Гирта. бывш. путешествие на север. Глава 22

Глава 22  Диски. (пятница)

***

ПОСКОЛЬКУ НА ДАННЫЙ МОМЕНТ ИДЕТ РАБОТА НАД ЧЕТВЕРТОЙ РЕДАКЦИЕЙ РОМАНА, АКТУАЛЬНАЯ И ПОЛНАЯ, РЕГУЛЯРНО ОБНОВЛЯЕМАЯ, ВЕРСИЯ ПО ССЫЛКАМ:
http://www.proza.ru/2019/08/24/972 и http://samlib.ru/editors/m/mihail_fireon/girtadrfireo.. (тут с авторской обложкой и фб2)

***

- О, какие стильные! – несмотря на ранний рассветный час, у ворот полицейской комендатуры уже стояли, курили, развязно заломив руки в разрезы штанов, хвостист Прулле и бездельник Коц. Вели какой-то бессмысленный с недосыпу, утренний разговор с дежурным. Бестолково смотрели на шествующую по проспекту Рыцарей колонну. И в правду, было на что посмотреть. Длинная пешая вереница снаряженных как на какой-то чудной парад или фестиваль бойцов шагала по проспекту под вертикальным знаменем с изображением сосновой ветви и закатного солнца – штандартом Фолькарта.
Грозные и могучие, бородатые длинноволосые бойцы в кожаных рубахах и кольчугах, в меховых шапках и с круглыми щитами с шишками-умбонами, с топорами, копьями и луками нестройной колонной двигались к южному берегу реки, и были настолько непохожи на безразличных ко всему тощих, облаченных в форменные плащи и современные бригандины, солдат Гирты, что своим архаичным и пафосным видом вызывали улыбки у полицейских и ранних прохожих.
Дружину возглавляли трое верховых. Рейн Тинкала в серой в кольчуге, в меховой шапке с хвостом, в просторном полукруглом плаще с роскошной меховой оторочкой и камнем-лалом на золотой заколке, ехал чуть впереди всех, обозначая командира воинства. Его сопровождали бард в таком же наряде, только теперь с волынкой, вместо арфы, на которой он наигрывал однообразную воинственную мелодию и могучий рыжебородый знаменосец со старомодным кованым мечом. Рядом со стременем шагали барабанщик, отбивающий ритм в расписанный рыжими и черными магическими символами барабан, больше похожий на шаманский бубен и чернобородый, дикого вида, иерей в сандалиях и черном шерстяном балахоне, при топоре на поясе и с раскачивающимся на широкой, богатырской груди массивным железным крестом. Следом, не поспевая в шаг за старшими, семенил маленький тощий черноризый, послушник с ликом Спаса Нерукотворного.
Оглашая утренний, еще не проснувшийся город пронзительными звуками волынки и барабана, дружина не в ногу маршировала мимо забора и ворот полицейской комендатуры к Старому Мосту. Вертура, Фанкиль и лейтенант Турко, придерживая усталых, клонящих понурые головы к лужам на мостовой, лошадей, стояли, ждали на перекрестке, пропуская колонну. Тупыми с недосыпа и усталости взглядами смотрели на этих архаичных, как с картинки из книжки про бородатых морских разбойников воинов. Бессмысленно моргали, словно пытаясь понять, на самом ли деле они видят этих необычных людей перед собой, или это призраки давно канувших в глубине темных веков сражений и смут пробудились ото сна и теперь, как в стародавние времена, боевым маршем следуют по зову герцогской трубы по улицам города. Но все было на самом деле. И бородатые разбойники и меховые шапки, как у лейтенанта Турко и иерей с железным крестом.
Капитан Галько, тоже в доспехе, но не в архаичной кольчуге, а в современной легкой кирасе, при набедренниках и оплечьях, надетой поверх аккуратной лиловой мантии ехал впереди всех, держась на некотором расстоянии от наследника Фолькарта. При всех регалиях – ленте, подвеске и шерстяной шапочке, с шеей, манерно укрытой под самый подбородок широким и длинным лиловым рыцарским шарфом, при мече с блестящим фрезерованным винтом эфесом, и треугольном щите с гербом Булле притороченном к седлу, он сопровождал дружину, сигнализировал экипажам и полицейским, чтоб не задерживали, фиолетовым флажком.
- Мужики серьезные – кивали от ворот с усмешками вслед колонне – эти точно навоюют!
- Камни перегрызут!
- Воротничками передушат! Хой, Вертура! Вон ваши конкуренты пошли, вы уже не в моде в этом городе!
- А ну их всех – устало и раздраженно ответил детектив, и они с коллегами въехали во двор.

