БВОК книга 4 О, женщины...
13. ОЛЬВИЯ.
Через три недели, после ухода Семёна с последней работы, состоялась встреча с хозяйкой частного предприятия, о котором говорил младший Сеня Мелихов. Его отец, Игорь, давнишний друг и названный брат Семёна, приехал в Андреевск и организовал встречу в ресторане «Премьер» с хозяйкой предприятия, в которое он и рекомендовал Семёна на должность директора. Игорь Геннадьевич Мелихов, уже много лет занимает статусные посты. Как недавно в Андреевске, так и сейчас в Красном Луче, он был Председателем городского профсоюзного комитета предпринимателей и кооператоров. Игорь Геннадьевич считал, что любой серьёзный договор должен обсуждаться в культурной обстановке, а не где-то набегу, и по завершению переговоров, результат должен быть закреплён совместным застольем. Тогда, договаривающимся сторонам, неудобно будет впоследствии отступиться от договорённости. Внешне, около пятидесяти лет, слегка полноват, чуть выше среднего роста, с красивой причёской, в небольшой седине, всегда в безупречном костюме и стильной белой рубашке, но без галстука. Он выглядел преуспевающим мужчиной, похожим на владельца огромного состояния из заграничного фильма. Его общение проходило всегда на пониженных тонах, в мягкой, доверительной манере, непременно с лёгкой улыбкой на лице. Расходы на деловые застолья, обычно, брал на себя. Но зато, количество организаций, вступивших в его профсоюз, было всегда одним из многочисленных в городе. Причём эти организации, в своём большинстве, были прибыльными и регулярно делали профсоюзные отчисления. В своё время, профсоюзные организации, завода, которым руководил Семён, и предприятие ООО«Рембыттехника», директором которого являлась хозяйка нового частного предприятия ООО «Ольвия», Надежда Николаевна Барицкая, были членами городского профсоюза предпринимателей и кооператоров Андреевска, которым руководил Игорь Геннадьевич. Семён видел её раньше, на городских профсоюзных собраниях, семинарах или совещаниях, проводимых администрацией города с руководителями городских предприятий. Однако личных общений, до сегодняшней встречи, не было. Надежда Николаевна, тогда Лисицына, всегда была заметной, эффектной женщиной, одевалась в костюмы бизнес-леди, либо брючные костюмы, подчеркивающие красивую фигуру, в её сорок лет. Богатый густой волос чёрного цвета, спадающий, аккуратной закруглённой вовнутрь каймой, на плечи, красивое, ухоженное, округлое, но не полное, всегда с необходимой мерой макияжа, лицо и яркий маникюр на пальцах рук, всегда привлекали повышенное внимание мужчин. Надежду Николаевну, часто приглашали в президиумы, почти всех собраний, на которых она присутствовала. С тех пор, как видел её Семён последний раз, прошло уже больше пяти лет. За это время, Надежда Николаевна развелась с мужем и ушла из двухэтажного своего дома в приобретённую квартиру, на другом конце города. В Доме, кроме мужа, ещё
245
оставались жить дочь со своим мужем и внучкой. При всём том, что её супруг, водитель частного КАМАЗа, любил женщин и много пил, он любил дочь и внучку, да и с ней самой, не хотел разводиться, и развод не давал. Так что Надежде Николаевне, пришлось разводиться через суд. Тогда-то она и вернула себе свою девичью фамилию, Барицкая. Это всё, о ней, накануне встречи, Игорь, рассказал Семёну. Увидев её за столиком в ресторане, Семён заметил, что и в свои, почти сорок пять лет, даже после пережитых событий, она ничего не потеряла, а скорее приобрела. Фигура осталась безупречной и причёска всё та же, а вот макияж и маникюр, стали менее яркими. Костюм, более закрытый, но с кроем, точнее подчёркивающим женскую красоту её фигуры. А самое главное манера разговора и мимика лица, стали нежнее и привлекательней. Менее резкие движения и казалось, насколько Семён мог сравнивать, более солидными. Это приятно удивило Семёна. Он вообще отвык, за последнее время, от женского общества. А от такого, тем более. После ухода с завода, а это почти пять лет назад, ему приходилось иметь общение только с женщинами из торговли, покупательницами на рынке, да дома с женой. Во всех этих случаях общения, зачастую, могли проходить на уличном жаргоне. Здесь же, придётся вспоминать министерский этикет, которым когда-то Семён владел в совершенстве и пользовался успешно при общении с женщинами. Но, как оказалось впоследствии, это не так просто, после долгих отсутствий тренировок. А тем более появившихся привычек разговора в пьяных компаниях. Однако, предвкушение нового, а может прежнего, образа жизни, не осознано будоражило, и вместе с тем сковывало, его мысли и поступки. Надо было произвести впечатление на хозяйку предприятия, а как это сделать, не зная её характера, кругозора и вообще, как человека в жизни. Хорошо, что Игорь Геннадьевич сообразил вовремя и списал временную молчаливость Семёна, на природную скромность брата. Он охарактеризовал его как опытного и предприимчивого руководителя, с которым роковая современность поступила несправедливо. От этого никто не застрахован. Ответив на все вопросы Надежды Николаевны, Семён предъявил, несмотря на то, что они были в ресторане, по её просьбе, трудовую книжку. Убедившись в том, что у него на тот момент было в трудовой книжке всего четыре предприятия, где он везде был на руководящих должностях, и пять лет директором до рейдерского собрания, Надежда Николаевна, согласилась на сотрудничество. Игорь Геннадьевич, сразу предложил закрепить это событие бокалом шампанского. Он попросил, заранее предупреждённого официанта, убрать кофейные чашечки и подавать всё, что он заказал предварительно. Мгновенно стол был сервирован закуской, фруктами, бутылками водки, вина и шампанского. Горячее подали со второй бутылкой водки, так как водку пили все, кроме Надежды Николаевны. Она, в отличие от спутницы, пришедшей с ней, после первого символичного бокала шампанского, выпитого всеми, пила вино.
-- Надежда Николаевна, мне, как будущему руководителю предприятия, необходимо знать, почему Ольвия? Название предприятия очень красивое. Но
246
оно взято вами неспроста? Я, когда-то, где-то, что-то читал. Это, если мне не изменяет память, древнегреческий город, ещё до нашей эры существовал. А сейчас его, по-моему, даже не существует.
-- В чём вы правы, Семён Анатольевич, так это в том, что это действительно город. Он существовал действительно до нашей эры. И был, действительно, под властью греков.
-- Вот видите, Надежда Николаевна, - обратил внимание Игорь Геннадьевич, - Семён Анатольевич всё знает.
-- Всё, да не всё. В шестом веке, до нашей эры, на территории нынешней Украины, на берегу Днепро-Бугского лимана, недалеко от Николаева, возле села Парутино, из турецкого города, кажется Милета, приплыли мореходы и организовали поселение. А потом пришли греки и организовали там колонию, Ольвию.
-- Ничего себе, какие подробности. Так это на нашей территории, на Украине? – удивился Семён.
-- Конечно подробности. Я ведь всё изучила, прежде чем назвать так своё предприятие. Я хочу, чтоб оно работало долго и кормило меня, моих детей и внуков. А теперь и вас вот, с Мариной Фёдоровной. А значит и ваших детей.
-- А вы что, их поженить хотите? И чтоб дети у них были? – в шутку спросил Игорь Геннадьевич?
-- Я согласна! Я не замужем, – согласилась Марина Фёдоровна.
Все рассмеялись.
Марина Фёдоровна Есаулова, была единственной, на сегодняшний день, оформленной, в новом предприятии, работницей. Потому её, как бухгалтера ООО «Ольвия», и взяла с собой Барицкая, в ресторан. Она же была и бухгалтером в ООО «Рембыттехника». Внешне, абсолютно не похожая на бухгалтера. Не высокого роста, миниатюрная, светленькая, с короткой стрижкой, веселушка. Очевидно, что эту, очень позитивную женщину, связывали с Надеждой Николаевной, кроме профессиональных отношений ещё и дружеские.
-- Нет. Я, имела в виду ваши семьи. Извините, - поправилась Надежда Николаевна. – А там, как хотите.
-- К сожалению, не получится. Я женат.
-- Разведём, - продолжала веселиться, немного опьяневшая, Марина Фёдоровна.
-- Поживём – увидим, - решил вернуться к заданной им теме Семён. – Ну, и что это была за колония? Чем всё кончилось, Надежда Николаевна?
-- Колония стала городом, просуществовал он тысячу лет, до четвёртого века нашей эры. Это был важный центр торговли и рыболовства. В самом расцвете города, там выпускали свои деньги. Сначала в виде дельфина. А потом круглые с изображением богини Афины и медузы Гаргоны. А когда город вошёл в Боспорское царство, столицей которого был город Пантикопея, ныне Керчь, там стали ходить деньги с изображением Бога Днепра - Борисфена. И деньги так назывались, один Борисфен, два и так далее.
247
-- Надежда Николаевна, а что это за царство такое, Боспорское? – поинтересовался Игорь Геннадьевич. – Я, что-то, не помню.
-- Такое царство организовалось из нескольких городов северного побережья Черного моря. В него вошли, кроме Ольвии и Пантикопеи, Танаис,
что под Ростовом на Дону, Херсонес, что возле Севастополя и ещё один город. Я уже не помню. Он был где-то возле Белгород-Днестровска, что в Одесской
248
области.
-- И что с ним сталось, с этим царством, - спросил Семён.
-- Разорили завоеватели. Такой лакомый кусок. Знаю, Ольвия стала провинцией Римской империи. Подвергалась осаде войск Александра Македонского. Но город выдержал. Потом ещё кто-то напал и разрушил его. Ольвию опять отстроили. Но того богатого города, уже не было. В 1924 году начаты раскопки города. Откопали стелу и барельеф с гербами города. На них изображён сокол, вцепившийся в дельфина когтями, с надписью над соколом, Ольвия. На барельефе, верхняя часть обрезанной античной колонны с орнаментами и надписью сверху, Ольвия. Получается, что у города были два герба. Может в разное время. Не знаю. А может, у каждой части города, свой герб. Ольвия состояла из двух частей. Верхний город, на скале. Нижний город, на берегу моря.
-- Да… Надежда Николаевна. Спасибо. Интересную историю вы нам тут рассказали, - поблагодарил Игорь Геннадьевич. - Давайте выпьем за успех и процветание вашего предприятия. Семён Анатольевич, наливай.
Семён наполнил бокалы и рюмки напитками и поинтересовался.
-- А что всё-таки означает само слово Ольвия?
-- В переводе с древнегреческого, это - «Счастливый город».
-- Ну, что? С таким названием, нам должно повезти, – под-итожил Семён. – За, Ольвию, до дна!
Все выпили, как просил тостующий.
Удивительно, но Семён, как ему показалось, стал быстро вспоминать приёмы общения в интеллигентной компании. Чего, наверное, не почувствовал Игорь Геннадьевич. Хотя и он был любитель анекдотов. Чуть позже, после нескольких рюмок водки, когда Семён рассказал пару пикантных анекдотов и выдал несколько тостов в том же стиле, ему пришлось охарактеризовать Семёна как человека с необычным, если хотите, артистично-фольклорным чувством юмора.
-- Хотите, я вам расскажу один тост, который я услышал лично от Карела Готта. Помните наверно, в восьмидесятые годы, был такой певец «Чехословацкий соловей»?
-- Да, конечно помним! – Воскликнула Марина Фёдоровна. – Только его называли «Пражский соловей». А что, вы были в Чехословакии и там с ним выпивали?
-- Ну, Марина Фёдоровна, зачем вы придираетесь, - Спросил Игорь Геннадьевич, - какая разница, главное, что он соловей.
-- Нет, я в Чехословакии, к сожалению, не был. В 1980 году, я работал в Казахстане, в Прикаспийском Управлении Строительств. Вы эту запись видели, в моей трудовой, Надежда Николаевна?
-- Да, подтверждаю, видела, - улыбнувшись, сказала она.
-- Уточнение, для Марины Фёдоровны. Она, как бухгалтер, любит точность, - вставил реплику Игорь Геннадьевич.
-- И это правильно, - на этот раз Надежда Николаевна защитила подругу.
249
-- «И так должно быть», как говорил первый и последний Президент СССР, – поддержал свою новую хозяйку Семён. - Так вот, я, с вашего позволения, продолжу. От этой организации, где я работал, меня направили в Ленинград, как тогда он назывался, на курсы повышение квалификации руководителей строительных предприятий.
-- Я вам завидую, Надежда Николаевна, - опять вставил реплику Игорь Геннадьевич. – Какова вы руководителя отхватили.
-- «Щас не об этом!», - как говорил один киногерой, - быстро продолжил Семён. – В конце, сдав все зачёты успешно, наша группа, как обычно принято, пошли отметить окончание учёбы в ресторан. Он находился на Невском проспекте, где-то возле кинотеатра «Художественный». Как назывался, сейчас уже не вспомню. А может он так и назывался. Помню, что там пол в зале, был двухуровневый. Ряд столов стоял на одном уровне, ряд, на метр выше. Наша группа отмечала своё событие на первом ярусе. А на втором, том, что повыше, отмечали какое-то событие группа артистов. Среди них было много знаменитостей. Возможности, подойти к ним, не было. А вот слышно их разговоры было хорошо. Они затеяли там конкурс на лучший тост. Мы, тоже, чтобы слушать их конкурсные тосты, стали пить с ними синхронно. Но слышно хорошо было не все. Этот конкурс выиграл Карел Готт. Он сидел спиной к нашей компании. А я, спиной к их. Как только он стал говорить, я сразу взял салфетку и записал его. Если не возражаете, я вам сейчас его предложу.
-- С удовольствием послушаем, Семён Анатольевич, - согласилась Надежда Николаевна.
-- После тоста надо пить, наливай Семён Анатольевич, - предложил Игорь Геннадьевич.
Наполнив приборы, Семён торжественно начал.
-- «Друзья!» – я надеюсь, что могу всех нас так сейчас назвать?
-- Конечно можете, - выпалила, вся во внимании, Марина Фёдоровна.
-- Хорошо. Так вот: «Друзья! - как трудно сознавать,
Что жизнь у нас мгновенье…»,
-- Очень коротка жизнь у нас с вами, -
«Что четверть жизни, отнимает сон»,
-- Хотим мы или нет, спать всем надо, -
«А четверть, огорченья»,
-- На работе и дома ругаемся, -
«А третью четверть мы должны,
Хлеб добывать насущный»,
-- Да, друзья мои, всем надо ходить на работу и зарабатывать деньги. -
«Увы, какой же малый срок,
На выпивку, отпущен!»
-- Всего-то двадцать пять лет. Надо торопиться, друзья мои.
Все рассмеялись и, последовав примеру Семёна, выпили.
-- Я, большего ждала от Карела Готта, - Поставив бокал на стол, сказала
250
Надежда Николаевна. – Тоже мне ещё занятие, двадцать пять лет пить. Лучше уж работать. Поставить какую-нибудь высокую цель и идти к ней. Вот как нам предстоит, в Ольвии. Как вы считаете, Игорь Геннадьевич?
-- Да, конечно. Карел Готт, он же чех. Они там всё время пьют пиво, вино. Каждый день пьют. Оно лёгкое, градусов мало. А у нас водка. Если будешь пить каждый день, сопьёшься.
-- Семён Анатольевич, вы сегодня рассказали уже много тостов. Но они все либо про женщин, либо про пьянку, - решила слегка, в шутку, отомстить Марина Фёдоровна, за отвергнутый брак. – А за работу, ну про, как это, созидательный труд. Есть у вас тост?
Семён задумался, а Игорь Геннадьевич обратился к Надежде Николаевне.
-- Что вы натворили, Надежда Николаевна? Марина Фёдоровна, просто затерроризировала Семёна Анатольевича, за то, что он женат.
-- Ничего подобного. Она хочет иметь полное представление об эрудиции своего руководителя. Вот и торопится за вечер всё узнать.
-- Хорошо, хорошо. Я постараюсь, и на эту тему рассказать вам интересный тост. Но предупреждаю. Он будет немного - пикантным, что ли. Грузинский. Согласны?
-- Ну, если пикантный немного, то можно, - сказала Надежда Николаевна.
-- Рассказывайте, рассказывайте, - оживилась Марина Фёдоровна. – Мы все, предельно внимательно вас слушаем.
-- Ладно, слушайте, - Сказал Семён и разлил снова напитки в приборы.
-- «Висако в гарах, стаяль маленький, маленький грузинский деревня. Сакля возле сакли, сакля возле сакли, все рядом. Возле каждой сакли били сабаки. Каждую ночь, кода на небо вихадила луна, все сабаки начинали вить. Они вили на луну. – Семён сделал небольшую паузу в полной тишине, - И вот однажды, самий умный сабака, его хазяин Резо Саткилава, сказаль: «Хватит нам вить на этот жалкий блин! Давайте его сьедим.» Все сабаки закричали: «Давайте! Давайте!». Самий умный сабака, его хозяин Резо Саткилава, сталь первым. На него сталь сабака, его хозяин Сосо Чавадзе. На него другой сабака. На него, другой. И так, всё више, више, и више. И вот када сабака, хозяин Гоги Мдивани, открыль пасть, чтобы схватить этот жалкий блин…! – Семён сделал немного длиннее паузу. - Ктота внизу, - извините - бзднуль. И пошёль такой вон. Что самий умный сабака, его хозяин Резо Саткилава, задахнулься и упаль. Рухнула вся пирамида! Так давайте випьем, - чтоби када ми будем идти к високой цели, среди нас, никада, небило бздунов!»
Закончив свой тост, Семён, подняв рюмку с водкой, предложил всем выпить. Игорь, чтобы сгладить лёгкий конфуз овладевший сидящими за столом, широко улыбаясь, подняв рюмку водки, поддержал брата. Женщины, не ожидавшие такого завершения тоста, долго смотрели на налитую жидкость в приборах, которые они держали в руках. Первой, из женщин, посмотрела на Семёна и поддержала тост, Надежда Николаевна.
-- По крайней мере, будем надеяться, что вы, Семён Анатольевич, не испугаетесь будущих трудностей, - сказала она и подняла свой бокал с вином.
251
-- И не завалите нашу пирамиду, - весело добавила бухгалтер.
Все рассмеялись.
«Да… Этим девчатам палец в рот не клади. Откусят по локоть», - подумал Семён.
-- Поскольку я вижу себя в роли собаки, у которой хозяин был Резо Соткилава. Стоять мне придётся в самом основании и держать всю конструкцию пирамиды. А вот вам, Марина Фёдоровна, придётся, по моей просьбе, конечно, принимать смелые решения, как бухгалтеру. И от вас тоже будет много зависеть в создании общего фона стратегии нашего предприятия.
-- Надежда Николаевна, вы видите, какого директора я вам подобрал, -поддержал Семёна в очередной раз Игорь, - у него уже есть планы по развитию вашего предприятия.
-- Вижу. Только, и за фон, и за устойчивость пирамиды, будет отвечать в первую голову он, Семён Анатольевич. Марина Фёдоровна, только бухгалтер исполнитель.
Марина Фёдоровна, уже опьянев чуть больше остальных, после небольшой паузы отметила.
-- Семён Анатольевич, как вы образно и, я бы сказала, художественно всё рассказываете. Вы стихи, случайно не пишете?
-- Писал когда-то. Ещё в армии. А сейчас, только на торжества, в честь какого ни будь юбиляра. Или просто, на дни рождения друзей или родственников.
-- Так, так, - продолжила Марина Фёдоровна, - а сегодня у нас день, когда начинает деятельность наше предприятие «Ольвия». Так что с вас стишок.
-- Марина Фёдоровна, День рождения «Ольвии» состоялось, насколько я знаю, почти, год назад. Когда «Ольвию» зарегистрировали как предприятие. За этот год, оно, ничего не делало и писать, пока, нечего. Вот, через год нашей деятельности, даст Бог, уже будет, о чём писать. Тогда можно будет и стихи посвятить первой, как вы любите, трудовой годовщине. А сейчас. Давайте выпьем за маленький, сплочённый коллектив предприятия «Ольвия», коим мы с вами являемся в начале пути. Выпьем на брудершафт.
-- О, давайте, Семён Анатольевич. Наливайте!
-- Я вижу, мы сработаемся, сказал Семён.
Он, подсел ближе к Марине Фёдоровне, налил и, скрестив соответствующим образом руки, они выпили и расцеловались, под негромкие аплодисменты остальных присутствующих. Марина Фёдоровна, откинувшись на стуле, отмахнулась рукой и сказала.
-- Да, и чтобы среди нашего коллектива, не было бздунов.
Все опять рассмеялись, кроме Надежды Николаевны.
-- Марина! – попыталась приструнить подругу она.
-- Ничего, ничего. Надежда Николаевна. Всё правильно говорит Марина Фёдоровна. Молодец. Так вот, Марина Фёдоровна, я за себя ручаюсь. Всё будет в порядке. А вы уж голубушка, постарайтесь.
-- Ну, всё. Давайте заканчивать, - предложила Надежда Николаевна, - А-
252
то, нам надо ехать, уже.
-- Сейчас поедем, Надежда Николаевна, - сказал Игорь Геннадьевич и посмотрел на часы. – Через пятнадцать минут, сюда подъедет мой сын, Сеня. Он нас машиной отвезёт, куда скажем.
Сеня подъехал к ресторану через полчаса. Понятно было что ему, Игорь Геннадьевич, на это время и назначил. Он развёз женщин по домам. После этого, Игоря Геннадьевича и Семёна, Сеня отвёз к Мелиховым, где их ждали жёны. Жена Игоря Геннадьевича, Алевтина, ещё с обеда, когда они приехали из Красного Луча, оставалась у Полины в гостях. Посидев, за полночь семейно, и отметив трудоустройство Семёна на новую работу, более соответствующую его уровню и годовщину Октябрьской революции, Сеня младший повёз родителей обратно домой, в Красный Луч. Хоть это была и глубокая ночь, но завтра был у всех рабочий день.
На следующее утро, 9 ноября 1999 года, в 9-00 часов, Семён Анатольевич Мелихов, был официально принят на должность директора ООО «Ольвия».
В отличие от Семёна, Надежда Николаевна, встретила его в своём кабинете при полном параде, без следов вчерашнего застолья. У них состоялся конкретный разговор, о дальнейшем сотрудничестве с уточнением всех полномочий Семёна. После этого были выполнены процедуры устройства его на работу. Офис ООО «Ольвии», чтобы не нести затрат по аренде помещений, будет находиться в одном здании с ООО районной «Рембыттехники». Эта, когда-то большая, организация занимала весь первый этаж в многоэтажном жилом доме, находившемся в центре нового квартала «70 лет Октября». В этом же квартале, в противоположных краях от офиса, жили Семён и Надежда Николаевна, которая здесь, недалеко от работы, купила себе двухкомнатную квартиру. В центральном офисе «Рембыттехники» находились: Администрация предприятия, все склады, мастерские по ремонту холодильников, стиральных машин, швейных машин, пылесосов, вентиляторов и кондиционеров. Такие же мастерские были разбросаны по всему городу, в некоторых больших посёлках и на центральном городском рынке. Кроме того, все часовые мастерские, относились к «Рембыттехнике». Но перемены в стране коснулось и этого предприятия. Все часовые мастерские ушли на собственные хлеба, став частными предпринимателями. Их примеру последовали многие ремонтные мастерские. Все поселковые и часть городских, включая центральный рынок. После шестнадцатилетнего процветания и руководства целой империей районного масштаба, включая, почти семьдесят человек мастеров, несколько единиц автомобильного и мотороллерного транспорта, у Надежды Николаевны в подчинении осталось три точки в городе, всего восемь человек и никакого транспорта. То же самое произошло и с областной рембыттехникой. Только там приватизировали основную часть своих зданий и за счёт сдачи их в аренду, под торговые точки, они сводили, как-то, концы с концами и продолжали кое-как работать.
У Надежды Николаевны, не получилось приватизировать свои здания, так как, всю прибыль, в своё время, они перечисляли в область. Денег, теперь, на
253
приватизацию не было. Так что приходится сегодня платить за аренду занимаемых помещений. Тем, что предприятие «Ольвия», будет находиться впомещении выделенном «Рембыттехникой» и не платить за аренду, была первая помощь от Надежды Николаевны, но пока и единственная. Она попросила Семёна, в течение нескольких ближайших дней, дать, какое-то подобие бизнес-плана по направлениям деятельности и развития предприятия. Чтобы совместно обсудить и принять стратегическое решение. Она пообещала, что, если надо будет приобрести что-то необходимое, для начала деятельности, деньги она найдёт.
-- Только, не очень большие деньги, и на небольшой срок, но зато, без процентов. Я так приобретаю компрессора для холодильников, двигатели на стиральные машинки и другие запчасти. Наберу заказов на ремонт, с установленными нами, для клиентов, сроками ремонта бытовых приборов. Беру, у своих друзей, деньги взаймы. Покупаю в областном центре оборудование и запчасти. Мастера производят необходимый ремонт по заказам. Получаю деньги с клиентов за ремонт. Отдаю долг, у кого брала деньги, иногда с маленьким процентом в благодарность на будущее. Рассчитываюсь с мастерами за работу. А остальное на уплату налогов и нам с Мариной на зарплату. Так и живём. Но заказов мало. Частников много развелось, особенно подпольных. Они работают, чуть ли не в полцены. Бывают такие месяца, зарплату, не то, что себе, мастерам нес-чего платить. Чтоб не разбежались, приходится тоже подторговывать на рынке. То цветами искусственными на Пасху, то запчастями. Так что думай Семён Анатольевич, и давай свои предложения. А если на больший срок и большие деньги тебе понадобятся, то под небольшие, но проценты. И уже, под твою ответственность. Ты, будешь расписку писать.
-- Понимаю. Знакомая песня, - сказал Семён, но не стал говорить, что он до сих пор гасит такой же частный кредит, за свою торговую деятельность. – Ладно, пойду я, приводить в порядок, выделенный мне кабинет.
-- Если понадобится для работы ещё комната, я скажу ребятам. Они освободят один склад. Есть у нас такой, там один хлам. И ещё. Пожалуйста. Если сможете, после обеда, отвезёте своей машиной компрессор и двигатель, на нашу мастерскую возле автостанции.
-- Да, пожалуйста. Только поедим вместе. Я не знаю, где это там находится.
-- С вами поедет наш мастер, Борис Камаев. Он и погрузит, и разгрузит их там. Вы наверняка видели нашу мастерскую, в доме напротив автостанции на первом этаже, с большой длинной вывеской «Рембыттехника».
-- Ах да, припоминаю. Ну, хорошо. Я буду у себя, убираться. Пусть мастер, как его, Камаев, позовёт меня, когда готов будет загрузить двигатели.
-- Спасибо, Семён Анатольевич. С нетерпением жду ваш бизнес-план.
Она, улыбаясь, проводила Семёна доброжелательным взглядом, пока он не закрыл за собой дверь её кабинета. Буквально, через десять минут, в кабинет Семёна зашёл мастер Борис Камаев. Крепкий улыбчивый мужчина в круглых,
254
с сильной оптикой, затемнённых очках. Ему было лет тридцать пять,
с уважительной манерой общения.
-- Странно. Надежда Николаевна, сказала после обеда, - удивился Семён.
-- Хорошо, хорошо. Семён Анатольевич, когда вам будет удобно, тогда и поедем. Я у себя в мастерской, прямо по коридору. Скажите, - я сразу погружу и поедем. У меня всё готово. Пожалуйста, извините.
«Да…, - подумал Семён, когда Борис ушёл, - это тебе не на металлоплощадке, у Бобра. Тут тебе и пожалуйста, тут тебе и извините. Так, пожалуй, и сам скоро на будьте любезны, вместо бегом марш, перейдёшь».
Съездив с Борисом на автостанцию и вернувшись назад, Семён хотел зайти к Надежде Николаевне, отчитаться о поездке. На самом деле, хотелось ещё немного пообщаться с ней. Надо больше узнать о работе «Рембыттехники». Хотя она и так немало ему уже сегодня рассказала. Но Семён, хотел понять. Может ли «Ольвия» участвовать в процессах ремонта бытовых приборов. Может что-то модернизировать или освоить новый какой ремонт бытовых приборов. Может присовокупить ремонт и перемотку всевозможных электродвигателей. Может открыть малярку, по покраске корпусов бытовых приборов. Но подойдя к двери, он убедился, что её на роботе нет. Она как уехала сразу после общения с ним, так больше, до конца дня и не появилась. Семён, подождав до пяти вечера, решил, что ему тоже хватит на сегодня знакомства с предприятием и поехал домой.
На следующий день, Семён зашёл к Надежде Николаевне прямо с утра, как только она появилась на работе. Он поинтересовался, есть ли смысл ему разрабатывать направление ремонтных тем, для предприятия «Ольвия», чтобы помогать работе «Рембыттехники». Он предложил принять к рассмотрению темы: перемотка бытовых электродвигателей, пайка и лужение емкостей, малярка, с целью качественной окраски корпусов бытовых приборов, жестяные роботы, изготовление проводных электро-жгутов и новых приборных панелей на старое оборудование. На такие предложения Семёна, неожиданно, Надежда Николаевна, пришла в неистовое негодование, если не сказать в бешенство.
-- Этого ещё мне не хватало! В наших помещениях разрешить работу конкурирующей фирме, да ещё той, что я сама и создала! Все работы, вами перечисленные, мы выполняем сами. Пусть даже на коленке, а не в промышленном масштабе, как вы замахиваетесь делать, но сами. А вы хотите у нас забрать последний кусок хлеба. Мы знаем, где дёшево нам перемотают двигатель. Сами красим и чиним корпуса, включая приборные панели управления и всё остальное. Так что зарубите у себя на носу. Я запрещаю вам, под вывеской «Ольвия», заниматься ремонтом бытовой техники. Хватит с меня частных подпольных конкурентов. У вас что, больше, как на ремонт бытовых приборов, не на что не хватает фантазии?
-- Извините, Надежда Николаевна. Я не думал, что мои предложения помочь вам, вызовут такую волну негодования. Конечно, я придумаю ещё не одно направление развития «Ольвии». Можете даже не сомневаться. А на ваш
255
род деятельности, я не собирался посягать. Если хотите, я больше никогда и не зайду в ваши мастерские. Извините меня, прошу ещё раз.
-- Вот и хорошо, договорились. Подумайте над другими видами работ и приходите. Я буду вас ждать с предложениями. Да, и, извините меня тоже, за повышенный тон. У меня сегодня сутра, был уже неприятный разговор. Наверное, я ещё не отошла от него. Деятель один, занял наш новый павильон, под свои нужды и не хочет освобождать его. Мы построили его своими силами под мастерские. Ребята-мастера, ушли на собственные хлеба, и он стоял закрытым два года. А этот, вскрыл двери и сложил туда свои материалы. Использует его под склад. У него рядом там свой магазин. Мотивирует, что павильон, за давностью, его стал. Так как стоит, теперь уже, на его территории. Говорит, что он его уже ремонтировал от протекания. Павильон, хотят у нас купить, за хорошие деньги, но только тогда, когда он будет освобождён. В общем, надо мне что-то думать с этим. Ладно, всё, Семён Анатольевич. Извините ещё раз. У меня сегодня много работы.
-- А где находится, этот ваш павильон и как фамилия того, кто его взломал? Можете сказать? Вы, наверное, там много оборудования хранили?
-- Да нет. Оборудования там не было. Так, несколько старых сейфов пустых и верстаки. Холодильник не рабочий. Да по мелочам. Электрочайник,
электроплитка. Всё.
-- Ну, вот видите, - подмигнул Семён. - Новый холодильник. Сейфы полные электроинструментов и запчастей. Электродвигатели, компрессора. И ещё, много кое-чего. У вас целая ведомость написана сейчас будет, имущества, которое там хранилось. Вы мне скажите адресок павильона и фамилию взломщика. Я сейчас съезжу к своим друзьям и думаю, что к вечеру, он там и полы вымоет.
