – крикнули из толпы во дворе – это с привоза, с лодок!
- Комендант Фикко в доле – шепнули в темноте.
- Давно тут этой дрянью торгует. Убейте его!
- Зарежьте его и дело с концом!
Вертура открыл конверт, который прихватил с собой из зала вместе с торбой. Внутри был белый порошок, как оказалось, соленый с неприятным рыбным оттенком, когда детектив попробовал его на вкус.
- Не бей! – запросил торговец, придерживая раненую руку, упал на колени. Но Фанкиль только покачал головой, удержал его за плечо и подтолкнул к костру.
- Убейте его! Полиция Гирты, хоть раз сделайте что-нибудь! – засвистели из толпы.
Из темноты вернулся лейтенант Турко.
- Похоже, сильно он тут местных рассердил – поморщился он, глядя на все пребывающую толпу и открывающиеся окошки гостиницы и окрестных домов. Подойдя к арестованному, качнул топором, выразительно посмотрел на Фанкиля. Тот обвел глазами собравшихся, молча поджав губы замахнулся ножом и без промедления вонзил его в шею стоящему перед ним на коленях пленнику, а когда тот скорчился от боли, пинком опрокинул его в костер.
- Так его! – крикнули из толпы. С сухим треском разламываемых обгоревших поленьев в ночное небо взвился сноп зловещих бордовых искр. Дохнуло жаром. Люди шарахнулись в сторону. Какая-то женщина опасливо всхлипнула, испугавшись зрелища, запросила пощадить, но ее схватили за плечи и заставили прекратить истерику.
- Едем – коротко приказал спутникам Фанкиль и направился к коновязи, где предупредительный слуга уже отвязал их коней и протягивал полицейским поводья.
За их спинами завыл, выкатился из пламени израненный, обгоревший пленник. Кто-то милостиво подскочил к нему, накинул сверху плащ, начал тушить его горящую одежду. Тот кричал от боли, хотел вырваться из рук пытающихся помочь ему, извивался на песке. Но властный охрипший глосс приказал.
- Оставьте его.
Все расступились. Абель Маззе, уже знакомый детективу пожилой шериф, спрыгнул с лошади, неспешно подошел к трясущуюся в судорогах обгоревшему телу, присел рядом на корточки. Кивнул как старому знакомому.
- Все равно умрет – приглядываясь к выгоревшему лицу, покачал головой, поднял суровый взгляд на подъехавших к нему Фанкиля, лейтенанта и детектива он. Нахмурил густые седые брови, прищурился и чуть улыбнулся.
- Езжайте с Богом. Завтра отвезу на телеге в город.
Они отъехали со двора. Уже когда они поднялись на вершину холма на склоне реки, то, обернувшись, увидели что какие-то всадники с факелами въехали во двор гостиницы. Покружились у костра и вокруг все также лежащего тела и поехали прочь. Агенты опасались, что всадники бросятся в погоню, и уже было свернули лошадей с дороги, чтобы спуститься подальше в заросли, в лес, но процессия направилась прочь от реки, обратно, откуда приехала. Еще какое-то время свет факелов мерцал между темными силуэтами изб, больших двухэтажных деревянных домов и высаженных в огородах деревьев, но потом затих где-то на соседнем холме по ту сторону от центра поселка.
- Амфетамин – когда они отъехали уже достаточно далеко, проверил конверты, поделился мыслями с детективом лейтенант Турко – его делали Солько. Все знали, что они тут химию из Ледяного Кольца возят, варят и продают. Прошлой весной мэтр Глотте всех повыловил, развесил по соснам вдоль дороги. Вой был, Лео, ну вы помните… - лейтенант усмехнулся – помогло, но ненадолго. Мелочь-то переловили, а все коменданты, все шерифы, все местные лорды в доле – и прибавил обреченно-философски - куплены все давно. И на том и на этом берегу.
- Кто бы говорил, Йозеф – бодро ответил ему Фанкиль, иронично закачал головой.
- Лео, а вот мне все интересно, а вы то сами сколько стоите? – внезапно спросил у рыцаря лейтенант Турко.
- Нисколько – ответил тот просто – ровно ничего.
- Это как так?
- А мне пока ни разу не предлагали – ответил Фанкиль – значит, ничего и не стою. Все, думаю, за нами никто не поедет, можно курить.
И он достал трубку, тоже самое сделали и остальные.
- А сегодня же банный день – внезапно печально заметил лейтенант Турко.
По левую руку, внизу, под обрывом слабо мерцала река. Над головами темнело облачное и безлунное ночное небо. Искры от вдохов вылетали из трубок, озаряли сполохами усталые лица.
***
Весь день Мариса провела рядом с принцессой Вероникой. Половину дня носила бумаги, когда та приказывала и отдавала их нужным людям во дворце. По всей видимости, эти поручения обычно выполняла рыжая Лиза, или какая другая девица из свиты принцессы, но рыжую Лизу сегодня снова уложили на кровать в большом кабинете и сказали никуда не ходить. Иногда она говорила какие-то цифры и похожие на кодовые фразы - их записывал, вносил в свою прозрачную пластинку, Парикмахер, которого принцесса приставила следить за ней, но большую часть времени просто лежала, словно в полудреме, или забытье. Доктор Фонт заходил каждый час, меря ей температуру и давление. А девиц принцесса отправила вон, чтобы не мешали своей болтовней и шутками заниматься делом, бесконечными папками и документами, которые он разбирали с прокурором Максимилианом Курцо и столичным юристом. Так что бегать приходилось теперь Марисе, которую Вероника Булле отчего-то решила назначить сегодня своей фрейлиной.