***

В зале было холодно. Окна были раскрыты, камин не горел. Дверь была нараспашку. Сквозняк приносил сырость и запах сопревших листьев с улицы. Вертура, Фанкиль и лейтенант Турко сидели на диване рядком, поджав плечи, кутались в плащи, с ненавистью смотрели на фужеры со столь раскаленным кофе, что к ним нельзя было прикоснуться. Доктор Сакс зевал во весь рот, но был весьма доволен собой.
- Поймали синюю кошку! – хвастался он – всю ночь выла на весь дом! Электричество перегорело! Фонари мигали на улице! Ну и тварюга!
- Эдмон – обратился к Даскину инспектор Тралле, кивнув на Фанкиля и его группу – поедете, проследите за той постройкой. Сегодня же. Йозеф, вчера вас не было, так что сегодня уборка, вы на дежурстве. Марк, Лео, найдете Анну, напомните, что никто не отменял ее обязанности мыть пол, потом поедете к Дюку домой и вернетесь в контору.
Фанкиль и Вертура мрачно уставились перед собой. У ворот на мосту произошла заминка. Уже как пятнадцать минут, как там не хотели пропускать через заставу дружину из Фолькарта. Гулко ухал барабан. По-прежнему фальшиво завывала волынка, оглашая округу диким первобытным воем.
Утомленный ее раздражающими звуками, инспектор Тралле подошел и рывком закрыл одно из распахнутых окон. Но это нисколько не помогло.

***

Когда они снова выехали на проспект, колонну уже пропустили и мост был свободен. Белое пасмурное небо стояло над городом. С реки тянуло сыростью. От дома депутатов разъезжались припозднившиеся гости. Обелиск был все на том же месте в море. Все также вокруг него, то исчезая, то появляясь в небе, плавно, как змея в воде, покачивая длинным сегментированным хвостом, описывал широкие, многокилометровые круги зонд.
Оставив Фанкиля у парадной с лошадьми и словоохотливыми дворниками, Вертура поднялся в комнату. Здесь тоже было распахнуто окно. Мариса сидела за столом. Ее белая рубашка и волосы были растрепаны сквозняком, жарко горела печь. На столе лежали рукописи.
- Мэтр Тралле… – попытался Вертура.
- А я сделала специально для тебя новую прическу! – с сокрушенным видом, наматывая на палец прядь волос, перебила его Мариса – а тебе все равно.
- Да, прелестно – согласился детектив и, подойдя, положил ладони ей на плечи, коснулся затылка подбородком.
- Не трожь руками, я только вчера помыла волосы – неприязненно ответила она и передернула плечом.
- А ну марш на службу, и без разговоров! – сильно сжал ей пальцами плечи, надавил всем весом Вертура – рыцари и принцессы кончились, тебя ждут швабра, тряпки, ведро грязной воды и немытый пол.
Мариса встала со стула, подошла в упор к обнявшему ее за талию детективу и, со счастливой улыбкой запрокинула голову, прогнулась назад спиной.
- Тебе хорошо с такими волосами – ласково заверил он, любуясь ее обликом – почти как леди Булле.
- Ага – довольно ответила Мариса и прижалась к его груди, крепко обняла его.

***

- А правда что в Лире есть собор, который все называют «пианино»? – густо дымя трубками, лукаво допытывались старики, консьерж и его друг, у Фанкиля, что важно сидел, откинувшись в седле.
- Собор Святого Петра – уточнил тот – да у него черно-белая колоннада, снизу, с улиц, примерно так и выглядит.
- А Мазини это известный художник? – уже со смехом не унимались старики - правда, или все врут?
- Довезем до конторы? – указал на вышедшую следом за ним на улицу, потеплее кутающуюся в тяжелый темный плащ, Марису Вертура.
- Не выйдет – пожал плечами рыцарь и похлопал по высокой луке седла перед собой – эти седла, чтобы при погоне не вылететь, а не для того, чтобы кого-то возить. Для полицейских. Не для героев и их девиц. И боком на таком тоже будет неудобно.
 - Вот неудачники! – с наигранной досадой покачала головой Мариса.
И, махнув на прощение рукой, быстро зашагала прочь по улице.