-- Не знаю, хорошо ли это? Ведь там был один хлам. Кроме верстаков, только холодильник. Его, конечно, можно было бы отремонтировать.
-- Да никто с него этого требовать не будет. Это так, чтобы пугнуть.
-- Ну, если пугнуть, то напишем. Фамилия его – Галанян, Масис Галанян. А павильон стоит, возле остановки на небольшом рынке по улице Луганской.
Надежда Николаевна, вызвала Марину Фёдоровну и озадачила её, составить необходимый список хранившихся материальных ценностей в павильоне. Через пятнадцать минут он был готов.
Семён, забрав список, поехал к Соболеву, своему другу, начальнику уголовного розыска. Тот встретил его как обычно приветливо. Не далее, как три дня назад, в субботу, Семён с Полиной и дочерью Анной, были приглашены в гости к Соболевым, на день рождение их дочери Юлии. Анна и Юля, дружили с детства, хоть и учились в разных школах, и дальше пошли учиться в разные институты. Но ходили в одни кружки, в Доме культуры. Участвовали в одном танцевальном ансамбле, там же. Вместе ездили отдыхать, в пионерские лагеря и не важно, чьи родители, когда ехали в отпуск, забирали их с собой обеих. Любимые блюда девочек, ещё со школы, когда встречались Соболевы с Мелиховыми, это донская тройная уха, сваренная по
256
личному рецепту Ефима. И второе блюдо, шашлык, замоченный и приготовленный по рецепту Семёна, которому его научил пожилой абхазец, ещё в Казахстане. Этими блюдами и потчевали в субботу отцы, своих девчат.
-- Ну, проводил Юлию Ефимовну, в Харьков? - с порога спросил Семён.
-- Проводил, ещё в воскресенье. Жаловалась, что шашлык весь съели. Нечего взять с собой в институт, чтобы похвастать в общежитие, перед девчатами. Ругалась, что мы с тобой много выпили и все шашлыки поели. А Анна Семёновна, тоже, уехала?
-- Да, в понедельник утром, семичасовым, на Луганск отправил. Твоей ухой всё восхищалась. Говорит, что шашлык был вкусный, но мясо на палке, и её юрист хорошо готовит. А вот такую уху, нигде не покушаешь, кроме как у Ефима Ивановича.
-- Вот и, Слава Богу. Девчат своих хоть порадовали. Как твоя Анна? Что они там, с юристом? Жениться не собираются? Как его зовут?
-- Владислав. Владик, она его называет. Какое-то имя заковыристое. Мне кажется, буква л, лишняя. Уж лучше Вадимом, звали бы. Вадик, - сказал Семён и рассмеялся.
-- Чего ты выдумываешь. Классное, русское старинное имя.
-- Да классное, классное, то я так, шучу. Говорит жениться, пока не собираются. Оба учатся. Пока не закончат, не будет свадьбы. Только ей, ещё учиться три года, а ему, два. Навряд-ли совладают с природой. А там, кто его знает? А твоя Юлька, что говорит по этому поводу?
-- Ага, пойди, узнай у неё. Шифруется. Спросишь, говорит никого нет достойного. Пока академию закончит, чтоб не беспокоились. Так что, тоже дала отсрочку на три года. Есть время подготовиться. Кстати, как прошли твои переговоры, в понедельник? По поводу работы.
-- Да, можешь поздравить. Со вчерашнего дня, официально, принят директором ООО «Ольвия».
-- Ну…! Поздравляю! Когда обмывать будем? – пожимая руку Семёну, спросил Соболев.
-- Обмоем… Ты же знаешь, за мной не заржавеет. Только поздравлять особенно не с чем. Предприятие, пока, существует только на бумаге. Чем будет оно заниматься, хозяйка его спрашивает у меня. Она и взяла меня для того, чтоб я придумал, что делать, и организовал работу предприятия. Так что я пока, генерал без армии и вооружения. Одно, правда, хорошо, я надеюсь. Есть уже один помощник, бухгалтер.
-- Вот и хорошо. Штаб армии есть, а солдат наберёте. А что делать будете, я в тебе не сомневаюсь, придумаешь. А кто хозяйка твоей фирмы?
-- Ты должен знать, Ефим. Директор городской «Рембыттехники», Барицкая Надежда Николаевна. До развода с мужем, – Лисицына. Слыхал?
-- Да…, что-то припоминаю. Симпатичная токая. Давно когда-то, я, холодильник возил ей в ремонт. До сих пор работает. Хорошо сделали. О ней, особо в городе, и не слышно. В скандалах, каких либо, кажись, не замешана. Значит толковая. Так что всё должно быть у тебя в порядке...
257
-- Кстати о скандале, - прервал Соболева Семён, - я собственно по этому поводу и приехал.
-- Что случилось, - мгновенно стал серьёзным Соболев.
-- Понимаешь, Ефим. Хочется помочь своей хозяйке, против беспредела. Да и зарекомендовать себя лишний раз. А-то, я сутра чуток сунулся, не в своё дело. Так она пошумела на меня, не много.
-- Ах, вон, в чём дело. Ну, с тобой всё ясно. А что за беспредел? Я-то, чем могу помочь.
-- Ситуация следующая. Есть такой торговый деятель, у нас в городе. Масис Галанян, знаешь его?
-- Знаю, знаю. Ты рассказывай, не сбивайся.
-- Так вот. Рядом с его магазином, на Луганской, стоит павильон «Рембыттехники». Он сейчас не используется. Два года назад, мастера ушли на самостоятельную работу и его законсервировали, вместе с имуществом внутри. Имущество, так себе, хлам. Этот Галанян, без разрешения, вскрыл павильон и сделал из него себе склад. Это собственность «Рембыттехники и Барицкая, решила его продать. Но Галанян, не уходит из павильона, ещё и утверждает, что он, за давностью, теперь уже его. Он стоит на территории рынка, который он приватизировал, вместе с магазином и всеми постройками. К тому же, утверждает, что он, павильон ремонтировал от протекания. Я, вот тут, попросил, чтобы составили список материалов и оборудования, которое там внутри находилось. Понятно, что там кое-что приписано. Но, с другой стороны, пойди, докажи, что его там не было. По сути, ведь он его взломал?
-- А он, это тебе сам сказал? Кто это видел и может подтвердить? Может он пришёл туда, когда дверь, была уже там вскрыта. И, оттуда, давно всё вынесли, до него. А Масис, умница, навёл там порядок. Ждал, ждал хозяина, никто не идёт, два года. Отремонтировал его и стал использовать как склад. Тем более, он стоит на его территории. Хозяин... А-тут, на тебе! Барицкая, со своим списком. Сама виновата, что такая хозяйка. Всё у неё покрали. В наше время, за два года, и не такое украдут. Сам знаешь.
-- И что теперь? Прощай павильон, - растерявшись, спросил Семён.
-- Ну, почему прощай? Все мы люди, должны понимать. Должны договариваться.
-- Она ездила уже к нему. Он упёрся и не в какую. Говорит, что он ему самому нужен.
-- Ну, это он ей говорит. Сейчас, - сказал Соболев и нажал на кнопку вызова. – А список этот, порви или отдай хозяйке. Чтоб он, не навредил ей. Скорее всего, она написала туда всё то, что взяла или продала сама. Лучше, если его никто больше не увидит.
-- Да это я, её заставил его написать, - сказал Семён, спрятав список во внутренний карман куртки.
В кабинет вошёл сотрудник угро, знакомый Семёна, Александр Дорошин. Они, поздоровались, и он спросил Соболева.
-- Звал, Ефим Иванович?
258
-- Слушай Саня. Надо помочь нашему другу. Возьми с собой Погоса и съездите, вон с Семёном, к Масису. Попросите его, от моего имени. Пусть освободит павильон. Это собственность «Рембыттехники». Они наши друзья и нам хорошо помогают. Если ему нужен павильон, я ему его найду. Да вон, хотя бы тот, что стоит на посёлке Горняков, возле остановки. Хозяин умер, семья его уехала, давно. Я хотел себе его забрать, на фазенду, да сын уже другой, откуда-то припёр. Так что скажи ему, чтоб без скандалов и разборок. Пусть тот, чужой, освободит, а этот забирает. Чисто его, павильон будет. Он металлический, хороший, окна с решётками, только побиты стёкла.
-- Ефим Иванович, я с удовольствием. Но Макарян, сегодня выходной.
-- Дорох, что тебя учить надо? – возмутился Соболев. - Съездите к нему домой. Погос от жены, с превеликим удовольствием сбежит, чтоб дома ничего не делать и навестить своего друга. Ещё и благодарен тебе будет.
-- Понятно, есть. Поехали, Сень.
Семён поблагодарил Соболева и, они с Дорошиным, направились к выходу из кабинета.
-- Да смотрите! Раньше времени, не требуйте магарыч с Масиса, за павильон. А то я вас знаю. Это успеется, потом.
-- Ладно, хорошо, - сказал, рассмеявшись, Дорошин и закрыл за собой дверь кабинета.
Через два дня, Масис Галанян, позвонил Барицкой и, извинившись, сообщил, что он освободил павильон и хотел бы загладить это недоразумение. Он хочет остаться друзьями с Надеждой Николаевной и приглашает её посидеть в кафе, в знак будущей дружбы. Единственная просьба, убрать павильон, с его территории, по быстрее, так как он приобрёл другой и хотел бы поставить его на это место. Надежда Николаевна, поблагодарила за сообщение и приглашение, согласившись на кафе, только немного позже. А павильон, пообещала, что уберёт с территории ближайшие дни. После телефонного звонка, она зашла к Семёну, в кабинет. У неё было прекрасное настроение.
-- Семён Анатольевич, звонил ваш крестник, с извинениями. Сообщил, что павильон освободил. В кафе, нас с вами приглашал.
-- А полы? - серьёзно спросил Семён.
-- Что полы? – не поняв, переспросила Барицкая.
-- Полы помыл в павильоне? – всё также серьёзно, спросил Семён.
-- Не знаю… Да это и не важно, Семён Анатольевич. Давайте простим ему полы, а то, неудобно…
-- Ну как скажите, - мгновенно выпалил Семён, - не надо, так не надо. Так и быть, заменим на кафе.
Они оба рассмеялись.
-- Ну что, Семён Анатольевич. Вижу, вы совсем обложились журналами
ещё. Может, где-то помещение, осталось? А я, по своим друзьям пробью. Это конечно несколько преждевременно. Надо знать, подо-что. Но, и с этим, скоро определимся.
259
-- Семён Анатольевич, я конечно поинтересуюсь, есть у меня с кем поговорить. Но я хотела бы, чтобы мы начали с чего-то менее масштабного. Вот, я вам рассказывала. На Пасху, мы торговали бумажно-тряпочными букетами цветов, корзинками с искусственными цветами. Навар, сто процентов, или немного меньше. А ведь тот, кто продаёт их оптом, тоже имеет свой навар. Так может попробовать освоить их производство. Сделать небольшой цех. Набрать несколько надомников. От них брать цветы и в цеху вязать уже в изделия.
-- Интересное предложение, - похвалил Семён. – Так зачем я был вам нужен? Вы действительно, хорошо придумали. И деньги нужны небольшие.
-- Ну…, Семён Анатольевич, это всё необходимо организовать. Искать поставщиков материалов, сбыт готовой продукции и сам технологический процесс. Надо изучить, набрать людей, обучить. Вы освоением всяких производств занимались. Для вас это знакомо. На это всё, нужно время. А у меня, его столько нет. Тем более я, сейчас занимаюсь, кроме основной работы, организацией благотворительного фонда «Сострадание». Я его председатель.
-- Вот как. Хорошее дело. Кому же вы будете благодетельствовать? И главное где, в наше время, брать постоянных спонсоров-меценатов?
-- Если честно сказать, я и хотела, сначала создать «Ольвию». Она, начав работать, должна была отчислять десять процентов, от всей получаемой прибыли, в созданный, специально для этого, фонд «Сострадание». Предприятие «Ольвия», должно было послужить примером для привлечения к благотворительной деятельности, других. Но оно год простояло и мне пришлось взять в учредители другие фирмы. Учредителями фонда, стали два коммерческих предприятия, и внесли первые взносы в уставной фонд. Пара предпринимателей, перечислили благотворительные взносы. Так что, на первую благотворительную акцию, деньги есть.
-- Может можно, чтобы ваш фонд, проблаготворительствовал нашей «Ольвии», на развитие?
-- Это исключено, - с мимикой возмущения на лице, сказала Надежда Николаевна. - В Уставе фонда чётко описано, кому он может помогать, а кому нет. Предприятиям, строго запрещено. И, Семён Анатольевич, давайте сделаем так. «Состраданием», занимаюсь я, а «Ольвией», занимаетесь вы. И две этих организации, никогда не будут пересекаться в хозяйственной деятельности. Разве только если «Ольвия», даст Бог, выступит, когда не будь, в роли благотворителя, как это задумывалось. Договорились?
-- Договорились. Вы, умная женщина, Надежда Николаевна. «Ольвия», «Рембыттехника», «Сострадание», и всё это вы! Это впечатляет.
-- Пока, эти все предприятия, очень бедны. И требуют большой самоотдачи. Помогите мне с «Ольвией». Возможно тогда, мы поговорим о вашем со-учредительстве в ней.
-- Спасибо, Надежда Николаевна, как говорят, - будем стараться!
В субботу, Семён, взяв с собой жену Полину и поехал в Луганск, на все выходные. Они отвезли на квартиру, снятую на двоих с подругой дочери Анны
260
её тёплую одежду, одеяло, продукты, которые она не могла тащить вручную с дому сама. Запасы на приближающуюся зиму картошки, другие овощи и фрукты, всевозможную консервацию в стеклянных банках. Оставив жену на квартире, Семён отправился по адресам частных производителей-надомников искусственных цветов, которые дала Надежда Николаевна и выписанными им самим из местной газеты. За два дня он пообщался почти с десятком таких специалистов. Посмотрел и, по возможности подсмотрел, всё производство и технологию изготовления. Некоторые из них, узнав, что Семён из Андреевска а не из Луганска, сами с удовольствием делились секретами производства. Он понял, что основная проблема в этом производстве, это сбыт в обычные будничные дни. Вторая проблема, иметь большой запас данной продукции, в праздничные дни. На Пасху, День Победы, Радоницу и другие поминальные дни. Походил по потенциальным адресам сбыта. На рынки, в подземные переходы, свадебные магазины, ритуальные агентства. Заехал в пару магазинов, где закупаются материалы для изготовления цветов, указанные местными умельцами. Нашёл оптовую базу, по продаже бумаги, ленточек, фурнитуры, проволочных каркасов и остальных комплектующих на изделия. Лишь поздно вечером в воскресенье, после не большого скандала с Полиной, по поводу долгого отсутствия Семёна, они уехали домой, назад в Андреевск.
На следующий день, в понедельник, Семён дождался Барицкую лишь к часу дня. В окно он увидел. Её привезла надраенная чёрная «Волга» Газ-24. Машина, сверкала никелированными накладными полосками по всему кузову и такими же колпаками на колёсах, с белой, парадной окантовкой вокруг, на покрытых чёрным лаком скатах. Надежда Николаевна, не торопясь, вышла из «Волги». Выглядела она, как голливудская кинодива. В экстравагантной тёмно-тёмно зелёной шляпке с бортами и, такого же цвета, модном закрытом длинном пальто со стоячим коротким воротничком и вздёрнутыми вверх плечами. Вокруг шеи, под пальто, аккуратно завязанный широким узлом, под подбородком, атласный платок, молочного цвета. В чёрных перчатках и чёрных сапогах на тонком высоком каблуке. Семён, такой, ещё не видел её никогда. Она грациозно прошла от машины в помещение «Рембыттехники». «Волга», не уехала, а осталась стоять. Семён понял, она, приехала не на долго.
«Необходимо переговорить с ней, пока она опять не уехала. Это важно сделать именно сегодня». – подумал Семён.
Он выждал несколько минут. Барицкая пообщалась с бухгалтером и мастером Камаевым. Когда они ушли, он постучал в дверь. Выдержав паузу, Семён зашёл в кабинет, после разрешения войти. В помещении, стоял стойкий запах дорогих, терпко-горьких духов. Барицкая сидела за столом, в костюме чёрно-белой отделки с широкими бортами на пиджаке. Под пиджаком, была одета ярко-красная блузка.
-- Здравствуйте, Надежда Николаевна. Ну… Вы сегодня выглядите, - неотразимой. И машина, вас привезла, просто с выставки.
-- Да, - не скрывая удовольствия, сказала Барицкая, - это теперь моя рабочая машина, от избирательной фракции «Згода». Её, предоставила мне
261
городская Администрация, для проведения агитационных работ и организацию агитпунктов, по выбору Леонида Кучмы на второй срок президентства.
-- Вы что, Надежда Николаевна, ещё и руководитель избирательной фракции «Згода»?
-- Нет, не руководитель, но один из ведущих членов. Поэтому, мне разрешили использовать машину и для проведения благотворительной деятельности фонда «Сострадания». Он ведь теперь считается городским фондом и тоже, как и фракция «Згода», под эгидой городской Администрации.
-- Когда вы всё успеваете? – удивился Семён.
-- Вы же знаете. Хочешь жить… - А сегодня, мы проводили такую акцию в нашем районном интернате для брошенных детей. Я, вот только оттуда. А как у вас дела? Предложения какие-то появились, за выходные?
-- Конечно. Мы, как говорится, тоже не сидим зря. Эти два дня, я был в Луганске. Познакомился с потенциальными поставщиками продукции, производство которой предстоит, в последствие, нам освоить самим. Некоторые из них, могут давать нам продукцию под реализацию, если мы сделаем, хотя-бы одну оптовую небольшую закупку. Нашёл, где покупать материалы и комплектующие, для самостоятельного производства. Ознакомился с методами производства и сбыта. В общем, моё предложение такое. Нам необходимо первое, - открыть свой магазин, для реализации давальческой продукции. Второе, - до конца недели найти каналы приобретения не только цветов и венков, но и грабов, памятников и других атрибутов для магазина ритуальных услуг.
Семён заметил, как лучезарная улыбка улетучилась с лица Барицкой.
-- Семён Анатольевич, вы что, хотите, чтобы моя «Ольвия», - этот, как его, «город счастья», - стала ритуальным агентством? Вас опять понесло не в ту степь! Извините меня. Таких магазинов в городе, хоть пруд пруди. И вы хотите стать с ними в один ряд? Вы сума сошли…!
-- Надежда Николаевна, выслушайте меня до конца и не делайте скоропалительных выводов. Вы, разрешите мне закончить свои предложения?
-- Семён Анатольевич, у меня мало времени. Вы делаете третье предложение, за неделю, по развитию «Ольвии» и всё время меня раздражаете ими. То вы хотели отобрать у меня мой хлеб, ремонт бытовых приборов. Потом вам привиделось, что мы можем стать флагманом макаронной продукции в Украине, не имея на то ни опыта, ни здания под цех, ни денег. Теперь! Вы решили сделать из города счастья, - ритуальное агентство. Забудьте! Вы что хотите, чтоб про меня ходили анекдоты? «Сострадание» благодетельствует так, что «Ольвия» потом хоронит!
-- Надежда Николаевна, перестаньте устраивать тут истерику, – не желая того, возбудился Семён и повысил голос. – Если я вам так не угоден, я могу уйти хоть сейчас. Но прежде, я хочу, чтоб вы дали мне возможность договорить. А вы, выслушали меня до конца. Разрешите?
-- Говорите, только, покороче. Мне уже скоро надо ехать.
262
-- Спасибо. Я вас долго не задержу. Начинать с чего-то надо. При полном отсутствии денег. Заработать их можно, только на продаже товаров данных под реализацию, не имеющих срока годности и пользующихся спросом постоянно. Пусть даже не в очередь. С продуктами, под реализацию, я, в своё время связывался. Брал картошку целыми фурами. Пока торговал, половинусгнило и я остался ещё должен. То-же самое, может произойти с любым продуктом. Хоть колбаса, хоть селёдка. Поскольку нижний порог цены, которую мы можем поставить на реализацию товара, это сумма, которую необходимо отдать в срок тому, кто дал этот товар под реализацию.
Вы со мной согласны?
-- Да, это понятно. И что из этого?
-- А то. Что и промышленные товары, можешь торговать очень долго. Год, продавая по одной штуке в неделю. Да пусть даже в день. Прибыли, пшик. Торгуешь ведь не самолётами, и не машинами. Частный торговец может так работать. Предприятию, это не годится. Вот и получается, что нужно иметь комплекс разных работ, откуда будут поступать деньги. Не большие, но каждый день. По зёрнышку от разного вида деятельности, можно набрать ведро. Этот комплекс, как я себе представляю, может дать нам ритуальное агентство. Первое, - торговля товаром, не скоропортящимся, который можно при затребовании, вернуть его хозяину. Второе, - возможность организации собственного производства этого товара. Это те же надомницы и открытие своего цеха. Помещение, для такого производства, вы говорили, что у вас есть здесь, в «Рембыттехнике». Это ещё, часть прибыли. Третье, - возможность освоения собственного производства памятников и гробов с крестами. Причём, памятники делать из мраморной крошки, а под реализацию брать гранитные. Таких, в городе у нас, не делают. А, у меня есть соображения, откуда мы будем получать их, прямо с карьера, где добывают гранит. У них есть свой цех по производству памятников, на зоне. Оттуда, кстати, можно таскать и другие гранитные изделия. Они их делают в том же цеху. Подоконники, ступеньки, тротуарную и отделочную плитку. Если с ними задружить, может тоже, под реализацию, будут давать. Четвёртое, - деревянные изделия, будем делать тоже, чуть погодя, сами. Мне предлагали, на паях, арендовать простаивающий столярный цех с пилорамой в геологоразведке. Он обесточен, кабель вырезали. Если очень нужно, то можно восстановить. Я всё не решался, не знал, что там можно делать, без хороших столяров и денег. Теперь вижу. Можно заниматься распилом брёвен на доску не всё за деньги, а чтоб оставлял заказчик нам часть деловой доски и бруса. Из него мы можем колотить гробы, кресты и делать опалубку на памятники. А также, найти пару толковых плотников, и делать рамы на балконы, двери, плинтуса, ну, и дальше развивать ассортимент продукции. Там же организовать небольшой участок отливки памятников из мраморной крошки. Если всю эту продукцию самим делать, продавать в розницу и оптом, в другие магазины, да ещё устанавливать, будь то памятники, гранитные ступеньки, или рамы на балконы, а это вам, будет, уже пятое. То должны быть не плохие
263
деньги. Вот так я вижу, на сегодняшний день, быстрое развитие «Ольвии», без больших денежных затрат. Но, начинать надо, с первого магазина ритуальных услуг.
-- Первого? А вы что, хотите их открыть не один?
-- В последствие, даст Бог, надо будет думать, где продавать двери плинтуса, карнизы, принимать заказы на изготовление рам. Где это делать, не в ритуальном же магазине?
-- Понятно. Всё? - Поднявшись со стула, спросила Барицкая.
-- Пока всё. Дальше, будет больше. Ну, это потом.
-- Что вы имеете в виду, - опять насторожилась Барицкая.
-- Понимаете, Надежда Николаевна, дело нужно делать хорошо и до конца, либо не начинать его и не делать вообще. Чтобы, как вы говорите, не становиться в один ряд со всеми ритуальными магазинами в городе, надо делать своё дело так, чтоб люди шли к нам, а не в те магазины. Человек должен прийти в магазин и больше никуда не ходить. Надо, чтобы он мог приобрести у нас всё для покойного, у нас же заказать отпевание покойного, захоронение его и поминальный обед. Для этого необходимо открыть свою небольшую столовую, которая будет, в первую очередь обслуживать поминки, а в отсутствии таковых, работать просто как городская дешёвая столовая. Таких столовых сейчас в городе нет. Далее, надо взять собственный надел земли под кладбище. На нём, разрешение на захоронение, будем выдавать только мы, за умеренную плату, позволяющую платить необходимые налоги, зарплату могильщикам и поддержание порядка на кладбище. И, на конец, желательно на пожертвования, построить на этом кладбище часовенку, для отпевания покойных перед захоронением, в любое время года. На этом, направление ритуальной деятельности можно будет считать закрытым. А вот гранитные и столярно-плотницкие дела, а в конечном варианте, ремонтно-строительные, можно раскручивать и дальше.
Вот всё, что я хотел вам сегодня предложить.
-- Ну, слава Богу. Не мало. У меня разболелась голова и, окончательно испортилось настроение. Пора ехать. Меня ждут. Принятие решений перенесём на завтра. Мне нужно подумать. До завтра, Семён Анатольевич.
Барицкая, села обратно на стул и стала что-то быстро писать в свою записную книжку. Семён, простившись, вышел. В окно, из своего кабинета, он видел. Надежда Николаевна, не так грациозно, потупившись глазами вниз, дошла до машины, села в неё и уехала.
Она появилась в «Рембыттехнике» утром, через сутки. Выглядела не так парадно, как позавчера, но улыбалась, как и прежде, приветливо. Семён обратно выждал, пока Барицкая провела свою планёрку с мастерами, которые, приехали со всех мастерских. Потом, долго от неё не выходила бухгалтер Есаулова. Не дождавшись, пока она уйдет, Семён, постучав в дверь, без приглашения вошёл в кабинет.
-- Можно, Надежда Николаевна?
-- Так уже-ш вошли, Семён Анатольевич, - сказала, улыбаясь Есаулова, -
264
чего же вы спрашиваете?
-- О, и вы здесь, Марина Фёдоровна, здравствуйте, - скрывая волнение, поздоровался с обоими Семён. – Может я не вовремя?
-- Нет-нет, проходите, Семён Анатольевич, - доброжелательно улыбаясь, пригласила Барицкая. – А, мы, вот тут сейчас, о вас говорили и, о ваших оригинальных предложениях. Садитесь, пожалуйста.
-- Да, Семён Анатольевич, - поддержала Есаулова. – Пили мы с вами за здравие, а вы предлагаете нам занятие, на упокой.
Обе звонко рассмеялись, чего не ожидал Семён.
-- Ну, в конце концов, любая работа, есть работа. Лишь-бы во благо, - успокаиваясь, сказал Семён. – Помочь людям в их горе, святое дело.
-- Конечно, конечно. Одно радует, что этим будете заниматься вы. Мы, только, будем вам помогать, чем сможем, - сказала Есаулова и снова рассмеялась. – Надежда Николаевна вот, распорядилась выдать вам, под отчёт, триста гривен на закупку материалов на цветы. И помещение, под цех уже сказали на планёрке ребятам, пока они все здесь, освободят сегодня вам.
-- О… А, это уже не мало. Я знал, Надежда Николаевна, что вы умная женщина и согласитесь с моими предложениями. Спасибо. А я, вчера по телефону нашёл поставщиков нам под реализацию гробов и крестов. Правда, в Луганске. Ближе, под реализацию, никто не давал. А туда, можно приехать с печатью, заключить договор, и по семьдесят гривен за штуку, плюс девять гривен за крест, можно брать. Сейчас, их цена в ритуалках, - сто двадцать и пятнадцать, соответственно. А если заплатим за транспорт, то они сами привезут товар и договор сюда. Нам бы быстрее решить вопрос с магазином. Я сейчас поеду дам объявление в газету о принятии работников в цех и надомницами. Потом поищу помещение под магазин, а завтра, сутра, уеду в Луганск за материалами. И за венками заеду, попробую взять под реализацию. Я с прицепом поеду. Возьму побольше, для открытия магазина. Пока помещение не нашли, разгрузим в цех. А гробы, привезут по звонку.
-- Под магазин, у меня есть предложение. Сегодня поедем с вами в торговый центр «Уголёк», посмотрим помещение, – предложила Барицкая. -
Там моя знакомая, Тюренкова Татьяна заведующая, она же и хозяйка. Вчера
вечером, по телефону, пообещала помочь. Она там, за неуплату аренды, «Сэкенхенд» выгнала.
-- Да…! Однако, Надежда Николаевна. Ритуальное агентство, в торговом центре? Я такого ещё не видел, - удивился Семён.
-- А что, - продолжила шутить Есаулова, - Купили продукты, поели и к нам, в ритуалку. Теперь точно, будет оконченный цикл, как вы и планировали, Семён Анатольевич.
-- Нет, Марина Фёдоровна. Вы упустили ещё одну ячейку в этой цепи услуг, - не выдержал больше издевательских шуток Есауловой, Семён.
-- Какую же? – весело, продолжая улыбаться, спросила Есаулова.
-- После смерти, покойные души, подлежат распределению. Кого в Рай, а кого в Ад. Эту миссию, я бы доверил вам, Марина Фёдоровна. Уж вы точно, с
265
вашим чувством юмора, справитесь с этой задачей, лучше всякого чистилища. Как вы на это смотрите? А, мы бы справки, с вашими рекомендациями и подписью, вкладывали покойному прямо в гроб. И тогда апостолы не мучились бы там, на том свете, принимая решения куда кого. Вот тогда и будет замкнутый цикл, о котором вы сейчас так пеклись.
-- Спасибо за доверие. – Сказала Есаулова, уже без улыбки, встав резко со стула. – Зайдёте в бухгалтерию, распишетесь за деньги под отчёт.
Она вышла из кабинета, слегка прихлопнув дверью.
-- Зря вы так, Семён Анатольевич. – Спокойно сказала Барицкая. - Взяли, испортили настроение Марине Фёдоровне. У вас что, привычка, портить настроение окружающим?
-- А вашей подруге, понравилась бы шутка Марины Фёдоровны, о продуктах из её магазина? Вот и мне не понравилась шутка о замкнутой цепочке услуг. Да вы не переживайте, Надежда Николаевна. Я с ней, сегодня
обязательно помирюсь. Пусть она немного подумает и впредь не будет так со-мной шутить. Я сейчас пойду расписываться за деньги и попрошу у неё прощение, сославшись на то, что она не поняла моей безобидной шутки, и я очень сожалею об этом.
-- Да уж, пожалуйста, помиритесь. А насчёт того, что ритуальное агентство будет в торговом центре. Если Татьяна сама предложила и не волнуется, то нам то что? Тем более она, обещала первый месяц, не брать с нас за аренду. Пусть, о нашем магазине, узнают и начнут идти клиенты. Да и вход к нам в агентство, будет с торца здания, в стороне от входа в торговый центр. В общем, место людное, поедем, посмотрим, думаю надо забрать помещение.
-- Хорошо, когда едем?
-- В три часа дня. Как раз, у вас будет время, съездить дать объявление в газету. И ещё. Я хотела спросить вас, Семён Анатольевич, коли вы завтра едите в Луганск. Может, вы нам два новых компрессора и пять двигателей с перемотки заберёте, оттуда. Или это большой вес, для вашей машины?
-- Да ну, какой это вес? Тем более, я еду с прицепом. Венки и цветы, почти ничего не весят.
-- Так может вы и меня, возьмёте с собой? Мне, надо было бы, в областную «Рембыттехнику» съездить.
-- Конечно, поехали. Если я туда еду, чего вам в автобусе ехать или гнать дополнительно машину. Только я буду выезжать в шесть утра. Не рано?
-- Что значит рано? Когда нужно, тогда и поедем. В шесть, значит в шесть.
