Глава 26. А любовь прошла стороной

Погрузившись в дебри науки, я вдруг заметил, что реже стал встречаться с Евой. То есть, виделись мы с ней практически каждый день – на Гоголя, в читальном зале библиотеке, в «четвёрке» на репетициях интернационального хора, и даже случайно сталкивались в метро или в троллейбусе. Но на свидания я её не приглашал, в кино не водил, и серенады – как в колхозе – не пел. И не потому, что она стала мне меньше нравится, нет: скорее, наоборот – я думал о ней чаще, чем когда-либо.

Просто … Просто в какой-то момент мне стало понятно, что она всё больше и больше удаляется от меня. Или я от неё…. Нет, на факультете она смотрела на меня тем же влюблённым взглядом (по крайней мере, мне так казалось), мы писали друг другу дурашливые записки, весело болтали на переменах, и, когда нас никто не видел, даже целовались в коридоре.… Но на этом всё и заканчивалось. Мы были друзьями, хористами, братом и сестрой, кем угодно, но никак не любовниками. Это был тупик…

Странно и то, что я сам никак не пытался сблизиться с ней, как с женщиной. Я страстно хотел её, по ночам представлял себе, что она лежит в кровати рядом со мной, как тогда, в гостинице, вместо подушки подложив мою руку себе под голову, а я с наслаждением вдыхаю в себя аромат…Чёрт! Почему же я всё время забываю у неё спросить, как называются эти духи, которые сводят меня с ума? ….

Сразу после колхоза Ева коротко подстриглась. Через пару недель, когда она сидела в читальном зале библиотеке, я бесшумно подкрался к ней сзади и стал жарко дышать ей в подстриженный затылок, потом несколько раз поцеловал её в оголённую шею, и … она сказала мне: «Спасибо». «За что?» – удивился я. «За комплимент» – не менее удивлённо ответила она, и …что-то во мне оборвалось….

Ещё через неделю в актовом зале универа проходило какое-то комсомольское собрание. Мы с Евой сидели рядом где-то на задних рядах. За полчаса до этого мы слегка поругались из-за какой-то ерунды, но тут же, как дети малые помирились: «Мирись, мирись, мирись, и больше не дерись…».

И вот теперь, я делал вид, что мне очень интересно слушать докладчицу, а Ева держала мою ладонь в своей горячей ладошке, и, когда я засматривался на выступающую барышню дольше, чем это было приемлемо для Её Величества, она сильно сдавливала мою ладонь. Я терпел, и делал вид, что ничего не чувствую. Тогда она повернула моё лицо к себе и сделала губки бантиком. Я снова притворился, будто не понимаю, что она от меня хочет.

Прошло несколько минут. И вдруг я почувствовал, что Ева дрожит.
– Ты что? Тебе холодно? – искренне испугался я.
– Да, мне очень холодно, очень. Обними меня!
– Как? Прямо здесь? – спросил я, но всё-таки обнял. Ева, не переставая дрожать, прошептала мне на ухо:
– Пошли отсюда!
– Куда?
– Туда, – сказала она и показала пальцем в сторону выхода. Я замешкался, не зная, что делать. И тут Ева вся затряслась, как от лихорадки, и со слезами на глазах взмолилась:
– Идём, Олежка! Куда угодно! К черту, к дьяволу! На все четыре стороны, на другую планету! Только пойдём отсюда, пожалуйста!

И мы ушли. Потом выяснилось, что её колотило от высокой температуры…

Ева с понедельника на занятиях не появлялась. Я звонил ей домой, она говорила, что выздоравливает, но насморк не проходит. А вечером в четверг 17 ноября, я зашёл к Рюмину, чтобы позвать его в 109 комнату 11 общаги, куда по случаю Дня студента помимо нас с ним были приглашены Клюенко, Николаха, и Валера. С Рюминым я столкнулся в дверях. В руках он держал электробритву.

– О! А я к тебе! Иди брейся и пойдём в одиннадцатую к нашим девкам.
– Нет, я не пойду.
– Почему?
– Я иду в театр.
– В какой?
– Русской Драмы.
Я пожал плечами и повернулся, чтобы идти к себе, но всё-таки спросил:
– А с кем едешь?
– Ни с кем. Сам.
– Не скучно?
– Нормально, – ответил Рюмин, и я зауважал его ещё больше….

… К моему приходу, праздник был в самом разгаре: парни, как сговорившись – все в костюмах – уже выпивали с нашими девчонками. Мне налили штрафную за опоздание, потом ещё одну – просто так, и через полчаса я был уже «тёпленький».

По ходу застолья выяснялось, что Алёна Марченко «Малая» обменивается томными взглядами с Клюенко, Николаха застрял между Викой Овчаренко и Женей, а мы с Валерой представляем собой бесплатное приложение к журналу «Мурзилка». Поэтому я откровенно заскучал и потащил Валеру на перекур в расширитель.

– А Рюмин чего не пришёл?
– Ты хочешь, чтобы мы тут сейчас втроём курили?
– Я так просто спросил. Ты ему говорил насчёт сегодняшнего вечера?
– А как же!
– И что?
– В театр поехал.
– Сам?
– Сам.
– Не скучно?
– Нормально, – ответил я словами Рюмина, и пожалел, что не поехал вместе с ним.

Посидев часок-другой, мы отправились на праздничную дискотеку в кафе, которого уже давно нет на карте города. Я не танцевал, настроение у меня было паршивое, и, страдая от вынужденного одиночества, я вышел на улицу покурить. Падал мелкий снег, ветра не было, и струйка сигаретного дыма неподвижной спиралью улетала к полной Луне….

Из философского состояния меня вывел Валера, который заметил моё отсутствие и пошёл меня искать. Его скрипучий голос заставил меня вернуться в реальность, и я неожиданно для себя самого решил, что после танцев обязательно напьюсь…. А пока…

…А пока, основательно продрогнув, я вернулся в помещение. Объявили белый танец. Пискаренко пригласила Николаху, Малая – Клюенко, а ко мне подошла Вика Овчаренко и протянула руку. Такой расклад меня несколько удивил, и я почему-то позавидовал Рюмину, и во второй раз пожалел, что не напросился к нему на поездку в театр.

Танцор из меня был ещё тот, и я то и дело наступал Вике на ноги. Каждый раз я извинялся, но я не видел её реакции, потому что моя левая щека постепенно замерзала от её слёз. Я решил, что она расстроилась из-за неразделённой любви к Николахе, и продолжал как ни в чём не бывало кружить с ней по залу. Но когда танец заканчивался, и я мог уже слышать сам себя, не перекрикивая громкую музыку, я попытался её успокоить:

– Вика, ну, перестань. Что ж ты так расстроилась? Такое бывает…Что ж теперь? Это же не конец света…
Вика оторвала свой восточный носик от моего плеча и спросила:
– Ты о чём?
– Не о «чём», а о «ком»…Я про Серёгу…
– Какого Серёгу??
– Как какого? Про Николаху, естественно…
– А причём тут Николаха???
– Как причём? Ты же по нему страдаешь?
– Кто тебе это сказал?
– Да, собственно, никто.…И так все знают, что ты с самого Барвенково за ним …как бы это сказать…по нему сохнешь…. Вот.

– Дурачок, – нежно сказала на ухо мне Вика, – Я тебя люблю….