***

Дюка они нашли у себя дома. В одном из кварталов у Южной Куртины. Оставив лошадей какому-то невнятному, лохматому дворнику, вошли в огромный, четырехэтажный сумрачный дом, притулившийся к высокой скальной стене одного из тех серых каменистых холмов, которые Вертура видел с балкона герцогского дворца, когда осматривал город.
Женщина с грубым, мрачным лицом, сестра Дюка, встретила полицейских в темной, пропахшей псиной, прихожей.
- Что вы раньше не приехали то? Помрет же – недовольно спросила она, вытирая серым заношенным полотенцем покрытые отеками, разъеденные щелочью руки.
Вертура и Фанкиль молча кивнули и проследовали за ней в заваленные хламом и тряпками комнаты, где селилось большое и шумное семейство родственников полицейского, вошли в небольшую, и тесную от обилия разнообразного хлама, отгороженную фанерой в угловом зале каморку с кроватью и письменным столом. Дюк лежал на заваленной темным тряпьем постели. Тяжелый неприятный запах болезни стоял в комнате, Тут же, на табуретке, в тазу, в зловонной, грязной воде с содержимым желудка Дюка лежали грязные бинты и тампоны, пропитанные кровавым гноем. Горка серых, свежевыкипяченых, видимо приготовленных для перевязки кусков ткани лежала поверх бумаг на рабочем столе. Тут же были и самогонный спирт в бутылке из под «Лилового номер один» и мазь в пропечатанной бледными синими чернилами аптечной коробке
- Лео… – мучительно приоткрыл слезящиеся глаза больной – прошу вас, ради Бога, выньте из меня это, вы же можете…
Фанкиль отложил папку с должностными бумагами, помеченными «Для служебного пользования», что среди книг и прочих записей лежала на столе Дюка, и обратился к больному. Подвинул табурет, сел, положил ногу на колено, подпер голову локтем, молча продемонстрировал папку, уставился коллеге в лицо.
- Это не я, я не хотел… Сэр Булле сказал, что если я не соглашусь, он прямо там разрежет меня на органы…
И вялым движением откинул мокрую рубаху с груди. Повязка, что охватывала его тело, уже успела снова пропитаться гноем. Фанкиль протянул руку и начал разматывать ее. Рана была уже в таком состоянии, что больной не чувствовал, как присохшие бинты с хрустом отламываются вместе с побелевшей, лопающейся кожей. На груди, на всей правой стороне над ребрами сине-желтым пятном темнел один большой гнойный пролежень. Кожи уже не было. Пожелтевшая плоть и белые кости тускло блестели в белом пасмурном свете, пробивающимся через мутное окошко над постелью больного. Под ребрами справа отчетливо розовел аккуратно зашитый, но уже гноящийся разрез, сделанный наверное, местным доктором.
- Там диск – кивнул головой Дюк – он врос в меня, его не вынуть, пустил корни…
Фанкиль проверил лоб больного, приложив руку на запястье, посчитал пульс.
- Можно вынуть – только и сказал он. И, забрав папку из отдела, которую нашел на письменном столе коллеги, вышел из комнаты. На вопросительный взгляд сестры, многочисленных родственников и детей, он только и ответил – спустите его вниз. Ждите, заберем.
- Он сказал, сэр Булле? – принимая поводья из нетвердых рук похмельно покачивающегося лохматого дворника и вручая ему мелкую монету, уточнил уже на улице Вертура.
- Да – мрачно кивнул Фанкиль и уставился вдоль домов – там, в карантине. На втором этаже. Я тоже видел его. Это точно был сэр Вильмонт. И он работал с этими телами в операционной.
Большие темные каменные дома, разделенные поросшими дикой малиной и мусорными кучами, стояли, прижимаясь к высокому каменному склону. Улица загибалась вдоль обрыва, уходя куда-то вниз и вбок. Напротив парадной желтела глухая стена какого-то казенного учреждения расположенного немного ниже по склону. Из трубы, что была чуть выше уровня мостовой, валил белый едкий дым. Стелился вдоль домов.
Фанкиль остался у дома Дюка. Вертура поехал в контору, передал записку инспектору Тралле. Тот нисколько не удивился, оторвал от уборки Марису, передал ей донесение и отправил вон, детективу же сказал взять катафалк и ехать за больным. Когда они выезжали со двора, снова начал накрапывать дождь. Все думали, что это будет полноценный ливень. Полицейские попрятались под навесом летней столовой и на скамеечках под ветвями тополей на старом бастионе, но только несколько особенно крупных капель шмякнулось в сухую пыль на плацу, и дождь закончился.
Когда детектив вернулся с Фанкилем и Дюком, все собрались в лаборатории.
Доктор Фарне, Инга и Хельга Тралле внимательно осмотрели больного.
- Вырезать-то вырежем – вдохнул дым из шланга своей курительной машины, заключил доктор – только уже начался абсцесс и под жаропонижающим температура сорок. Я конечно сделал ему два антибиотика, но это бесполезно. Все равно умрет.
Хельга Тралле согласно кивнула. Она аккуратно проверила разрез и пальпировала его рукой.
- Обширное отторжение чужеродных тканей – продемонстрировала опухшие лимфатические узлы на шее и в паху больного Инга. Достала скальпель и сделала надрез в районе охваченного заражением участка на животе. В глубине плоти тусклой паутиной мерцали нити отростков, что уже видели следователи, когда вскрывали мертвых, в ком были вживлены уже знакомые диски из карантинного дома.
- Они должны дублировать нервную систему для полного контроля тела морфов – пояснила Инга – но человеческий иммунитет не принимает эти синтетические волокна. Сейчас они идут по всему телу. Извлечение основного паразита не остановит отторжение. Чтоб его спасти, надо извлечь их все, но это технически невозможно.
- Да, как паутина – согласился Фанкиль, озадаченно теребя бороду.
- Это значит, что человек с лицом сэра Вильмонта экспериментирует над приспособлением этой технологии к людям? – уточнил Вертура.
- Да – как будто до этого было давно очевидно для всех, кроме детектива, ответил инспектор с раздраженным напором – все, пойдемте отсюда.
И они покинули лабораторию.
- Значит они хотят подчинить себе какого-то человека или группу людей – уже в кабинете инспектора, наверху, обсуждали дело инспектор Тралле, Фанкиль и Вертура. Начальник отдела Нераскрытых дел завертел колесиком, набрал код, раскрыл сейф и достал из него массивную треугольную бутылку «Черных Дубов», налил всем троим.
- Скорее всего – мрачно ответил он и обвел взглядом собравшихся – Лео, уточните в оперативном, нашли того, кто был в карете сэра Визры четвертым. Марк, эту записку сэру Гессу и вы с Анной на сегодня свободны, отдыхайте. Завтра утром поедете со всеми на Охоту. И не забывайте, что едете не развлекаться, а по службе.
Он рыком развернул к коллегам журнал и продемонстрировал запись о запросе выделить Вертуру и Марису по личной просьбе леди Булле, подписанную прокурором Гирты, советником Максимилианом Курцо.