С самого утра была, как всегда, тренировка. Потом завтрак и общая молитва в домовой церкви, что располагалась на первом этаже в Малом дворце. После обеда пришел курьер, осведомился, приедет ли принцесса сегодня вечером на назначенный на сегодня еще две недели назад в доме депутатов у Старого моста; торжественный бал и банкет.
- Тебя надо подстричь – глядя на Марису, строго сказала Вероника Булле и позвала Парикмахера. Мрачного молодого человека с пронзительными черными глазами и суровым узким лицом, больше похожего на ученика мага-алхимика, чем на мастера стрижки. Он ополоснул руки холодной мыльной водой, и, не отряхивая их, взялся за волосы Марисы. Достал ножницы и стальной гребень. Мариса было испугалась, что ее сейчас остригут совсем, или сделают какую-нибудь модную столичную прическу, какие совершенно непригодны для обыденной человеческой жизни, но парикмахер оказался мастером своего дела. Он вымыл и расчесал Марисе волосы, каскадом укоротил их чтоб были чуть ниже лопаток, почти как у принцессы и слега загнул горячими щипцами несколько прядей. То же самое сделал и с ее челкой и, критически оглядев свою работу со всех сторон, снова расчесал, развернул вращающийся стул к зеркалу, но так и не дал уйти. Ловко подхватил несколько прядей чуть ниже затылка и заплел Марисе тонкую косу перевив ее алой с черными письменами лентой с жемчужиной и манерной мохнатой кисточкой на конце.
- Так приказала леди Вероника – прикладывая руку к груди, с поклоном сказал Парикмахер, продемонстрировав Марисе ее собственное отражение в зеркале. Глянув на его руки, она слегка удивилась тому, насколько они жилистые и крепкие и привычны скорее к мечу или топору, нежели чем инструментам для наряжания девиц.
После обеда, ближе к вечеру начали собираться на прием. Приехал князь Мунзе. Высокий, сутулый мужчина лет сорока пяти с треугольным желчным, обрамленным серыми бакенбардами лицом. Привез жену, сына и дочерей. С ним явилось еще человек тридцать нарядных, кто во что горазд, больше похожих на позеров с перекрестка, чем на солдат, его вассалов, оруженосцев и рыцарей. Демонстрируя себя принцессе, что наблюдала за ними из окна своего кабинета, они выстроились как на параде перед Малым Дворцом. Подняли знамя дружины Университетского квартала с изображением черной пятиголовой гидры с бирюзовыми глазами на багровом полотне. Девицы из свиты принцессы долго и критически рассматривали его в лорнет, обсуждали, что они сшили бы лучше, поссорились с дочерьми князя Мунзе. Но принцесса приказала развернуть знамя дружины рядом со своим гербом, на чем ссора закончилась, сказала князю отправить своих людей и семью домой, взять сына и ехать на прием вместе с ее свитой.
На перекрестке с проспектом Булле нес вахту облаченный в нарядные доспехи и клубные лиловые ленты караул. Лейтенант Манко приветствовал принцессу и ее спутников. Отдельно, как соседям и старым знакомым, махнул рукой князю Мунзе и его сыну, приветственно улыбнулся им.
У моста ярко горели фонари, перегородив проспект, стояло множество колясок, повозок и карет. Тусклым железом и нарядной краской сверкали ипсомобили. У коновязи не хватало мест. На широких ступеньках, в стороне от входа, сидели, ожидали своих хозяев и рыцарей оруженосцы и слуги.
Процессию встретили граф Прицци, Пескин и другие старшие рыцари. Граф поклонился принцессе, галантно взял ее под руку и повел в ярко освещенные электрическим светом распахнутые двери депутатского дома, за которыми сиял множеством огней и зеркал богато отделанный белым мрамором, зеркалами и желтым лакированным деревом холл, а на второй этаж вела такая же роскошная и просторная парадная лестница. Наверху играла музыка. Рыцари и гости расступались, салютовали графу, прикладывая руки к груди, кланялись принцессе, приветствуя ее как герцогиню Гирты, а графа как самого Герцога. Грозные рыцари с тяжелыми мечами на перевязях с нарядными накладками, облаченные в багровые и синие мантии с золотыми и серебряными цепями, застежками и позументами. В расшитых золотой нитью шарфах с длинными хвостами, закинутыми за плечо, с суровыми и грозными лицами торжественно вставали по стойке «смирно». Приветственно клали перебитые пальцы на эфесы мечей. Такие же торжественные и веселые женщины, их жены, дочери и сестры в широких длиннополых нарядных одеждах, в расшитых золотыми кошками, драконами, цветами, волнами и листьями накидках, в нарядных перчатках, поясках и сапожках, с украшенными красными, лиловыми и зелеными камнями заколками, перевитыми нарядными, цветов Гирты косами, держась за локти сопровождающих их мужчин с торжественными и гордыми улыбками взирали на графа, принцессу и ее свиту. Прикладывая к лицу руки и веера, скалились, весело перешептывались, с улыбками обсуждали новоприбывших.
