Глава 20. Городские цветы

Первые две недели студенческой жизни в Барвенково оказались богатыми на события. Мы работали ударно, отдыхали, как умели, и влюблялись без оглядки: особенно в этом вопросе преуспело большинство девочек из украинского отделения, которых постепенно «разобрали» местные парубки. И, может быть, по этой причине, Сява и Гиря меня больше не беспокоили. С наступлением темноты счастливые парочки прогуливались по дороге или пели песни под гитару. Как я уже писал, у нас (да, скорее всего, не только у нас) гитара в те времена была, пожалуй, единственным инструментом, к которому прибегали парни для соблазнения девочек.

Гитар было две, а гитаристы – Николаха, Валентин и ваш покорный слуга – были нарасхват. Здесь нужно сказать, что репертуар Николахи составлял всего несколько песен, которые он воспроизводил без музыки во время работы на току. Видимо решив, что шестиструнная гитара – штука непостижимая, Серёга перешёл на бас-гитару, в которой, как известно, четыре струны. В этом деле он добился значительно большего прогресса, и с тех пор Николаху использовали в основном в качестве «басиста». Немного умел играть и Алик, но против меня или Валентина он не тянул. По части вокала я вообще был вне конкуренции – и это без лишней бравады. Особенно хорошо мне удавалось исполнять «Динамик» и «Машину времени», которые тогда были в зените славы.

Музыкой я занимался с шести лет: мамин папа, предприимчивый Пётр Тимофеевич, инициировал моё обучение игре на баяне ещё тогда, когда я свободно помещался в футляре этого музыкального инструмента. После школьных уроков, дедушка возил меня за тридевять земель, на занятия в музыкальную студию при том же заводе, на котором я спустя десять лет осваивал (правда, недолго) профессию слесаря-инструментальщика, и с которого я в скором времени позорно сбежал.

Не могу сказать, что занятия музыкой доставляли мне наслаждение. Теория и сольфеджио, грубый и злой (на мой детский взгляд) мужлан-преподаватель, постоянные академические концерты, подготовка к которым отнимала у меня всё время, которое я мог бы весело провести с ребятами на улице, и не всегда трезвый дед – сделали своё дело: отмучавшись около 3 лет, я дома категорически заявил, что мне всё это надоело. Помню, как тот же студийный учитель Владимир Степанович специально приехал к нам домой и умолял моих родителей не зарывать такой самобытный талант (в смысле: меня) в землю. Помню, он даже хотел стать на колени, а я, глядя на этот цирк, и, видимо, испугавшись, что меня действительно закопают, не выдержал, подошёл к нему и почти шёпотом сказал:
– Вы же говорили, что к вам ходят одни кровопийцы, а не дети….

Моё замечание поставило все точки над категорическим «нет» и Владимира Степановича вежливо проводили к двери, предварительно напоив горячим чаем с пряниками.
Когда же дверь за ним закрылась на замок, я с ужасом представил, что завтра он будет бить по пальцам какого-то другого мальчика-кровопийцу…и заплакал!

Что касается гитары, то я заинтересовался ею когда учился в девятом классе, заметив какие влюблённые и полные страсти взгляды бросают мои одноклассницы на тех мальчиков, которые умеют играть. Я попросил соседа по парте (ныне известного художника Сергея Гричанка) – и он показал мне 4 «блатных аккорда», основные способы перебора струн и так далее. Где-то через месяц мой учитель нервно курил в сторонке, а я завораживал своих пассий сольными выступлениями. Меня даже пригласили в школьный вокально-инструментальный ансамбль; потом в составе этого же ансамбля, но под другим названием – «Чобіток», я выступал на сцене клуба обувной фабрики №5. Наш коллектив терпеливо исполнял патриотические произведения перед непритязательными «сапожниками и сапожницами» (так мы их тогда меж собой прозвали): это была плата за аренду музыкальной аппаратуры, качество которой по тем меркам была на несколько порядков выше школьной. Зато потом мы отвязывались по полной программе: в основном исполняли хиты хард-рока, но гвоздём программы был «Отель Калифорния» (by Eagles).

Такой репертуар направлял мастеров каблучного дела к выходу, а места в зрительном зале и на небольшой танцевальной площадке перед сценой занимали старшеклассники и старшеклассницы из нашей школы. Перед выступлением мы обычно смачивали горло «белой крепкой», которая тогда стоила «двадцать две копейки за квадратный литр», как сейчас шутит один мой знакомый, сравнивая цены на водку – тогдашние и нынешние, но сильно никогда не напивались. А после концерта нас расхватывали наши одноклассницы, с которыми мы крутили бутылочку на раздевания и поцелуи. Была ещё одна забава с элементами эротики: «Брысь-Мяу»; её правила я помню плохо – для получения награды вроде нужно было что-то (или кого-то) угадать….

Короче говоря, музыку я любил, и она любила меня. Вот и сейчас, «кружа листву как стаю жёлтых парусов», я, спустившись с небес на землю, пытаюсь угадать, кому принадлежит эта тёплая и нежная рука на моём плече … с обручальным кольцом на пальце!

Голос за моей спиной сводит процедуру угадывания к минимуму, а меня – с ума.
– Олежек, я маю намір серйозно з вами поговорити про одну важливу справу …
Да… Умеет Людмила Александровна делать сюрпризы – ничего не скажешь. «Справа», о которой идёт речь, – это предложение исполнить какую-нибудь душевную песню на концерте художественной самодеятельности, который начинается в Доме культуры через … час! Поразмыслив немного, я соглашаюсь: меня всегда привлекала перспектива выступить на большой сцене целого города, пусть даже и маленького; в стратегическом же плане – это шанс сгладить острые углы в отношении местного населения к буйным харьковским студентам ….

Довольная результатом переговоров, Полякова уходит, душевно напевая: «Який смішний сьогодні день, я в ньому сам собі смішний…». Я же собираю консилиум в лице Николахи, чтобы определить, какую именно песню петь. Выбор падает на хит Михаила Боярского «Городские цветы», а сам Николаха рвётся сыграть партию баса. Прикинув, что к чему, мы спешно выдвигаемся в Дом культуры; на полпути догоняем наших мальчиков и девочек – они идут неспеша, словно прогуливаются по парку. Впереди – комсорг Таня Нестерова; она шагает с высоко поднятой головой и скрещенными на груди руками; за ней трусит Валера. Далее Женя Пискаренко ведёт за ручку Майкла; тот периодически оглядывается и улыбается одной из сестёр Ефремовых. Вика Овчаренко, заметив меня и Николаху, – притормаживает и берёт его под руку.

Моя Ева-Королева топает с Машей «Колобком». А Людмила Александровна встречает нас у входа в Дом культуры с таким видом, как будто она в нём уже сто лет живёт и теперь радушно принимает желанных гостей.
Мы с Николахой сразу уходим за кулисы, и вместе с другими «ансамблистами» проверяем как настроены наши инструменты. К нам присоединяется Маринка Лухина, девочка из нашей группы, с которой мы спелись дуэтом ещё в первые дни колхоза. 

Наконец, под бурные аплодисменты, занавес открывается и на сцену гордо выходит Полякова. Подходит к микрофону, приветствует всех присутствующих в зале, и рассыпается в комплиментах по поводу здешних красот. Потом она переходит к описанию студенческих традиций и заканчивает своё выступление такими словами:
– Это замечательные студенты! Они ещё не успели освоиться в коллективе, а уже отметили своё поступление… ударным трудом!