***

- Охота на людей – весело пояснила Мариса, когда они собирались домой. Сегодня она особенно тщательно расчесывалась перед зеркалом и стряхивала пылинки с плаща, мантии и юбки – та самая, о которой не пишет только ленивый. Наконец-то и я напишу о ней очерк. У меня будет самый лучший. Ты бывал на такой? Когда берут самых опасных преступников, дают им ножи и выпускают в Лес, через несколько часов их преследуют и убивают как диких зверей. Никогда не видела лично но, кто был, говорят, что нет ничего более захватывающего чем охота на человека. Не то что на глупых бестолковых животных. Чего эти твари только не придумают, чтобы спасти свои богомерзкие душонки.
- Смотри – она схватила со стола номер «Скандалов», тот самый с негром и сэром Гонзолле на карикатуре, деловито повела тонкими пальцами с недавно тщательно подпиленными ногтями по строкам и прочла – лейтенант бригады Келпи Кабестан Григге, арестован сэром Прицци накануне фестиваля. Банкир Моше Друль, тот самый, который протратил деньги из казны, выделенные на зерно для города. И Виг Тропп – вообще непонятно кто он такой…
- Я вспомнил, откуда это, помнишь тогда, на ужине у леди Булле? – внезапно спохватился детектив и, подойдя к книжным полкам, нашел какой-то старый рыцарский справочник по традициям и истории и начал листать оглавление – вот.
Мариса, держа в руках шляпу, подошла к нему и наклонилась над разворотом с выполненным в стиле старой гравюры красивыми черно-белым рисунком.
- Перед началом важного совещания лорд всегда резал себе руку для того чтобы показать вассалам что он человек, а не оборотень. У оборотней либо нету крови, либо она очень быстро свертывается, либо она иного цвета. Например черная, как у многоголового волка. Долгое время это считалось архаизмом, пережитком прошлого. Но леди Булле возродила эту традицию. Возможно из-за того, что она опасается, что ее подменят морфом.
Мариса нахмурилась.
- Если бы я писала книгу – сказала она тихо и зловеще усмехнулась – я бы придумала, что сэр Булле собирается передать ей власть, инсценировать свою смерть, а потом взять под контроль. Но что мешает сразу подменить ее морфом, плюнуть на все традиции и сказать так нужно? Никто же не будет против.
- Не знаю – пожал плечами детектив – может какие-то технические сложности. Пойдем домой.
Он взял Марису под локоть и, забрав с собой книгу, расписавшись в журнале, что взяли ее для расследования, они покинули контору.