Встретившись с хозяйкой магазина «Уголёк», Татьяной Тюренковой, Семён и Барицкая, дали добро на аренду помещения. Оно было, хоть и без окон, но просторным. Размером 6х18 метров с высоким потолком. Стены недавно крашеные, полы выложенные плиткой, с хорошим освещением лампами дневного цвета и с железными двухстворчатыми дверьми на входе. Идеальное помещение для ритуального агентства. Было где памятники выставить и гробы. На длинных стенах, по бокам, много места, чтобы развесить на них венки любых размеров. Но его успели захламить имуществом
266
магазина, и Тюренкова, пообещала всё убрать на послезавтра. После осмотра, Барицкая предложила выпить по бокалу шампанского, за начало сотрудничества с магазином «Уголёк». Они разместились отметить это событие в углу за столиком в кофе торгового центра. По манере общения, Семён понял, что Барицкая и Тюренкова, давние подружки. После нескольких бокалов выпитого мускатного вина производства «Массандра», заменившего шампанское по предложению Тюренковой, подруги стали увлекаться взаимной беседой, переходящей часто в шёпот. Он, понял, что Тюренкову, распирало любопытство, в каких личных отношениях находится Барицкая с ним. Ему показалось, что она не в восторге была от Семёна. Судя по одежде и внешнему виду вообще, он почувствовал, что Тюренкова, считает его не ровней их обществу. Семён, сославшись на то, что ему необходимо подготовить машину к завтрашней поездке, извинился и попросил разрешения уехать в гараж. Подруги, не возражали, скорее, обрадовались, что их оставили вдвоём.
«Да Сеня, поизносился ты, за последние пять лет, - думал Семён, по пути в гараж. – Эта нафуфыренная мадам, считает себя хозяйкой не только магазина, но и жизни вообще. Конечно, она разодетая, пахнет дорогими духами, пьёт вино «Массандра», то которое я возил в заводской магазин фурами из Крыма когда-то. А сейчас, не могу позволить себе купить бутылку и смылся, чтоб не платить за сегодняшний фуршет из подотчётных денег. Одет, как бродяга, в куртку заношенную, непонятного цвета и фасона. Туфли, многолетней давности покупки. Да и остальное, застиранное и затёртое, как и я сам. Надо избегать таких застолий. Не будешь же каждый день носить единственный, более-менее, приличный костюм, в котором был в ресторане. Да и он, уже, не соответствует моде. Да я, если честно, и не знаю, какая сейчас, эта мода».
С такими мыслями Семён, заехал в свой гараж. На удивление, никого из друзей-соседей в гаражах не было. Выйдя из машины, он достал, спрятанную
за диваном, бутылку с наполовину отпитым самогоном и выпил полстакана. Закусив, валявшемся на верстаке недоеденным им вчера надкусанным яблоком, Семён отправился домой.
На следующий день, приехав в Луганск, они с Барицкой сначала расстались. Она предложила Семёну, чтобы её сутра оставить в «Рембыттехнике». Пока она будет решать свои вопросы, Семён, успеет заключить договор на поставку гробов и купить все материалы для производства цветов и венков. Затем, он приедет и заберёт её и двигатели из «Рембыттехники». Потом они вместе поедут по адресам и возьмут венки под реализацию. Ей тоже хотелось поучаствовать в выборе ассортимента и внешнего вида венков. Семён, не без удовольствия, заметил, что Барицкой, уже самой интересно заниматься этой темой. Погода в этот день была солнечной. Ничто не говорило о том, что на дворе середина ноября. Тепло и сухо было как весной. Когда Семён подъехал к «Рембыттехнике», Барицкая и ещё двое пожилых мужчин, беседовали на улице. Они стояли, на солнечной
267
стороне, у торцевой стены корпуса «Рембыттехники». На асфальте, рядом, лежали электродвигатели, компрессора и ящик с запчастями для бытовых приборов. Тот, что был худой и повыше, сжимал двумя руками руку Барицкой и оба, с вожделением, сладко, смотрели безотрывно ей в глаза. Очевидно, что они, неплохо выпив за встречу, вышли провожать Барицкую и ждали Семёна. Увидев машину с прицепом, тот, кто держал её за руку, оставил это занятие, быстро сходил и привёл двух рабочих, чтобы погрузили оборудование. Семён, распорядившись, куда грузить оборудование, подошёл к собеседникам. Барицкая, представила Семёна, как нынешнего коллегу и директора ООО «Ольвия». Потом, представила своих бывших руководителей. Директора Петра Александровича, того что пониже и постарше и главного инженера, Илью Александровича. Обоим им было за пятьдесят. Пожав руку Семёну, её собеседники с холодной завистью в глазах посмотрели на него и продолжили общение с Барицкой. Чувствовалось, что дальнейшее его присутствие в их общении не желательно. Семён, заметив, что рабочие закончили погрузку, попрощался и, по пути к машине, сказал.
-- Надежда Николаевна, нам пора. Ещё, как минимум, в четыре организации надо успеть.
-- Да, едем, иду-иду, Семён Анатольевич, – мгновенно откликнулась она.
Церемония прощания проходила не быстро. Оба начальника, жали подолгу Барицкой руки и по три раза расцеловывали в щёки. Это получилось, пока она шла к машине, один раз у директора и два раза у инженера. Они долго махали ей в след, пока машина не скрылась за поворотом.
-- Как же они вас любят! Особенно, этот длинный. Признавайтесь, Надежда Николаевна, давали повод?
-- Нет, какой повод. Они неплохие люди, наши Два-Саныча, как мы их все тогда называли. Они оба Александровичи и ездили везде вдвоём. Как куда приедут, в район, с проверкой, говорили: «Два-Саныча, приехали». Тогда у нас был во всей области очень хороший коллектив. Жили, как одна семья. И всё, благодаря им. Илья Александрович, очень грамотный инженер. Да и Пётр Александрович, умный и душевный директор. Строгий, но никогда не рубил с плеча. А в нашем деле часто возбуждали уголовные дела. То в одном районе, то в другом, кто ни будь, да проворуется. Петр Александрович часто выручал, брал на поруки, в общем, спасал от тюрьмы. Правда, как дело пройдёт, условный срок, или замнут, избавлялся от таких руководителей.
-- И что сейчас? С вами то, я слышал, поступили не очень…
-- Да как сказать. Конечно, они чувствуют вину. Но, как говорится, своя рубашка ближе к телу. Тогда, как побежали все мастера на собственные хлеба, да налоги подняли. Помещения надо было выкупать у государства, чтобы другой кто не перекупил и не появился частный хозяин, который в любой момент может турнуть тебя из здания. На всех, денег не хватит. Вот и спасайся, кто может. А они, тем, кто ещё остались в районах, вот как мы, помогают до сих пор. Правда, нас таких, по области, если штук пять осталось в шахтёрских городах, и то хорошо. А на севере области, в сельских районах,
268
всё на индивидуальной деятельности держится. Так что, они молодцы. Вот мне сегодня, целый ящик бесплатно всяких запчастей нагрузили, списанных из старых запасов. И компрессора отдали, почти по закупочной цене. Правда она подорожала, на тридцать процентов. И перемотка двигателей, из-за подорожания провода, на двадцать.
-- Вот тебе и перемотка. Лучше новый двигатель купить, чем старый перемотать и боятся потом, что опять сгорит. А я думал заниматься этим в «Ольвии».
-- А они занимаются. Потому что это, в нашем ремонтном деле, всё равно лучше, чем новый двигатель покупать. Цены за ремонт тогда так прыгнут, что кто к нам понесёт на ремонт свою стиральную машину, если мы будем новые ставить? Мы что, приехали?
-- Да, это ближайшие изготовители, согласившиеся давать под реализацию, только первые десять венков, надо купить за наличные.
-- У вас деньги остались, или все потратили на материалы?
-- Сто двадцать гривен, ещё есть. Мы, более-менее дешёвые венки, рублей по десять, возьмём за деньги. А те, что подороже, под реализацию.
Загрузив полный прицеп, около тридцати венков разных размеров и на заднее сиденье, десять корзин, они решили ещё заехать только в одно место, которое было по пути. Это был адрес надомников, у которых Барицкая раньше брала сама их продукцию. Там, решено было, скорее договориться на будущее, чем просить товар сейчас. Но их продукция оказалась оформлена художественно более ярко и красиво. Надежда Николаевна, достала из заначки, приготовленной на другие цели, сто гривен. Они купили и взяли под реализацию, ещё двадцать венков. Чтобы разместить их все в машине и прицепе, пришлось очень потрудиться. Надежда Николаевна, на переднем сиденье, ехала вся обложенная венками.
-- Вот это натюрморт, - пошутил Семён, когда они выехали из Луганска, на трассу домой. В этих цветах, вы прекрасно выглядите, Надежда Николаевна.
-- Вы, Семён Анатольевич, не вздумайте, кому ни будь, рассказать о нашей поездке. Ни дай Бог, нас увидит кто в Андреевске. Разгружать, я надеюсь, сегодня не будем? Во всяком случае, я в этом принимать участия не хочу. Хватит и того, как я сейчас еду. Такой убитой, я себя не чувствовала никогда. Как представлю, как я выгляжу.
-- Что, хотите посмотреть в зеркало?
-- Ни в коем случае! Я сегодня и так не усну.
-- Да. Видели-бы вас сейчас ваши бывшие руководители.
-- Что это они вам не дают покоя?
-- Да очень уж они выцеловывали вас, перед отъездом. Особенно этот худой, Илья Александрович. Я заметил. Он точно, к вам не ровно дышал.
-- Бросьте вы. Они старые. То вам так показалось.
-- Годы тут не причём. Красивая женщина, вот и взыграло ретивое.
-- Спасибо за красивую женщину. Вы прямо как у Пушкина, - ретивое.
269
Редко услышишь это слово. Только, я повторяю, это вам показалось, Мужики выпили чуть лишнего, вспомнили много пережитых вместе событий, вот и расчувствовались. У нас вот с вами. И событий никаких не было, а Татьяне вчера, тоже почудилось. Будто между нами, что-то есть. Так что правду говорят. Тот, кому чудится, должен креститься. А судя по тому, с каким грузом мы едем, тоже, перекреститься не помешает.
Барицкая, перекрестилась и отвернувшись к двери, стала смотреть в окно. На улице стремительно темнело. Дорога, в это время, не загружена транспортом. Семён, гнал машину со скоростью сто километров, опасаясь разгонять больше, чтобы не сорвало тент с прицепа. Через час с небольшим, они были в Андреевске. Разговор, больше не клеился. Да и собственно, о чём говорить? Прошлого совместного у них ещё не было. А о будущем, уже наговорились, за последние дни. В Андреевске, Семён завез Барицкую на квартиру, откуда забирал утром, и поехал в гараж.
На следующий день сутра, Семён, вместе с уборщицей, которая убирала в офисе «Рембыттехники», наводил порядок в помещении, освобождённом от хлама, под ритуальное агентство. После уборки, он привёз и разгрузил весь товар, приобретённый вчера в Луганске. После обеда, на прицепе завёз в агентство необходимый минимум мебели, взятый в «Рембыттехнике». Благо мебели, после прошлого величия организации, было там достаточно. Ближе к вечеру, когда он приехал в офис, ему позвонили из Луганска и сообщили, что сегодня фирма, с которой он заключил договор на поставку гробов, отгрузила его первый заказ. Восемнадцать штук и столько же крестов. Очень извинялись, что не предупредили раньше. Но, по счастливой случайности, как раз, в соседний город, рядом с Андреевском, был заказ на поставку таких изделий в два раза больше. Фирма загрузила крытую фуру для обоих потребителей. Так что надо организовать разгрузку машины, которая разгрузится сначала у крупного заказчика, а к вечеру приедет к Семёну. От такой доставки «Ольвия» только выиграет. Оплата за неё будет чисто символической. Четыре гривны за комплект, итого – семьдесят две гривны. Можно округлить до семидесяти гривен. Так что ждите и обязательноразгрузите и передайте деньги с водителем фуры.
«Бедному жениться, и ночь коротка, - подумал Семён, положив трубку телефона. - Выиграет-то-выиграет, только три вопроса. Где взять семьдесят рублей? Кто разгрузит и куда разгрузить такую уйму гробов? Барицкой на месте не было. Она сегодня, уже и не будет. У неё, где-то там, победные празднования фракции «Згода», в честь переизбрания Президентом Украины Леонида Кучмы, на второй срок. Деньги нужно искать самому, а в кармане, пятёрка. В агентство разгрузить? Там всё расставлено и готово к открытию. Можно разгрузить штук шесть, ну десять гробов, а остальные? В свой гараж? Там прицеп, машина, верстаки, диван, в общем некуда. А разгружать, кто будет? Бомжи? Они, наверное, к этому времени уже все пьяные. Это же не утро».
Выйдя из кабинета, Семён направился к мастеру Камаеву, который всегда,
270
часов до восьми вечера находится на работе. Он хотел попросить его, чтобы
он встретил машину с товаром и предупредил водителя, чтоб тот не волновался, пока Семён отъедет за грузчиками. По пути, он увидел, что комната, где сидит бухгалтер Есаулова, приоткрыта. Войдя внутрь, Семён там
застал Есаулову и Камаева, мило беседующих на отвлечённые темы. Камаев сразу встал и хотел уйти. Семён попросил его задержаться и объяснил создавшуюся ситуацию. Тот закивал головой и пообещал не уходить домой, пока не дождётся машину. Тем более, время было половина шестого.
-- Марина Фёдоровна, выручайте. У вас в кассе, таких денег нет?
-- Ну вот, Семён Анатольевич. И я вам пригодилась, не только для того чтоб покойникам, паспорта выдавать на тот свет.
-- Марина Фёдоровна, знаете поговорку: «Кто старое помянет…»? Я же извинился перед вами. А вы обещали помогать, между прочим.
-- Ну вот, - улыбнувшись, сказала Есаулова, - ещё и глаза, хотите меня лишить. Ладно… Семьдесят гривен, конечно, в кассе у меня нет. Такие деньги, бывают только в понедельник, когда с остальных мастерских привозят выручку сдавать. А сегодня пятница. У меня в кассе, только тридцать восемь гривен. Остальные, я могу вам дать свои, если отвезёте меня домой. Куда отвозили после ресторана, на автостанцию, помните?
-- Марина Фёдоровна, вы…! Вы прелесть. Я, сегодня, лучше вас, не видел женщины. Вы меня вернули к жизни.
-- А как же ваша жена?
-- Она, в отличие от вас, не даёт деньги, а забирает.
-- Так в чём же дело, разведитесь и женитесь на мне, - звонко рассмеялась Есаулова. – Вам сразу станет легче.
-- Есть, над чем подумать. Едемте, Марина Фёдоровна. А то, мне ещё искать, куда эту уйму гробов разгрузить.
Есаулова, забрала деньги из сейфа и закрыв кассу, они направились к машине Семёна. Через полчаса, возвращаясь с квартала автостанции назад на работу в офис, Семён думал, куда разгрузить гробы и вдруг вспомнил.
«Ёлки-палки! Как же я забыл? Ведь меня, Юрка Бобров, приглашал три дня назад, по телефону, обмыть свою покупку гаража в гаражном кооперативе, где и мой гараж. Он, скорее всего, пустой. Надо позвонить ему срочно. Может он поможет и разгрузить машину».
Юрка, по телефону, согласился не-на-долго, дать ключи от гаража. Только с условием, если товар, который собирается разгрузить Семён, будет не тяжёлый. Он позавчера положил на пол плитку. Тяжёлым металлом, можно её продавить. Семён пообещал, что гараж ему нужен не больше чем на неделю. Не стал говорить, какой товар он собирается туда разгрузить. Вдруг он суеверный. Сказал, что это материалы для производства фирмы. Юрка извинился, что сегодня помочь разгрузить машину он не может. Его, телефонный звонок, остановил на пороге. Внизу, возле подъезда, его ждёт кум Бурлак, с которым они едут на Ивановские зарыбленные ставки. Им, пообещали там сторожа, ночную рыбалку. Так что, вторые ключи взять можно
271
у жены, а его самого, они будут ждать завтра, после обеда, у Бурлака на уху. Заехав на квартиру Бобровых, Семён забрал у жены ключи от гаража и, узнал его порядковый номер. Он поехал в гараж убедиться в том, что он пустой и пол пригоден для разгрузки на него грузов. Заодно, он смекнул, что можно попросить, за магарыч конечно, мужиков, соседей по его гаражу, помочь с разгрузкой. Они, как раз, занимались привычным занятием. Соображали. Взяв с собой троих приятелей, с которыми он часто выпивает в гараже, Семён вернулся назад к офису. Огромная фура, уже стояла на дороге, рядом с многоэтажкой, в которой располагался офис. Фура, с большим трудом, задом, втиснулась в узкие улочки гаражного кооператива. Через час, все четверо грузчиков, включая Семёна, сидели у него в гараже за потреблением магарыча. Мужики, очень удивляясь, что столько гробов, в один день, им ещё никогда не доводилось переносить. Удивлялись новому роду занятий Семёна. А, изрядно приняв, восхищались, какой человек, их сосед Сеня. Пообещали и дальше, если ему потребуется, во всём помогать, поскольку это святое дело.
Семёна разбудил дома телефонный звонок, прозвучавший в три часа ночи. Напуганные Полина и Семён, вскочили с кровати и оба побежали к телефону в прихожей.
-- Кто это может быть? Может что с мамой, Нина с Новоазовска звонит? – пыталась разгадать Полина на бегу из спальни, в одном тапке.
Семён первым прибежал к телефону. Хоть он, хорошо выпившим, пришёл
домой и лёг спать, только несколько часов назад. Полина, в это время, уже давно спала.
-- Алё, слушаю! – спросил Семён.
-- Это я, тебя слушаю! Ты что, «ушлёпок»? Совсем рамсы попутал. Что ты мне разгрузил в гараж? Я, как открыл, чуть не обосрался. А кум, вообще, «дриснул» на соседнюю улицу. Сеня! - «Гаврила» ты «вислоухий»…
Семён, стоял опешивший от неожиданности. Полина, постукивала его в плечо и беспрерывно спрашивала.
-- Кто там? Что случилось? Дай я послушаю.
Семён прижал трубку к груди, чтобы было не слышно, как ругается Юрка.
-- Да всё нормально. Поля, иди спать. Это Юрка Бобров… У них, что-то случилось с Бурлаком.
-- Кто, Юрка? Вот, алкаши проклятые! Один пришёл ночью. Разит перегаром за километр. Крадётся в постель, думает, я не слышу. Второй, пьяный зэк, звонит, ни свет, ни заря. Три часа ночи! Как вы мне надоели.
-- Поля, он не должен был звонить. Они с кумом уезжали на рыбалку. Там, что-то случилось, наверное. У них проблемы. Поля, иди спать.
Полина, развернулась на тапке и пошла назад в спальню, продолжая громко возмущаться
-- Проблемы у них. У них проблема, где взять третьего. А мне, на работу утром. Алкаши!
Семён поднёс назад трубку телефона к уху. Юрка продолжал кричать.
-- Сеня, слушай сюда! Завтра, вернее уже сегодня, освободи гараж от этих,
272
«рюкзаков». Ты «вкурил»? Сегодня же!
-- Каких «рюкзаков»? – Не ожидая такой реакции Юрки, плохо соображал Семён. – Это что, ты так гробы называешь?
-- Да-да, «ящики» и всё остальное.
-- Юра, куда я их уберу? Я потому и положил к тебе, думал, ты неделю туда не заглянешь. Кто такой товар согласится принять.
-- Это, твой «головняк». У меня, до сих пор, перед глазами это зрелище.
-- Юра, дорогой, ну извини. Я-то, не думал, что вы ночью поедете туда. Хотел тебе завтра, у Бурлака, всё рассказать. Представь себя на моём месте. Пришла машина, раньше, чем заказывал, на два дня. Куда девать?
-- Себе в гараж бы разгрузил.
-- Там машина, прицеп, диван и барахла сколько. Ты же видел?
-- Машину и прицеп, мог бы перегнать ко-мне в гараж.
-- Когда там было этим заниматься? И улица моя узкая, второстепенная.
А твой гараж на главной улице. Фура туда, ели поместилась, чтобы заехать под разгрузку. Юрка, дружище. Ну, разреши, пусть постоят пять дней, пока я найду постоянный склад. Магарыч, завтра же с меня, вернее, уже сегодня. А что с рыбалкой, - решил перевести, хоть не-на-долго, разговор Семён на другую тему, чтобы Юрка остыл, – сорвалась, или не клюёт? И чего вы поехали в гараж ночью?
-- «Облом», сегодня пятница. Там хозяин ставков, ночью приехал с кем-то, тоже отдыхать. Мы, ели ноги унесли. Хорошо, машину на другом берегу оставили и на лодке, той, что, сторожа дали порыбачить, тихо подгребли к берегу и уехали. Хотел машину Бурлака поставить в свой гараж и до утра по выпивать там с ним, чтоб домой не ехать ночью. И на тебе…
-- И что, ничего не поймали, за полночи?
-- Хи, как не поймали, - первый раз хихикнул Юрка, - восемь штук, один в один. Загляденье. Так что, до обеда, у тебя будет время всё вывезти, а после обеда, приезжай на уху.
-- Откуда ты звонишь?
-- От Бурлака. Пришлось к нему ехать. Тамару поднимать с постели. Сеня, - освободи гараж. Я и так думаю, что надо его продавать. А то я, каждый раз, как буду его открывать, «шугаться» буду. Вдруг они там будут опять стоять.
-- Хорошо-хорошо, освобожу. Давай, Юрка, до завтра, вернее уже сегодня. Пока, увидимся.
Семён поспешил положить трубку телефона, чтобы не продолжать дальше разговор. Потом, сходил в туалет, чтоб не сразу возвращаться в постель и дать время уснуть Полине. Тихонько залез под одеяло и повернулся к ней спиной. Через минуту, в тишине, раздался её голос.
-- О чём вы там говорили? Гробы какие-то?
-- Да я, в Юркин гараж, разгрузил почти два десятка гробов, а ему не сказал. А они, с Бурлаком, с рыбалки поехали прямо к нему в гараж, Ну, и, - увидели…
Полина села на кровати и ткнула Семёна рукой в бок.
-- Что ты ему разгрузил в гараж?
273
-- Ну, - гробы. Вчера, на два дня раньше срока, мне их, для ритуального магазина, припёрли из Луганска. Склад, под них, подготовить не успели. Куда девать? Вот я, не сказав Юрке, какой товар, сказал материалы для ритуалки, разгрузил их к нему в гараж. А они…
Полина откинулась головой назад на подушку.
-- Ой дурак… Скажи спасибо, что они с Бурлаком, наверное, мало выпили.
Хотя там можно было протрезветь после любой дозы. Они могли приехать сюда и уложить тебя, в один из твоих гробов.
-- Они, не мои, а «Ольвии». Спи, давай. Размечталась…
На следующий день, Семён отвёз Юрке магарыч прямо сутра. Захватив его жену из квартиры он, по пути к дому Бурлака, упросил её помочь убедить Юрку, чтоб тот дал время несколько дней на поиски склада. Приехав к Бурлаку, Семён больше молчал, а говорила за него Ирина, жена Юрки. Юрка согласился, оставить всё как есть на пять дней, до следующей субботы. А во вторник, Юрка с Бурлаком, сами нашли железный гараж. Он, очень удобно находился во дворе многоэтажек, недалеко, напротив входа в ритуальное агентство. В среду, за несколько ходок на прицепе, Семён развёз гробы в новый склад и в агентство. Юрка и Бурлак, сами помогали в перевозке.
25 ноября 1999 года в магазине «Уголёк», было открыто первое ритуальное агентство ООО «Ольвия». К этому времени были приняты на работу четыре человека. Начальник производства ритуальных услуг Ганелин Владимир Валерьевич. Бригадир цветочного цеха, его жена Зоя. Работница цветочного цеха Мария Ивановна Сушко. Продавщицей в ритуальное агентства, была взята жена художника, рисовавшего все наружные вывески ООО «Ольвия», Щепоткина Аделаида Филипповна. Богемной внешности женщина с вредными, но, по заверению её мужа художника, контролируемыми привычками. По его просьбе и в знак будущего сотрудничества, пошли на встречу и приняли Аделаиду Филипповну, с испытательным сроком. До конца года и всю зиму, молодое предприятие осваивало новый вид деятельности, и надо сказать не без успеха. Владимир Валерьевич, двадцати пяти лет отроду, не высокого роста, на вид крепкий, но с постоянной отсрочкой от армии по состоянию здоровья, с энтузиазмом взялся за порученный ему фронт работ. В его обязанности Семён вменил полную организацию работы ритуальных агентств и цветочного цеха. Обеспечение материалами цеха. Реализация товаров и ведение кассы с последующей сдачей денежных средств, каждые два дня, главному бухгалтеру Есауловой. Он сопровождал работу появившихся нескольких надомниц. Ему, с не меньшим рвением помогала жена и бригадир цеха, светловолосая, улыбчивая Зоя. Она оказалась способной ученицей, а потом, учителем по изготовлению цветов, венков и прекрасных композиций корзин, цветочных свадебных украшений, гирлянд. Семён сосредоточил свою деятельность на приобретении, а в последствие изготовлении памятников из мраморной крошки. Отыскав подобные цеха, он изучил производственный технологический процесс, каналы получения мраморной крошки. Приобрёл
274
необходимый инструмент и оборудование. Взял в аренду столярный цех, о котором он рассказывал Барицкой. Ему восстанавливать его помогал деньгами Сеня Мелихов, сын брата из Красного Луча. Он приезжал часто в Андреевск, как по спортивным делам, так и специально по цеху. Весной, он планировал здесь делать свой бизнес по распиловке леса на пилораме. Семён набрал штат мужиков, способных на работу и охрану цеха ночью. К его полному удовлетворению, удалось уговорить прийти в цех работать бригадиром, Трушина Василия Николаевича. Рукастого умельца, ранее работавшим у Семёна, когда он был директором завода «ЗПИ», личным водителем. Ему в бригаду, отыскали деда, ранее работавшего, в этом цеху на пилораме, Сербина Авдея Кузьмича. Ещё, двоих рабочих парней. Виктора Ткача, двадцати семи лет и Дмитрия Пирамидова, двадцати пяти лет. В цеху дела пошли тоже очень неплохо. Провели питающий силовой электро-кабель по старой линии. Пришлось установить только три новых столба. Запустили пилораму с вентиляцией и опилочно-транспортно-уборочную линию, из подвала под станком. Достали, по случаю комплект новых пил, у бывшего инженера организации, к которой относилась столярка. Единственной проблемой было в цеху, это отопление. Зима мешала процессу заливки памятников. В одной из подсобных комнат пришлось выложить кирпичную печь. Для обогрева углём помещения. В ней и происходила производственная жизнь изготовления памятников до весны. После Нового года, пошли первые заказы на распил брёвен. Семён, мог полностью доверить работу цеха Василию Трушину. Поэтому он переключился на гранитные памятники. В Луганске, он познакомился с владельцем цеха, по их производству. Он понял, что это производство, не потянуть. Сейчас только можно покупать их готовыми. Можно заказывать их по индивидуально вычерченным чертежам. У себя в «Ольвии», он может организовать только нанесение рисунков и надписей на памятник. А это, немалых денег стоит. Как и чем это делается, он досконально изучил. Сам, из электробритв, переделав их, сделал набивные машинки. Заказал инструмент к ним. Неделю работал в луганском цеху, обучался приёмам набивки рисунков и текстов. Договорился там обучить ещё одного паренька этой профессии из Андреевска. Несколько памятников из этого цеха, выставили для продажи в ритуальных агентствах «Ольвии», на условиях, что делать надписи будут в «Ольвии». К весне, «Ольвия» открыла ещё два ритуальных агентства. Семён, попадая в другие города области, посещал кладбища, и зарисовывал эскизы, понравившихся ему форм памятников. Потом, он вычерчивал деталировку, и Трушин воплощал их в дерево и оцинкованный лист цельной конструкции опалубки. В мае 2000-го года, вместе с Юркой Бобровым они, загрузив КАМАЗ с прицепом углём, отправились в Южноукраинск, Николаевской области. Так Юрка, через четыре года, опять посетил свою колонию, в которой он отсидел почти пятнадцать лет. Накануне он позвонил к руководству и договорился о гранитных памятниках. В колонии использовали уголь, в одной из котельных. Поэтому согласились обменять свою продукцию на уголь. Приобретя 18 тонн
275
угля по 65 гривен, Юрка Бобров, с при-великим удовольствием, в благодарность за прожитые там годы отдал его в зону по 190 гривен за тонну. Этого хватило, чтобы приобрести два солидных памятника и два им дали под реализацию. Перед поездкой туда, Семён принял заказ от одной Анреевской фирмы, выкупившей две шахты города. Фирма заказала изготовление и монтаж входных ступенек в свой новый офис из гранита. Семён сам спроектировал трёхскатную лестницу, со спуском в три стороны. Заказ был дорогостоящим и оплату, за гранитные полированные плиты с фрезерованными противоскользящими декоративными полосками, производили перечислением. Семён, в этот заказ, включил несколько просто прямых плит. Потом, он применил их для изготовления памятников, совместно с деталями из мраморной крошки, спроектированных самостоятельно. Они были дешевле, чем изготовленные полностью из гранита и пользовались спросом. Летом, пила-рама работала в две смены, распуская бревна на доску и брус. Приобрели несколько машин бревенчатого леса, чисто для нужд «Ольвии». Сеня, из Красного Луча, подкидывал свои неплохие заказы. В столярке организовали подобие сушильной камеры, для просушки доски. Василий Трушин освоил производство балконных рам и шпунтовой половой доски, наличников, плинтусов, реек, филёнки. Изготовление гробов и крестов было освоено первыми. Рамы, устанавливал специально привлекаемый заштатный монтажник. Остальную продукцию сдавали под реализацию в строительные магазины на рынке и в городе. Осенью, Семён начал заниматься выделением города земельного участка под устройство кладбища. Это, оказалось, процедурой не простой и продлилось до самой весны, будущего года. Работа «Ольвии» в этом году, позволяла вовремя выплачивать зарплату рабочим, платить налоги и произвести несколько раз небольшие отчисления в благотворительный фонд «Сострадание». Чему очень обрадовалась Барицкая. Тем-более, что у «Рембыттехники», заказов становилось с каждым месяцем меньше. Ремонт холодильников, основная денежная работа, производилась один, два раза в месяц, в одной мастерской. А, к концу года, их осталось две. Мастера третьей, изъявили желание тоже уйти на самостоятельную работу. В ноябре 2000 года, в офисе «Рембыттехники», работники ООО «Ольвия», устроили празднование, с застольем, первой годовщины своей работы. В празднике принимали участие руководители подразделений «Ольвии», работники цветочного цеха и две надомницы, продавцы ритуальных агентств, мастер Борис Камаев и руководство «Рембыттехники». Были приглашены из Красного луча Мелиховы Игорь Геннадьевич и его сын Семён. Из администрации города, две подруги и помощницы Барицкой и хозяйка магазина «Уголёк» Татьяна Тюренкова. Юра Бобров, отказался от приглашения, по причине отсутствия опыта участия в таких торжествах. Он потребовал, чтобы Семён, отдельно накрыл стол за первую годовщину «Ольвии», поскольку он тоже приложил к этому руку. Эту посиделку он предложил провести у Бурлака в домашней бане. Празднование коллектива «Ольвии» получилось не помпезным, а скорее
276
душевным. Сначала было небольшое торжественное собрание. Небольшой отчёт Семёна о проделанной работе «Ольвией», выступление Барицкой Надежды Николаевны и Мелихова Игоря Геннадьевича, как председателя профсоюзов предпринимателей. Были проведены, как в старые времена, награждения наиболее трудолюбивых и ответственных работников «Ольвии». Поздравляли, только, не грамотами, а небольшими денежными премиями. Потом всех пригласили за большой общий стол. Есаулова Марина Фёдоровна, обратилась к Семёну.
-- Семён Анатольевич, а помните? Вы обещали, как минимум трём человекам, здесь сидящим за столом, что на годовщину «Ольвии», прочтёте собственные стихи. Мне кажется, время пришло. Подтвердите Игорь Геннадьевич, Надежда Николаевна?
-- Вот ведь, Марина Фёдоровна, - решил помочь Семёну Игорь, на случай если стихов нет, - и сегодня, в праздник, не даёт Семёну Анатольевичу покоя.
-- Ну почему, я подтверждаю. Было такое, - поддержала Барицкая Есаулову, - Семён Анатольевич, - вы как готовы?