- А где же Борис? – спрашивал кто-то, многозначительно кивая на графа Прицци, что вел под руку такую же гордую и торжественную, держащуюся за него как за своего мужа, принцессу Веронику.
- Да он никогда не придет! – отвечали ему, клацая в ножнах мечом.
Граф проводил принцессу и ее многочисленную свиту на второй этаж, где в просторном банкетном зале с окнами на угол, на мост, реку и проспект, стояли диваны и кресла, и был накрыт стол с холодными закусками и игристыми напитками. Приветствуя новоприбывших, гости расступались перед ними, вскакивали со своих мест, чинно, приветственно и добродушно кланялись, осведомлялись как здоровье и настроение. Добродушно улыбались, шутили, как и все важные люди, что всегда на «ты» даже с самым высокими лицами. Стоя в маленьких кружках по двое по трое, веско высказывая свое мнение о политике и событиях в мире. Важными жестами салютуя друг другу фужерами, обсуждая новости, они мнились истинными правителями Гирты. Но как только следом за принцессой, графом и остальными в зал потянулась и вся приветствовавшая их внизу шумная и многочисленная молодежь, добродушно морщась и покачивая головами «ах, как все сумбурно, сколько людей!», потеснились, завертели головами, а потом и вовсе начали покидать зал, переходить в другие помещения, чтобы найти место где потише и никто не будет мешать важной деловой беседе.
Яркий электрический свет слепил глаза с вечерней темноты. Окна были раскрыты, от них веяло теплой сентябрьской свежестью, водой и ивами, что росли на склоне, на высоком берегу реки. Все было необычайно ярко и весело. В соседнем зале недавно были танцы, но музыканты взяли перерыв и теперь граф Прицци сел за рояль что стоял в банкетном зале и исполнил известное музыкальное произведение. Набрав от стола бутербродов, держа в руках фужеры, все потянулись к инструменту. Собрались у него большой шумной компанией, поставив на крышку напитки. Кричали, шутили, задирались, смеялись, грозно клацали мечами в ножнах, пожимали пальцы и локти своих девиц.
Явился магистр Роффе – мэр Гирты, очень высокий плотный человек уже в летах, но все еще статный и крепкий, с руками кузнеца-молотобойца, с лысиной на голове, но длинными заплетенными в косу волосами и аккуратной, модельно подстриженной бородой, на чудачества и веселье молодежи он смотрел благодушно и весело. Приметив в толпе принца Ральфа, которого принцесса Вероника распорядилась взять с собой, он взял его под руку, отвел к окну, подозвал своего помощника и о чем-то доверительно заговорил с ними. Вокруг собрались, вернулись из своих кружков, и другие важные люди из свиты мэра. Встали вокруг, требуя каких-то сложных и быстрых ответов.
Граф Прицци отошел. Какой-то кавалер исполнил этюд на рояле и спел куплет, но, его дама засмеялась и сказала, что хочет танцевать и он покинул инструмент. И тут случилось то, чего не ожидал никто из гостей.
Высокая шелестящая длиннополыми одеждами тень, протолкнулась через толпу и, пока никто не занял место у клавиатуры и застывшей белой фигурой села за инструмент, словно пытаясь понять что с ним делать, замерла перед ним.
Кто-то успел сказать, что она сумасшедшая и изумился, что она здесь делает, но Эмилия Прицци словно не слышала ни удивленных возгласов, ни недоумевающих реплик. Посмотрев перед собой, так, как будто она была одна во всем зале, и во всем доме, энергичным движением откинула с плеча свою длинную и тонкую, перевитую алой летной косу в которую была заплетена часть ее волос на правом виске, и без всякого счета ударила по клавишам столь резко напористо и сильно, что, казалось бы от этого скорее эмоционального, чем звукового удара, зазвенели стекла и затряслись пол и стены. Кто-то что-то вскрикнул, но все голоса, все посторонние звуки, тут же потонули в этом напористом потоке аккордов и нот, какой-то необычайной, похожей одновременно на шум буйной горной реки, или шелест листьев под порывами ветра музыки, заполнивший все помещение.
Усмешки на лицах сменило недоумение, а потом восхищение - белые необычайно худые и жилистые руки стремительно летали над клавишами, надавливая их, казалось бы вез всякого порядка, структуры и системы, при этом рождая какой-то необычайно целостный и нечеловечески точно математически выверенный, абсолютно неподвластный никакой логике, но при этом захватывающий, дезориентирующий, заставляющий сжиматься и чаще биться сердце мотив. Один переход стремительно следовал за другим, ноту сменял аккорд, терцию секунда и невозможно было определить, какая нота будет следующей в этом чуждом человеческому разуму, отчаянном, как удар ветра, напеве. Разговоры в зале затихли. Все с интересом и вниманием обернулись к исполнительнице.
- Кто ее сюда пустил? - брезгливо поморщился, возмутился, но только так, чтобы слышали только свои, банкир Загатта. Плотный, неприметный, среднего роста мужчина, с мрачным, недовольным лицом пресыщенного всеми материальными благами человека. Его лицо стало еще мрачнее, чем обычно - по всему было видно, что эта потусторонняя музыка, рожденная в сердце больной, умалишенной женщины чем-то задела и оскорбила и его до самой глубины души.