***

Белое полуденное небо заглядывало в раскрытое окно. Дул ветер, приносил запах сотен растопленных печей. Вертура оставил на спинке стула мантию и портупею с мечом, лег на кровать, потянул за собой Марису, лаская, растрепал ее нарядную алую рубаху и волосы, повернувшись на бок, прижав ее за руки к своей спине, укрыл их одеялами и пледами так, чтобы без верхней одежды на кровати было не холодно.
- Эта Белая Могила… - попытался он, но она обхватила его руками за шею и плечи, уткнулась ему в затылок лицом. От этого нежного прикосновения он быстро пригрелся, потерял мысль и, закрыв глаза, уснул.
Когда он проснулся, он некоторое время просто бессмысленно лежал, пытаясь понять, который сейчас час, но так и не смог угадать без часов. За окнами стояло ясное сине-серое небо. Было еще светло. Рыжие отсветы заката стояли на стенах, ложились на стол. На улице смеялись дети, бойко разговаривали прохожие. Мариса ловко орудовала на письменном столе утюгом. Сушила, гладила штаны Вертуры. Темно-серые, хлопковые, широкие со стрелками и манерными разрезами от пояса до середины бедер, через которые модники крыльями выпускают расшитый подол нижней рубахи, а пьяницы и солдаты заламывают в них руки. Рядом, на столе стояла манерная бутылка с ядовито-лиловой жидкостью и выдавленным на боку конным рыцарем, тут же была и новая рубаха детектива. Светло-синяя, с пришитой по вороту нарядной бордовой лентой.
- Я взяла твои деньги и купила тебе обновку – заверила детектива Мариса, бесцеремонно кидая ему поверх одеяла рубаху и штаны, чтобы он оценил проделанную ей работу, продемонстрировала бутылку –  одеколон «Завоеватель», самый модный, как у сэра Прицци. И ленту сама пришила. Запомни - я творческая личность, но не белоручка, хотя все эти дела по дому меня просто бесят.
- Ничего, привыкнешь – ответил он – погода хорошая, пойдем на улицу.
В переулке неподалеку от дома графа Прицци они услышали музыку. Идя не нее, приметили обнесенный высоким чугунным забором уютный, засаженный акацией и шиповником, с большой разлапистой ивой чьи ветви, перевешиваясь через изгородь, нависали на улицей, дворик. Сэр Порре, князь Мунзе и лейтенант Манко сидели на полого поднимающимся стволе дерева, развлекали игрой на барабане, гитаре и флейте девиц, что с шитьем в руках расположились рядом на скамеечках за просторным, вкопанным в землю прямо посреди двора столом.
Вокруг носились, играли дети. Над головами на ветру шумели листья. Рядом с сэром Порре, что устроился на складной скамеечке, чесал медиатором струны гитары, стояли костыли. Свежий, еще не заживший след от удара рассекал его лоб.
Мариса ускорила шаги, настойчиво повлекла детектива за собой под сень ивы и благосклонной улыбкой герцогини гордо и важно приветствовала князя Мунзе. Увидев ее, девицы неусмешливо зашептались между собой, бросая на нее быстрые недовольные взоры. Но рыцари тут же заставили их угомониться, радушно приветствовали детектива, угостили их с Марисой вином, налив из большой бутылки, что стояла тут же под скамеечкой, рядом с костылями сэра Порре.
- Теперь я подруга леди Вероники! Она называет меня своей сестрой – когда они вышли на улицу, бросила мстительный и ликующий взгляд на забор скверика Мариса – а они как и были кухарками, няньками, швеями при своих солдафонах-задирах, так и останутся на всю оставшуюся, жизнь. А ты должен соответствовать моему статусу – она требовательно дернула Вертуру за локоть – ты все понял?
Они свернули на перекрестке, прошли парк графа Прицци и дом детектива и, пройдя еще два квартала оказались перед высоким темным фасадом стоящего на площади собора Иоанна Крестителя, где служил иерей, у которого исповедовался Вертура.
Узкое, черно-серое, с колокольней и шпилем над входом здание было встроено прямо в громаду квартала, фасадом смотрело в сторону проспекта Рыцарей на площадь. Два массивных, величественных дракона с грозно поднятыми лапами и распахнутыми пастями стояли на высоких гранитных пьедесталах на верхней ступени широкой лестницы по обеим сторонам от парадного входа, немыми каменными стражами встречали всех входящих в собор. Поддерживали на своих поднятых крыльях эркер с украшенной витражом с изображением Иисуса Христа розеткой. Узкие окна с желтыми витражами в глубоких каменных портиках по обеим сторонам фасада и устремленный в небо острый шпиль, навевали мысли о торжественных постройках прошлых веков. О Старой Гирте – величественной, мрачной и серой, такой же суровой, как и холодное бело-рыжее небо в вышине, над головой.
На площади перед храмом было людно. Уже закончилась вечерняя, но до всенощной было еще долго. Прихожане выходили из церкви. Проходили коридором между пьедесталами с драконами, разворачивались на ступенях, поднимали лица к Спасителю, осеняли себя крестом.
Остановился перед фасадом, перед широкой лестницей, ведущей ко входу в храм и Вертура. Тоже перекрестился. Мариса встала рядом с ним, накинула на голову платок. Склонила голову, перекрестилась быстро и скованно, так чтобы никто не видел, но люди что проходили мимо, все же узнавали ее, но никто не сказал им с детективом ни слова. Только уже знакомый Вертуре старенький иерей, в темном подряснике, лаптях, с холщевой торбой через плечо, приветственно улыбнулся, кивнул, спустился к ним с высоких ступеней собора.
