Глава 29. Моей душе покоя нет

Душ в «четверке» находился на первом этаже. Два дня в неделю он работал как женский, два дня – как мужской, а в остальные дни недели – не работал вовсе. И это было весьма странно. Сегодня мне повезло. Я привёл себя в порядок, и поднялся на второй этаж, где с аппетитом покушал в студенческой столовой на взятые в долг у Клюенко 70 копеек. Чистенький и с набитым брюхом я пришёл к себе в комнату на пятом этаже, разделся и умостился под тёплым одеялом.

Но сон не шёл. Мои мысли метались от Большаковой к Еве, от Евы к Овчаренко… Я вспоминал недавнее прошлое, думал о ближайшем будущем, но вереница мыслей, посещавших мою бедную голову – так мне было себя жалко – не давала чёткого понимания общей картины: что происходит на любовном поприще Олега Рыбакова?

«Поприще»…. А ведь ещё пару месяцев назад в этом же контексте я употреблял слово «фронт»! Значит…. Значит, ты, Олежка, опустил руки и перестал воевать. Ты перестал сражаться за своё счастье, за своих дам (почему во множественном числе?!), ты перестал мыслить глобально….

И если говорить о фронте, то получается совсем наоборот: Вика не могла не знать о моих отношениях с Евой, и шансы на мою взаимность она должна была оценить как ничтожные. Выходит, сознательно или бессознательно, она включилась в борьбу за любимого парня. Правда, остаётся непонятным, как её так быстро переключило с Николахи на меня? Или Николаха и есть один из тех фантомов, о которых я вчера на улице разглагольствовал перед перепуганными мужиками?? Боже, кто их поймёт, этих девушек? Всё у них так сложно и запутанно….

Ева…. Вспомнил, как в октябре мы с ней дурачились на «Введении в языкознание»: я вырвал листок из общей тетради, сложил его вчетверо, и на одной стороне написал: «Я тебя люблю!». Ева нахмурилась и с другой стороны написала: «Нашёл место!». Потом повернулась и послала мне воздушный поцелуй. Я облегчённо вздохнул, и снова написал всякие глупости на том же листочке.

Ева наиграно злилась, легонько щипала меня за бок, и тут же извинительно гладила меня по кончикам пальцев, видя, что моё лицо искажается от боли. Тогда я письменно предлагал ей на выбор одно из двух наказаний: «поцелуй в плюшевый носик» или «поцелуй в плюшевые глазки». Она снова щипала меня, и это могло продолжаться до бесконечности, если бы ко мне не подошёл Игорь Степанович Кравчук, который, собственно, и вёл сей предмет. Я угомонился, спрятал листочек под парту, а Игорь Степанович, стоял рядом со мной, деликатно давая понять, что давно уже за мной наблюдает, и забавно разбивал слова по слогам:

– Это на-зы-ва-ет-ся ме-та-те-… Что? Правильно: -зой.
При этом он перекладывал из одной руки в другую какой-то невидимый предмет…. Точно так, как я сейчас перекладываю своих девушек у себя в голове. Ой: «…своих девушек…»! Можно подумать – у меня гарем!
Всё, сплю.

И я начал считать слоников. Но на тридцать каком-то слонике в дверь постучали.

– Да-да, – отозвался я, придерживая рукою готовое выпрыгнуть сердце.
– Олежка, ти тут? – услышал я знакомый «украинский» голос. – Ой, ну, слава Богу, а то я боявся, що ти ще на заняттях. ... Чуєш, той, Наталя Іванівна просила передати, щоб ти прийшов о п'ятої вечора. Репетиції хору не буде. Замість цього – бандури.

– Толик! Так и до инфаркта недалеко! Ты чего не в универе?
– Відпросився: деякі справи. Все! Маю бігти. Так ти прийдеш?
– Обязательно!
– Тоді побачимося!

Нелюба убежал, и я понял, что дневной сон мне сегодня не светит. Было половина третьего, и я решил смотаться домой за деньгами: нужно было отдать долг Клюше, остальное оставить на питание. Я снова оделся, закрыл дверь и спустился вниз. На вахте я столкнулся с Валерой, и он от нечего делать поперся со мной на Салтовку. Мы управились за два часа, деньги я взял, но на обратном пути Валера предложил зайти в один из магазинов «Бермудского треугольника»  и выпить по стаканчику вина. Часы показывали 16.30. Я почти согласился, но, вспомнив про репетицию бандуристов, отказался. Не надолго…

– Э-э-э… Ты знаешь, я сегодня сидел за партой с Таней! И она на меня так смотрела, так смотрела…. Сегодня обязательно поеду смотреть на дом, где живёт Таня….

Последние два предложения взорвали во мне бомбу с эмоциями. Не говоря не слова, я решительно переступил через порог. Выпив по стакану «Агдама» и закусив конфеткой, мы направились к выходу, но…в дверях столкнулись с Рюминым и Клюшей.

– Хо-хо-хо! Свыня уже здесь! Молодец! – акцентируя «о» в последнем слове, выпалил Клюенко. – Всё правильно: второй день пьянства!
– Э-э-э… Мы только по стакану вина выпили….
– Вот и мы сейчас по стакану вина выпьем и всё….

Я вернул Клюше свой денежный долг, они с Рюминым тоже выпили по стакану «Агдама» и, прикупив – на всякий случай – бутылку водки, мы бодрым шагом, а я с почти бегом, двинулись по переулку Отакара Яроша к «четвёрке». Узнав на вахте, что Наталья Ивановна ещё не пришла, я – буквально бегом – поскакал по ступенькам к себе на пятый этаж, чтобы успеть почистить зубы и заглушить винный перегар. Было без пяти пять. Сделав все свои дела, я полетел вниз, и на лестнице четвертого этажа поздоровался с Амином и Гасаном. Они шли на собрание землячества. Потом я заскочил к Нелюбе, и от него узнал, что Наталья Ивановна «запізнюється» и будет через полчаса.

Что делать? Не подыматься же опять к себе? И я решил эти полчаса подождать в комнате Рюмина, а там после 100 грамм водки, я понял, что сегодня «бандурить» Нелюба будет без меня….

Примерно через 40 минут, в самый разгар маленького праздника раздался стук в дверь, и бывший десантник, услышав голос Натальи Ивановны, нырнул под стол, а парням понадобилось не более 5 секунд, чтобы на этом столе было пусто. Затем Рюмин открыл дверь.

– Рыбаков здесь?
– И не было! – спокойно ответил Рюмин.
– А где он может быть? – громко спросила Наталья Ивановна, окидывая оценивающим взглядом парней, и еле сдерживая себя от возмущения.
– Например, у себя в комнате, на пятом этаже….
Наталья Ивановна сделала глубокий выдох и, не попрощавшись, ушла.
Я вылез из-под стола и заявил, что я её не боюсь.

Просто не хочу идти на репетицию. И баста.