Магистр Роффе пожал плечами, нахмурился, многозначительно продемонстрировал у уха, что ему громко, жестом предложил пройти в другой зал, с чем все, кто стоял рядом с ним, согласились и последовали за ним.
Но прошло всего не больше минуты, и графиня опустила руки и картинно и пренебрежительно улыбнулась в сторону так, что бледная кожа на ее худом лице натянулась. Губы скривились, ямочка на щеке обратилась глубокой темной расщелиной.
- Что это за произведение? – сказал кто-то – это было великолепно!
- Откуда эта мелодия? Вы сами сочинили?
- Нет – ответила графиня как будто совсем не тому, кто спросил ее и, крутанувшись на стуле, протянув длинные худые, негнущиеся ноги, встала от инструмента, отставив в сторону руку, как будто для танца, прошла прямо через толпу с таким видом, словно вокруг никого и не было. Вернулся Кристоф Тинвег. Облаченный в черную мантию с серебром, высокий и крепкий, уже немолодой человек с пронзительными серыми глазами и светлой бородой без усов. Бережно поймал ее за слепо отведенную в сторону, словно пытающуюся нащупать что-то в полной темноте, ладонь.
- Пойдем танцевать – сказал он тихо. Словно слыша только его голос, графиня чуть кивнула, и сомкнула длинные белые пальцы на его руке. Церемониймейстер в парадной кирасе и черных с алым перчатках, чинно прохаживался по вальсовой зале. Он громко и торжественно объявил построение и название танца. Последний раз обошел вдоль стены помещение, проверил, все ли готовы, кивнул дирижеру и музыкантам. Барон Кристоф Тинвег и Эмилия Прицци быстро прошли вдоль цепочки пар, подвинули первую, сами встали впереди колонны, приготовившись к танцу, взялись за руки. Церемониймейстер кивнул. Дирижер взмахнул палочкой, забил барабан, запела виолончель.
- Идут – сообщил кто-то. Граф Прицци, что сидел на подоконнике, согнув в колене одну, и опустив на пол другую ногу, принцесса Вероника и остальные ее спутники и все присоединившиеся к их большой веселой компании, обернулись к двери. Граф Прицци прищурился. Принцесса зловеще улыбнулась, но моментально подавив в себе, было начавший разбирать ее смех, ловко подобрав подолы мантии и платья, села в подвинутое ей кем-то из свиты кресло. Сделала серьезное лицо. Со скучающим, картинным видом обернулась вполоборота, положила ногу на ногу, оправила волосы. Пренебрежительно облокотившись о спинку, поглядывая в сторону вальсового зала, с видом красотки, которой танцы, музыка, смех и игристое вино важнее серьезных разговоров о политике, приготовилась принимать делегацию магистра Роффе и его свиты.
Ее многочисленные спутники встали полукругом вокруг нее, как молчаливая и грозная свита вокруг восседающей на троне королевы. Мужчины расправили плечи, чинно положили руки на эфесы мечей. Женщины приняли торжественный и злой вид.
Магистр Роффе во главе делегации из важных людей с характерными лицами привычных к финансовой и административной работе депутатов, дельцов и банкиров, быстрой деловой походкой прошел вдоль окон, подошел к принцессе. Приложив ладонь к груди, коротко и формально поклонился ей. За его спиной стояли банкир Загатта и принц Ральф, которому указали выйти вперед и встать рядом с мэром. За их спинами в знак подтверждения важности встречи, собралось не меньше полутора десятков известных рыцарей, депутатов и землевладельцев Гирты. Произнеся короткую вступительную речь о том, что он очень рад, тому, что леди Вероника изволила посетить этот скромный прием, мэр вежливо посетовал, что в виду некоторых событий и недопонимания, в последние пару дней, он неоднократно обращался в герцогскую администрацию и в частности к принцессе через своего помощника с просьбой проведения рабочего совещания для прояснения некоторых финансовых и административных вопросов, но так и не получил на все свои просьбы никого внятного ответа. Поэтому он хотел бы лично договориться о проведении серии рабочих встреч посвященных актуальным проблемам и вопросам, а также выработки единой концепции среднесрочного стратегического развития региона в рамках взаимодействия герцогской администрации с финансовыми и венными элитами Гирты.
Бросая задумчивые взгляды на свой ботинок, которым она покачивала над сверкающим свежим воском паркетом, принцесса, не перебивая, выслушала его речь. Убедившись, что мэр договорил, словно бы обдумывая ответ, подперла подбородок рукой и ответила тем же формальным и сухим языком, что у нее достаточно плотный график, но как только меморандум, который помощник мэра по каким-то причинном так и не донес до нее, будет на ее столе, она тут же ознакомится с ним и приложит все свое влияние на администрацию сэра Булле для решения актуальных и перспективных задач, стоящих перед органами управления герцогства Гирты. А пока она не видела его, то не может сказать ничего конкретного, но при этом всецело поддерживает необходимость проведения внеочередной серии встреч для решения накопившихся финансовых и административных противоречий и проблем. На что магистр Роффе вежливо поблагодарил ее и, протянув руку, взял у одного из депутатов толстую папку, попытался вручить ее принцессе, но, ни она, ни граф Прицци не приняли ее, не выказали желания брать ее в руки вперед старших и остальные спутники принцессы.