- Пойдемте – сказал он, уставившись на Марису и Вертуру поверх своих узких очков.
- Куда? – спросил детектив, непроизвольно подавшись вперед, словно заслоняя ее собой, несколько сбитый с толку этим внезапным словом.
- Анне, в церковь нельзя. Но на скамейке рядом посидеть можно – указал иерей на высокий чугунный забор, отгораживающий от улицы и площади палисадник перед высоким, больше похожим на замок или маленькую крепость, чем на особняк, домом. Литые чугунные ворота высотой в три человеческих роста выходили на площадь. За ними просматривалась маленькая, огороженная с трех сторон стенами и башенками особняка, густо засаженная по периметру липами и кустами шиповника площадь со скамейками, декоративным водопадом и маленьким, красиво выложенным черным речным сланцем и разноцветными камешками прудом.
Сообщив вахтеру с черной лентой на древке пики, что это с ним, иерей проводил Вертуру и Марису к скамеечке у пруда и, усадив обоих сел рядом с ними со стороны Вертуры. Здесь, рядом с бегущей водой, под сенью тесно стоящих деревьев было как-то по-особенному тихо и спокойно. Где-то вдалеке, как будто играла музыка, звонил колокольчик, щелкали ножницы невидимого за кустами садовника. Высокая, чугунная решетка и плотно посаженные деревья отгораживали этот маленький парк от шума и суеты соборной площади. В вышине темнели узкие окна загадочного и торжественного дома, во двор которого отец Ингвар пригласил своих спутников.
На колокольне забил колокол. Его эхо гулко отдавалось от стен этого загадочного, похожего на крепость дома.
- Вы же все знаете? – кивнул на Марису, прямо спросил иерей у Вертуры – вы все рассказали ему? – не дожидаясь ответа, задал и ей такой же внезапный и строгий вопрос.
Мариса опустила глаза и печально кивнула.
- Марк, вас же зовут Марк? – уточнил отец Ингвар – зачем вам такая жена?
Вертура был озадачен этим прямым требовательным взглядом и столь прямолинейным вопросом. Священник же оперся на свою палку обеими руками и теперь смотрел на детектива внимательно, вопросительно и строго. Вертура смутился, все мысли смешались в его голове. Ему стало страшно от того, что этот малознакомый ему человек там прямо требует от него ответа на такой важный, но лежащий в сугубо иррациональной плоскости его мышления вопрос. Стала мрачной и напряженной и Мариса. Отпустила руку детектива, поджала плечи. Печальное выражение появилось на ее лице. Во взгляде читались сомнение и страх, все усиливающиеся с каждой секундой промедления Вертуры. Но, обернувшись к ней, детектив нашел в себе силы все-таки высказаться хоть как-нибудь.
- Я хочу взять ее в жены… Увезти в Мильду с собой…
- Но зачем вам она? В Мильде нет девиц, подходящих вам в жены? – настаивал иерей. Взгляд его добрых серых глаз изменился, стал непреклонным и суровым, как у человека, готового взять и ударить в любую секунду – или вы будете кормить ее обещаниями пока вы здесь, а потом сбежите, как делают проходимцы, трусы и безбожники?
- Нет – все-таки собравшись с силами, ответил Вертура. Мысли спутались в его голове. Он взял Марису за руку и внимательно посмотрел в глаза иерею – я дал слово Анне, себе и Богу. Чтобы все, что с ней произошло, никогда не повторилось больше. Каждому мужчине нужна женщина, что будет ему подругой и будет во всем оказывать поддержку и каждой женщине нужен мужчина, что будет ее другом, отцом ее детей, защитником и мужем… В общем я полицейский, грешник, пьяница и бездельник и я подумал что Анна лучше всего подходит мне. Когда моя служба здесь окончится, я заберу ее в Мильду, и возьму ее в жены.
- А что думаете вы? – дослушав детектива, кивнул Марисе иерей.
- Я не против – ответила та, от волнения тоже растеряв все мысли и прибавила – если он обманет, я зарежу его..
- Очень хорошо, с обманщиками так и нужно – кивнул ей отец Ингвар – благословляю на помолвку, а вот венчание не раньше чем через год. Но прежде вам обоим епитимья. Пятьдесят тысяч поклонов на двоих. Выполните, пишите мне, я поговорю с мэтром Дезмондом о снятии с Анны отлучения. Пятьдесят тысяч. И чтобы делали оба.
Он поднялся со скамеечки. Встали и Мариса с Вертурой, преклонили к благословению головы. Поцеловали тяжелый стальной наперсный крест.
Все втроем вышли из скверика. Отец Ингвар, попрощавшись, зашагал прочь по улице. Вертура и Мариса переглянулись.
- Пятьдесят тысяч поклонов до свадьбы ты понял? – строго спросила она у детектива – ты хоть представляешь, сколько это будет?
- А что это за дом? – оглядываясь на высокий забор и скрытый липами фасад, рассеянно поинтересовался он – почти как крепость...
Вахтер – человек явно военный, вооруженный пикой и коротким мечем сидел в будочке в тени у ворот, внимательно наблюдал за только что покинувшими парк Марисой и Вертурой.
- Ты что не знаешь что ли?  – увлекая детектива подальше от ворот, раздраженно, бросила ему Мариса – это резиденция владыки Дезмонда Дорса, тут живет твой дружок Борис. Прячется от сэра Августа и леди Вероники за семью запорами. Она приглашает его на все приемы, чтобы посмеяться над ним, как над юродивым дурачком, а он все не приходит, игнорирует, как прокуратура. Совсем ее довел.