За столом постепенно прекратились звуки, сопровождаемые усаживанием компании за праздничный стол.
-- А я, и не отказываюсь, - встав из-за стола и подняв бокал, сказал Семён.
Все, сидящие за столом, окончательно затихли.
Сегодня «Ольвия», - справляет Юбилей!
Всего лишь год ещё, - ребёнку.
Под-стать, прабабушке своей.
До нашей эры, славила она свою сторонку.
Конечно, далеко нам до неё.
Как говорят: «лиха беда начала».
Но, - не упустим мы своё.
Лишь бы, правительство нам не мешало.
Так выпьем же, в благословенный час!
Чтоб крепла «Ольвия», и на ноги вставала.
Чтобы кормила, радовала нас,
А через год, ещё богаче стала!
14. НАДЕЖДА.
Всю зиму 2000 - 2001 годов, Семён занимался оформлением бумаг на получение земельного участка под кладбище. Администрация города, недавно организовавшая новое городское кладбище, не спешила выделять землю, для этих целей ООО «Ольвия». Он понимал, что если уж заниматься таким делом, то всё нужно делать в соответствии с принятыми православными канонами этого действа. Советовался с Батюшками нескольких церквей, как правильно
277
организовать похороны. Пытался привлечь к долевому участию строительства
часовни, на этом кладбище, какую ни будь из церквей. Либо вообще отдать право этого строительства, на пожертвования, одной, или нескольким церквям. С предоставлением ей, или им, полного права собственности и проведения ритуальных служб, в этой часовне. Эти переговоры шли очень трудно. Подыскивал помещения и изыскивал возможности для закупки оборудования и посуды для столовой. Не занятые этой работой дни, проводил над проектированием новых форм памятников. Оттачивал умение художественной набивки рисунков и надписей на памятниках и небольших плитках из гранита. Это они придумали с Трушиным, чтобы клиенты не заказывали надписи на табличках из нержавейки, в других местах, для памятников из мраморной крошки. Сначала набивали плитку, а потом отливали, совместно с ней, памятник. В столярке, работы зимой остановились почти полностью. Лес перестали возить на распиловку, да и балконные рамы и строительные деревянные изделия перестали пользоваться спросом. Только памятники из мраморной крошки, продолжали лить, в небольших количествах. Все зимние праздники и выходные, Семён провёл в мастерской художественной набивки. Домой, по вечерам, не тянуло. Праздновать, или ехать куда-то семьёй, не было достаточно денег. Да и с Полиной, за последний год, у них стали отношения, больше похожие на добрососедские. Скандалов, вроде, стало меньше, так как Семён стал меньше пить. Но и дома они виделись редко. А когда виделись, кроме разговоров о дочери, больше говорить было не о чем. О работе Семёна, желания говорить у Полины не было. Огородов зимой нет. После прожитых совместно больше двадцати лет, всё уже оговорено и друг о друге узнано. Планировать, что-то на будущее, было сложно. Даже предстоящая свадьба дочери, в отдалённом будущем, ожидалась без энтузиазма, всё из-за тех же денежных трудностей. Семён, часто, закрывался в мастерской и работал долбёжной машинкой над очередным рисунком на граните. Данная работа требовала усидчивости, терпения и много времени. Проводя в одиночестве и раздумьях, под монотонный, не громкий стук острого битка о камень, не вольно в голову лезли разные мысли. Он, вдруг стал задумываться над тем, как он живёт? Уже не с похмелья, или на пьяную голову. Те мысли, всегда располагали к тому, чтоб себя жалеть. Без всякого анализа. Теперь, на трезвую голову, хотелось разобраться, почему так? Сравнивая себя, с многими преуспевающими знакомыми, нельзя сказать, чтоб Семён, был ленивей или глупее. И на время, которое ему досталось, нечего пенять. Оно одинаково для всех. А может не одинаково?
«Наверно, всё дело в личном счастье, - размышлял Семён, занимаясь набивкой раскидистого куста роз, на не стандартную гранитную плитку, для рекламной выставки в ритуальном агентстве. – Полина говорит, что надо уметь попасть в денежную струю нынешнего времени. Поменьше принципов, побольше, деловой хватки. Такое время настало. Время накопления первоначального капитала. А, для этого, все средства хороши. Пройдёт время, многое, из того на что сейчас закрывают глаза, запретят. А за прошлое, никто
278
не спросит, где и каким образом ты скопил деньги. А будут спрашивать, как говорил мой главный инженер завода Юрка Поляков: «Если ты такой умный, покажи, где твои деньги». Вот и вся правда жизни. И всё-таки личное счастье, или другими словами судьба, играет в этом деле не последнюю роль. Возьми вот хотя бы Барицкую и Татьяну Тюренкову, директора «Уголька». Одна, была успешным директором районной «Рембыттехники», другая, тоже мастерски заведовала продовольственным магазином. Теперь, одна мечется, открывая кучу разных предприятий и еле-еле сводит концы с концами. А вторая, полностью в шоколаде. Стала хозяйкой супермаркета. Конечно, не известно, как она пришла к этому. Но ведь теперь, главное результат».
В дверь мастерской тихо постучали. Семён, открыв её, был удивлён. На часах, около девяти вечера, а к нему в мастерскую зашли Барицкая и Есаулова. Они прекрасно выглядели, в хорошем настроении. Заметно было, по Есауловой, что они были немного навеселе.
-- Семён Анатольевич, вы почему здесь сидите? – весело спросила Есаулова. – Сегодня, 9 марта. Зря, что ли перенесли воскресенье на пятницу? Все отдыхают. Поздравляют своих жён, а вы? Как она вас такого терпит?
-- Да, Семён Анатольевич, нас вы вчера хорошо поздравили. А сегодня надо было весь день уделять жене, – так же, высказала удивление Барицкая.
-- А мы подъехали, смотрим, свет горит в мастерской. Хотели в понедельник вас отругать, что вы забыли выключить свет и наносите убытки «Рембыттехнике», - продолжила отчитывать Семёна Есаулова. – Потом слышим, жужжит ваша машинка. Ну, в смысле…
-- Я понял, Марина Фёдоровна, о какой машинке вы говорите, - сказал Семён, сняв брезентовый передник с себя и бросив его на гранитную плиту. – Могу вас успокоить. Никакого преступления, не внимания, по отношению к своей жене, я не допускал. Может вечером, поздравление было скомкано, моим поздним появлением домой. Но я, успел её поздравить сегодня, до обеда. А потом, она ушла в ночную смену на работу. А перед сменой у них праздничный фуршет. Поэтому мы расстались в полдень и отправились каждый по своим делам. Она на шахту, праздновать и работать. А я, сюда в мастерскую, только работать. А вы, откуда, такие? И почему оказались на работе так поздно. Позвольте вас спросить?
-- Ну, у нас, в отличие от вас. И вчера поздравление было не скомкано. И сегодня, будь здоров. Так что, Восьмое марта, - состоялось! – Сказала Есаулова и звонко рассмеялась.
-- Перестань, Марина! Семён Анатольевич, подумает о нас, Бог знает, что. Нас, женщин руководителей и бухгалтеров, предприятий города и женщин городской администрации, поздравляли сегодня с Восьмым мартом, в ресторане «Монмартр». Мужчины, руководители городских крупных частных фирм, решили сделать нам такой подарок.
-- Наверняка, эту акцию, заставили их сделать мужчины городской администрации, - пошутил Семён. – Но, всё равно молодцы. А сюда-то чего, так поздно?
279
-- Хотели посмотреть, чем вы тут занимаетесь, - сказала Есаулова, отодвигая передник с гранитной плиты. – Какая прелесть, Семён Анатольевич!
Есаулова и Барицкая, стали пристально рассматривать рисунок на плите. Семён тряпкой стёр пыль с рисунка. Двенадцать пышных роз, в подлунном свете, раскинувшихся веером на кусте с обилием шипов и листьев, поглотили полностью их внимание.
-- Да вы, Семён Анатольевич, не только не плохой поэт, но и хороший художник, - похвалила Барицкая.
-- Да бросьте вы. Это делает каждый ребёнок в книжке-раскраске. Я кладу трафарет и по нему уже, набиваю рисунок, вот и всё. Так что…
-- А луна и лунный свет, тоже есть на трафарете? – удивилась Барицкая.
-- Нет, это я проявил фантазию.
-- Я говорила вам Надежда Николаевна? Семён Анатольевич, у нас, хороший фантазёр.
-- Да, ваша фантазия, очень украсила и оживила эту композицию, - согласилась Барицкая.
-- Спасибо большое. Я, очень благодарен вам за то, что вы заехали, и так оценили мой труд.
-- Мы заехали за документами, пока есть машина, что нас возит, и чтобы завтра, в субботу, не идти из-за них на работу, - объяснила Есаулова.
-- Да, «Волгу», что выделяли мне для «Згоды» и «Сострадания», после праздника заберут, сказал водитель. Так что теперь буду просить вас, если что, помочь с транспортом.
-- Конечно, Надежда Николаевна, нет проблем, - пообещал Семён.
-- Спасибо, - поблагодарила Барицкая. – Ну что, Марина Фёдоровна, хватит любоваться, нас ждёт машина, неудобно…
-- Да-да, я сейчас быстро.
Есаулова выскочила из мастерской и побежала в свой кабинет за документами. Семён смотрел в лицо Барицкой и увидел в глазах отсутствие обычной лучезарности. Они сейчас были усталыми и немного тревожными.
-- Что-то вы не похожи на себя, Надежда Николаевна. Устали от поздравлений, или что-то случилось?
-- Да всё как-то сразу. И праздник, и «Сострадание» надо закрывать.
-- Что случилось?
-- Да, как вы и предполагали, никто сейчас на благодеяние не хочет жертвовать. Говорят, сами, еле-еле концы с концами сводят.
-- Как же так? А на рестораны деньги находят?
-- Ну, это как вы догадались, некая необходимость.
-- Обязаловка, если точнее. Может, вы торопитесь с закрытием? Времена меняются. Мало ли…
-- Меняются. Но, в последнее время в худшую сторону, к сожалению. А отчитываться, за не работающую организацию, Марине Фёдоровне лишняя нагрузка. Зачем? У вас, она мне говорила, тоже сейчас реализация упала наполовину.
280
-- Сам не пойму. Строительная продукция понятно, - зима. Хотя какая зима, уже март месяц. В прошлом году мы после Нового года брёвна пилили. Сейчас тишина. Но почему ритуальное направление стало хромать? Загадка.
В мастерскую зашла Есаулова.
-- Поехали Надежда Николаевна, я готова. До свидания, Семён Анатольевич. Идите домой. Всю работу не переделаешь, уже почти девять.
-- Может вас подвести домой? - спросила Барицкая.
-- Нет, спасибо. Тут недалеко. Я пройдусь. Это Марину Фёдоровну, аж на автостанцию везти. Уже и так поздно, ещё на меня время тратить.
Женщины уехали, а Семён, сел опять за работу. Ему хотелось сегодня закончить набивку рисунка, тем более осталось немного.
В апреле, наконец, удалось Семёну, подписать все бумаги на выделение земли 4,3 гектара под кладбище и получить на руки План участка на бумаге. Семён, предварительно ездил туда с представителем Земельного отдела городской администрации. Тот показал его, заехав на участок со стороны, не далеко расположенного посёлка. Когда Семён стал заниматься планировкой непосредственно линий будущих захоронений, у него появились сомнения по пригодности грунта на противоположном конце участка. Штыри, которые были сделанные из арматуры, не забивались в грунт глубоко. Наняв экскаватор, Семён стал ездить по участку и проводить контрольную выкопку ям. К его ужасу, пригодными под захоронение, оказались всего полгектара, расположенных от посёлка. Остальной грунт, на глубине двадцати, тридцати сантиметров, был жёсткой каменной пластушкой. Этого невозможно было увидеть, без выкопки ям. Экскаватор, такой грунт не брал. Ковш скользил по твёрдой поверхности. Лопатой, тем более его не возьмёшь. В Земельном отделе, в выделении другого участка отказали. Все остальные площади, вокруг города, были приватизированы. Либо, тоже не пригодными под кладбище, по грунту или не разрешено по санитарным нормам. В общем, тема кладбища в Андреевске стала не осуществима. Время, а главное деньги, потраченные на уплату всех разрешений и налогов, - потеряны. Участок под кладбище, выделен. А то, что он не пригоден, это проблема «Ольвии». Донбасский хрящ. В нём, всё ценное, под землёй. Для земледелия бугры и степь не пригодны. Столовую, без кладбища, открывать стало не целесообразно. Хоть часть дешёвой посуды была уже закуплена. В мае, дела немного поправились. Появились заказы на столярке и пилораме. Однако ритуальные агентства, продолжали снижать доходы. Семён, стал проводить не гласные проверки работы агентств. Но всё работало, как и прежде слаженно, под руководством Владимира Ганелина. Вовремя подвозились материалы и комплектующие в цветочный цех. Своевременно пополнялись необходимыми изделиями агентства, после реализации товара. Дисциплина работы, за исключением одного случая, была хорошей. Хотя тот случай подмочил репутацию «Ольвии» в городе. Было это 9 мая, на День Победы. Многие ритуальные агентства работают и в праздники. Одно из трёх агентств ООО «Ольвии», в супермаркете «Уголёк», работало как дежурное. В остальных на дверях висели
281
объявления, по отсылке клиентов в дежурное агентство. Трушин, в два часа дня, на своём «Москвиче» М-412 вёз Семёна, Полину и свою жену Любу к Соболевым, для празднования Дня Победы. Василий, вот уже несколько лет как бросил пить, по состоянию здоровья. Поэтому он не противился тому, чтоб возить компании на всякие застолья. Они заехали в супермаркет «Уголёк», за пополнением провианта для праздничного стола. Пока женщины ушли в магазин, Семён решил зайти в агентство, поздравить продавщицу и спросить, как у неё дела. Василий, закрыв машину, пошёл следом. Завернув за угол, они были удивлены количеством людей, стоявших у входа в агентство.
-- Это что за аншлаг? - удивился Семён, ускорив шаг.
Подойдя к входу, было слышно голос Аделаиды Филипповны Щепоткиной. Она каво-то выгоняла из помещения.
-- Проваливайте отсюда! Человек в обед прилёг отдохнуть, по набежали тут! Не дают покоя ни в будни, ни в праздники! Дверь открыта? Ну и что…!
Семён, услышав такие слова, ещё ускорился. Трушин, последовал за ним. Ежесекундно извиняясь, они протиснулись, через толпу смеющихся зевак, вовнутрь помещения. Перед ними открылась такая картина. На столе, на расстеленной газете, лежали куски недоеденной закуски. На полу стояла нижняя часть гроба, крышка с которого стояла на боковом торце, опираясь на два гроба установленных один на один, рядом. Внутри гроба, на скомканном саване, сидела поперёк, с перекинутыми ногами через борт гроба, пьяная Аделаида Филипповна. Возле гроба стояла, почти выпитая полностью, бутылка портвейна «777». Она пыталась подняться из гроба, чтоб стать на ноги, но все попытки были безуспешны. Каждый раз она падала опять на пятую точку, назад в гроб. На стуле, возле стены, сидела бледная женщина, одетая в-чёрном. Возле неё суетились, оказывая помощь, двое мужчин. Они вытирали ей лицо платком, политым водой, и давали нюхать нашатырный спирт. Остальные свидетели этой сцены, очевидно, набежали на шум скандала. Василий, подошёл к Щепоткиной и помог ей подняться на ноги. Она, шатаясь, дошла до стола и плюхнувшись на стул. Аделаида Филипповна стала скручивать быстро газету с закуской.
-- Аделаида Филипповна, вы уволены и можете отсюда идти. Завтра за расчётом, – не громко, сказал Семён. – Вась, помоги ей. Отвези, пожалуйста, её домой. Да. И, на обратном пути, заедешь за Ганелиным. Привези его сюда.
Когда Трушин увёл, что-то тихо бормочащую, Щепоткину из помещения, Семён попросил всех покинуть агентство, кроме женщины в-чёрном и двух мужчин с нею. Через пару минут толпа зевак рассеялась. Возле агентства осталась стоять только легковая машина, на которой приехали клиенты.
-- Прошу вас извинить нас, - попросил Семён. – Она давно себе такого не позволяла. Клялась, что с этим всё кончено, но, как видите… Ну, теперь всё. Извините, ещё раз вас прошу. Давайте я вас отпущу, если вы позволите.
Первой заговорила женщина.
-- Вы понимаете, у меня сегодня умерла мать. Она, участник войны. И в такой день…
282
Женщина стала плакать, а мужчины её успокаивать.
-- Вы, начальник этой конторы? – спросил мужчина тот, что моложе.
-- Да, вы правильно догадались.
-- Что же вы творите, начальник, твою дивизию? Разве, на такую работу, можно ставить алкашей? Ведь сюда люди приходят не веселиться, а с трагедией и, многие, с больным сердцем. Как моя мать вот. А если бы она умерла, от увиденного, я бы вашу контору…! Камня на камне не оставил!
-- Я же извинился, молодой человек. И готов, в качестве компенсации, пойти на существенную уценку, ваших покупок. А то, что сотрудница наша напилась, так сами знаете. В семье, не без урода.
-- Напилась!? Да напилась бы ладно. Действительно, с каждым может быть, да ещё в такой день. Она ведь легла в гроб и саваном прикрылась. Замёрзла, наверное, сволочь. Мы заходим в агентство, никого нет. Стоит гроб, на полу и в нём покойник. Маме, сразу уже стало плохо. А когда покойник потянулся рукой за бутылкой, что стояла возле гроба, она вообще, в обморок упала! Хорошо, что я был рядом, поймал её.
-- Вот, дрянь! – сказал Семён, с трудом сдерживая смех.
-- Да… Ладно, Лёшка, - нехотя улыбнувшись, сказал пожилой мужчина, - мама наша очень впечатлительная. Давайте уже брать, что нужно и поехали отсюда. Время…
-- Сколько вы нам дадите компенсации, за доставленное удовольствие, в вашем агентстве, - поинтересовался Лёшка.
-- Двадцать процентов, со всего, что будете брать, кроме памятника. На памятник из мраморной крошки только могу дать скидку десять процентов. Но памятник вам, наверно, пока не к чему.
-- Как не к чему? – продолжил торг Лёша. - Через год придём. Скидка, надеюсь, сохранится, для нас?
-- Сохранится, - улыбнувшись, пообещал Семён.
Уже и жёны пришли в агентство, скупившись в магазине. Уехали, загрузившись, клиенты. Только через десять минут, после их отъезда, подъехал Трушин. Ганелиных, он не смог найти не дома, не в гостях, куда направили его их родители. Пришлось закрыть, ритуальное агентство, повесив объявление на двери. «Просим извинить за доставленное неудобство. Ритуальное агентство закрыто, по техническим причинам. (перегорел электрический кабель освещения)».
Семён впервые усомнился в достаточных способностях и прилежании Владимира Ганелина. И дело даже не в том, что напилась работница единственного ритуального агентства фирмы, работающего в праздничный день. Хотя и это уже говорит о том, что подбор кандидатуры для работы на праздник, был не серьёзным. Но как можно отправиться ответственному за порученное дело руководителю праздновать, не обозначив своего места пребывания на всякий не предвиденный случай? А что было-бы, не появись там, в агентстве 9 Мая, Семён с Трушиным? После серьёзного разговора и извинений, и заверений Ганелина, он остался работать, на своём месте. А, его
283
жена Зоя, оставаясь бригадиром цветочного участка, изъявила желание работать в ритуальном агентстве в супермаркете «Уголёк», на реализации. Готового товара было предостаточно на складе. А делать венки, можно и в агентстве, между обслуживанием клиентов. Зато не нужно брать лишнего человека на работу и платить ему зарплату. Семён согласился с этими доводами и разрешил такое совмещение.
Казалось бы, пришла весна и настроение, должно, улучшится. Желание обновления и движения вперёд, пробуждается, в это время года, у всего живого на земле. А Семён, несмотря на то, что в мае посадил всё на дачном участке, перебрал двигатель у своего «жигулёнка». Он всегда это делал сам весной, раз в два года. Произвёл генеральную уборку в гараже и подвале. Последние дни весны, опять по долгу, закрывался в мастерской и сам набивал, на появившихся заказных памятниках, надписи и рисунки. Подыскать парня, чтоб обучить этой профессии, не получилось до сих пор. Неудачи с выделением земли и открытием столовой, очень разочаровали Семёна и несколько, раз-ориентировали в планах по дальнейшему развитию «Ольвии». Он понимал, что единственное направление, оставшееся для дальнейшего развития, это строительное. Но Андреевск, слишком маленький городок, чтоб можно было найти свою нишу в этом бизнесе и подвинуть, уже существующих монстров. Таких было в городе, пять, шесть организаций. Они уже занимаются этим не первый год. На новом оборудовании. Распиловку леса делают на горизонтальных ленточных пилах, на которых можно выставить и распилить любой размер доски и бруса. Не чета, старой пилораме, которой пользуется его цех. Что производительность, что качество, что отходы, были несравнимы. Да и специалисты-столяры, как теперь выяснилось, были давно разобраны в городе на эти фирмы, либо работали в частном порядке. Начать производство филёнчатых дверей и престижных рам, не представлялось возможным. Гранитная продукция тоже, мало пользовалась спросом, несмотря на то, что Семён давал постоянно объявления в газетах и на местном городском телевидении. За год, был один заказ на ступеньки. Гранитные памятники, привозимые фирмами из других городов по выходным, появились на центральном рынке. Там же принимались заказы на изготовление. Они были только чёрными и не такими солидными как у «Ольвии». Южноукраинские, памятники изготовлены из гранита разного цвета, красного, серого и других оттенков. Но чёрные памятники, дешевле. Вот и приходилось Семёну, за кропотливой работой набивщика, ломать голову. Что делать дальше? Однажды в гараже, приехав в одиннадцать часов вечера, Семён почувствовал себя уставшим и одиноким. Никому ненужным и замученным, от постоянного поиска способов выживания. Причём теперь не только своего и своей семьи, но и предприятия, которое ему доверили. Если семья, последнее время не сильно достаёт его. Наверное, уже научилась жить без его помощи, на покупку чего-то крупного. Дочке иногда помогает, коммунальные за квартиру платит, и за то спасибо. А, что же делать дальше с фирмой. Он достал бутылку водки, которую всегда возил в багажнике. Налил полный стакан и залпом выпил, не
284
закусывая. Потом сел в машину, на переднее сиденье пассажира и откинув его назад, лег, закрыв глаза. Пролежав так, минут пять, он поднял сиденье на место, достал тетрадь и карандаш из бардачка и стал писать стихи.
Прожив свои, возможно, лучшие года,
Познав, восторг и горечь ощущений.
Да, чувство юмора, со мной было всегда,
И выход находил я, из сложнейших положений.
А что-то, видно, всё же, не сбылось.
Не то, чтоб очень многого хотелось.
Нет. Просто, места в жизни, не нашлось.
И почва, для того, что я могу, - имелась.
Не в правилах моих, вообще, грустить,
Но изворачиваться, ох, как надоело.
И, за победы будущие, пить,
От безысходности, чтоб голова болела.
Как умудриться узел разрубить?
И отшвырнуть, всю тяжесть, невезенья.
Куда направить мозг, чтоб, получалось жить?
А в том, что сделал, не испытывать сомненья…
День рождения Надежды Николаевны 9 июня. Отмечали его на фирме, в понедельник, 10-го числа, менее торжественно, чем в прошлый, юбилейный год. На маленькой кухне, которую в офисе приспособили для чаепития ИТР, присутствовал узкий круг. Кроме Барицкой, Есауловой, Семёна и мастера Камаева, была в гостях подруга и одноклассница, уехавшая два года назад на заработки в Москву, Люся Кондратюк. Она приехала в отпуск домой. Мужа, который работал «менялой» на центральном городском рынке, она похоронила год назад. Николай был добрым человеком, поэтому часто давал в долг деньги, разного рода рыночным бизнесменам на срочные оплаты, за товар и просто друзьям. После его неожиданной кончины, от инсульта, к Люсе наоборот, пошла целая ватага друзей, чтобы получить с неё долги Николая, перед ними. Чтобы не продавать дом, ей приходилось теперь большую долю заработка, привозить и рассчитываться за «долги» мужа. Она была всегда весёлой и, на вид, жизнерадостной женщиной. Хотя хлеб ей доставался нелегко. В Москве, она зарабатывала отделкой стен и потолков под евроремонт. Там, такая работа, всегда пользовалась спросом, и она не сидела без работы. Сегодня, рассчитавшись с последними долгами, она пришла к подруге на день рождения очень весёлой и принесла с собой московские гостинцы. Микояновская копчёная палочка колбасы, кружок твёрдого сыра «Ламбер», водка «Гжелка», которую, по словам Люси, сейчас пьёт вся Москва. Компания, с интересом слушала рассказы Люси о московской жизни и, с не
285
меньшим удовольствием, уплетала московские гостинцы. Семён, обратил внимание, что её слушали все, как и он сам, из праздного любопытства, кроме Барицкой. Она, часто задавала вопросы, уточняя те, или другие нюансы. Сколько стоят: билет на поезд до Москвы из Луганска, снять квартиру, или комнату в Москве, проезд в маршрутках и на метро? Семён понял, что Барицкая, спрашивает не зря. Наверное, что-то планирует. Наблюдая за ней, он вдруг рассмотрел её близко и детально. Какие у неё глаза, большие искрящиеся тёмно-зелёным, а иногда болотным цветом. Густые, загнутые вверх, ресницы и круглые, идеально вычерченные тонкие брови. Приятная, не покидающая лица улыбка, на пышущем здоровьем гладком лице с небольшим розовым оттенком на щеках. Причёска чёрных волос, хоть и держит форму, слегка растрепалась. Узкие, без пиджака, прямые плечи и изящно обтянутая блузкой не крупная грудь, предали ей юношеский облик. Звонкий, открытый смех, добавлял эти ощущения.
«Боже мой! Да она, не просто симпатичная, она красивая женщина, - удивился Семён, ещё пристальнее рассматривая Барицкую. – Причём не просто красивая, а очень красивая. Мало того. Она, умная красивая женщина. Это, вообще-то, парадокс. Такого, говорят, в природе не бывает. Но иногда и природа буксует».
-- Семён Анатольевич, - сильно толкнув его в плечо, рассмеявшись, спросила подвыпившая Люся, - мы пить сегодня будем? Чего сидишь как за сватаный. На Надьку засмотрелся? Наливай. Она у нас баба красивая и холостая. Смотри, проглядишь. Уедет в Москву, и всё. Ах, да, ты ж у нас женатый. Ну, тогда любуйся, пока она здесь. Но наливать, не забывай.
-- Люся, хватит тебе ерунду говорить и Семёна Анатольевича смущать, - одёрнула подругу Барицкая.
-- И вообще! Он, если разведётся, на мне обещал жениться, - заявила Есаулова. – Да, Семён Анатольевич? А-то я, жду.
-- Когда это я обещал? – удивился Семён.
-- Как когда? А подумать, кто обещал, когда деньги брал на гробы?
-- Тьфу, на тебя, Марина! Не к столу будет сказано, – перекрестившись, сказала Люся. - Давайте, за именинницу, выпьем!
Когда кончилось шампанское и допили всю водку, Камаев сбегал в «Уголёк» и принёс ещё бутылку водки «Хортыця». Допив её, и вызвав такси, компания стала собираться домой. На улице уже стемнело. Такси, завезла Кондратюк в гости к Барицкой на квартиру, а Есаулову домой, на автостанцию. Камаев и Семён, пошли по домам пешком, благо, они жили оба рядом, и оба через три дома, только в разных сторонах от офиса. По дороге домой, Семён продолжал размышлять.
«Всё-таки очень интересно. Завтра, Надежда, такая же красивая будет, или это, как говорят, водка её так украсила для меня? Ну, если такая же красивая будет? Держись! Моей будет».
На следующий день Семён, при встрече с Барицкой, пришёл в изумление. По ней, опять, не-было видно совсем, что вчера было застолье. И она сегодня,
286
показалась ему, ещё красивее, чем вчера. Идеально уложенная причёска и подкрашенные зеленью глаза, ещё больше подчёркивали красоту её лица. А, синий, модельный костюм из юбки выше колена и, приталенного высоко, пиджака, да белая блузка, делали её опять молодой и подвижной. Лёгкая ткань юбки, так облегала и скользила по её ногам, что у него затихало дыхание. С этого дня, Семён стал смотреть на Барицкую, как на женщину, из какой-то не сегодняшней жизни. Каждый раз, при встрече с ней, он ею любовался. Вскоре он заметил, что стал менее разговорчив, в её компании. И очень тревожился, если не видел её полдня. Особенно, в конце рабочего дня. Он, когда представлял, что она сейчас может быть в компании других мужчин, не находил себе места. Если раньше он не придавал значения, кто с ней рядом, теперь он замечал всех. Как специально, за ней стали часто заезжать на работу, тот или иной руководитель, какой ни будь организации. На вопрос, по поводу её отсутствия, она отвечала, не придавая тому значения, что была, у старого друга на дне рождения. Или, ездили с друзьями на базу отдыха, купаться. Такие ответы, становились для Семёна, невыносимы. Наверное, Барицкая, стала замечать изменившееся отношение к ней Семёна. Как следствие, она, стала избегать его общества. Это совсем, превратило его жизнь в кошмар. Он реже стал ездить на пилораму в столярку и проводил всё время в офисе, в надежде увидеться с Барицкой. В свою очередь она, всё реже приезжала в офис и появлялась на пару часов в конце дня, или сутра. Ещё за несколько дней до своего дня рождения, Семён пригласил её на пикник с компанией, чтоб она не смогла ему отказать. 4-го июля, в два часа дня, состоялся выезд компании на Воронцовский ставок. Он находился далеко от города и окружён чистыми старыми посадками деревьев вокруг берега, с большим количеством уютных полян, поросших густой низкорослой травой. Берег ставка, с пологими спусками в воду, делился поросшим высоким кустарником на небольшие отдельные пляжи. Очень живописное место. В рабочий день, а это была среда, там не очень многолюдно. Вася Трушин, вывез всю компанию на природу и уехал на рыбалку на соседний ставок, чтоб ему не мешали, пообещав приехать забрать их, когда начнёт темнеть. Кроме Семёна и Барицкой, компанию составили, их давно знакомая, работник городской администрации, помогающая по всем возникающим там вопросам, Шинкаренко Лариса Евгеньевна. Есаулова и Мелихов Игорь Геннадьевич. Его, сын Сеня, привёз в Андреевск по делам. Они, взяв к себе в машину Шанина Юрия Васильевича, врача-стоматолога, давно дружившего с Семёном и Игорем, приехали тоже на ставок, поздравить именинника. После поздравлений именинника, всеми, сидящих на одеялах, вокруг клеёнчатого стола, ответное слово взял Семён.
Сегодня у меня не Юбилей.
Скорее, повод за столом сказать, - налей!
За год, который серенько в трудах прожит,
За будущий, который побежит.
287
За то, чтоб сбылись пожеланья и мечты,
И все сейчас, произнесённые тосты.
И снова, когда жизни год пройдёт,
Друзей количество, пусть не редеет, а растёт.
Хотелось бы, чтоб фирма расцвела.
Не только гривны, но и баксы бы, дала.
А если всё-таки нагрянет Юбилей,
И снова прозвучит, - «Давай налей!»
Я смог, с восторгом, выпить самогон,
Чтоб вспомнить запах нынешних времён.
Когда всё надоест, шампанское, коньяк,
И в памяти сегодняшний всплывёт бардак.
А мы, не стушевались и прошли.
Весь путь к благополучью донесли,
Мечту свою! Всё, получилось воплотить,
Чтобы тогда, уже, достойно жить!