- И все же, от лица магистрата и совета города, я хотел бы настаивать на скорей шей встрече… – с невозмутимостью профессионального политика, сообщил принцессе мэр. За его спиной уже недовольно хмурили лица депутаты и рыцари. Банкир Загатта кривил рот, давая понять, что он же предупреждал, что все это бесполезно. Но принцесса ответила уже совсем беззаботным тоном, с интересом глядя в вальсовый зал за дверью.
- Возможно завтра. Обратитесь к моему секретарю, чтобы назначил вам время.
И, вспорхнув со своего кресла, сделав нетерпеливый жест своей свите, направилась в вальсовую залу. Только зашелестели ее длиннополые одежды и загремели по паркету башмаки.
- Они же обидятся! – глумливо заметил Фарканто. Принцесса остановилась у колонн и обернулась к графу Прицци.
- Всех их перевешаю - сообщила она и, тяжело и яростно выдохнув, как маленький дракон, протянула графу локоть – Август, пойдемте танцевать, мне нравится танцевать с вами. Вы самый лучший в Гирте.
- Вы льстите мне, моя леди – с улыбкой поклонился ей граф и протянул ей локоть.
- Но дерется он все-таки лучше, чем танцует – кивнул князь Мунзе, с чем все согласились.
Граф Прицци станцевал с принцессой Вероникой, Рейн Тинкала пригласил Марису, чем очень польстил ей. Принесли игристое вино, пирожные и печенье. Фарканто, который сегодня был один, присел на подоконник рядом с бароном Кристофом Тинвегом и Эмилией Прицци, положил на колено свой меч, молодцевато улыбнулся графине, на что она тоже ответила ему бледной, но радостной улыбкой. Что-то изменилось в ее отстраненном холодном облике, словно танец и музыка вернули ее к жизни. Пальцы крепко сжались на руке барона, словно она испугалась, что весь этот водоворот звуков, танцев и людей унесет ее прочь от него, выбросит где-нибудь далеко, в холодной и ветреной ночи. Казалось, ее совершенно не беспокоили ни мужчины, что при оружии пришли на этот торжественный банкет, ни случившаяся недавно напряженная беседа. Все осталось где-то в стороне. Ее пальцы вздрагивали в такт музыке, словно пытаясь нащупать незримые струны или клавиши, чтобы влиться в этот поток звуков, аккордов и переливов. Большие светло-карие глаза лучились радостным теплым светом. Заворожено глядя на танцующие пары, она внезапно подвинулась ближе к барону Тинвегу и откинулась на него спиной, а тот машинально обнял ее одной рукой за талию, другой за узкие плечи.
- Как переговоры? – несколько смутившись этих действий, но стараясь не подать виду, как бы невзначай поинтересовался у Фарканто рыцарь.
- Готовят заговор – беззаботно ответил тот и закурил.
- Тут Загатта-младший ко мне подходил – сообщил Пескин графу Прицци, когда они с принцессой Вероникой закончили танцевать и вернулись к остальным – интересовался, кого сожгли во в ночь фестиваля на площади перед Пришествия.
- Ну это пусть он у Бориса спрашивает, кого там они на костер кинули – пожал плечами, рассудил, граф Прицци, все еще держа за руку принцессу Веронику – нас с вами, Вольфганг, там вообще не было.
Он многозначительно кивнул принцессе, что улыбнулась его шутке, и пожал ей локоть.
- Кстати, я выслал Борису приглашение, но, похоже, он меня игнорирует.
- Какое сожаление! – как будто беззаботно кивнула она и улыбнулась, но вышло неестественно. Она была разгорячена танцем. Граф Прицци взял у слуги бутылку, собственноручно продавил пробку, наполнил кубок светлым игристым вином и галантно поднес ей. Принцесса с благодарностью кивнула, но лишь вежливо коснулась губами напитка и отставила фужер. Рейн Тинкала, что все это время внимательно и с завистью следил за графом Прицци и принцессой Вероникой, но держался чуть в стороне, крепко, с досадой непроизвольно сжимал пальцы Марисы, напрягся еще сильней. Вероника Булле снисходительно посмотрела на наследника Фолькарта через зеркало, рядом с которым они стояли с графом Прицци. Полноватый, широкий в талии и бедрах, с мягким округлым румяным лицом, в арбузно-красной мании, с золотой цепью из лавровых листьев на рукаве, при старомодном кованом мече в кожаных ножнах, по сравнению с другими блистательными гостями, он больше всего он напоминал не принца, а сельского пижона, купившего обновку на городском рынке. Не хватало только зеленой пелерины с капюшоном, на конце которого пришит оловянный бубенчик. Полной противоположностью наследника Фолькарта был граф Прицци.
