Глава 32. Зелен виноград

Примерно с середины ноября наша «залётная троица» окончательно расслабилась и, напрочь забыв прежние страхи, связанные с возможным отчислением из вуза, нередко «устанавливала контакт по белой крепкой». Дух авантюризма, разгульная и бесшабашная жизнь со всеми студенческими атрибутами закружили нас по второму кругу, если первым считать наши подвиги в Барвенково.

Не за горами была и первая в нашей жизни сессия. Поэтому иногда нас можно было увидеть в читальном зале библиотеки. А в свободное от учёбы время мы с остальными парнями готовились к предстоящему декабрьскому капустнику, сочиняли пародийные сценки, и на весь четвёртый этаж распевали дурацкие песни о преподавателях с нормативной и ненормативной лексикой; тексты последних я не буду здесь приводить из этических соображений.

С Евой мы общались в основном по вторникам и пятницам на репетициях хора (Наталья Ивановна «проглотила» мою сказку про больное горло и я был прощён),  а потом она уезжала домой, в свой Люботин. Нельзя сказать, что между нами выросла стена непонимания, но та нежность и трогательность в наших отношениях, которые были совсем недавно, таяли вместе с моей надеждой получить полное прощение после известной колхозной истории с Большаковой. Я перестал провожать Еву на вокзал, а она делала вид, что не придаёт этому значения. На парах я не садился с ней за одну парту, чем сразу пользовалась Машка «Колобок», а на переменах я выходил покурить с парнями на улицу. Я терпеливо ждал, когда Ева проявит свой интерес к нашим, как мне тогда казалось, угасающим отношениям, но она вела себя так, как будто между нами ничего не изменилось.

Чтобы разобраться в себе и своих чувствах, я зачастил в 11 общагу к Вике, и делал это максимально скрытно, хотя о какой скрытности может идти речь, если у тебя нет шапки-невидимки. На тот момент формально считалось, что Вика продолжает встречаться с Николахой, а его шашни с Женькой Пискаренко никто не воспринимал всерьёз, хотя бы потому, что сама Женька периодически «появлялась на людях» в компании Майкла. Поэтому, пользуясь возникшей неразберихой, первое время нам с Овчаренко удавалось оставаться «в тени».

Но, несмотря на соблюдаемую конспирацию, вскоре поползли робкие слухи. И снова между мной и Евой ровным счётом ничего не поменялось. Мы по-прежнему мило улыбались друг другу, при встрече я по-прежнему чмокал её в щёчку, а после очередной репетиции 29 ноября даже вызвался проводить её до вокзала.

В тот вечер я вернулся в «четвёрку» около девяти вечера, и, поднимаясь по лестнице, решил зайти в гости к парням на четвёртый этаж. Идя по коридору, я увидел, что из комнаты, в которой жили Алик Шуряев и Клюша, вылетел взбудораженный Рюмин, и, достав на ходу сигареты из кармана, быстрым шагом двинулся в сторону умывальника. Интересно….

– Товарищ в расстроенных чувствах, – догоняя его, сказал я голосом Надежды Владимировны. – Что случилось?
В ответ Рюмин покачал пальчиком и наигранно улыбнулся, но на одном месте ему не стоялось….
– Давай, рассказывай. Чего метаться туда-сюда?…
– Да ну их! Жмоты!…

– Кто такие?
Рюмин прикурил сигарету и сделал две глубоких затяжки подряд.

– Зашёл к Алику. А там Волкова и Рожкова. Ну, и Алик, понятно, тоже. На столе бутылка коньяка. Сидят и мило беседуют.
– А Клюша с арабами?
– Нет никого.
– И что?
– Ничего. Сел с ними. Сижу, жду, когда разливать начнут…
– А тебе не показалось, что им и без тебя неплохо?
– Нет, не показалось! А потом – я не собирался там с ними лясы точить! Они, наверное, решили, что я пить буду бесплатно. Я не могу понять, чего они там вообще раскомандовались? Я пришёл к Алику, а не к ним. А они повернули так, будто я пришёл к ним в комнату.

– Они – это кто?
– Так Волкова же…. И Рожкова ей поддакивала.
– А Шуряев?
– Молчал. И делал вид, что вообще не понимает что происходит.
– М-да…. И чем это кончилось?
– А чем? Ничем! Налил себе полстакана коньяку, выпил, швырнул этим жлобам пять рублей на стол, и – до свиданья….
 – Забавно…. Коньяк-то хороший?
– Ничего особенного. Обычный. Но от Алика я такого не ожидал….

Я закатил глаза вверх, подыскивая наиболее убедительный вариант успокоения товарища.
– А чего ты ожидал? Что он заткнёт Волкову и скажет: «Ой, Игорёк, как хорошо, что ты пришёл! Давай, присаживайся с нами, составь нам компанию»?
Мало ли, какие у них там мероприятия намечались. Это во-первых.

– А во вторых?
– А во вторых – вспомни: в колхозе был аналогичный случай, когда мы лук собирали. В первые дни. У Алика была интрижка…нет, это даже не интрижка: вообще не понятно что… со Светкой Томашенко. Вспомнил? Как ты вешал Светке лапшу на уши по поводу того, что Алика тает от любви к ней, как свеча. А потом ты же говорил Алику, что Светка без него жить не может. И, насколько я помню, Алик там поступил также, как и сегодня – просто отмолчался. А тебя Синица и Томашенко куда-то далеко послали….

– И в-третьих: кто ему для капустника роль Бога отвёл? Вот он и качает права….
Я собирался сказать «и в-четвёртых», но…
– Ладно, я – спать, – сказал Рюмин, загасил недокуренную сигарету, и пошёл к себе.

Посмеявшись мысленно над этой историей, я отправился на пятый этаж в свою комнату. «И всё-таки, почему Алик не отреагировал на желание Рюмина присоединиться к их компании?» – думал я уже в кровати. «Закручивал интрижку с одной из девочек, а Рюмин – стесняющее обстоятельство? Но тогда можно было деликатно выйти с Рюминым за дверь, объяснить ситуацию, и вопрос был бы решён…. Хм, не любят девчонки нашего Игорька, ой не любят…. С другой стороны, он и сам не прав: видит – девушки пришли в гости к Шуряеву, и всё равно нагло напрашивается на выпивку! Как говорит наш дорогой друг Клюенко, – «отличник боевой и политической подготовки»! Да…Я бы так не смог…». 

Хух, что ни день, то психологический практикум. Тут со своими женщинами разобраться не могу, так ещё и дополнительную нагрузку мне подкидывают! Надо включить свет: где-то у меня были таблетки от головной боли….