-- Я прошу выпить вас, за нас, за всех. Сидящих, сейчас, за этим столом. Чтобы все мечты и планы, у каждого, сбылись. А через год, мы встретились все этим составом, без потерь. За нас и нашу удачу!
Все шумно поддержали тост. День стоял жаркий и компания, хорошо выпив и закусив, отправилась дружно купаться. Купальные принадлежности каждый брал с собой, поскольку знали куда едут. Дальнейшее празднование проходило как обычный выезд на природу. Кто хотел, купался. Кому хотелось беседовать, сидели на берегу беседовали. А кому надо было ещё выпить, сидели за столом. Часто, разбившиеся по интересам группы, менялись местами. Сеня младший, достал из машины мяч, и все стали в круг, играть в волейбол. Прошло часа четыре. За это время компания два раза дружно садилась за стол и так же дружно ходила купаться. В седьмом часу Игорь и Сеня Мелиховы стали собираться домой. Они забрали с собой и Шанина. Оставшись один, Семён развлекал троих дам, как мог. Рассказывал анекдоты, пел песни. Несколько раз они ходили купаться. Он выжидал момент, когда они с Барицкой, смогут остаться одни. Наконец, такой случай ему представился. Есаулова и Шинкаренко пошли ещё последний раз окунуться в воду. Барицкая решила заканчивать с купанием и, взяв одежду, пошла переодеваться в глубь посадки. Семён, обогнав женщин, идущих к ставку, с разбега прыгнул в воду и быстро поплыл в сторону дамбы. Скрывшись за первыми же кустами, на следующем пляже он вышел из воды и побежал в посадку. Завернув к той тропинке, по которой ушла Барицкая, он пустился за ней. Заметив, что она, почувствовав чьё-то преследование, собирается сойти с тропинки, Семён её окликнул.
-- Надя, подожди, пожалуйста.
288
-- Что, Семён Анатольевич?
-- Мне надо с тобой поговорить. Так-сказать, наедине. Можно?
Подойдя, он взял её осторожно под-руку и, увлек дальше по тропинке.
-- Можно, но почему здесь? И сейчас?
-- Дело в том, Надя, что я больше не могу скрывать своих чувств, к тебе. Это выше моих сил. Я тобой заболел. Все мои мысли с утра и до утра, о тебе. Я не могу думать больше ни о чём. Работа, вообще, перестала меня интересовать. Так дальше быть не может.
Они остановились и повернулись друг к другу лицом.
-- Это вы всё придумали, Семён Анатольевич. Это всё скоро пройдёт.
-- Нет, Надя, это не пройдёт. Не «грипп». Я люблю вас, Надя.
-- Как легко вы бросаетесь такими словами. Когда вы успели полюбить меня? А как же жена? Семён Анатольевич, возвращайтесь на берег. Девчонки выйдут из воды, а нас нет. Что они подумают?
-- Да какая разница, что они подумают. Главное, чтобы ты, мне поверила. Я уже далеко не мальчик. И прежде чем такое говорить, на такое решиться, я сто раз подумал. И, о жене тоже. И не только о ней. Я, люблю тебя, Наденька.
Семён крепко обнял её и прильнул к её губам своими губами. Надя попыталась отстраниться, но объятья были настолько крепкими, что она обмякла и перестала сопротивляться. Поцелуй был долгим и страстным. Почувствовав небольшое ослабление объятий, Надя прервала поцелуй и, глядя в глаза Семёну, сказала.
-- Семён Анатольевич, нас сейчас увидят. Идите назад, к ставку. Вы, наверное, много выпили. Боюсь потом, мы будем жалеть об этом. Во всяком случае, я точно.
-- Надя, ещё пару слов. Давай отойдём с тропинки.
Семён, увлёк её за ближайшие, от тропинки, деревья.
-- Давай тут присядем, так нас не будет видно.
Семён, присаживаясь первым, притянул за собой за две руки Надю.
-- Анатольевич, давай перенесём наш разговор на завтра.
-- Давай.
Семён обнял Надю и медленно опрокинул на траву.
-- Что мы делаем Сеня? Опомнись.
-- Мы делаем всё правильно, любимая.
Они опять слились в долгом поцелуе… Семён вернулся на берег, через полчаса после того как пришла туда Надя. Он, по посадке ушёл далеко к дамбе перегородившую балку. Там зашёл в ставок и приплыл к тому месту, где гуляла компания. Своё долгое отсутствие он объяснил желанием наловить раков из нор в дамбе. Но поймал всего пару штук мелких и решил отпустить их. Шинкаренко, похоже, поверила этим объяснениям. А, подвыпившая, Есаулова засмеялась и сказала, подморгнув.
-- Семён Анатольевич. Я всегда говорила, что вы хороший фантазёр.
В это время к ним подъехал на машине Трушин.
289
На следующий день Барицкая появилась на работе в одиннадцать часов. Сутра, она побывала уже в мастерской, мастер которой тоже решил уволиться из предприятия ООО «Рембыттехника» и купить себе патент для индивидуальной трудовой деятельности. Они обсудили с ним условие и заключили соглашение, по которому имущество мастерской перейдёт в его пользование. Потом, ездили в территориальный ЖЭК, чтобы переоформить аренду помещения мастерской на этого мастера. Семён зашёл в кабинет Барицкой, когда она давала распоряжения Есауловой по разделу имущества с этим мастером.
-- Здравствуйте, королевы ремонта бытовых приборов.
-- Здравствуйте, рака-лов гуманист, - пошутила Есаулова. – Поймал, говорит и отпустил. Прямо, как мы сегодня.
-- Вы что, сегодня тоже раков ловили? – не понял Семён.
-- Нет, - сказала Барицкая, - от нас уходит ещё одна мастерская. Осталось две. Эта вот, и на автостанции. Так что… Ладно, иди Марина, готовь бумаги. Сегодня вечером он приедет, подписать акт раздела имущества.
Есаулова вышла из кабинета и, они, остались вдвоём. Семён подошёл к Наде и хотел взять её за руку. Она, убрав руку со стола, строго взглянула на Семёна, тихо, почти шёпотом, произнесла.
-- Семён Анатольевич, сядьте, пожалуйста, на стул. Сегодня я, - хочу с вами поговорить. Прошу вас.
Семён ждал утренней встречи с элементами неловкого общения, или, стыдливого отчуждения, на первых минутах. Но не такого холодного и строгого. Ведь расстались они вчера, после нежных отношений, тепло. И в
машине Трушина, по пути домой, шутили вплоть до того момента, пока не высадили её возле дома. Семён сел на стул через стол, напротив. Надя сегодня была, как обычно после застолья, в полном парадном виде, только с немного уставшими глазами. Наверное, она долго вчера не могла уснуть. На ней, было чёрное стильное платье с белым воротником и манжетами на рукавах. На плечи накинут тонкий светло-бежевый шёлковый шарф.
-- Я вчера, долго не могла уснуть. Думала о том, что между нами произошло. И что с этим теперь делать.
-- Надя, я тоже не сразу уснул…
-- Не перебивай меня, прошу. То, что случилось с нами, говорит о том, что мы безответственные люди. Если не сказать большего. Но случилось, то, что случилось. И наша с вами задача теперь. Забыть, или нет, я вам даже если и прикажу, это ваше право. Забывать или нет. Как, хотите. Но не вспоминать, об этом, я требую. И давайте на этом закончим. Не вам, как женатому человеку, ни мне, как вашему руководителю, продолжение таких отношений, не нужно. Согрешили, и будет с нас. Иначе, нам сложно будет дальше вместе работать. Договорились?
-- Надя, если ты думаешь, что слова, которые я говорил, - пьяный базар, то ты ошибаешься. Каждое сказанное мною слово, это правда. А если это так, значит то, что ты предлагаешь, не приемлемо. Ты понимаешь, что я не машина,
290
которую, переключением тумблера можно отключить.
-- Семён Анатольевич, вы странный человек. Даже если вы говорите правду, и действительно увлеклись мною. Вести речь о любви, я думаю преждевременно. Но, почему я, должна отвечать вам непременно взаимностью? Ну, совершила ошибку один раз, под вашим неудержимым напором страсти, - хватит. Если вы разучились понимать, по каким-то причинам, что такое семья, то для меня, это не пустой звук. Я пережила эту трагедию, развал семьи. И не кому этого не пожелаю. Тем более из-за меня. Так что, давайте сделаем так. Я, в субботу уезжаю до конца следующей недели в Москву. У вас будет время, привести в порядок свои чувства и мысли. И главное, не забывайте, зачем вы сюда пришли и устроились на работу. Дела у вас, не на много лучше моих. Прошу тебя, - Семён. Сделай, как я прошу. Прекратим это, в самом начале. Потом, будет легче и тебе и мне.
-- Очень хорошо Надя, что ты уедешь на несколько дней. Это и тебе даст время, надеюсь, тоже ещё раз подумать, над тем, что я говорил и сейчас скажу. Я, тебя полюбил и не требую от тебя немедленно того же. Повстречайся, какое-то время со-мной. Узнай меня поближе. Потом решим…
-- Хватит! – крикнула Барицкая. – Довольно! Семён Анатольевич, идите
работать. Не мешайте, мне много ещё надо успеть сделать, перед отъездом.
Семён встал и быстро вышел из кабинета. Он направился прямиком к машине, сел в неё и уехал на столярку. По пути он, возбуждённый, пытался проанализировать случившееся.
«Да, Надя не простой человек. Но почему так агрессивна? Вчера, после всего, она была нежна. Что произошло за ночь? Ну, нет, Наденька моя любимая. Если ты думаешь, что смогла своей агрессией отвратить меня от тебя, ты ошибаешься. Эффект, ровно наоборот. Торопиться не надо. Это войска Македонского, осадив Ольвию, не смогли её взять и ушли. Терпения
не хватило. А я из других. Из варягов. Тех, что ею овладели и больше не отдам её, никому».
В столярке всё работало нормально. Трушин, организовал всё исправно. Правда, последнее время, он обеспокоен частыми приходами на работу выпившими, рабочих Ткача и Пирамидова. Но сегодня, хоть и с похмелья, все были на работе. Старик Сербин и Ткач, распускали лес на пилораме. Пирамидов шлифовал памятник из мраморной крошки. Трушин собирал опалубку и готовил заливку следующего памятника. Семён, поговорил с каждым из рабочих отдельно, кроме Сербина, на воспитательные темы. Побыл ещё полчаса, помогая Трушину собрать опалубку памятника, с небольшими изменениями формы. Потом, уехал по ритуальным магазинам «Ольвии» в городе. В двух магазинах, реализация шла обычными, небольшими, объёмами продаж. В агентстве магазина «Уголёк», почему-то отсутствовала почти совсем. Исключение составили пару гробов с крестами и один венок за два дня. Что творилось с этим магазином, Семён не мог понять. Сегодня, Владимир Ганелин сам сидел на реализации в этом магазине, а жена Зоя работала в цветочном цеху.
291
-- А что это Зоя, сегодня в цеху, а не здесь? – спросил Семён Ганелина. – Что, венков не хватает? Так реализации же, почти нет.
-- Здесь нет. А другие-то, магазины торгуют, - заморгав часто глазами, запнувшись, ответил Ганелин.
-- Да вот то-то… А, почему она не вяжет тут, как договаривались?
-- Поступил заказ на большой венок, по каталогу наших фотографий. Они с Сушко вдвоём вяжут, чтоб успеть. Завтра за ним приедут. Поможете его завтра утром привезти? – с какой-то детской непосредственностью, спросил Ганелин. – Он такой большой, что его вашим прицепом, надо везти.
-- Хорошо, - пообещал Семён и, попрощавшись за руку, ушёл.
На офис, где находился цветочный цех и мастерская художественной набивки по граниту, как её называли, он не поехал. Прихватив на рынкебулку «Крестьянского» хлеба, кружок «Одесской» колбасы, пучки редиски и зелёного лука и купленную у постоянного персонального продавца, литровую бутылку самогона, он поехал в гаражи. Время было, три часа дня. Поставив машину в свой гараж, Семён, выпив полстакана самогона и закусив одной редиской, пошел к единственному из приятелей, находившемуся в данный момент в гаражах, Шурке Холмогорову. Он был занят ремонтом «Опеля», хозяин которого сидел в гараже и ждал окончания ремонта. Шурка сказал, что освободится через пару часов. Семён пообещал к этому времени поджарить картошку. Вернувшись в гараж, он выпил ещё, граммов сто самогона, закусив кусочком колбасы, и присев в машину, стал вспоминать сегодняшний разговор с Надеждой. Времени, до окончания Шуркиного ремонта, было много. Он решил написать свои переживания в стихах, чтобы завтра положить на стол их Наде, до её прихода на работу.
Казалось мне, что всё уже прожито.
И первый поцелуй, и миг любви.
Создание семьи, и гнёздышка для быта.
И всё, что нажил, с тем теперь живи.
Но вдруг, ты понимаешь, что не можешь,
Расстаться с той, что только повстречал.
С тобою происходит, хочешь иль не хочешь,
Всё то, о чём совсем ты не мечтал.
И, до самозабвенья ты страдаешь.
А к ней стремишься поминутно, всей душой.
И, для себя решил, и точно знаешь,
Что жизнь имеет смысл, только с тобой.
Пускай придётся, пережить немало,
Душевной боли, униженья, суеты.
Наверно карта так судьбы упала.
Зато в конце, наградой, - будешь ты».
292
Закончив сочинение, Семён переписал стих начисто на отдельный тетрадный лист. Положив его в карман рубашки, он принялся готовить картошку. Когда Семён закончил, кроме Шурки, в компанию добавились, таксист Валера Сахно и шахтёр Виктор Колдун. Все трое, принесли ещё самогон. Кто пол-литра, кто литр. Просидев в гараже в тесной, сложившейся компании до десяти вечера, стали расходиться по домам. Как обычно, самым пьяным оказался Виктор Колдун. По сложившейся давно традиции, его повёл под-руку домой Семён. Благо, они жили в соседних домах. Доставив Виктора домой и, положив его, по просьбе жены, в коридоре квартиры на матрас, расстеленный на полу, Семён опять оказался на улице. Было, около одиннадцати часов вечера. После дневной жары и принятого самогона, приятная прохлада освежала тело.
«А не отнести ли стих Наде сегодня, - подумал Семён. – Вдруг она пустит меня к себе».
Он отправился на другой конец квартала. По пути, в павильоне, выпил кружку «Черниговского» пива. Поднимаясь по лестнице не освещённого подъезда на первый этаж, Семён держался за стену. Входная дверь в общий длинный коридор четырёх квартир, оказалась закрытой. Он стал звонить в квартиру №9, в которой жила Барицкая. Семён это уже знал. Никто долго не подходил. Через несколько минут, после настойчивых звонков Семёна, за дверью послышались шоркающие быстрые шаги.
-- Кто там? - спросила Надя.
-- Это я, Семён. Наденька открой, мне надо тебе что-то передать.
-- Вы сума сошли, Семён Анатольевич. Уже почти двенадцать часов ночи. Идите домой. Завтра на работе передадите.
-- Наденька, открой, пожалуйста.
-- Семён Анатольевич, идите домой. У меня дочь с внучкой в гостях. Мы уже спали. Не позорьте себя и меня, прошу вас.
-- Ах, гости…, - разочарованно сказал Семён.
Он, развернувшись, пошёл на выход из подъезда, забыв про ступеньки. Оступившись, стал сунуться по стенке, хаотично перебирая ногами, не попадая на ступеньки. Очевидно, шум встревожил Надю, и она открыла дверь. Луч вырвавшегося света, осветил тёмный коридор подъезда. На средине лестницы, весь в побелке опершись на стену, стоял Семён. Увидев Надю, он быстро пошёл наверх, поддерживая равновесие, ведя рукой по стене. Оказавшись на верху, Семён попытался её обнять. Надя быстро зашла назад в коридор за дверь, прикрывшись ею так, чтоб невозможно было войти вовнутрь.
-- Боже мой, Семён Анатольевич. Вот, никогда бы не поверила, если бы кто-то сказал, что вы, до такой степени можете напиться. Зачем вы пришли? Чтобы окончательно упасть в моих глазах. Идите домой.
-- Конечно, я сегодня выпил. А почему? Вот возьми, почитай, - он передал свёрнутый листок через приоткрытую дверь. - Извини, если побеспокоил. Это всё так невыносимо. И виновата в том, что я сегодня напился, - ты.
293
-- Это я уже слышала, от своего бывшего мужа, - сказала Надя, взяв свёрнутый лист. – Я, у него, тоже была виновата, что он постоянно пил. Сеня, иди домой.
Надя захлопнула дверь. Семён, постоял на месте, чтоб глаза немного привыкли к темноте. Потом осторожно спустился по ступенькам и вышел из подъезда. В половину первого ночи Семён пришёл домой. Там его ждала жена Полина. Как Семён не чистился, перед приходом домой, Полина, увидев его, закатила скандал, как в прежние времена. Семён, не переставая бормотать извинения, прошёл в ванную. Утром, когда Семён пил чай, Полина продолжила начатый ночью скандал.
-- Когда закончишь празднование знаменательной даты? 44-ой годовщины своего дня рождения? Три дня уже отмечаешь. Я заметила, ты месяц ходил, будто тебя мешком ударили. У тебя что, климакс начался? Про меня совсем забыл. Теперь, начал пить. Это тоже будет месяц продолжаться?
-- Скажите, пожалуйста, заметила. А ты не заметила, что мы живём так, уже шесть лет. И кроме вопроса, где мои деньги, ты, не вспоминала обо-мне.
-- А ты, вспоминал обо-мне? Тебя всегда устраивало, что я, не спрашивала, где ты был и во сколько пришёл? Но, последнее время ты, хоть стал приходить трезвым. А теперь, опять начал пить? Ты ведь тоже, не интересуешься, где я бываю и во сколько прихожу? Потому что тебя, постоянно нет дома.
-- Ну? Где же ты бываешь и во сколько приходишь, когда меня нет дома?
-- Успокойся. Я, в отличие от тебя, всегда вовремя дома. Хотя, могла-бы тоже, проводить время, как и ты, с подругами. Я, не на много отличаюсь, от незамужних. Хотя и имею мужа.
-- Мне пора, - сказал Семён, надев кепку на голову, обувая туфли, на выходе из квартиры.
-- Конечно. Ты всегда торопишься из дому.
-- Сегодня надо отвезти большой венок из цеха в ритуалку. Заказ.
-- Как же ты повезёшь? От тебя перегар, разит.
-- Ничего, сегодня пятница. Охотники за перегаром ещё отсыпаются. Они выходят на тропу, после обеда. И на трое суток.
Семён, попытался исполнить дежурный поцелуй Полины в щёку, который уже давно не делал. Полина, немного отстранившись от него, выкрикнула в след вышедшему из квартиры Семёну.
-- Смотри, сегодня много не пей. Завтра рано утром, поедем на огород!
-- Хорошо, как прикажешь! – ответил, набегу по лестнице вниз, с восьмого этажа, Семён.
Закончив с перевозкой, Семён никуда больше не поехал и, отогнав назад машину в гараж, пришёл в офис. Барицкая, сидела у себя в кабинете и у неё, было полно народа. Окончательно, приводили в порядок документы по разделению, с уходящей ремонтной мастерской. Есаулова, Камаев и мастер, который уходит из «Рембыттехники», договаривались о последних деталях этого расставания. Семён прошёл в свой кабинет и, от нечего делать, стал просматривать проспекты и свежие журналы с предложениями оборудования
294
для начинающих предпринимателей. Ближе к обеду, к нему в кабинет открылась дверь и вошла Барицкая. Прикрыв за собой плотно дверь, она присела на стул около стола. Взглянув на журналы, она заметила.
-- Вот правильно, Семён, займись лучше делом и выбрось всё из головы. Нет, стихи конечно ты пишешь хорошие. Но нам, не надо продолжать наших личных отношений. У них нет будущего. И прошу тебя. Больше не приходи ко-мне, тем более в таком виде. Я вчера, ещё раз пожалела о том, что между нами произошло на природе.
-- Надя, обещаю тебе. Больше такого не будет никогда. Это была глупая реакция на твой отказ на продолжение личных отношений, как ты их сейчас назвала. И продолжаешь опять отказывать. Но пьяным, ты меня, больше не увидишь. Это, единственное, что я могу, пока тебе обещать.
-- Ох и настырный ты, - сказала Надя, встав со стула, собираясь уйти.
Семён мгновенно встал тоже и, подойдя к ней, взял её за руки.
-- Ты можешь сказать, зачем ты завтра едешь в Москву, чтоб я не мучился. Или это тайна?
-- Нет, не тайна. И мучится, тебе не следует. Мне там надо встретиться с одноклассницей, приехавшей на несколько дней из Италии. Съезжу туда и назад. Думаю, в пятницу, буду уже на работе. А ты, будь серьёзней и займись делом, пока меня не будет.
-- Хорошо Наденька, пока тебя не будет, займусь. Но очень буду скучать. Быстрее приезжай назад.
Семён хотел обнять её, чтобы поцеловать хотя-бы в щёку. Но она, быстро отстранилась и, открыв дверь, вышла в коридор.
-- До свидания, Семён Анатольевич, - громко попрощалась она. – Мне ещё надо собираться, поэтому я поехала и уже не появлюсь. Как раз меня, наш дезертир из «Рембыттехники», пообещал подбросить домой.
Надя, улыбнувшись, повернулась и пошла в мастерскую к Камаеву, где её ждал дезертир. Семён, оставшись один, подошёл к окну и, спрятался за откос. Из укрытия, он стал наблюдать за ней. Надя, выйдя из офиса, взглянула на окно в кабинете Семёна и села в старенький «Москвич». Проводив взглядом машину, Семён, стал размышлять…
«Сегодня она была значительно добрее, чем вчера. Что случилось? Ведь вчерашняя ночная выходка, наоборот, должна была ещё больше её разозлить. Что это, стихи так подействовали, или так подстраховалась. Чтоб я, пока её не будет, не бухал здесь, а работал. Вот, действительно, умная баба. Ну что ж, Наденька? Будем работать. А там, посмотрим».
Неделя прошла, на удивление, быстро. Семён, чаще стал находиться в ритуальных агентствах. Расширил и разнообразил выставку памятников в агентстве магазина «Уголёк». Там он стал ежедневно тайком наблюдать за наличием вывешенных венков и соответствие их рисункам ранее висевшей композиции. Реализация товара значительно улучшилась. Особенно веночной продукции и особенно, в магазине «Уголёк». Опять понадобилось увеличить производство венков цветочного цеха. Поучаствовал лично в установке двух
295
памятников на могилках. Чтобы не привлекать двоих рабочих столярного цеха на эту работу. Он взял себе в помощь, на установку, одного Пирамидова. Подтянул дела на своём дачном участке и помог родителям тяпать огороды. Ему хотелось отвлечь мысли, чтобы не думать, где сейчас Надя? С кем и чем сейчас занята? Однако в среду, ему уже стало невмоготу. Проехав по ритуальным магазинам, он, с обеда закрылся в своём кабинете.
«Надо написать ей нежный стих, к приезду, – размышлял Семён. - По-моему, она любит стихи и ей будет приятно. Женщинам всегда приятно, когда о них помнят, даже когда их нет рядом. Может быстрей согласится на встречу наедине. И мне, в стихах проще, ещё раз сказать ей о своей любви. В прозе не получается. Какой-то фальшью отдаёт».
Семён сел за стол и стал писать. В четверг, весь день Семён провёл на столярке. Там, ночью, уворовали кусок силового, подводного электро-кабеля. Его, безграмотно повесили год назад, наспех, на существовавшие крючки от старого кабеля другого назначения. Он шёл от столбов, по стене вдоль всего цеха снаружи. В конце цеха, в стене пробили дыру вовнутрь, прямо напротив электрического щита и завели кабель в него. Вот этот кусок и вырезали ночью. Сторожем был Виктор Ткачь, который спал пьяный. Скорее всего, его воры и напоили. Он, не мог, или не хотел вспомнить с кем он пил. Столярка осталась без электроэнергии. Восстановить кабель и подать напряжение на цех, удалось только к девяти часам вечера. На этот раз его проложили внутри цеха. Удержать стоимость нового куска кабеля, Семён пообещал постепенно, за несколько месяцев, из зарплаты Ткача. На следующий день Ткачь, не вышел на работу. Семёну, пришлось несколько раз отдежурить в его смену сторожем, пока не приняли человека.
Надя появилась на работе в пятницу сутра. В новом летнем костюме, свободного кроя, в цветах бледно-красного цвета. Она выглядела так, будто приехала с южного морского курорта, а не из Москвы. Помолодевшая, в прекрасном настроении. Есаулова, Семён и Камаев, пришли в кабинет Барицкой. После небольшого опроса каждого на производственные темы, она осталась довольной, как без неё здесь справлялись. Даже пошутила, что ей чаще надо, куда-нибудь, уезжать. У Камаева и в мастерской на автостанции, появились несколько заказов на ремонт холодильников. Семён, не стал говорить о вчерашнем воровстве кабеля в цеху и тоже доложил о небольшом росте реализации в магазинах. Конечно, это не совсем этично, радоваться росту похоронных услуг. Но в специфике деятельности предприятия, это не огорчало. Потом, Барицкая сама, с удовольствием рассказывала о Москве. О том, что жизнь в России, после развала СССР, налаживается быстрее, чем на Украине. Уровень жизни, не идёт не в какое сравнение, с нашим. А зарплаты в Москве, вообще, по сравнению с нашими, заоблачные. Конечно, у приезжего гастарбайтера с Украины зарплата меньше. Но и у них они такие, что с нашими зарплатами не сравнить. Семён, слово гастарбайтер, вообще первый раз услышал. Потом она сказала, что в холодильник утром поставила пирог к чаю, который привезла из Москвы. Что,
296
такие пироги, сейчас там пользуются спросом и очень вкусные. Есаулова предложила попить чай прямо сейчас, чтобы попробовать быстрее пирог. Камаев с нею, сразу отправились на кухню, кипятить чайник и готовить на стол. Семён быстро подошёл к Наде и протянул ей свёрнутый листок.
-- Вот Надя, возьми. Так мне проще сказать, что я решил без тебя.
Семён, после того как Надя, с посерьёзневшим выражением лица, взяла листок, направился к выходу из кабинета.
-- Я надеюсь, это не заявление, об уходе? – в след тихо сказала она.
-- Нет. Там, всё написано, - сказал Семён и закрыл за собой дверь.
Надя развернула листок и стала читать.
Любимой женщине.
Какая женщина, рядышком живёт.
Зелёными глазами поведёт,
Как будто Королева среди всех.
То милая улыбка, то приятный смех.
Посмотришь на меня, и я, - в плену.
Любуясь, вижу, лишь тебя одну.
А ты, коварная, всё зная наперёд,
Шепнёшь два слова, и душа замрёт.
Я, пред тобой, совсем не защищён,
Так безгранично, я в тебя влюблён,
И постоянно, о тебе мечтаю.
О! - Сладостные муки. Я страдаю.
Мечтаю, каждый миг, тебя обнять.
Прижать к себе и нежно целовать.
Не отпускать с объятий, до утра,
Пусть утро брезжит мне, - пора, пора!
С тобою, Надя, забываю обо-всём,
Какая прелесть, быть с тобой вдвоём.
Пусть повторится, этот сладкий миг,
Какую я любовь, с тобой постиг.
Когда Надя зашла в кухню, трое сослуживцев уже сидели за столом, над порезанным пирогом и дымящимися чашками чая. Ждали её. Семён обратил внимание, что она выглядела немного растерянной, но не расстроенной. Потому что, с улыбкой на лице, продолжила расхваливать московскую жизнь, и рассказывать много интересного. После чая, все отправились по своим помещениям работать. Семён пошёл в художественную мастерскую. Где-то, через полчаса в мастерской открылась дверь и вошла Надя.
-- Над чем вы сейчас работаете, Семён Анатольевич?
-- Да так, знаете. Свободное художество, - ответил Семён, и поднявшись
297
со стула и подошёл к Наде.
-- Спасибо за стихи, очень понравились. Таких стихов, никто мне не писал.
-- Значит, все, вокруг тебя, были слепыми. Или никто как я, тебя не любил.
Семён обнял Надю и нежно поцеловал в губы. Она не сопротивлялась какое-то время. Но потом отстранила его.
--Я не знаю, что будет снами дальше? Какое-то время может и хорошо нам будет. Но потом, мы будем жалеть.
-- Давай Надя поговорим об этом, в более спокойной обстановке. Я заеду за тобой на квартиру, и поедем куда-нибудь на природу. Уединимся. Чтоб нам никто не смог помешать. Там, разведём костёр и посидим, поговорим.
-- Ну, что ж. Давай поедем, - тихо согласилась Надя.
-- Благодарю, Наденька! Только, не задерживайся на работе. Давай, ты уйдёшь пораньше. Я подъеду и стану машиной на дороге напротив окон твоей квартиры, в шесть вечера. Как увидишь в окно, выходи. Договорились?
Надя подтвердила согласие слабым кивком головы. Семён попытался её поцеловать, но она быстро вышла из мастерской. Весь день они больше не виделись. Когда Семён в половине четвёртого уехал с офиса, Надя была ещё у себя. У неё сидел Камаев, любитель поговорить на отвлечённые темы. Вот и сейчас, слышно было как он, зайдя, с каким-то, придуманным производственным вопросом, продолжал любопытствовать о Москве. Семён, и без того, в надраенной машине, сделал лёгкую приборку. Потом, заехал на рынок и скупился продуктами. Он, чтоб не напоминать о пьяном конфузе, из спиртного, взял только массандровское вино, крепкий «Херес». Это вино, которое давно любил Семён, было и горько-сладким и крепким, с терпким привкусом. В-общим, для поджаренных на костре шпекачек, то, что нужно. Семён подъехал к окнам без пяти минут шесть. Он заметил, что, несмотря на то, что на улице светит солнце, в кухонном окне горел свет. Через пять минут свет погас и, через минуту, вышла Надя.
-- Чего это у тебя в кухне горел свет, - удивился Семён, тронув машину с места. – Темно, что ли?
-- Ну, вот. Плохой из тебя Сеня разведчик. Я хотела, чтоб ты понял, что я уже дома и не волновался. А ты, ничего не понял.
-- Когда-то в детстве, считали наоборот. Без практики, ржавеют навыки. Будем тренировать снова.
-- Ты что, и в детстве, тайком девчонок возил на машине?
-- Нет, конечно. Хотя машину вожу с десяти лет. Просто в школе, во время игры в зарницу, был всегда разведчиком.
-- А в армии, ты где служил?
-- В армии, ракетчиком. Куда поедем, на ставок?
-- Сеня, ты действительно, стал плохим разведчиком. Никакой конспирации. На каждом ставке сейчас купающихся, - море. Ты что хочешь, чтоб нас в первый же раз увидели вместе?
-- Ну, во-первых, можно уехать подальше. Есть такие ставки, где нас, не знают. И даже если увидят, ничего страшного. У нас на лбу не написано, что
298
мы, не муж и жена. Во-вторых, желательно где-то окунуться в воду. Ведь жарко, или нет? И, в-третьих. Мы едем не в первый раз. А во второй. Так что… Я знаю один ставок, там…
-- Сеня, во-первых, я не брала купальник. Предупреждать надо. Во-вторых, сильно далеко уезжать не хочется. Потом далеко возвращаться. На ставок, я боюсь. Всё-таки там всегда много допоздна людей. Будет неловко. И потом, ты же хотел уединиться, а не купаться?
-- Всё зайка, понял, убедила. Едем в одно место. Там не то, что люди, звери не ходят. Не далеко стрелковый полигон. Выстрелами всех распугали. А природа, - чудесная. Сама увидишь. Дорога туда не плохая и всего, километров восемь от города по асфальту, в сторону Луганска. И там километра два в сторону, по каменке, до дикого лиственного леса.
-- Откуда же ты знаешь такие места? Ездил уже, наверное, с кем-то?