Немолодой, с густыми седеющими усами и длинной толстой косой темно-русых, тоже с проседью волос, при лиловой ленте, в пурпурной мантии из тяжелой плотной ткани, больше напоминающей какой-то необычный изящный доспех, чем парадную одежду, своими гордыми, непреклонными посадкой плеч и головы, своим острым профилем с крупным ястребиным носом, он напоминал изображение полководцев прошлых времен с древней, достойной коллекции известного нумизмата, монеты. Узкие столичные штаны из плотной парусины, черные блестящие ботинки с острыми носами и золотая рыцарская цепь на бедре рядом с длинным узким мечем в деревянных лакированных, с серебряными накладками, ножнах, довершали образ самого благородного и воинственного рыцаря Гирты. Заметив выразительный и пренебрежительный взгляд принцессы, прямо так и говорящий, что сравнение не в его пользу, наследник Фолькарта смутился, и как хулиган из подворотни, сделал еще более презрительный и гордый вид.
Локоть принцессы дрогнул, словно бы невзначай оборачивая в его сторону графа Прицци.
- Дуэль? – заметив напряженное выражение оппонента, тут же уловив намек, манерно склонился он ухом к Рейну Тинкале, словно уже плохо слышал его вялый, неразборчивый, лепечущий, еще не сказанный ответ.
Сделав безразличное лицо, наследник Фолькарта отвернулся, проигнорировав насмешку, сделал вид, что не слышал, о чем его спросили.
- Тогда я заберу вашу женщину – ответил ему граф Прицци и, с поклоном поцеловав руку принцессе Веронике, на что она с благосклонной улыбкой сделала книксен, подхватил под локоть Марису, властным движением, которому она нисколько не сопротивлялась, отстранил ее от Рейна Тинкалы и повлек в соседний зал, где столичные музыканты, известная популярная группа, уже готовили инструменты и аппаратуру к выступлению.
- Рейн, друг мой – держа в руке фужер с игристым напитком, к ним подошел герцог Вильмонт Булле, что все это время наблюдал все происходящее в зале со стороны – треснете ему как следует в шлем. Ей Богу, он вас провоцирует.
- Это точно – весело согласился Фарканто – Рейн, зря вы его разозлили. Вместо зарядки, сэр Август по утрам бьет людей.
- Выслали наряды на снабжение на две тысячи человек строевого состава, две тысячи лошадей, и еще тысячу нестроевых, запрашивали егерский батальон для маневров и стрельб – сообщил Пескину полковник Симон Вритте, высокий, мужчина благородного вида с большими серыми глазами, бакенбардами, усами и чистым высоким лбом умного открытого и смелого человека. Он пришел на прием со своей невестой, Эльсой Гутмар. Первые две минуты она изо всех сил делала вид, что ей все здесь чуждо и неинтересно, но повстречав знакомых веселых девиц и их грозных рыцарей, заметив как другие незамужние девушки смотрят на высокого красивого полковника, скалятся, улыбаются ему, заискивающе здороваются, заговаривают с ним, выпив фужер игристого вина и поев пирожных, уже не выпускала из своих цепких рук его локтя, не отходила ни на шаг и удалилась только когда подошел Пескин со своим блокнотом, и уже сам полковник строго приказал ей отойти, пока они не обсудят дела, и он не вернется к ней.
- И вот, даже несмотря на то, что я здесь, они уже напрямую обращаются к тебе! – добродушно улыбнулся герцог Булле принцессе Веронике, он был в хорошем и веселом настроении – совсем совесть потеряли, наглецы. Что ж. Пока они не передрались друг с другом, доверяю отрубить им головы на твое усмотрение.
И он ловко снял с тонкого жилистого пальца перстень и вручил его принцессе. Та с поклоном приняла его и, разомкнув цепочку на шее, поместила его у себя на груди рядом с нательным крестиком. Когда она прятала цепочку за ворот в свете ярких, исполненных в виде декоративных растений, настенных ламп под ее модной алой рубашкой отчетливо сверкнула блестящая чешуя доспеха скрытого ношения, тускло переливающаяся радужными лиловыми и зелеными бликами.
- Сколько у вас человек? – отойдя от полковника Вритте, осведомился у графа Тинкалы Пескин.
- Двести семь – обиженно ответил тот, наливая себе игристого вина в два фужера и залпом выпивая один.
- В Морне? – ничуть не смутился его тона, уточнил Пескин – извольте переместить их вот по этому адресу. Он достал из поясной сумки пенсне, блокнот и химический карандаш, написал на чистом листе, развернул блокнот к графу и, убедившись, что тот прочел, закрыл страницу.
- Либо завтра утром вы будете там, либо, настоятельно рекомендую до рассвета покинуть Гирту - он снял пенсне и спрятал письменный прибор обратно в свой планшет.
- Рейн, но вы же не покинете нас так быстро? – к графу подошла принцесса Вероника, крепко взяла его под локоть и с улыбкой заглянула ему в лицо снизу вверх тем ласковым, радушным взглядом, после которого можно простить любую, даже самую горькую обиду – а то приехали как завоеватель, а уедете ни с чем.
Граф Рейн вздрогнул, словно жаркое электричество полилось по его венам, передавшись от этого крепкого рукопожатия принцессы. Что-то раскаленное и яростное вспыхнуло у него под горлом. Граф повернул к ней лицо и ответил ей вдохновенно.
- Я останусь в Гирте – утвердительно сказал он ей – мои люди будут в вашем распоряжении, моя леди.