***
 
Когда они вернулись домой, уже начало темнеть. Рыжий закат заглядывал в окно. Холодало. Сквозняк колыхал свет свечи. Сидя за столом, листая рыцарский справочник, Вертура обратил внимание на одну из статей со сложной, с многочисленными подписями, иллюстрацией выполненной в художественном стиле средневековой гравюры. Указал не нее Марисе.
- Служение Богу, что способно переломить любое проклятие и злую волю. Это Лео такое любит. Богословие через физику и все в этом роде – кивнула она, встала рядом с детективом, заглянула в книгу, положила руку ему на плечо. Он коснулся пальцами ее ладони. Что-то торжественное и прекрасное было во всем ее облике. Словно какие-то необычные внутренние изменения произошли в ней за эти недели, одухотворив ее черты какими-то особенными спокойствием, величием и красотой, которые он впервые заметил в ее облике тогда, в ночь фестиваля, когда принцесса Вероника позвала их к себе в гости.
Вертура спохватился. Достал из своей сумки чистый лист бумаги и  написал на нем «Поклоны». Встал посреди комнаты и уставился на распятие и иконы в алькове. Задумался. Подошел к ним, вытер тряпочкой красно-белую, в шашечку, лампаду, налил в нее масла, засветил фитиль. Снова встал посреди комнаты, не решаясь начать. Отчего-то ему стало неловко и стыдно от того, насколько со стороны это будет выглядеть нелепо и глупо.
- Ничего – подбадривая, сказал он себе – не пристало христианину стыдиться креста и поклонов.
Он встал на колени и, осенив себя крестом, поклонился лбом в пол. Встал на ноги и повторил действие. Мариса какое-то время с недоумевающим скептицизмом смотрела на него, потом встала рядом с ним, подвинула ковер, чтобы не вставать подолом юбки на грязный пол, собрала в хвост волосы, и тоже стала делать поклоны.
- Где-то двести пятьдесят на двоих – когда она окончательно выбилась из сил, чуть улыбнулся, помог ей подняться на ноги Вертура и сделал пометку на листке – осталось всего... В общем, еще много. Ничего. Это самое меньшее, чем можно расплатиться здесь, на земле. Лучше так, чем вечно гореть в бездне.
Мариса кивнула, обняла его за плечи и без сил повисла на его руках. У нее был утомленный и полностью сокрушенный вид. За окнами было уже почти совсем темно. Отсветы заката еще расцвечивали уже почти совсем по- вечернему темно-синее ясное небо. Над Гиртой снова звонили колокола, возвещая начало всенощной службы.