-- Нет, Надя. С женщиной еду туда первый раз. Клянусь! Просто нас часто, во время межшкольных военно-спортивных игр, в детстве, возили туда стрелять. Да и потом, с друзьями из милиции, ездил туда несколько раз. Так что, не замечен, не-был, не участвовал.
-- Молодец, - игриво сказала Надя. – Настоящий разведчик на допросе.
Они рассмеялись. Семён отъехал уже километра два от города. Во время разговора, он вдруг поймал себя на мысли, что они разговаривали так легко и не принуждённо, как будто много лет уже встречались. Всю дорогу, пока ехали в лес, говорили на разные темы, которые действительно их интересовали, а не просто, чтобы убить время поездки. Даже когда они прибыли на место, еще сидели несколько минут в машине, чтобы завершить начатое обсуждение фильма «Табор уходит в небо». Семён осуждал обоих главных героев фильма, Лойко Забара и Раду. Он их обвинял в том, что один честолюбив, а вторую, гордыня обуяла. И что, в результате, получилось? Они не достойны были своей любви. Да и не-было её там. Была борьба за то, кто возьмёт верх. Кичились, на людях своим превосходством, не думая, друг о друге. Надя же, наоборот, доказывала, что между ними была огромная любовь. Но они оба были личности. Не то, что помещик, Антол Силади. Говорил, что любит её безумно. Она ему отказала, и он её проклял. Отсюда всё плохое и получилось. Забар и Рада, оба умерли в тот же день.
-- А мне, больше понравился Антол, - выйдя из машины, желая закончить обсуждение фильма, сказал Семён.
-- Чем, - с искренним возмущением сказала Надя и выскочила из машины, за Семёном следом. – Тем, что проклял Раду, не за что?
-- Ну, во-первых, она его несколько раз унизила, перед всем табором. А во-вторых, и это главное, заметь. Тем, что он был помещик. Это мне больше нравится, чем конокрад. Был бы я помещик, я бы тебя разве сюда привёз. А так, извини, - засмеялся Семён. – Если тебе нравится Забар, тогда выбирай место. Где мы расположимся в лесу?
Они опять вдвоём рассмеялись и стали высматривать уютное место между деревьями и кустарником. Таких было мест много, и они быстро нашли такое.
299
Семён достал из машины спинки сидений и выставил их в виде диванов, друг напротив друга. Между ними, на траву, поставил раскладной пластмассовый столик, без ножек. Получилось, что-то похожее на казахский дастархан. В торце диванов, Семён развёл костёр и установил раскладной самодельный мангал из железных прутьев. Надя, в это время, накрывала на стол, заготовленные дома продукты. Пока перегорали дрова, набранные Семёном в столярке, они налили небольшие стаканчики вина. Разместившись, полулёжа на диванах, Семён предложил тост.
-- Наденька. Я, так сказать, на ходу, сочинил тост-экспромт. А когда стоял под твоими окнами, записал его. Так что, за рифму извини. Немного из-под топора. Но в нашем случае, я думаю, главное не рифма, а смысл.
Чужие повторял всегда тосты.
Ну, а теперь, всё поменяла ты.
Не знаю, как могло произойти,
По жизни врозь, так долго нам идти?
Знать, было суждено тебя найти,
Судьбу свою, никак не обойти.
Какие сжечь нам за собой мосты?
Куда забраться, на Канары иль в кусты?
Какая разница, где нам с тобою быть.
Хочу, чтоб вместе и про всё забыть.
В счастливые глаза твои смотреть,
И много сделать, для тебя успеть.
Семён встал и пересел рядом с Надей на сиденье.
-- Наденька, давай выпьем за нас. Как бы там ни-было, но Бог нас с тобой, неспроста свёл. Да, у нас есть дочки, а у тебя и внучка. У меня есть жена, а ты хоть и развелась, но он пока ещё тоже, тебя достаёт. Но есть и мы с тобой. И тоже, как и они все, хотим для себя счастья. Я предлагаю выпить за то, чтоб мы с тобой, нашли такой вариант нашей совместной жизни, чтобы, по возможности, все были счастливы. За нас!
Они, беззвучно стукнули пластмассовыми стаканчиками и выпили. Надя молча поставила стакан и опустив глаза вниз, продолжала молчать. Семён, обняв её, поцеловал в губы. Надя, после поцелуя, предложила свой тост. После того, как Семён наполнил стаканчики, она, взяв свой, сказала.
-- Я предлагаю выпить, Сеня, за то, чтоб наши общения, никогда не приносили огорчений нашим близким. Пусть наши встречи, будут не частыми и очень законспирированными. А жизнь, она сама подскажет. Быть ли нам дальше вместе. Пообещай мне, что ты не будешь спешить и заставлять меня принимать резкие решения. Сеня, давай пока не торопить события. Время покажет. Обещаешь мне?
300
-- Обещаю, - Сказал тихо Семён.
Они выпили и опять, поцеловались.
-- Сеня, вино крепкое, давай уже закусим, - предложила Надя. – И смотри, пора ставить на огонь шпекачки. Дрова, совсем прогорели.
-- Да, любимая. Пора, - Семён вскочил с сиденья и занялся шпекачками.
Они пробыли на природе до позднего вечера и жарили шпекачки несколько раз. Когда стемнело, блики костра, окончательно, превратили их
301
встречу, в романтическую ночь. Полулёжа, на своих диванчиках, они переговорили о многом. Как жили до их встречи в своих семьях. Какие проблемы детей их волнуют. О чём мечтали в юности. Почему всё так получилось, что не всё сбылось. Постепенно, после каждого тоста, поцелуи становились более чувственными. Насладившись полным нежным общением, обнявшись, они, уже не расходились по своим сиденьям, а сидели на одном и молча смотрели на огонь. Звёзды, полной россыпью чётких созвездий освещали всё небо над ними. Каждый из них думал о своём и не хотел нарушать шум потрескивания горевших дров в костре.
«Какая она необыкновенная. Романтичная и смелая. Нежная и требовательная. Строгая, но, не стерва. Готова уступить, но, не теряя здравого смысла. С ней, немного сложно и очень легко. Она, много пережила, но осталась интересной женщиной, не задёрганной и не заезженной бытом. Надя, - какое имя. Надежда! Да, это и есть моя надежда, на будущее. С этой надеждой легче жить и не страшно пуститься в новую жизнь. В новую жизнь, надо идти с любимой. А что же это, если не любовь? Увлечение? Нет, брат, шалишь. Ждёшь, стихи начал писать, ревнуешь. Да помани она сегодня, пошёл бы за ней. Не пошёл, - побежал. Так-что, это любовь… Не торопиться? Не торопиться можно. Только жизнь-то уходит. Нам уже обоим за сорок. А что дальше, никто не знает. Торопиться надо. Вот она говорит, что встречалась в Москве с подругой, которая приехала из Италии. Приглашает её туда на заработки. Заработки, а сама уехала и больше не возвращается назад. Предлагает ухаживать за стареющими, богатыми и не очень, итальянцами. Надя говорит, что ей это не понравилось. Не по ней. Мне тоже так кажется. Не могу представить, чтобы Барицкая, за старой итальянкой горшки выносила. А если найдёт что-то другое, - уедет. Вон, одноклассница Люся Кондратюк, тоже зовёт её в Москву. Так что…»
Надя, не могла понять. Как стремительно Семён овладел её телом и мыслями. Другие месяцами ходили за ней, и она ничего не позволяла. А этот, сентиментальный выпивоха, через три недели, как она заметила его взгляды, галдит без конца, что любит. Это её пугало и веселило.
«Интересно, до чего это всё дойдёт и чем закончится. Страшно представить. Он конечно мужичок, кажется, не плохой. Нежный, умный, решительный. Но, разбалованный. Масштабный, не в меру. Правильно Марина говорит, что он фантазёр. Но чувство реальности имеет. Только, горяч и скор, на принятие решений. Да и честолюбив, как тот Лойко Забар. Хоть сам его осуждает. Может, это в делах, он такой? В любви, он кажется другой. Стихи пишет. Похоже, действительно в меня влюбился. А, я? Нет, я бы этого не сказала. Соскучилась, за лаской и вниманием, - да. Но не влюбилась. Приятное общение. Культурный и бедный. По-моему, из-за того и другого, очень впечатлительный. На этой почве, выпивает часто и много. Нет. Хватит с меня и бывшего мужа. Правда тот пьёт, из-за других своих качеств. А с этим, повстречаемся немного, как он просит. Постепенно он и сам остынет. А я с ним, хоть немножечко, оттаю от одиночества. До крайности, чтобы принимать
302
решение о разводе в его семье, доводить не буду. Главное вовремя остановиться. А это, я сумею».
-- Пора уже ехать, - сказала Надя, – сколько время?
-- Без десяти одиннадцать.
Семён встал с сиденья и помог подняться Наде. Они поцеловались и стали собираться домой. Через несколько минут, они покинули место своей романтической встречи, ставшее теперь их постоянным местом уединения, до самой поздней осени. По пути домой они слушали песню Трофима «Снегири», звучавшую из автомобильного приёмника. Эта песня им понравилась и она, стала потом, своеобразным гимном их любви: «Я сегодня ночевал с женщиной любимою. Бес, которой, дальше жить, просто не смогу…».
Лето 2001 года прошло для Семёна и Нади быстро. Они, постепенно, стали чаще уединяться и ездили не только в свой медвежий угол, но и на дальние ставки. Семён, в это время, писал много стихов и дарил их Наде. Она собирала их с прилежанием школьницы, ведущей песенный дневник. За два месяца встреч, они настолько привыкли быть вдвоём, что речь о конспирации, уже почти не шла. Часто ездили к Надиным родственникам, или друзьям, как в городе, так и в отдалённые посёлки района. Надя, первый раз, представляла Семёна как сослуживца, любезно согласившегося свозить её повидаться с родственниками. Следующий раз, они уже приезжали, как будто, так и должно быть. Конечно, многие стали догадываться, что это за сослуживец. Стали догадываться об их отношениях и на работе. Но Семёна и, похоже, что и Надю, это стало не сильно волновать. Семён поверил в то, что он, для Нади, уже не безразличен и их служебный роман, может стать чем-то большим. Надя, в свою очередь, впитывала Сенину любовь к ней, как губка. Она понимала, что это, вот-вот, должно закончиться. Ей хотелось, ещё немного продлить, приятное тепло любви. Они часто уезжали с работы вдвоём. Могли исчезнуть, после обеда и до конца дня. Служебный роман, их даже вдохновлял на новые необдуманные поступки. От всего этого, кружилась голова. Семён, по этому поводу, даже написал стих.
Служебный роман.
Служебный роман, - это так романтично.
И надо же, я, - в нём участвую лично!
Нет, не подглядываю, - осуществляю,
И ритм, производственный, - нарушаю.
Причём, нарушаю с каким-то задором.
Стал, прямо, морально-общественным вором.
Нельзя же любить никого на работе!
Лишь труд благородный, всегда здесь в почёте.
А я, не работаю. Женщина рядом.
С которой, я жажду встретится взглядом.
И пониманья, в ответ ожидаю,
А без неё, на работе, скучаю.
303
И пусть, вся мораль, захлебнётся от зависти,
А злопыхатель, свихнётся от радости,
Что где-то там, он чего-то, заметил,
То, что нельзя, в нашей жизни, приметил.
Милый Мягков, я тебя понимаю.
Фрейндлих свою, как и ты, - обожаю.
Наши романы, чем-то похожи.
Правда, рожать, мы не думаем всё же.
Но остальное, - планёрки в кровати,
И поцелуй, в кабинете, некстати.
Думаю, как и вы, мы имеем,
И не секунды о том, не жалеем.
Годы летят, постепенно стареем.
То, что хотим, очень редко имеем.
Ждали мы счастья в семье, был обман.
Спасибо судьбе, за служебный роман.
Семён удивлялся, почему жена Полина, ничего не говорила по поводу частых поздних приходов Семёна домой. Хотя иногда, когда доводилось Семёну быть дома рано, или в выходной, когда Надя была с внучкой в гостях
у своего отца или сестёр, он замечал. Полина отсутствовала дома, или приходила поздно, объясняя это необходимостью кого-то подменить на шахте, или зарабатыванием отгулов, на поездку к маме. Семён не придавал этому значения. Любовь к Наде, захватила его полностью. Он хорошо спал, тем более, что она ему часто снилась и с удовольствием утром шёл на работу. Лишь только в сентябре, Семён стал переживать о том, что Надя немного стала меняться. Появилась какая-то задумчивость и частое отсутствие настроения. Он не мог знать и не догадывался, что Надя, уже приняла решение готовиться к отъезду на заработки. Её угнетала постоянная проблема. Поиск денег на всякие платежи организации и просто на жизнь. Дочь, не могла найти работу и сидела дома. Зять, работавший шофёром на КАМАЗе, редко выезжал в рейс, из-за отсутствия заказов у его фирмы. Простои ему не оплачивались. Надо помочь, а чем? Муж, продолжал жить своей жизнью и не помогал особо детям. Спасибо, хоть продукты покупал, чтоб дочь готовила на всех. Так что, были не голодными. А тут Семён, со своей любовью. Конечно, он был для неё отдушиной, среди серых будней. А его стихи, просто грели сердце. Ей, иногда казалось, что она его тоже любит. Оставаясь вдвоём и получая от него безграничную нежность, можно было потерять голову. Но создавать с ним семью, тем-более здесь, в Андреевске, это исключено. Они продолжали наслаждаться бархатным сезоном и «бабьим летом», на постепенно увядающей, раскрашенной в многоцветье, природе. Ещё тёплые вечера, позволяли им допоздна задерживаться под звёздным небом. И Семён, старался
304
запечатлеть, каждый вечер, проведённый с Надей, в стихах.
Наша осень.
Да, - осень разная она бывает.
У Пушкина, очарованье вызывает.
А Гоголь, в «Мёртвых…», бездорожье проклинает,
Вот ведь, по-разному её воспринимают.
И вот вчера, в октябрьскую осень,
В дубовой роще, на ковре с листвы,
Мы отдыхали, и не надо сосен.
Колючий был-бы тот ковёр, - увы.
А это, - ох, какое наслажденье…
И для души и тела, сколько мы возьмём.
От тишины ночной и звёздного паденья,
Огня костра, и мы с тобой, вдвоём.
Какая Греция, какие там, Карибы?
Ведь то, что пережили мы вчера,
По телевизору, нам не заменят клипы.
О, осень, ты прекрасная пора!
Запомним мы, как всё там было мило.
Шуршанье листьев под ногами, дым костра,
Как небо звёздное, над головой застыло,
И танец медленный, любовная игра.
От холода, который наступает,
Мы застрахованы, вчерашнею игрой.
Пусть повторить, зима нам помешает.
Мы отыграемся за всё, весной.
Осенью, организации «Рембыттехника» и «Ольвия», как и многие предприятия в городе стали ели-ели сводить концы с концами. Политика президента второго срока, Леонида Кучмы, стала намного не продуктивней, чем в его первый срок. Вся его деятельность сводилась к объяснениям населению страны, через средства массовой информации, того, как ему мешают его соратники делать хорошо для народа. Каждый год он менял премьер-министров. На смену одного, в высшей степени суперпремьера, Павла Лазаренко, укравшего из бюджета страны, около половины миллиарда долларов и сбежавшего в США, пришёл, будущий президент и лидер оранжевой революции, Виктор Ющенко. Он, конечно, провёл ряд неплохих реформ, которые помогли остановить падение ВВП в Украине. Появились небольшие накопления в бюджете страны, за счёт изменения кредитной политики. Это не понравилось олигархическим кругам и его сразу отправили
305
в отставку. Появившиеся накопления растаяли не в карманах населения. Лидеры Социалистической партии, Александр Мороз и новой Коммунистической партии Украины, Петр Симоненко, продолжили борьбу с некомпетентной и вредной, по их мнению, политикой президента Леонида Кучмы. Вместо того, чтоб заниматься развитием страны и улучшением уровня жизни населения, а также условий развития мелкого и среднего бизнеса, эти государственные деятели, продолжали делить государственную собственность. Усиливать олигархическую власть и укрупнять её имущество, за счет поглощения крупным капиталом более мелкого. Задерживались на четыре месяца и больше заплаты. Пенсии, вообще часто выдавались продуктами. Поднялись тарифы за энергоносители для предприятий и повысили, в два раза, тарифы за квартплату населению. Зарплата кормильца семьи, составляла от 100 до 150гривен. При пересчёте этих денег на продукты хватило бы купить: мясо свинина -10-12кг., или хлеба(0,5кг.) -75-90 булок, или бензин(20л.) – 5-7 канистр, или водки(0,5л.) – 20-30 бутылок., или оплатить коммунальные услуги, за 2-3 месяца. Так что на 150 гривен в месяц семья могла позволить себе заплатить месячный тариф коммунальных услуг, 20-ть булок хлеба, 2-а килограмма мяса, 3-и бутылки водки и 1-у, канистру бензина. Бензин нужен чтоб ездить машиной обрабатывать огород, который должен кормить картошкой семью круглый год. Денег на неё, одежду и остальное, в семейном бюджете нет. В шахтёрских городках типа Андреевска, мелкий и средний бизнес, и без того не процветал. Теперь он просто отмирал. Вице-премьер-министр Юлия Тимошенко, которой поручен был топливно-энергетический комплекс Украины, так, по-хозяйски, стала окучивать это направление экономики и другие сферы, что после каждого её приезда в регион, недосчитывались нескольких предприятий малого, или среднего бизнеса. Они становились либо частью большого бизнеса, со сменой хозяина, либо исчезали. Может, это и хорошо было, для владельцев крупного бизнеса. Но для простых жителей города и посёлков, остававшихся без работы и средств к существованию, эта политика вела к обнищанию. Много людей уезжали на заработки и раньше. Но теперь, это выросло в разы. Особенно в приграничных с Россией городках, до масштабов массового переселения. Как минимум, один из членов семьи, должен был уехать в Россию работать, чтобы привозить деньги. Тогда только его семья имела возможность существовать и платить грабительские коммунальные тарифы и налоги. Поэтому каждая семья, стала отказывать себе во многом. Редко у кого было, когда выходили из дома, в кошельке три, пять гривен.
В один из вечеров, во время встречи у Нади дома, перед тем как Семён собрался уходить домой, она попросила его ещё немного задержаться.
-- Я должна тебя предупредить. Сеня, - ты видишь, что моей организации «Рембыттехнике», приходит конец. Если Боря Камаев, пока молчит, то мастер с автостанции, уже давно предупреждает, что скоро попросится на собственный бизнес, чтоб не кормить всю организацию. А один Борис, себя, меня, Марину не прокормит. Да ещё аренда такого большого помещения. Я,
306
начинаю готовиться закрывать «Рембыттехнику». Мы уже, практически, обо-всём со всеми переговорили и договорились. Впереди зима. У «Ольвии тоже
наступает время, когда будет затишье. Нам вы не поможете. Как говорится, самим быть бы живу.
-- И что ты думаешь делать дальше? - спросил опешивший Семён.
-- Пока не знаю. Закрыть предприятие не так просто. На это тоже нужны деньги. Надо закрывать счета в банке, сдавать документы в архив и много чего ещё. За месяц что-то придумаю. Но ты должен был, это узнать от меня. Так что давай, Сеничка, до завтра. Не печалься, всё будет хорошо.
Надя обняла его и нежно поцеловала. Семён, выйдя от Нади, побрёл по плохо освещённым дорожкам внутри квартала, до первого пивного ночного павильона и зашёл в него. Взяв бутылку «Черниговского» пива, он сел за столик и стал обдумывать то, что сейчас услышал от Нади.
«Кажись приехали… Значит она уже приняла решение и через месяц уедет. Ну что, это и следовало ожидать. Я и сам удивлялся, как «Рембыттехника», сводит концы с концами, при двух, почти не работающих мастерских. А у меня что, лучше? Ещё один ритуальный магазин, буду закрывать на следующей неделе, чтоб аренду за помещение не платить. Надя тоже, пока этого не знает. На том посёлке, где это агентство, уже три ритуалки образовалось. Но те две в частном секторе, в своих сараях. А я плачу за аренду в капитальном строении. Вот и у меня будет кормить всех только одна ритуалка, в «Угольке». А пилораму уже больше недели не включали, нет заказов. И за аренду, только погасили и уже опять, долг два месяца. Вот и выходит, что не далеко ушли. А впереди зима, как правильно говорит Надя. Пилорама себя зимой не окупает. За прошлую зиму, всё лето платили долг. Тоже, надо думать. И не только об этом. А как же мы. Что, пусть уедет и всё. А мне, что делать? «Не печалься, всё будет хорошо», - процитировал Надю Семён и пошёл, взял вторую бутылку пива. – Кому хорошо? Только не мне. Не могу поверить, что я ей безразличен? Что она, после всего, может меня просто так оставить? Завтра надо выяснить. Как она думает дальше о нас».
Семён встал из-за стола, оставив только начатую бутылку, и вышел на улицу. Через пятнадцать минут он был уже дома. Полины опять дома не-было. Семён разделся и лёг в постель. Уснуть он долго не мог.
На следующий день и последующие за ним дни, Надя отказывалась от встреч с Семёном, для разговора. Она была непрерывно занята на работе, либо в отъезде по делам. Семёна, к своим поездкам, как раньше, она не привлекала. Мотивировала это тем, что не хочет отвлекать его на поездки для «Рембыттехники, чтобы не срывать работу «Ольвии». Возил её, по старой дружбе, мастер с автостанции на своём «Москвиче - Алеко», недавно с рук приобретённым. Только в субботу, 20-го октября, Надя пригласила Семёна к себе на квартиру. Она празднично накрыла стол, зажарив курицу на бутылке в духовке. Поставила на стол бутылку армянского коньяка, давно хранившегося у неё дома, для торжественного случая. Надя сообщила Семёну, что практически закрыла «Рембыттехнику». Остался всего один нюанс по выплате
307
задолженности зарплаты Марине Есауловой, который она может порешать и позже. Они уже с ней договорились об этом. Потом, с небольшим смущением, Надя, уже после выпитой первой рюмки коньяка за закрытие предприятия, сообщила, что 1-го ноября уезжает в Москву. Билет на поезд она уже купила. Семён, от этого сообщения, долго не мог понять, как себя дальше вести. Растерянность, замешанная на возмущении, обиде и беспомощности, чтобы повлиять на события, ввела его в ступор. Он глупо улыбался и молча, крутил пустую рюмку, стоявшую на столе, вокруг собственной оси, потупив на неё взгляд.
-- Не расстраивайся Сеня, - попыталась Надя сгладить ситуацию. – Это не должно быть для тебя невероятной новостью. Сегодня неожиданной, - наверное да. Но рано, или поздно, это должно было произойти. И ты об этом, пусть не знал. Но я точно знаю, догадывался. Так ведь?
-- Да, Надя, догадывался. Но я ждал, что прежде чем ты решишься на это, мы с тобой всё обсудим. И вместе решим, как нам жить и действовать дальше. А ты, похоже, всё уже решила за нас обоих. Так, моя королева?
-- Сеня, ирония тут ни к чему. Во-первых, я и пригласила тебя сегодня, чтобы, как ты говоришь, обсудить с тобой, как нам жить и действовать дальше. За десять дней до отъезда. Во-вторых, я и раньше тебе говорила, что разбивать твою семью я не позволю себе. Поэтому, всё останется, как и было. Только теперь…
-- Ты, не позволишь? А как я? В первую очередь я буду решать, относительно своей семьи. Надя, - ты, не права…
-- Хорошо-хорошо, Сеня! Будешь ты. Но я хочу тебе помочь. Мы будем так же видеться как теперь, только реже. У меня остаётся здесь отец, дочь и внучка. Я к ним буду приезжать. А значит и к тебе.
Надя встала из-за стола и, подойдя к Семёну сзади, обняла его и поцеловала. Семён встал со стула и, повернувшись к Наде, взял её за руки.
-- В чём же состоит твоя помощь?
-- В том Сеничка, что я не рву наших отношений здесь и сейчас. Поверь, мне это сделать тоже очень больно. Хотя, может это ошибка и только продолжит наши страдания. Я обещаю тебе, ближайшие полгода, год, пока буду определяться со своей будущей работой и вообще жизнью, продолжать с тобой отношения по переписке, телефону и при встречах, когда буду приезжать сюда, в Андреевск. Ты, примешь, я не сомневаюсь, единственно правильное решение. У тебя будет время. А сейчас, не надо торопиться и делать резкие поступки. Давай выпьем, за нас!
Надя освободила руки из рук Семёна и пошла села на своё место, на противоположной стороне стола
-- Наливай! Давай выпьем за то, чтоб я нашла себе хорошую работу на новом месте. А ты Сеня, чтоб тоже. Определился с «Ольвией». Если в эти ближайшие полгода не заработает она хорошо, то тоже закрыл её и нашёл другое место работы. А может, тоже поедешь на заработки куда-нибудь. Жизнь продолжается!
308
Надя подняла налитую уже рюмку и, звонко стукнувшись ею с рюмкой Семёна, выпила до дна. Как бы Надя не старалась придать сегодняшней встрече с Семёном праздничный и романтичный характер, этого не происходило, как раньше. Только ночь прошла сегодня на более страстной ноте, чем обычно. Утром Семён, под сильным дождём пошёл прямо в гараж. Последствий выпитого вчера не-было совсем. Семён из гаража поехал по просёлочным дорогам окраины города, чтобы посильней вымазать машину. Там же, на обочине, он вымазал туфли и брюки в грязь, а промокшим насквозь стал пока шёл в гараж. Подъехав к подъезду своего дома, когда уже рассветало, он поднялся в квартиру. Полина ещё спала. Разуваясь в коридоре и снимая верхнюю одежду на ходу в ванную, он негромко, но так чтоб Полина слышала, ругался. Бросив грязную одежду в таз с водой и наскоро умывшись, он, дрожа всем телом, забрался в кровать и укрывшись с головой одеялом, притих.
-- Что случилось на этот раз? - спросила уже не спавшая Полина.
-- Ездил в Медвежий. Там старый лес, брёвна для распиловки обещали отдать под реализацию и дёшево. Посмотрел, - гнильё. Оттуда ехал, шаровая полетела. Возился до полуночи. Дурак, сам поехал. А тут ещё дождь и темно. В балке застрял. Ели выехал, по собранным веткам. В-общим, хлебнул горя. Замёрз, как цуцик. Согреться никак не могу.
-- Бедный ты бедный. А ездил ты на чём?
-- Как на чём, на машине, не на лошадях же, - ответил Семён, насторожившись.
-- Кабель ты Сеня, конченый! Машина в гараже стояла вчера вечером. Я с Трушиным банки с закупоркой отвозила в погреб. Мы её ещё с ним выталкивали с гаража. Чтобы в погреб попасть. Трепло бессовестное!
-- Так вот, оно что! А я смотрю утром, не так машина стоит, как я ставил. Прямо удивился.
Семён, оттягивая время, чтоб придумать, на чём он ездил в Медвежий. Вдруг он вспомнил, что сосед по гаражу, таксист Валерка Сахно, вчера уехал на три дня в деревню к родственникам.
-- А на чём же ты ездил, если не на нашей машине, да ещё один?
-- Что ты…? Валерка Сахно, таксист. Знаешь такого, у нас сосед по гаражу. У него «Четвёрка-Жигули». Моя, троила или что-то ещё. В-общим, глохла на холостых оборотах. Опасно было ехать далеко. Я вечером попросил Валерку, чтоб он свозил меня туда и назад. А утром ему надо было ехать к своим в деревню, на неделю. Строят там что-то, что ли. Он вечером был занят подготовкой к поездке и предложил, чтобы я сам смотался на его машине. Он должен был вечером ждать меня в гараже. Вы были с Трушиным в нашем гараже, он не подходил к вам?
-- Никого не было. Мы уже поздно ездили туда. Около восьми вечера.
-- Ну, не дождался, значит. А утром я приехал, он был там. Мы, на удивление быстро нашли причину поломки в нашей машине. Он опытный, повозившись немного определил, что это топливный фильтр забитый. Я его
309
поменял быстро и приехал домой сейчас на нашей машине. Ещё и успел съездить за запаской на пилораму. Ты же собиралась сегодня ехать в Луганск. Как без запаски. А я вчера её там делал и забыл положить в багажник. Там тоже. Такая дорога после дождя. Ныряешь по крышу. Ладно. Дай я немного посплю. Через три часа буди, - поедем в Луганск.
-- Через два, - поправила Полина.
-- Два с половиной… – затихающим голосом, зевая, уточнил Семён.
Последняя неделя октября, была дождливой и пасмурной во всех отношениях. Семён окончательно забросил работу и пытался продлить часы общения с Надей. Если она была занята, прощальными визитами и посиделками с многочисленными родственниками, перед отъездом, и отказывалась от встречи с ним, он пил в гараже. Это не осталось незамеченным Надей. На предпоследней встрече, перед отъездом, она долго ругала Семёна и даже пригрозила на окончательный разрыв отношений. Но Семён, в шутливой форме, всё сглаживал обещаньями, что как только она уедет, он прекратит пить. А сейчас, в шаге от длительной разлуки, ему так легче гнать назойливые мысли о неизбежной трагедии расставания. 31-го октября, днём Семёну и Наде удалось быть вдвоём, у неё дома, всего два часа. Это были два часа необузданной любви и страсти. Как перед концом света, на грани жизни и смерти, прошла их нежная встреча. Во второй половине дня к Наде должны были приехать провожать с застольем родственники. А дочь и внучка останутся у неё с ночёвкой. В два часа дня Семён покинул Надю, договорившись, что он найдёт машину, которая повезёт их вдвоём завтра в Луганск на вокзал. На следующий день, в назначенное время, Семён подъехал за Надей на новеньком «Москвиче» вишнёвого цвета, в качестве пассажира. Водителем был новый сосед по гаражам Володя, с соседней улицы, нанятый Семёном для поездки в Луганск и обратно. Всю дорогу до Луганска Надя и Семён сидели на заднем сиденье в обнимку. Семён сжимал свободной рукой две руки Нади, лежащих у неё на коленях, и время от времени, то говорил тихо на ухо ей тёплые слова, то незаметно целовал её. На вокзале Володя остался ждать на стоянке, а Семён, подхватив чемодан и сумку, пошёл провожать Надю к поезду. Они приехали минут за двадцать до отправления. Поезд на Москву отправлялся в половину шестого вечера с первого перрона, и у них было ещё время попрощаться, после того как Семён занёс вещи в купе. Они вышли из вагона на улицу и какое-то время молча стояли и смотрели друг другу в глаза.
-- Завтра, у тебя, наверное, время не будет. Послезавтра позвони на работу мне. Я весь день буду ждать у телефона. А если днём не получится, то 3-го числа, жена будет в ночную смену. Позвони мне, пожалуйста, после одиннадцати вечера домой. Расскажешь, как доехала, как встретила тебя Люся и где ты посилилась. Заодно сообщишь свой номер телефона. Договорились?
-- Да Сеничка, договорились, позвоню. Давай прощаться. Дождь идёт, промокнешь и заболеешь. Чего зря мокнуть. Человек ждёт, неудобно. Да и темно почти уже, а вам ещё назад ехать. Сеня, перед смертью, как говорят, не
310
надышишься. Прощай дорогой, - сказала Надя и, обняв, поцеловала Семёна.
-- Не прощай, а до свидания. Вот возьми. Это мой домашний телефон, чтоб не говорила потом, что забыла номер, потому не позвонила.
Он отдал свёрнутый лист, на котором был написан номер телефона.
-- Внутри листка стихи. Прочитаешь, в поезде, когда уже будешь ехать. В спокойной обстановке. А сейчас меня не гони. Я всё равно, не уйду с пирона, пока поезд не уйдёт с вокзала.
-- Сенька, любишь ты драматизировать. Спасибо за стихи, я знаю, что они будут хорошие. Прочту сразу, как тронемся – она опять обняла Семёна и поцеловала. – Смотри Сеня, не пей тут. Лучше стихи пиши и работай.