…Его кулак сжался, порыв вскочить, пойти, найти графа Прицци и вонзить ему с размаху в грудь топор захватил его сердце…
- Отличненько. Вот мы и договорились – кивнула принцесса и, моментально отпустив его руку, заговорила с кем-то другим.
В соседнем зале приглушили свет. Ритмично забил барабан. Зазвенели клавиши. Заиграла электрическая гитара, запела скрипка. Известная модная мелодия – синтез напевов прошлых веков и современных инструментов и ритмов всколыхнул сердца в едином порыве, призывая покинуть стол и кресла и присоединиться к танцу. Как будто заинтересовавшись звучанием, обернулась, прислушалась, направилась в сторону музыки принцесса, позвала за собой остальных. Со всеми ушли Кристоф Тинвег, которого увлекла за собой Эмилия Прицци, ушли герцог Булле, разошлись полковник Вритте с Эльсой Гутмар и Пескин.
Присев на мягкий кривоногий стул, подпер голову ладонью, прислушиваясь к музыке, в одиночестве приуныл граф Рейн Тинкала. Рядом из знакомых остались только Гармазон и Элла, что увлеклись крепкими напитками и какой-то одетый скромно и нарядно одновременно господин лет тридцати, с длинными темными волосами, темными глазами и большой кожаной папкой на коленях. Заложив ногу за ногу и деликатно держа в руках модную перьевую ручку, крупный, но не толстый, с мягкими руками, приятным добрым лицом и в очках, он был похож скорее на какого-то важного столичного служащего, чем на придворного Гирты.
- Максвелл Эмрит – приложив руку к груди, представился он графу из кресла – капитан юстиции второго класса. Если что, я засвидетельствую все то, что здесь случится.
***
Последними печальными и вдохновенными аккордами фортепиано закончилось выступление столичных артистов. В вальсовой зале отдохнувшие скрипачи уже ожидали новых распоряжений от церемониймейстера. Важные господа и рыцари, кто не готов был танцевать снова, или кому было просто не с кем, расселись на диванах и стульях, закинули ногу на ногу, закурили, распустили верхние застежки мантий, снова завели свои важные, деловые беседы. Слуги принесли новые кушанья и бутылки с напитками, переменили блюда на столе. За окнами стояла ночь. На противоположном берегу Керны горели фонари.
С непривычки устав от танцев, музыки, шума, напитков, Мариса, отошла к окнам. К ней подошел граф Прицци.
- Вы всех так вызываете на дуэль? – поинтересовалась у него Мариса, когда тот усадил ее в кресло у окна и принес ей фужер вина и конфет.
- В основном трусов и бесхребетных тряпок, которые, избив раз слугу, или пьяницу в кабаке возомнили о себе, что имеют право бахвалиться и хамить всем подряд без причины – ответил тот, присаживаясь рядом на подоконник, насыпая себе на руку нюхательного табаку и предлагая Марисе табакерку. Та кивнула и тоже насыпала себе на тыльную сторону руки и поочередно вдохнула крепкую, приятно жгущую нос пыль.
- Разве Сэр Рейн такая уж бесхребетщина? – слегка изумилась Мариса – мне кажется, он галантный кавалер…
- Что женщины понимают в мужчинах? – философски-снисходительно рассудил граф Прицци – то, что если мужчина скачет на задних лапках, исполняет любую прихоть, смешит и сам хихикает, значит, он милый юноша, если он злой, значит сильный, если хамит, значит смелый, а если не лижет ей сапоги, он мерзавец и скотина? Доверьте женщинам выбирать себе мужей, они нарядят своих нежных женоподобных мальчиков с подведенными глазками в узкие розовые штанишки и не выпустят за порог из постели. Такое общество обречено на гибель.
- Может быть – кивнула Мариса, доставая трубку и раскуривая ее – но сэр Тинкала не похож на женоподобного мальчика…
- Это несложно проверить.
- Прямо здесь? – уточнила Мариса и лукаво прищурилась, почти как принцесса Вероника.
- Зачем портить вечер? И так слишком много тех, кто любит все портить и мешать окружающим жить. А кровь надо лить на землю, а не на ковер или паркет – салютуя проходящим мимо знакомым, ответил граф Прицци. Он сидел на широком подоконнике боком, держа в руках табакерку, свесив одну ногу и согнув в колене другую, так что в своем облике, при цепи и мече на фоне темного ночного неба, был похож на персонажа из романтической рыцарской книжки – пусть повеселит нас на охоте. Покажет себя во всей красе, а будет не смешно, или леди Булле не понравится, никогда не поздно отрубить ему руки и бросить в Керну. Кстати оповестите сэра Вертуру, леди Вероника хотела видеть вас обоих в своей свите.
- Хорошо – уже совсем захмелев от вина, ответила Мариса. Приметив это, граф Прицци легко спрыгнул с окна, поцеловал ей руку, галантно попрощался и исчез в толпе.
Вероника Булле нашла Марису.
- Ты грустишь, потому что его рядом нет? – строго и холодно спросила она. Мариса спешно встала с кресла, вежливо поклонилась и молча кивнула в знак подтверждения.
- Я уже распорядилась найти твоего Марка, но они уехали за город по служебному поручению. Ничего, потерпишь. Дело мужчины служение, а женщины растить детей, прибираться в доме и утирать слезы разлуки в ожидании, когда муж вернется с войны. Пойдем. И если Марк тебя не устраивает, отдай его мне, я найду ему достойное применение.
