Двойка по поведению

Ночью загорелся склад. В нём дублёнки и фляги с мёдом. Всё село сбежалось на пожар с вёдрами, с ломами и с лопатами. До реки недалеко, но это не спасало. Старый просмоленный сруб горел как гигантская паяльная лампа. Вокруг светло как днём, огонь близко никого не подпускал. Жар страшенный, того и гляди вспыхнут на голове волосы. Все завороженно смотрели на пламя и делились друг с другом фантастическими советами. Вот бы да кабы…

Огонь утих, от склада осталась куча дымящихся углей, и тут запоздало послышался визг пожарных сирен. Примчались, залили угли водой и уехали. На другой день приехал оперативник из отдела по борьбе с хищениями социалистической собственности. Всем задавал один и тот же вопрос: «Был ли на двери склада замок или не был?»

Никто не смог ответить. Никто. Мне этот вопрос он тоже задавал. Я ничего вразумительного не мог сказать, хотя дверь была прямо перед моими глазами. Я смотрел на огонь и критиковал фантастические советы таких же как я зевак. Оперативник хотел знать причину возгорания. Если это грабёж, то расследовать придётся ему, если это халатность, то расследовать будет другой. Если это и то, и другое, то расследовать придётся в составе целой комиссии.

Это произошло в селе Верх-Ая в доброе советское время. На этом можно бы было поставить точку и поместить текст в разделе рассказы. Хочу добавить несколько строк и отправить в раздел публицистики.
Наше поведение на том пожаре сильно напоминает то, как мы себя вели во время приватизации, во время расстрела Верховного Совета Российской Федерации и во время принятия Закона о земле.

Идёт приватизация. Нам раздали ваучеры. Не долговые расписки, а ваучеры. Ваучер означает на английском расписка. Вопрос, если расписку назвали не русским словом, а английским, то почему этот самый ваучер перед инфляцией оценили рублями, а не долларами? Ваучер стоил десять тысяч советских рублей, это тридцать пять тысяч долларов на каждого члена семьи.

Далее. Горит Белый Дом. Верховный Совет расстреляли из парадных танков. Огонь, он везде огонь. Хоть на сельском складе, хоть на Белом Доме, хоть на инфляции. Огонь отвлекает от замка. Горит российская валюта. К рублю приписали нуль и он стал десяткой. Потом приписали ещё один нуль, и рубль стал сотней, а потом и тысячей.

А где замок то? А на ваучере. Скажите, хоть кто-нибудь из нас, из всех миллионов граждан России, потребовал, чтобы три нуля также приписали к тем десяти тысячам на каждом ваучере!?. Это ведь долговая расписка государства перед тружениками, которым предложили всё, что они создали, поделить меж собой поровну.

О чём мы только тогда не говорили, кого только не слушали, шли на площадь с транспарантами «Сволочи! Верните хлеб и деньги!» Так ведь поздно уже было. Мы ведь не обратили внимания на ещё один замок, когда смотрели на огонь горящего Белого Дома.

Кто-нибудь помнит сегодня, кто вёл репортаж расстрела Верховного Совета Российской Федерации? Репортаж вела телекомпания CNN на ангийском языке. Останкино не работало. Всё было схвачено. Точнее, ЗАХВАЧЕНО! Переводчик за кадром переводил репортаж этой казни на русский язык. Миллионы зрителей это видели и слышали.

Если бы в 1943 году расстрел Верховного Совета транслировала бы гитлеровская радиостанция на немецком языке, то весь мир бы понял, что Москва пала. Почему же такие события через полвека люди оценивают иначе?

Почему не видим врага, который в открытую издевается над страной и народом? Почему ищем врагов друг в друге? Почему СМИ хвалятся тем, что «свой снайпер» в Донбассе убил русских людей больше чем чужой? Почему не понимаем, что враг России в своей статистике  суммирует всех убитых и результат заносит в колонку «потери русских», а в колонке «собственные потери» ставит нуль. Или прочерк. Трудно это понять? Думаю, что  не в уме тут дело, это ещё одна двойка по поведению.