***

Ему снились книги. Множество книг с картинами и схемами. Он сидел за столом в темноте, при свете множества жарких, оплывающих свечей, листал страницы, видел картины, но не понимал ни текстов, ни подписей к ним.
Согбенный человек, в поте лица бредущий по кругу между орбитами солнца и луны и множество подписанных сложными словами и символами стрелок-векторов, влияющих на его движение. Знак Бога был сверху и знак Ада снизу – это путь человечества, так объясняла ему во сне Мариса.
Видел диск мироздания и схему планарных пластов, как юлу из множества слоев, которую Великий Архитектор держит рукой за ось, и кишащие ужасные твари, что вечно скованы внизу, у подножия этой оси, вращают ее, корчась в своем бесконечном движении, порождая своими пертурбациями поддерживающие звезды и земную твердь потоки энергий, и порой, поднимая свои слепые уродливые головы, прозревая на миг, вырываются из своих оков и пастями черных дыр выглядывают в человеческий мир, как пиявки, засасывая все в свои ненасытные бездонные чрева.
Он видел схемы и таблицы на которых были изображены ранги и звания Ангелов - Господства, Власти, Силы и понимал, что в древних нечестивых оккультных книгах они имеют другие названия – Потоки, Колеса и Диски и младшие ангельские чины - архангелы и ангелы – Ветра, Драконы и Рыцари. Отдельно кошки самых разных мастей и размеров - маленькие неусыпные духи-помощники, посланные через бездонный мрак внешней пустоты Богом к человеку, чтобы быть всегда рядом с ним, незримо помогать, хранить от опасностей дом, вдохновлять на благочестивое служение, поддерживать на нелегком сумрачном, полном горя и отчаяния, пути.
Ему снились Маяки – как неусыпные глаза, мерцающие желтыми огнями во мгле Бездны. Издающие пульсирующие, лишенные всего человеческого звуки, что были схожи с теми, которые он слышал в мастерской, когда включали радиоэфир. Он не знал назначение Маяков, но отчетливо видел во мгле где-то рядом один из них. Как будто он, детектив, видел его в окнах, когда ехал в каком-то экипаже, из которого не мог выйти, вместе со множеством других, каких-то незнакомых ему людей, по дороге у подножья какой-то огромной черной горы, где выше по обочине еще больше усиливая окружающую темноту, стояли такие же желтые и пронзительные, как электрические, фонари, а где-то наверху, в страшной потусторонней тьме бесконечной ночи, на какой-то необычайно высокой, крутой, зловещей в своих размерах, пропорциях и черноте, противоречащей всей своей сущностью всем законам физики, горе,  каких никогда не было и не будет в тварном человеческом мире, горел Маяк, мерцал желтым страшным светом, заглядывая в мир людей. И этот мертвый холодный, пульсирующий, свет было видно изо всех концов земли, а его ритмичный голос непрестанно пронизывал все вокруг, рождая в душах страх, безысходность и смятение, осознанием неизбежности разверзающейся под ногами бездны и вечного падения в ее ледяной мрак кишащей хищными и ненасытными потусторонними тварями. Нашептывал что-то страшное на всех частотах далеко за пределами ощутимого человеческим разумом и любыми созданными наукой приборами спектра, навевал жуткие нечестивые мысли и сны…
Вертура не знал, зачем нужны эти шепчущие, пугающие своими пронзительным всепроникающим светом и голосами Маяки, но Мариса сказала ему, что это не для людей и ему не нужно знать этого, взяла его за руку и, отвернув его от этого страшного, безысходного зрелища, ласково прижала к себе.

***

Где-то посреди ночи он проснулся. Кто-то был в коридоре за дверью. В шелесте листьев и шуме ветра за окном было трудно различить звуки, но Вертура отчетливо слышал, что кто-то пробует запоры на двери. Потом раздался стук. Резкий, настойчивый, тяжелый и долгий, как обычно стучат солдаты или полицейские. Мариса вцепилась в плечо детектива, приподнялась, прислушиваясь, кто там за дверью. Ее испуганные глаза тревожно мерцали в темноте.
- Не открывай! – прошептала она тихо-тихо, прижавшись к Вертуре еще сильней, чтобы он ее защитил.
- Я знаю - согласно кивнул он ей. Он тихо нащупал свободной рукой ножны рядом в кресле, прижал их к груди, положил руку Марисы на холодный стальной эфес меча, сомкнул свою ладонь поверх ее руки.
Стучали гулко, настойчиво и долго, как будто знали, что в темной комнате кто-то есть, словно поверяли выдержку, не спрашивали ничего, не назвали себя, не потребовали открыть, но все-таки через некоторое время прекратили. Прислушиваясь в шуме ветра и шелесте листьев за окном, детектив так и не смог услышать удаляющиеся шаги.

***

https://vk.com/id686957
Доктор Эф