- Нет, моя леди – ответила Мариса учтиво, но с улыбкой, последовала за принцессой.
- Дитрих – властно обратилась к князю Мунзе, что уже с готовностью ждал ее у дверей, распорядилась принцесса – четверых коней к черной лестнице, сэр Раскет, проводите нас до Гримма.
Через пять минут они были уже на улице у выхода на проспект Булле, где их ждали Корн со знакомыми и четверо оседланных лошадей. Накинув на плечи выданные им одним из рыцарей специально на такой поездки неприметные бордовые плащи, женщины в сопровождении сэра Раскета и князя Мунзе, ехали по проспекту. Тяжелые шерстяные капюшоны укрыли лица. Простые и обычные седла покрывали спины коней, и со стороны могло показаться, что две подруги прогуливаются верхом по вечернему городу, наслаждаясь свежим ветром и хорошей погодой в сопровождении двоих кавалеров, которых позвали с собой, просто чтобы было не страшно на ночных улицах, набережных и проспектах. Они сделали круг, обогнули сад и дом графа Прицци. Выехали на перекресток, к дому где жили Вертура с Марисой. Оставив мужчин снаружи, под фонарем у парадной охранять лошадей, вошли в дом, миновали стариков в зале консьержа, которые сделали вид, что не заметили припозднившихся гостей и поднялись на второй этаж в комнату детектива.
- Вы живете здесь? – присаживаясь вполоборота к столу, положив локоть на высокую спинку стула, спросила принцесса Вероника, с интересом оглядывая комнату. Чиркнув спичкой, что в обилии лежали на листах бумаги, засветила керосиновую лампу на столе.
- Да – печально ответила Мариса, спешно поправляя неаккуратно застеленную детективом постель. В комнате было сумрачно, холодно, одиноко и сыро. Она села на кровать и тут же спохватилась.
- Вина моя леди? Вы будете вино?
- Да, немного – ответила принцесса, устало улыбнулась и прибавила тихо, как будто ей было совсем непривычно произносить это слово – спасибо.
Мариса встала, взяла бутылку и налила в единственный фужер.
- А ты? – спросила Вероника Булле.
- У нас только один фужер – развела руками та в ответ.
Принцесса улыбнулась, сделала маленький глоток и отдала кубок Марисе.
Так, некоторое время они сидели молча. Курили. Мариса свою трубку с длинным чубуком, Вероника Булле свою с зеленым огоньком и ароматным химическим дымом. За окнами проезжали редкие ночные кареты. В перерывах между ритмичным и звонким цокотом копыт было слышно, как переговариваются мужчины внизу у дверей. Негромко и важно обсуждают то, что сэр Ринья объявил внеочередной сбор своей дружины, что в Гирте и ее окрестностях очень много людей, в том числе и среди крупных землевладельцев, кто должен мэтру Загатте, брату главы Королевского банка Гирты, денег и они непременно поддержат магистрат, если они с мэтром Роффе и сэром Ринья заявят о своем желании получить больше прав и автономии от герцогской администрации и прямых приказов сэра Прицци, а эта демократия и все эти суверенитеты, не отольются ничем иным, как новой смутой и распадом герцогства. Обсуждали кто за кого, кто против, кто заслуживает доверия, кто нет, расклады сил и диспозицию.
- Слышишь, какие у нас мужчины? – глядя на печальный вид Марисы, ласково сказала ей Вероника Булле – они защитят нас любой ценой. Они смогут. Смиренно сидеть и смотреть не будут. Они не такие. И Марк у тебя такой же, как наши рыцари. С ним ничего и никого не бойся. Все, мне пора. Если хочешь, поехали со мной во дворец. Послезавтра охота. Вы тоже едете.
- Я дождусь Марка здесь – с благодарностью, но твердо, кивнула Мариса – спасибо за приглашение, моя леди, вы незаслуженно добры ко мне.
Она встала, поклонилась, попрощалась с принцессой Вероникой и закрыла за ней дверь. Не стала закладывать засов, заперла на ключ изнутри.
Через минуту внизу снова послышались голоса. Загремели удаляющиеся копта коней. Принцесса и ее спутники дали в галоп по проспекту, возвращаясь обратно в дом депутатов к остальным.
Мариса сняла сапоги, легла на постель, поджала колени, укрылась пледом. Ей было одиноко и грустно в темноте. Она сама не заметила, как из ее глаз полились слезы, щеки и одеяло стали мокрыми. Она безгулно плакала, сама не понимая, что за боль разрывает ее сердце без всяких повода и причин.
Она не стала гасить лампу, ей мнилось в полутьме, что Он тихо войдет в комнату, положит на стол ножны с мечем, подойдет к ней, ласково повернет за плечо, сядет рядом, прижмет руками к подушке и, склонившись к ее лицу, заглянув в глаза, поцелует в губы, а она зажмурится и, обняв его, прижмет к себе и никогда не отпустит больше.
***
https://vk.com/id686957
Доктор Эф
Гирта бывш. путешествие на север. Глава 21
© Copyright: Михаил Фиреон, 2018
Свидетельство о публикации №218090400177
Свидетельство о публикации №218090400177
Рецензии