-- Когда пообещала дочери приехать в гости, признавайся?
-- Да я ещё не уехала, - рассмеялась Надя, - пока не знаю. По телефону сообщу. И тебе тоже, по телефону сообщу, раньше всех. Будешь меня встречать с поезда?
-- Спрашиваешь… Конечно встречу.
В этот момент из репродукторов неожиданно и громко зазвучал «Марш славянки». Он всегда играет, когда отправляется поезд на Москву.
-- Вот и славно. Этим и будем жить до следующей встречи. А пока провожай меня. Всё, поехала.
Всех отъезжающих проводники настойчиво стали просить зайти в вагон. Семён, крепко обнял Надю, и они поцеловались. Надя, вырвавшись, вскочила
в вагон и Семён, сопровождал её вдоль окон вагона, пока она шла к своему купе и поезд не ускорился. Проводив взглядом последний вагон, Семён медленно направился на стоянку машин. Придя, он попросил Володю заехать, по ходу, в продовольственный магазин, чтобы, когда приедут в Андреевск, не искать где скупится, и он мог отблагодарить водителя, накрыть небольшой стол с бутылкой водки. Покупая в магазине тормозок, Сеня взял ещё чекушку, для себя на дорогу.
После того как Надя устроилась в купе вагона и, перезнакомившись с попутчиками, совместно поужинала, она забралась на свою полку, и достала Сенин стих. Включив местное освещение и отвернувшись к стенке, она начала читать. По мере чтения куплет за куплетом, у Нади навернулись слёзы на глаза. Дочитав, она перечитала его еще раз. Затем ещё. Наконец, укрывшись почти с головой одеялом, потушила фонарь и затихла.
Вокзал
На вокзале у людей, лица очень разные.
Провожающих понять, можно. Так всегда.
Если сдыхался, - ура! Настроенье классное.
Ну, а если как серпом, - на лице беда.
Уезжающие, им близнецы ужасные.
Многие, куда летят, знают, но молчат.
Машут ручкой, лица их, тоже, очень разные.
Отправляясь в дальний путь, знают, что хотят.
311
Вот, поэтому вокзал, создаёт трамплинчики,
Что потом произойдёт, ты не знаешь сам.
У кого, потом пойдут, комом жизни блинчики,
Застрахован лишь один, серенький вокзал.
Хорошо, когда вдвоём, обретут что хочется.
Разлучившись, позабудут, прошлые года.
Может быть наоборот, после снова встретятся.
И друг друга не теряют, больше никогда.
Вот и мы с тобой пришли, к этому вокзалу.
За спиной, у нас с тобой, нету долгих лет.
Очень мучает, одно, что прожив не мало,
Запретить я не могу. Просто денег нет.
Пусть сегодня будет так. Всё покажет время.
Есть у каждого из нас, свой последний шанс.
Может в разных городах, нас вокзал поселит?
Или правда, небеса, повенчали нас…
В субботу, 3-го числа, Семён просидел на работе весь день, ожидая звонка Нади. Она позвонила поздно вечером, около полуночи к нему домой.
-- Алё, алё, я слушаю. Алё! – крикнул Семён в трубку телефона.
-- Ну, слава Богу. Это ты. Я боялась, что Полина подойдёт. Здравствуй Сеня. Как ты там?
-- Здравствуй Наденька. Как я? Весь день на работе просидел у телефона. Ждал твоего звонка. Теперь вот дома, тоже ждал. У меня всё, по-старому, без изменений к лучшему. А теперь, без тебя, совсем… Как у тебя дела, как доехала? Как Люся, встретила?
-- Сеничка, всё нормально. Днём, извини, звонить было некогда. Доехала хорошо. Отоспалась, не слазила с полки до самой Москвы. Люся встретила и повезла меня к нашей однокласснице в Лобню. На электричке, тут недалеко от Москвы. Они с мужем тут квартиру снимают. Живу сейчас у них. С работой пока не понятно. Ещё ищем. Пообещали в Долгопрудном. Это на одной ветке электрички с Лобней. Только ближе к Москве. В понедельник поеду. С жильём, пока тоже. Надо искать поближе к будущей работе. Так что и телефон пока дать не могу. У Светы обычный телефон временно не работает. Сейчас звоню тебе с мобильного, а это очень дорого. Сеня, я как определюсь с жильём и работой, тогда тебе сразу позвоню на работу. Ну, это будет через неделю. А сейчас, давай прощаться. Неудобно, все легли уже спать. И телефон мобильный Светланы. Деньги все выговорим, завтра утром только пополнить можно будет. А они должны быть всегда на связи. Стас и Света частным ремонтом квартир занимаются. Связь с клиентами должна быть постоянной. Может, пока им буду помогать, обои клеить. Всё, Сеничка, целую тебя. Спокойной ночи, дорогой! Жди звонка через неделю.
312
-- Наденька, любимая, что ж так быстро?
-- Пока Сеня, пока, целую…!
В трубке телефона Семён услышал гудки законченного разговора.
«Смотри ты, какая шустрая стала, - мысленно возмутился Семён, - и слов московских нахваталась, «ветка электрички», «мобильный телефон», «Долгопрудный». Через неделю позвонит, половину слов не буду понимать».
Семён, положив трубку телефона, побрёл в спальню. Несколько раз прокрутив разговор с Надей мысленно в голове, он уснул.
Следующий звонок Семёну от Нади был во вторник 13-го ноября на работу днём. За эти десять дней большие перемены произошли не только в Москве у Нади, но и в «Ольвии» в Андреевске. Василий Трушин, попросил расчёт из столярки, так как его пригласили поехать, в конце ноября, на заработки в Россию. На севере открывалось строительство новых вертикальных шахт. Василий был опытным монтажником такого строительства. Для Семёна это была огромная потеря помощника. Пока Василий появлялся на роботе, но уже активно готовился к отъезду. К тому же, помещение последнего ритуального агентства в магазине «Уголёк», заведующая Татьяна Тюренкова попросила освободить для собственных нужд, под кондитерскую, до 10-го декабря. С этого дня туда должны завозить оборудование и она, как и оговорено в договоре о расторжении, прислала, за месяц, уведомительное письмо. Поставщики гранитных памятников с Южноукраинска, так же прислали предупредительное письмо об уплате за поставленную продукцию, до 1-го декабря. В противном случае грозились забрать все памятники, ранее данные под реализацию. Семён не стал всё рассказывать Наде, кроме того, что придётся прикрыть последнее агентство в помещении её подруги. На что Надя смогла только посочувствовать.
-- Конечно. Если бы я была в Андреевске, то смогла бы попросить у Татьяны, может какое-то другое помещение, поменьше, взамен этого большого. А теперь она хочет избавиться от такого соседства.
-- Ладно, Наденька, как-то выкрутимся. За месяц что-то придумаю. Как ты там? На работу устроилась?
-- Да. Уже три дня работаю. Прохожу стажировку в автобусном парке на кондуктора. Вроде всю жизнь работала на руководящей должности, с людьми. А теперь, боюсь. Переехала жить в Долгопрудный. Здесь автобусный парк находится. Светлана познакомила меня с Лидой. Она тоже работает в этом парке контролёром на маршрутах, и помогла мне устроиться сюда. Сейчас я пока у Лиды бесплатно снимаю койку.
-- Ну вот, видишь? Жизнь налаживается.
-- Да, девчонки молодцы. Все помогают, как могут.
-- А телефон обычный есть у этой Лиды? Или они все там уже с мобильниками?
-- Есть, записывай. Только звонить надо после одиннадцати вечера. Раньше с работы я не прихожу. А когда пойду на самостоятельную работу, буду вообще приходить после часа ночи. Пока кассу сдашь, пока доберёшься
313
домой, с автопарка. А на работу к пяти утра. Первые рейсы здесь очень рано.
Пять пятнадцать выезд на маршрут.
Семён записал номер телефона и адрес Лиды в Долгопрудном, чтоб написать потом письмо.
-- Стоило это того? Уехать за тридевять земель, чтобы спать по три часа. Наверное, зарплата там огромная?
-- По сравнению с тем, что я последнее время зарабатывала дома, да. А здесь. Местные, на такую работу не идут. Условия работы, а главное зарплата, их не устраивает. Кондукторами работают все приезжие. Со всей Украины, с Белоруссии, Молдавии, есть и с восточных республик, и с Кавказа. Местные обычно диспетчеры и контролёры, вот как Лида.
-- Можно ли привыкнуть к такой работе? Кондуктор, я тебя не представляю. С сумкой по автобусу.
-- Не просто по автобусу. А по набитому под завязку пассажирами автобусу. Особенно утром и вечером. И пассажиры разные. Чего только не наслушаешься. Но ничего. Девчата говорят трудно сначала. Потом втягиваешься. Надеюсь и я втянусь. Всё будет хорошо.
-- Да Наденька, приходится тебе не сладко. А я тебе тут уже два стиха написал. Пока ждал твоего звонка. Вот послушай.
Семён стал читать стихи Наде. Всё время, пока он читал, Надя тихо его слушала, а в конце заплакала. Сеня, закончив читать, услышал в трубку её всхлипывания.
-- Наденька, любимая, не надо плакать. Я ведь пишу их не для того, чтоб ты плакала. Я хочу, чтоб ты знала. Что далеко от тебя есть человек, который тебя очень любит и всегда помнит о тебе и переживает за тебя. Если тебе будет очень трудно или обидят в автобусе, вспомни об этом и тебе станет легче. Это всё, что с нами сейчас происходит, я уверен временно.
-- Сеня, спасибо тебе за стихи. Если, когда, напишешь мне письмо, пришли мне их. Я хочу их иметь у себя. Тот стих про вокзал, я тоже храню и перечитываю. Да и остальные твои стихи. Я их забрала с собой сюда. Так что, они все со - мной. Сеня, дорогой, мне пора. Обед закончился. Давай прощаться. До свидания, Сеничка.
-- До свидания, любимая. Ты осталась без обеда?
-- Это не страшно. У нас между рейсами, десять, пятнадцать минут перерыв. Перекусить, всегда можно успеть. Пока, Сеня!
-- Счастливо, Наденька!
Теперь, когда Семён имел Надин телефон, он мог более спокойно продолжать свою безрадостную жизнь. Через три, четыре дня, когда была возможность скопить деньги на междугородный телефонный звонок с центрального городского переговорного узла, он звонил Наде. Либо её в этот
момент не было дома или уже спала, уставшая, либо специально не брала телефон, чтобы так часто не говорить и сэкономить деньги Семёну, но он дозванивался к ней, через два раза на третий, четвёртый раз. Это злило, обижало и настораживало его. Однако с этим ничего не поделаешь. Дела на
314
работе тоже становились всё хуже. Ритуальное агентство, в месяц своего последнего пребывания в супермаркете «Уголёк», давало реализации мало. Семён задерживал выплату зарплаты рабочим уже второй месяц. В конце концов, он поймал Ганелина и его жену Зою за подменой проданных венков на вновь изготовленные, из своих или «сэкономленных» материалов и не учтенных в отчетности. То есть за кражей реализации. Зоя раскричалась в своё оправдание, что зарплаты нет и жить не за что. Семёну стало ясно, почему долгое время в этом ритуальном агентстве была плохая выручка. Кроме памятников, очевидно, подменялось тут всё, вплоть до гробов. После отъезда на заработки Трушина, Семён всё дневное время проводил в столярке. Но работы там небыло. А когда, неожиданно для зимы, в начале декабря, появился заказ на распиловку трёх кубов круглого леса, обнаружилось, что из оборудования удаления опилок, не известно, когда, украден вытяжной агрегат вместе с двигателем. Так что опилки из подвала пришлось носить наверх вручную. Ещё через неделю, чтоб не наращивать долги перед арендодателем столярки, Семён написал письмо ему об окончании сотрудничества. Кое-как, договорившись, на условиях взаимозачётов вложенных средств на запуск заброшенной столярки и пилорамы с прокладкой кабеля, установкой столбов освещения, ремонтом столярного оборудования и станков, а также передачей участка производства памятников, удалось без долгов расстаться с арендодателем. Рабочим, Семён отдал задолженность по зарплате памятниками из мраморной крошки и электроинструментом. Мелихов Сеня, из Красного Луча, согласился ждать, сколько нужно, когда Семён сможет отдать вложенную в пилораму, не отбитую назад, сотню долларов, что было не малой суммой по тем временам. Тем более, что за Семёном, ещё числился не погашенный частный долг за кредит на рыночную торговлю. К 10-му декабря, ритуальное агентство переехало в здание, где находился офис и цветочная мастерская. Борис Камаев, занимавшийся частным бизнесом по ремонту бытового оборудования, освободил половину площади своей мастерской под выставочный зал ритуального агентства. Теперь в одном помещении, перегороженном ширмой, клиенты могли отремонтировать холодильник и купить венок на могилку или гроб. Кому что нужно. Оформив возврат гранитных памятников, ранее взятых под реализацию и рассчитав всех сотрудников из предприятия «Ольвия», погасив задолженность по не начисленной официально зарплате работникам венками и остальным имуществом выставочного зала, Семён предложил Ганелину перейти на работу частным предпринимателем. Платить не официальную аренду можно и Камаеву. Семья Ганелиных, к удивлению Семёна, обрадовалась такому повороту событий. Несколько памятников из мраморной крошки, оставшихся не реализованных и списанных как брак, Семён оставил им под реализацию с их наценкой, на нужды «Ольвии». Бухгалтер Марина Фёдоровна Есаулова, тоже уволилась, пообещав, если надо, помочь закрыть предприятие официально. Главное, чтоб были деньги на это. К концу декабря 2001 года, ООО «Ольвия», практически, прекратила деятельность. В штате предприятия
315
оставался только Семён. В это время он опять стал часто выпивать. В гараже с соседями друзьями и на площадке приёма металлолома, куда опять устроился приёмщиком Юрка Бобров. Новый хозяин Юрки, с кличкой «Горький», имел собственный одноимённый ресторан на озере. Он позволял Юрке часто заезжать в ресторан, чтоб отдохнуть, с хорошей скидкой на заказы. Юрка иногда приглашал с собой Семёна, посидеть за его счёт. Так, к концу декабря, Семён снова стал никому не нужен и не знал, что делать дальше. Жить было не за что. Пошли Новогодние праздники. Дочь, праздновала в Луганске, пообещав приехать на Крещение. Праздновали Новый год дома с соседями. Со 2-го января, Полина вышла на работу. Семён, когда Полина была на дежурстве ночью, названивал в Москву Наде. Но дозванивался один раз. Разговор был коротким. Надя пообещала приехать весной, на Пасху. Очевидно, она поняла, что в той ситуации, которой оказался сейчас Семён, он может принять любое кардинальное решение, и боялась этого. На письма, которые он ей писал и просил ответить «до востребования», она не отвечала. Семён ходил на почту каждый день. Полина видела, что Семён очень изменился. Стал груб и не опрятен, чего раньше никогда не было. Она пыталась с ним поговорить, но он уходил от разговоров. Чувствовалось, что так долго не будет и развязка должна наступить скоро.
В один из вечеров, перед Рождеством, Семён пришёл пьяным домой с переговорного узла, после неудачной попытки дозвониться в Москву. Сняв верхнюю одежду, он, не раздевшись, в свитере и брюках, завалился спать. Полина пришла домой со второй смены. Она давно подозревала его в какой-то тайной страсти. Увидев его такого, она в очередной раз, обшарила одежду Семёна в коридоре на вешалке. В наружном верхнем карманчике пиджака, нашла небольшой листик бумаги. Там были написаны стихи.
Звонарь.
Зачем даны влюблённому, мозги,
Они ведь могут, об одном лишь думать.
В разлуке, от зацикленной тоски,
Реальность и надуманность, попутать.
Способность к трезвому мышлению, мала,
И в мелочах растут, преувеличенья.
И знаешь, что она не солгала,
И не находишь, вместе с тем, успокоенья.
Опять, который раз, тебе звоню.
Надеюсь, что гудок, сейчас прервётся.
А он гудит, - дурную мысль гоню…
Вот не ответишь, и звонарь, напьётся.
Прочитав стих, Полина пошла в спальню. Растормошив спящего Семёна, она кинула ему в лицо листок со стихом.
316
-- Что Сеня, тоскуешь? Так вот. Можешь убираться за ней следом. Я тебя не держу. Рас такая любовь, можешь проваливать…!
Полина продолжала отчитывать Семёна. Он, ещё не совсем поняв, что произошло, сел на кровати свесив ноги. Нащупав брошенный листок и увидев, что там написано, он всё понял.
-- Ты зачем лазишь по чужим карманам. Тебе что, не говорили в детстве, что это не хорошо?
Полина подошла к Семёну и дала ему пощёчину.
-- Ты смеешь ещё надомной издеваться? Уходи, мразь. Я больше видеть тебя не могу. Слышишь, уходи немедленно.
-- Куда я сейчас пойду? Ночь, зима. Давай подождём до утра. Остынем и всё обсудим. Чего ты из-за стихов, которые, не знаешь кому, и кем написаны, делаешь скоропалительные выводы.
-- Выводы говоришь? Скоропалительные?
После этих слов Полина пошла в коридор, взяла свою сумочку и вернулась назад в спальню. Достав из неё отпечатанный лист, она протянула его к глазам Семёна.
-- Вот, смотри! Распечатка телефонных звонков с нашего телефона. Я взяла с телефонной станции. Звонки на Москву, кто делал? И ещё есть звонки оттуда, с какого-то номера. Я просто не успела туда позвонить, только сегодня утром взяла распечатку. Что, может вместе, сейчас позвоним?
Семён, сидел отрезвевший и притихший, будто простреленный молнией.
-- Не смей Полина, слышишь. Во всём виноват, я. Если хочешь, я уйду. Но ей звонить не смей. Она не причём.
-- Как это не причём? Она же тебе звонила? Вот, видишь?
-- Да, не причём. Она потому и уехала, чтоб нашу семью не разрушать. Только я пока, ничего не могу с собой сделать. Вот и звонил ей. Это правда.
-- Вот и катись отсюда со своей правдой.
-- Полина, ты меня знаешь. Я не буду, как другие, ходить туда-сюда. Если я сейчас уйду, то не вернусь больше никогда.
-- Боже мой, испугал. Да никто не расстроится. Наконец я вздохну спокойно.
-- А Анна?
-- Вспомнил про дочь. Раньше надо было думать о ней. Анна взрослая и всё поймёт. Обойдёмся, как-нибудь, без такого папочки.
-- Полина, подумай хорошо.
-- Уйдёшь ты сегодня, проклятый, или нет? Сколько ты будешь меня мучить? У меня уже нет никаких сил.
-- Всё, успокойся, я пошёл. Буду у родителей.
Семён встал, медленно оделся и вышел за дверь. Полина тихо плакала в спальне. Было около трёх часов ночи. Семён вышел пешком за черту города и пошёл на посёлок Железнодорожный, который находился в двух километрах от Андреевска и почти сросся с ним, за счёт дачных участков. Его родители жили в небольшом домике, на краю посёлка. Они поселились здесь несколько
317
лет назад, после того как продали большой дом в посёлке Коммунарский и купили эту хатёнку, поближе к Семёну. Сейчас он шёл к ним домой, как когда-то давно, в далёкой юности. Когда возвращался поздно домой с гуляний, лунной морозной ночью, с тревогой ожидая вопрос отца: «Где был и почему так поздно?»
15. ПОЛИНА.
Луна, освещавшая путь Семёну в эту морозную ночь, своим таинственным светом, добавляла и без того проникающий холод в тело и душу. Семён быстро шёл по прямой тропинке от железнодорожной насыпи, проходившей у окраины города, до посёлка Железнодорожный. Она была натоптана по снежному полю, частных огородов. Дорожка опустилась относительно снежного покрова поля, около полуметра. Тень, падающая впереди от него самого, казалось, соревновалась с ним, кто быстрей добежит через поле до края посёлка. В какой-то момент Семён перешёл на бег. Он быстро достиг посёлка, где, по ходу его движения в каждом дворе слышался лай собак. Шестой двор на первой улице, от дороги, идущей около посёлка, с луганской трассы в железнодорожное депо, был родительский. Дом представлял собой маленькую избу старой постройки. Такие дома называли «мазанки». Две комнаты, разделённые небольшой кухней, в которой стояла угольная печь. Она и отапливала всю хату, без батарей отопления под окнами. Та внутренняя стена, возле которой стояла печь, была с грубой, обратной стороной выходила в комнату, где спали старики. Вторая комната была по прохладней. Но дом был тёплым и за счёт того, что печь топили круглосуточно и всю зиму, в тихую погоду в комнатах было даже жарко. К входу в дом были пристроены сени с верандой. Семён знал, как открыть запертую дверь на глухих воротах. Отодвинув потайной засов сверху, он вошёл во двор. Заливавшийся лаем на цепи лохматый Рыжик, признав Семёна, повернулся и быстро побежал назад в тёплую будку. Пройдя между летней кухней и верандой, Семён позвонил в дверной звонок. На посёлке редко у кого они были. Все обходятся стуком в дверь. Но отец, будучи электрическим докой, поставил звонок с дублирующей сигнальной лампой на люстре в спальне. Объяснял он необходимость такой конструкции, ухудшением у него с матерью слуха. Родителям было по семьдесят лет. Когда они оба спят, то моргание света в комнате, быстрее их будит, чем звонок. Вот и сейчас, позвонив два раза, Семён увидел две ярких вспышки на снегу за верандой, куда выходят окна из спальни. Через минуту послышались звуки открывания дверей в сенях и шорканье ног.
-- Сеня, это ты? – спросила Антонина Поликарповна.
-- Да я, мам открывай.
-- Ой, Сеничка, мой дорогой сыночек пришёл! - запричитала Антонина Поликарповна, открыв наружную дверь. - Заходи сыночек, заходи.
Семён вошёл в дверь, обнял и поцеловал маленькую худенькую мать, укутанную всю в большой старый пуховый платок. Он, закрыв входную дверь опять на засов и, пропуская мать вперёд, пошёл следом за ней. Войдя из сеней
318
в кухню, ему в лицо пахнул горячий воздух от раскалённой печи. Свет, во всём доме был тусклым. В отличие от сигнальной лампочки звонка, остальные лампы были малой мощности.
-- Где был и почему так поздно? – по привычке спросил Анатолий Степанович, выходя из спальни в кухню. – Здорово.
-- Здорово, батя, - пожал руку отца Семён.
319
Анатолий Степанович, одетый, в белоснежную нательную рубаху и кальсоны, поздоровался с сыном и, шаркая тапочками по полу, прошёл к стулу у стола, сел, опершись обеими руками в колени.
-- Вернее даже рано. Без двадцати четыре, - уточнил отец.
-- Да из дому конечно. С Полиной поругались. Пришлось уйти, чтоб не накалять, добела.
-- Сыночек, что? И она тебя отпустила так поздно, в такой мороз?
-- Сам ушёл, говорю же.
-- Значит, ты был сильно виноват. Раз Полина так раскалилась. Да? – спросил отец и, открыв створку кухонного стола, полез зачем-то в него.
-- Толик! Что можно сделать, чтоб я тебя выгнала ночью, из хаты на мороз? Нет, Полинка наша, всё-таки грубая.
-- Можно… Да ты сынок не стой у двери, - сказал отец, достав из стола немного отпитую бутылку самогона. – Раздевайся, проходи, садись к столу, погрейся. Тоня, дай ему чего закусить.
-- Ой, что же это я? Сейчас, Сеничка.
Антонина Поликарповна выскочила в сени за продуктами. Анатолий Степанович, поставил на стол одну гранёную рюмку и налил её полную. В дверях показалась Антонина Поликарповна с кастрюлей и сковородой, которые она поставила на конфорки печи. На стол, из небольшого буфета выставила мисочки с солениями капусты, огурцов с помидорами и хлеб.
-- А ты чего, батя? Себе не налил.
-- Да мне не к чему, в такую рань. Это тебе надо, душу отогреть.
Семён выпил рюмку и стал хрустеть огурцом. Антонина Поликарповна хлопотала возле печи, разогревая оставшуюся с ужина жареную картошку и котлеты. Семён и отец сидели молча, глядя в пол и время от времени на суету Антонины Поликарповны.
-- Кушай, сыночек, кушай, - приговаривала она, переставляя сковороду и котлеты с печи на стол. – Ты, наверное, и не ужинал. Светочка была вечером у нас. Котлеток нам принесла. Она Игоря из Новочеркасска ждала, готовилась, а он не приехал. Задержался там, на заводе. Так она, пришла к нам поужинать, с внучкой Анжеликой. Такая дочечка хорошая у Нины…
-- Тоня, хватит. Ему сейчас не до сестры и её детей и твоих внуков. Ты что, ещё будешь? Наливай сам. Кушай и спать. Завтра пойдёшь к Полине, извинишься. Послезавтра Рождество. Приходите к нам с Полиной. Игорь, надеюсь, приедет тоже, из Новочеркасска. Посидим все семьёй. Как люди.
-- Да Сеничка, приходите. Мы пенсию получили, отец и я. Завтра пойдём, купим рыбки, мяса. Вам ничего не надо брать сюда.
Семён, опрокинул стопку самогона и стал медленно жевать капусту.
-- Сеня, что ты кушаешь без аппетита? Закусывай. Бери котлетку…
-- Батя, мам, - можно я у вас несколько дней поживу? Нам с Полиной, надо какое-то время пожить отдельно. Так сказать, подумать. Как быть дальше? Два, три дня…
-- Ты что, ушёл от неё? - спокойно и тихо спросил отец.
320
-- Пока не знаю. Там будет видно, - также тихо ответил Семён.
-- Сеня, сыночек, - запричитала Антонина Поликарповна, - не спеши. Всё ещё наладится. Мы с папой сколько пережили. Всякое было, но мы же не расстались. Вас со Светой вырастили. И теперь вот, за это, благодарны друг другу. У вас тоже. Ещё Анна не замужем, учится.
-- Мам, никто Анну не собирается бросать. Независимо от того, вместе мы будем жить с Полиной, или нет. Просто последние годы, у нас с Полиной, не получается ничего. Так, - проживание в общежитии.
-- Интересно ты рассказываешь, общежитие. А кто её привёз в это общежитие, двадцать с лишним лет назад? – возмутился Анатолий Степанович. - Не ты ли говорил, что она именно та, о которой ты мечтал в армии.
-- Да Сеня, - поддержала мужа Антонина Поликарповна. – Помнишь, как фотографию на столике ставил, перед кроватью и смотрел на неё, пока засыпал, каждый вечер.
-- Мы тебе её не находили. Сам выбрал. А теперь что, привёз с Таганрога и бросил? Или у тебя есть уже кто-то другая? Чью ты фотографию теперь ставишь перед кроватью? – разгорячился Анатолий Степанович.
-- Батя, успокойся. Зря, наверное, я к вам пришёл. Но можешь мне поверить, мне идти больше некуда. Разве что к Светлане.
-- Тебя никто не выгоняет. Живи сколько нужно.
Он встал со стула, налил себе в Сенину рюмку и залпом выпил.
-- Ладно, пошли мать отдыхать. Скоро нам вставать, на рынок идти. И ты, не засиживайся. Ложись спать. Тебе во сне, раньше помню, умные мысли приходили. Глядишь, и сейчас, придут…
-- Я сейчас Толик, Сени постелю в зале, - Антонина Поликарповна взяла котлету и пошла следом за мужем. – Толик, ты выпил, на закуси, опьянеешь.
Из спальни слышно было ворчание Анатолия Степановича.
-- Тоня! Забери свою котлету. Я уже опьянел. С нашими детками. Зять в Новочеркасске сидит, а Светлана одна, переживает. Сенька тоже, уже за сорок, дурью мается. Всё, иди, стели ему, пусть ложится спать.
Через десять минут Семён, убрав всё со стола, потушил свет и лёг на постеленный диван. Он ещё какое-то время слышал приглушенные разговоры в соседней комнате. Но ещё, через пять минут, всё в доме погрузилось в тишину и сон. Слышно было только приятное потрескивание горевшего угля в топке печи. Семён, медленно засыпая, вспоминал, как он увидел первый раз и познакомился с Полиной.
Подошла к концу служба Семёна в ГСВГ (Группе советских войск в Германии). Конец октября 1977года выдался суровым на погоду, впрочем, как и два года назад, в год призыва. Как тогда, так и сейчас, в Германии шли бесконечные дожди, и небо было постоянно затянуто чёрными тучами. Дембеля сидели на чемоданах и ждали лётной погоды. На аэродроме Темплин, в казармах, скопились их последние остатки, не отправленных из Германской Демократической Республики (ГДР) в Союз. Каждую минуту могли объявить
321
отправку самолёта в один из городов Советского Союза. Дембелей отправляли по городам, независимо от того, кто, где и в каких войсках служил. Уже улетели на Урал в Свердловск, в Казань, Ленинград, в Москву, Киев и Харьков, даже в Ташкент, Тбилиси и Ереван. На аэродроме оставались только дембеля с Северного Кавказа и волжане. Из ракетного полка, в котором служил Семён, оставалось человек двадцать. А из шестой технической батареи, из шестнадцати человек, осталось пятеро. Трое с Астрахани и двое, включая Семёна, из Таганрога. Остальные, как тогда говорили: «Уже водку пьют и девок мнут». Как дети, которым предстоит долгая разлука, а может и навсегда, сослуживцы старались последние часы, быть вместе. Дагестанцы, чеченцы, те в-основном танцевали и шумно радовались дембелю и встрече с земляками, которых не видели за годы службы. Славяне, за редким исключением, предпочитали тихое уединение по группам сослуживцев. Проводили время в беседах, в которых делились планами на будущее, вспоминали совместную службу, или пели песни под гитару. Так же проводили время ожидания отправки на родину и пятеро «технарей», как они себя называли. Каждого из четырёх, по прибытию домой, ожидала встреча с девушкой, которая либо провожала его в армию, либо, обещала ждать, познакомившись по переписке. Одного Семёна, с армии никто из девушек не ждал. Весь последний год службы, сослуживцы над Семёном подшучивали и пытались ему помочь, давая адреса девушек, для переписки, которые были подругами их девушек. Но Семён, всегда отказывался их брать, объясняя это тем, что если не испытываешь никаких чувств к девушке, то не о чем будет писать ей после двух писем и получения от неё не естественной, специально нафуфыринной, фотокарточки. А чувства по переписке, это обман. Знающих друг друга лично, и то не всех дожидаются честно. Чего ждать от той, которую никогда не видел вживую. Так что Семён, всю службу, переписывался с сёстрами и родителями. Теперь, когда служба окончена, многие наоборот завидовали Семёну. Придёшь, можешь оторваться по полной, не то, что мы. Ни от кого прятаться не надо. Семён же, вот уже несколько месяцев говорил, что, по приходу на гражданку, как только встретит простую, деревенскую девушку, сразу женится. Чтоб не уподобиться главному герою фильма «Семь невест ефрейтора Збруева», и не упустить свою Валентину Кондратьевну, которая была шестой невестой ефрейтора. Этот фильм им часто крутили в гарнизонном клубе. Все понимали, о ком мечтал Семён. До армии, несмотря на то, что он вращался в студенческой среде, как-то не сложилось ни с одной девушкой, даже дружеских отношений. То ему не нравились вертлявые и звонкие, то сам он, был слишком заторможенным.
-- Братцы! Прощаемся! – закричал прибежавший Андрей Орлов, по кличке «Фикса». Из-за золотой коронки на одном переднем зубе, его так звали всю службу. - «Город», «Шеф», самолёт на Астрахань ставят на посадку! Пора!
Виталий Городов и Александр Шефовской, земляки астраханцы, прекратили петь песню, под гитару, и по вскакивали с коек, на которых они
322
сидели с сослуживцами. Играл им «Киря», как и все годы службы, Дмитрий Киреев из Таганрога. Они стали обниматься с таганрожцами, которые оставались ждать свой самолёт на Ростов-на-Дону.
-- Ну, «Мелих», прощай! – сказал, сверкнув в широкой улыбке золотой коронкой, «Фикса» - Желаю тебе Сеня, поскорей встретить свою колхозницу. Напишешь потом.
-- Напишу. А ты Андрюха, передавай привет своей Наташке. Шутка ли, два года ждала. Счастливого полёта!
-- И вам того же. Долго не засиживайтесь. А то всю водку попьём! – крикнул, схватив чемодан, напоследок «Шеф», и выбежал на построение астраханцев, для посадки в самолёт.
Следом за двумя самолётами на Астрахань, стали отправлять самолёты на Грозный и Махачкалу. Ростов-на-Дону не принимал по метеоусловиям. Только на следующий день, ближе к вечеру, скомандовали построение для посадки в самолёты на Ростов-на-Дону. Уже в полёте над СССР объявили, что самолёт, в котором летели Семён и Дмитрий Киреев, будет садиться в порту Минеральных вод, всё по тем же, опять изменившимися, метеоусловиям. Перебравшись с аэропорта на железнодорожный вокзал, друзья с трудом сели на проходящий поезд Кисловодск-Москва, который шёл через Ростов-на-Дону. Увидев, что дембеля из Германии, по оформлению дембельских чемоданов, проводники, за жевательную резинку и переводки, обеспечили друзей хорошими местами и помогали в приобретении продуктов и спиртного. Таким же образом, не имея достаточного количества наличных денег, они добрались на следующем поезде, идущем из Ростова-на-Дону в Симферополь. Во второй половине дня, они прибыли в Таганрог, на Новый вокзал. Это было28 октября в пятницу. Трамваем, они поехали в центр города. Семён встал на улице имени М.В. Фрунзе, возле центрального Почтамта. Дмитрий поехал дальше в приморский район города с народным названием «Богудония». Расставшись, друзья договорились встретиться, через две недели 12-го ноября в субботу в 18-00 часов, возле кинотеатра «Рот-Фронт» на Ленинской. Пройдя переулком, Семён оказался на улице Октябрьской. В старинном купеческом доме, откуда его забирали в армию. Никто Семёна не ждал. Дом фактически представлял собой два больших дома, между которыми были огромные старинные деревянные двухстворчатые ворота с калиткой. Во дворе, в конце этих домов были пристроены большие деревянные летние, заплетённые виноградом веранды, на которые нужно подыматься было по небольшим резным лестницам. Весь двор, по периметру, был застроен сплошной жилой постройкой. Раньше эти постройки использовались для жилья прислуги и хозяйских нужд. Теперь, эти два больших дома и дворовые постройки, были поделены на отдельные квартиры, в которых проживало девять семей. Весь двор накрывала крона огромного абрикоса. Никто не знал, сколько ему лет. Ствол был у него в обхват, и он каждый год хорошо плодоносил крупными абрикосами. Здесь, в квартире с верандой, проживала со своей семьёй, занимая половину большого дома, родная сестра отца и тётя Семёна, Златова Зинаида
323
Степановна. Она была Заслуженным учителем РСФСР, и преподавала в начальных классах гимназии имени А.П. Чехова, находившейся на этой же улице, недалеко от дома. Муж Зинаиды Степановны, болгарин по национальности, Александр Ильич Златов, работал главным механиком Таганрогской обувной фабрики. Заслуга в том, что он занимал такой видный пост, принадлежала полностью Зинаиде Степановне, как она считала. Не потому, что она своим авторитетом в городе добилась этой должности для него. А потому, что она заставила обыкновенного, но очень классного токаря, после того как они расписались, пойти на заочный факультет машиностроительного института.
Эту весёлую история часто вспоминали в кругу семьи во время застолий. Когда они познакомились на танцах, Александр Златов, узнав, что понравившаяся девушка педагог с высшим образованием, чтобы не ударить в грязь лицом, будучи токарем и работая на металлургическом заводе, представился сотрудником внутренних дел. Более того, засекреченным сотрудником КГБ. Это произвело на молодую учительницу ошеломляющее впечатление. Свидание он назначал ей всегда недалеко от здания городской милиции. Несколько раз, зная, что Зина его будет ждать, в том месте откуда виден вход в милиция, он заходил в здание пораньше, минут за двадцать. Выходил оттуда медленно и вальяжно спускался по ступенькам. Раз, специально завёл разговор на выходе с сотрудником в форме майора и, расставаясь, пожал ему руку. Чему тот был очень удивлён. Второй раз, на виду у неё, наняв случайную чёрную «Волгу» и подъехав ко входу в милицию, демонстративно вышел из машины, помахав ей рукой, отпустил машину, а сам стремительно побежал по ступенькам внутрь здания. Через десять минут вернулся и объяснил, что прибыл с задания, и ему необходимо было доложиться начальству. Прочитав много любимых им детективных книг и криминальных объявлений в коридорах милиции, он поражал рассказами Зину на свиданьях. В-общим, через два месяца, ни разу не проколовшись, Саша Златов женился на учительнице. Через две недели после свадьбы, Зина заметила, что от Саши после работы, часто пахнет машинным маслом и у него много небольших ссадин и ушибов на руках. Ему пришлось признаться, что он токарь. Зинаида нисколько не расстроилась, скорее наоборот, но потребовала, чтобы он обязательно готовился для поступления в институт, и договорилась в школе с репетиторами по техническим предметам. Таким образом, Александр Ильич стал инженером. Дядя Саша очень нравился Семёну, и он кое-что из его манер, подчерпнул для себя.
Кроме Александра Ильича и Зинаиды Степановны членами семьи были ещё двое. Сын Данила, пришёл из армии год назад и сейчас учился на заочном отделении в том же машиностроительном институте и работает слесарем-наладчиком на той же обувной фабрике, где работает Александр Ильич. С ними жила ещё мама Зинаиды Степановны и бабушка Данилы и Семёна, Екатерина Петровна. Когда Семён, поднявшись на веранду, позвонил в дверь, пожилая, плотная соседка Галина Антоновна, из угловой квартиры в бараке,
324
своим криком оповестила весь двор, что Сеня вернулся из армии.
-- Зина! Зина! Открывай! Ваш Сеня вернулся!
Дверь открыла Екатерина Петровна и молча обняла внука. Зинаида Степановна бежала из кухни, уже вся в слезах и кричала.
-- Мама, мама! Дай ему войти в комнату.
Отодвинув Екатерину Петровну, она сама выскочила на веранду и принялась осыпать Семёна поцелуями.
-- А наших ребят нет дома, - подталкивая Сеню в комнату, объясняла она, немного успокоившись. – Они ещё на фабрике. Мы сейчас позвоним дяде Саше, он заберёт Данилу, они всё бросят и придут.
В это время во дворе уже стали собираться женщины соседи, среагировавшие на тревогу Галины Антоновны. Они просили, чтоб Сеня вышел и показался им. Екатерина Петровна потащила внука обратно из комнаты на веранду. Семён вышел, смущаясь, на лестницу и поздоровался со всеми. В ответ все дружно поздравили его с возвращением. Старая еврейка Фаня Моисеевна, жившая в доме с верандой напротив, заметила.
-- Харашё вирас! Файный жиних для нашей Ады.
-- Успокойся Фаня! - выкрикнула Екатерина Петровна, - Нужна ему ваша худая Ада. Ада вокруг и без неё хватает. Пошли Сеня. А-то дай им волю, они тебя сейчас и засватают.
Семён, под общий хохот, поблагодарил всех за поздравления ещё раз, и пошёл в дом, следом за бабушкой. Зинаида Степановна сообщила, что дядя Саша договорился и Данилу отпустили раньше с работы. Так что они сейчас будут, только зайдут в магазин, кое-что купят к столу. После того, когда Сеню все поздравили за столом, и он удовлетворил все расспросы о том, как он добирался из Германии и вообще, где и как служил, мужчины отправились на веранду покурить. Во время перекура, Данила вдруг вспомнил, что его сегодня пригласил друг на день рождения на семь часов вечера. Из-за Сениного возвращения он совсем забыл. Время было без пятнадцати семь.
-- Надо позвонить и отказаться, есть уважительная причина, - сказал Данила и пошёл в дом к телефону.
Семён и Александр Ильич, оставшись на веранде, прикурили ещё по одной папиросе «Беломор-канал». Любимые папиросы Александра Ильича только двух производителей. Ленинградской и Ростовской табачных фабрик. Папиросы остальных фабрик, тоже выпускающих «Беломор», он не признавал. Об этом Семён знал со времён, когда жил у них ещё до армии.
По этому, после того как они выкурили по тонкой чёрной сигаре с мундштуком, привезённые Семёном из Германии, Александр Ильич, с удовольствием, предложил свой ленинградский «Беломор». Дефицит, приобретённый Зинаидой Степановной через родителя одного из детей её класса, работающего в Горпродторге. После европейских сигар, без аромата запаха дыма и вкуса, папиросы показались Семёну действительно приятней и лучше. Хотя Даниле, курившему только «Приму», больше понравились сигареты «Охотничьи», которые Семён, получал в армии бесплатно каждый
325
месяц по 25 пачек, и привёз несколько пачек с собой.
-- Сеня, послушай, - сказал возбуждённый Данила, выйдя на веранду, - нас там ждут обоих, когда бы мы не-пришли. Сашка Карташов, да ты его знаешь, кудрявый такой, сегодня именинник.
-- Помню, помню, - вспомнил Семён, - у него родители тоже учителя в гимназии. Отец учитель немецкого языка. Мы у них во дворе дома, до армии, тюльку разлаживали сушить. У них большой частный дом и огромный двор. Кажется, за Центральным рынком.
-- Верно, на улице Розы Люксембург, смотри, не забыл. Так вот. У него есть бабушка, если помнишь. Она, на своей половине дома, пустила трёх девчонок квартировать из деревни. Они у неё жили, пока учились в училище и так и остались жить сейчас, уже работая в швейной мастерской. Девчонки все там, на дне рождения. А Сашка один, ну, кроме родителей и сестры с мужем. Просит, чтоб мы пришли. Может, пойдём?
-- Чего тут думать, - удивился Александр Ильич, - мне бы ваши годы!
-- Да, ты, золотой мой, был бы уже на «Розочке», - Выйдя на веранду, Зинаида Степановна, игриво постучала кулаком по голове Александра Ильича. – Конечно, идите, тем более Данила приготовил давно подарок. Какую-то удочку дорогую, с катушкой.
-- Спиннинг, - подтвердил Данила – Ну, что идём. Одевай китель. Значками девчонок удивишь.
-- Ну, пойдём, - немного растерявшись, сказал Семён. – Только Данила, я два года с девчонками не разговаривал. Ты мне помогай, не бросай одного.
Улица имени Розы Люксембург, находилась не далеко от улицы Октябрьской. По переулкам, мимо рынка, они через пятнадцать минут были на месте. Дом смотрел парадным фасадом на рынок и находился не далеко от пересечения с Гоголевским переулком, идущим через весь город до пересечения с центральной улицей имени В. И. Ленина. Калитка была незаперта и братья зашли во двор беспрепятственно. Так же они попали в огромную остеклённую веранду, заставленную большим количеством обуви
За дверью, не громко, играла музыка. Слышен был застольный гомон. Наверное, за стол сели недавно, так как было всего десять минут восьмого вечера. Данила громко постучал в дверь и, в помещении, послышалось оживление и шорканье стульев. Дверь распахнулась, и в неё выскочил Сашка, с радостным восторгом.
-- Молодцы что пришли! Сеня, какой ты стал, тебя не узнать!
Следом за Сашей вышел его отец, Рим Михайлович. Коренастый мужчина среднего роста, с широким лицом и кудрявыми волосами, с большой проплешиной. Всегда с улыбкой на лице. Было ему около шестидесяти лет. Ребята знали, что звали его Рим не потому, что он был по национальности итальянец, названный в честь столицы этой страны. Просто его родители так назвали по рекомендации работников паспортного стола, при регистрации. Из перечня новомодных, в то время, имён. Таких как: Мэлс (Маркс, Энгельс, Ленин, Сталин), Ясленик (Я с Лениным и Крупской), Ворс (Ворошиловский
326
стрелок), Вектор (Великий коммунист торжествует). В списке было много ещё других. Родители выбрали имя Рим (Революция и Мир). Рим Михайлович хорошо знал Сеню и Данилу, по их дружбе с сыном ещё до армии. Саша в армии не служил, по состоянию здоровья и в настоящий момент учился в Таганрогском радиотехническом институте, на четвёртом курсе.
-- Хелло! Маинэ либер фроундэ! – воскликнул Рим Михайлович. – Приветствую! Мои дорогие друзья!
-- Гутэн абэнд, - ответил Семён.
-- Смотри, какой молодец, - удивился Рим Михайлович. – Добрый вечер Сеня, добрый вечер. Сразу видно, что ты из Германии. Шпрэхен зи доичь?
-- Шлехьт, Рим Михайлович, очень шлехьт. Если не сказать нихьт.
-- Ну, уже не так уж плохо. Вечер перестаёт быть томным. Зитцэн зи тышь, фроундэ, за стол садимся друзья, шнэль, шнэль!
Обхватив обоих гостей за плечи, Рим Михайлович провёл их в дом. Праздничный стол стоял прямо за дверью поперёк, вдоль прихожей, которая по странному проекту дома, была самой просторной, из большого количества комнат. Сняв с друзей верхние одежды и повесив её на вешалку, находившуюся вдоль стены в этой же комнате, Саша показал на стулья, которые уже приготовил для гостей. Они стояли рядом посредине длинного стола, спинками к входной двери. Слева от Данилы сидел Саша. Справа от Сени сидела Сашина сестра с мужем. В торцах стола, с одной стороны сидел Рим Михайлович, с другой бабушка Саши. На противоположной стороне стола, напротив братьев, сидели три девушки, мама Саши, учительница по биологии, Варя Ивановна и ещё оставалось место для какого-то гостя.
-- Так, камрады. Мы, уже, поздравили Сашу с днём рождения. - Сказал Рим Михайлович, после того как всем наполнили рюмки. – Теперь очередь опоздавших гостей. Кто первый?
-- Разрешите я, - попросил, поднявшись с места, Данила. – Сеня ещё на русском плохо говорит, – все, за столом, засмеялись. - Ему надо пообвыкнуть. Может девушки ему помогут, потом. А я, поздравление всю неделю учил. Дорогой Саша! Алес гутэ цом гэбоцтаг! С Днём рождения тебя! Биттэ, вот тебе спиннинг.
-- Вы меня сегодня поражаете познаниями немецкого языка, - похвалил Рим Михайлович. – Приятно. Извини Данила, продолжай.
-- Спасибо Рим Михайлович, я на это и рассчитывал. Так вот, я продолжаю. Когда-то мы втроём, ты Саша, я и Семён, ещё до нашей службы в армии, ловили в море тюльку. Застелив весь двор газетами, мы разлаживали её вялить на солнце. Потом, сдавали её в пивные павильоны. Это был первый наш бизнес, как говорят на западе. Теперь, с помощью этого спиннинга, ты Саша, сможешь ловить рыбу большего размера. А значит и бизнес твой станет больше и прибыльней.
-- Главное, чтобы рыбы ловил столько, по количеству, сколько мы тогда ловили тюльки, - добавил Семён.
-- Это сколько же будет рыбы? – Спросил, представив количество, Саша.
327
За столом, как по команде, раздался дружный хохот.
-- Это ему тогда вместо моторки, нужен сейнер, чтоб перевозить такое количество рыбы, - вытирая платком слёзы с глаз, от смеха, сказал Рим Михайлович.
Немного переждав, пока все успокоятся, Данила закончил тост.
-- За твою удачу, Саша! Чтоб ты ловил не только много рыбы, с помощью спиннинга, который мы с Сеней тебе дарим, но и удачу по жизни. Во всём! В учёбе, в работе, в любви. Как это, короче, - Алес гутэ цом гэбоцтаг!
После того, как все дружно выпили, закусили и снова, вспомнили и обсудили вяленую тюльку и то, что её стало меньше в море и на рынке, Рим Михайлович обратился к Семёну.
-- Зеер гертер Хгер Сеня, пришла пора вам сказать тост. То, что сказал ваш брат, будто вы пока плохо говорите на русском языке, пусть вас не беспокоит. Можете говорить на немецком. Я переведу.
Сеня поднялся с места и от неожиданного обращения к нему, не сразу нашёлся что сказать.
-- Ну, по поводу немецкого языка, могу сказать, что я из ваших слов понял одно, что я, Хер Сеня.
За столом опять взорвался звонкий смех. Рим Михайлович, опять вытер глаза платком и объяснил.
-- Сеня, Зеер гертер, это – уважаемый. Ну а Хгер, ты должен знать ещё по военным фильмам, которые смотрел в детстве. Хгер официр, это обращение, - Господин офицер. Вот и получается, что я сказал, уважаемый господин Сеня, вам предоставляется слово.
-- Ага, ну, вот теперь понятно. А-то я уже подумал, Бог знает, что.
-- Хитрый ты Сеня. Я тебя понял. Тянешь резину. Молодец. Ну, что готов говорить тост.
-- Да, готов.
Семён взял в руку рюмку и повернулся к Саше. За столом, как показалось Семёну, повисла полная тишина.
-- Саша, что я хочу тебе пожелать? Думаю, то чувство, которое пришлось испытать мне в армии, тебе, пока в жизни, не приходилось испытать. Я имею в виду тоску по дому, скучание по родителям и близким. Так получилось, что в армии, не по твоей вине, тебе не довелось быть. Тем более в таких местах службы, где отпуска давать не принято, без очень великих заслуг, которых лучше не иметь. И увольнительные не практикуются совсем. Уже через полгода, я попросил родителей и сестру, чтоб они сфотографировали наш дом снаружи и сами сфотографировались. Но не на фоне чего-то, а портретно все вместе, втроём, на одной небольшой фотографии. Чтоб я, две эти фотокарточки носил у себя во внутреннем боковом кармане. Вместе с военным билетом. И в любое время, где бы я не находился, в карауле на вышке, или в наряде на кухне, мог достать их и посмотреть. Когда они мне прислали эти фотки, мне и служить стало намного легче. Так вот. Я желаю тебе Саша, чтоб ты никогда не забывал родителей, близких и свой дом. Чтоб разлуки с ними,
328
если будут, были у тебя короткими, и тебе не приходилось подолгу быть от них далеко. Плохо, когда начинаешь ими дорожить и ценить их, уже вдалеке. Пусть, твои близкие и твой дом, очаг, будут всегда с тобой.
Сеня выпил в полной тишине и сел на стул. Он, посмотрел на сидящих за столом, напротив него. У Вари Ивановны блестели слёзы на глазах. Девушки тихо перешёптывались между собой. Только сейчас, он стал пристальней вглядываться в лица девушек.
-- Спасибо тебе Сеня, за такой тост, - расчувствовался подвыпивший Рим Михайлович. – Вот, что значит почувствовать самому разлуку и лишения. На своей шкуре, эльтшудигунг. Извините! Данкэ шён, Сеня. Для нашего Сашки, полезно это услышать не от нас с матерью, а от сверстника. Тем более, такого, кто сам пережил разлуку с родными и близкими. Большое спасибо!
-- Биттэ, Хгер Михалыч!
Попытался вернуть присутствующих в весёлое настроение Данила. Это ему удалось превосходно. Все опять смеялись. За столом продолжилось веселье. Семён, рассматривая девушек, отметил для себя двоих, которые ему понравились. Тёмненькая, глазастенькая, с красивым густым волосом, спадающим на плечи в аккуратной причёске с подвёрнутыми концами волос вовнутрь. Она изредка поглядывала на Семёна из-подо лба огромными тёмными глазами. Сидела она в центре. Как раз напротив него. Вторая, сидевшая слева, была, очевидно, повыше ростом, с голубыми глазами и короткой накрученной причёской русых волос. Третья, справа, была немного остроносенькая блондинка с более пышной накрученной причёской, чем у второй девушки, с волосами, спадающими до плеч. И тоже с голубыми глазами. Когда все встали из-за стола, чтоб танцевать, мужчины, кроме Саши, все отправились на перекур. Саша остался танцевать с девушкой, что повыше, с русыми волосами. Сестра Саши и две остальные девушки, танцевали, образовав круг. Варя Ивановна и бабушка Саши, отправились хлопотать на кухню. Мужчины, вышли на веранду и закурили, предложенные Семёном чёрные немецкие сигары с мундштуком, специально им взятые с собой, чтоб удивить Рима Михайловича и остальных. Открыв дверь на улицу, все столпились у проёма и курили, расхваливая сигары.
-- А как зовут девушек, - неожиданно, даже для себя, спросил Семён. – Мы уже больше получаса сидим за одним столом. А нас никто с ними не познакомил.
-- Вот Сашка! Олух эффинг! – Возмутился Рим Михайлович. – Он что, тебе не сказал? Э-э-эх! Это Данила их знает. А ты-то их видишь в первый раз. Данила, что же вы?
-- Да, это мы упустили. А ты что, Сеня, уже на кого-то глаз положил?
-- Да нет, пока…
-- Ну, тут выбор то не большой. Люба, та с кем Саша танцует, давно нравится ему. Так что… Та вон, что брюнетка, Полина. Тоже, Сашка говорил, что начала встречаться с каким-то местным таксистом. А до этого, Люба по секрету говорила Саше, что у Полины, уже есть в деревне, откуда они с Зоей
329
приехали, ухажёр. Зоя, это та, что светленькая. Вот она, по-моему, свободна. Так что можешь дерзать.
-- Спасибо, за информацию. Ну, тогда, я пошёл, - Сказал Семён, затушив в пепельнице сигару.
-- Куда? – Как по команде спросили все курильщики.
-- Дерзать! Да кстати… Рим Михайлович, а кого вы, кроме Сашки назвали олухом? Какого-то эффинга? Меня, что ли?
-- Да нет, Сеня. Эффинг, это немецкий сленг. Или блин, на русском. Я сказал, что Саша, олух блин.
-- Да. Похоже, что и я, тоже, олух эффинг. Чего же я тут с вами стою, пока таксиста нет.
-- Во, даёт! – Удивился зять. - Зачем такие сложности? Есть же свободная.
-- На то он и гвардеец, - объяснил Рим Михайлович, - значок видел! Оправдывает полностью.
В тот момент, когда Семён, сняв китель и повесив его на спинку стула, подошёл к Полине, из магнитофона зазвучала песня «Souvenirs/подарки» в исполнении Демиса Руссоса. Полина была ростом чуть ниже уровня глаз Семёна. Стройная, не худая девушка, с красивыми формами и небольшой грудью. Про таких, говорят «кровь с молоком». Чистое белое лицо с ярко алыми щеками. Первое касание и, пусть символичное, обнимание после двух лет службы и отсутствия какого-либо общения с девушками, привело Семёна в удивительный восторг. Томная музыка, тягучий голос Руссоса и легко подвижное тёплое тело девушки с опущенными глазами и тонким нежным цветочным запахом волос, погрузили его в неописуемое восхищение. Семёну казалось, что это ни они с Полиной медленно кружатся в танце, а наоборот. Всё вокруг них плывёт в расплывчатой мгле. Он смотрел в лицо Полине не отрываясь. А она, изредка, поднимала глаза на него и увидев, как он смотрит, быстро опускала их обратно. Танцевали они молча. Когда закончилась песня, следом зазвучала следующая, «Feelings/чувства» в исполнении Морриса Альберта. Семён попросил Полину остаться танцевать и следующий танец. Она согласилась, и они продолжили. Для большего придания эффекта романтики, кто-то потушил верхний свет в помещении, оставив одну тусклую лампу-бра, горевшей на стене, которая освещала сама себя еле-еле. Семён, не вполне контролируя свои поступки, прильнул к Полине и прижал её тело к себе, продолжая медленно передвигаться среди ещё трёх пар танцующих. Он ощутил через рубашку, каждую точку тела девушки. Ещё немного, и он, наверное, прильнул бы своими губами к её губам.
-- Так нельзя. Отпустите, меня, - сказала шёпотом Полина. – Так не танцуют.
На Семёна это произвело эффект душа. Он мгновенно расслабил тиски рук и, извинившись, продолжил танец. Танцевали опять молча. Семён понял, что Полина, не из тех, девушек щебетух, которых он не любил. Она лишнего не скажет. После окончания медленного танца, внезапно, загорелся свет на люстре. Возле выключателя стоял Рим Михайлович.
330
-- Маинэ фроундэ! – Прошу всех за стол. Варя Ивановна и баба Даша, извините, Дарья Леонидовна, - приготовили нам фирменного гуся. Смею заверить вас. Такого вы ещё не ели. Так что, прошу всех рассаживаться по местам. Будем кушать гуся и шнапс тринкэн.
После того, как все сели по местам, Рим Михайлович опять обратился к Семёну с вопросом.
-- Ну, Семён, ты как? Практиковал это в Германии?
-- Гуся, нихьт эссэн, не приходилось. А шнапс тринкэн, было дело.
-- Как? Вам в армии давали водку пить? – удивился Рим Михайлович.
-- Нет, конечно. Сами доставали. В самоволку ходили…
-- Вот как! В Германии ходили в самоволку? Это интересно. Друзья, давайте ещё выпьем за здоровье новорождённого, моего сына Саши, а потом попросим, пока мы будем уплетать гуся, пусть нам Сеня, расскажет, как он ходил в самоволку в Германии. Уверен, это будет интересно.
-- А мне не интересно. Пока я буду рассказывать, вы съедите всего гуся. А как же я?
-- Мы тебе выделим правую ножку от гуся, - предложил Рим Михайлович. – Гуска, на ней всегда стояла, поджав левую лапу, я видел. Потому, она больше. Вот, возьми сразу её и положи себе в тарелку.
Он отломил правое бедро у гуся и передал её Семёну. Все рассмеялись. Семён заметил, что Полина, украдкой, чаще остальных девчонок смотрит на него. Ему захотелось рассказать такую историю, чтоб поразить Полину. Тем более, что такая история с ним была в действительности.
-- Ладно. Я согласен. Правую, так правую.
-- Эй-эй, а рассказ? – спохватился Рим Михайлович.
-- Так сначала же, тринкэн? Рим Михайлович.
-- Вот гвардеец, молодец. Своего не упустит.
Все выпили и Семён, откусив и прожевав кусочек гуся, встал со стула, чтоб начать рассказ. Ему предложили сесть, но он, для удобства и убедительности рассказа, отказался.
-- Было это в конце нынешнего лета. Наш полк участвовал в ученьях на полигоне Виттштокк. Этот полигон, окружают вокруг леса. Техническая батарея, в отличие от других стартовых батарей, размещалась в одной огромной палатке, запасного комплекта, предназначенного для проведения технологического обслуживания ракет. Весь наш личный состав батареи, участвовавший в ученьях, ночью спал на сплошных нарах, сколоченных в одной этой большой палатке. Кроме офицеров и прапорщика, которые разместились в двух офицерских небольших палатках, по несколько человек.
Перед самыми ученьями, нам выдали солдатское жалование. У рядовых, это жалование составляло пятнадцать марок. У сержантов тридцать и больше. И вот решили мы, дембеля, отметить последние полевые учения. Это была уже традиция. У нас, в технической батарее, дедовщины, как таковой не было. Ну, не без того там, если уборка какая, или хозяйственные работы. Там конечно, в основном первогодки работали. И никто не возмущался. Через год, они тоже
331
становились такими же, как мы, все это понимали и принимали. Но деньги никто не отбирал у молодых. Поэтому, на проводы полевой жизни, выделял каждый, сколько не жалко, понимая, что и им, когда-то, предстоит это делать тоже. Естественно, старослужащие и сержанты давали больше, а молодые по пять марок. На ученьях, в нашей батарее, участвовало человек сорок. А дембелей и стариков было человек двадцать. В-общим сумму денег собрали хорошую, марок триста. Идти в деревню, находившуюся в лесу, километрах в семи от полигона, можно было только тем, кого не должны были хватиться сразу, при внезапной тревоге. Участники первого боевого расчёта, должны быть на месте. Я, к тому времени, уже подготовил себе замену, оператора проверки ракет КИПС (Контрольно-испытательная передвижная станция), и приехал на ученье во втором, запасном расчёте. Таким же запасным был водитель второго компрессора, тоже дембель нашего, второго взвода, чеченец по национальности, Эмин Тураев. Его имя, с чеченского, переводится как Верный. Я с ним дружил. Он полностью оправдывал своё имя. Нам вдвоём и выпало идти за шнапсом. Вышли мы после обеда, когда все тренировочные занятия по отработке нормативов были закончены и личный состав занимался тех-изучением ракет, до вечернего построения. У нас, в распоряжении было около шести часов времени. Учитывая, что мы на зимних квартирах, постоянно, еженедельно, отрабатывали шестикилометровые марш-броски, да ещё с полной выкладкой, за это время, можно было сбегать в ту деревню, туда и обратно, три раза. Год назад, до этого, мне приходилось быть на «Чёртовом озере», как его называли солдаты. Оно находилось на полпути до деревни. Мы туда ездили по лесной дороге на ГАЗ-69 за водой, для полевой кухни. Сейчас той дорогой никто не пользовался, и она заросла. Воду возили с другого места. От озера, нам рассказал знакомый сержант стартовой батареи, надо идти вправо на север, километра два, два с половиной. Там тропинка должна быть. В деревне есть гастштэт. Гастштэт, - это ресторан, или проще говоря, кабачок, магазин, казино и жильё хозяина. Всё в этом заведении вместе. В каждой немецкой деревушке он есть. Так что, точно, будет открыт, можно спокойно идти и не переживать. Захватив вещь-мешок и собранные марки, мы с Эмином отправились в самоволку.
-- Вот, сорвиголовы! – Воскликнул Рим Михайлович. – И не побоялись, что заблудитесь в лесу?
-- Как говорят: «охота, пуще неволи», – сказал Данила, под общий смех.
Семён посмотрел на Полину. Она, впрочем, как и остальные девушки, смотрела на него во все глаза.
-- Ну, да… - продолжил Семён. – В-общим жажда наживы и ответственность перед товарищами, за порученное задание, гнали нас вперёд. «Чёрного озера» мы достигли быстро, не более чем за полчаса. Дорога была туда не сильно заросшей. Очевидно, тайно, по ней не часто, но ездили и ходили купаться на озеро участники учений. Поэтому мы передвигались, почти бегом, рядом с дорогой по лесу. Чтоб не нарваться на кого-либо, или патруль. От озера, приняв вправо, мы стали искать тропинку и шли намного медленней.
332
Тропинки всё не было. Мы даже стали оставлять метки, ломая ветки на деревьях и кустах, чтоб не заблудиться окончательно.
Но нам повезло. Где-то, минут через сорок, мы набрели на тропинку, довольно широкую, и пошли по ней. Через десять минут, мы вышли на просёлочную дрогу, ведущую в деревню, которая состояла из одной улицы. В деревне было дворов двадцать, двадцать пять. Её вплотную, со всех сторон окружал хвойный лес. Как только мы появились на краю деревни, нас окружили, не понятно, откуда взявшиеся ребятишки разного возраста, не старше десяти лет. Те, что поменьше, бегали вокруг нас, подпрыгивая, и показывали на наши петлицы пальцами, выкрикивая: «Панцер! Панцер!». Это означает танкист, на немецком языке. Мы, хоть и были ракетчиками, но для конспирации, носили на петлицах вместо скрещенных пушек, значки танков. Поздоровавшись с каждым за руку, отчего ребятня пришла в полный восторг, мы спросили. Биттэ, гастштэт? Нас обоих мгновенно они схватили за обе руки и потащили в центр улицы. Мы быстро, под визг и немецкое лепетание, оказались перед верандой с высокими ступеньками входа в гастштэт. Посоветовавшись между собой с Эмином, выдали старшему на вид мальчику пять марок. Если учесть, что жевательная резинка стоит в среднем двадцать пфенигов, в Германии. То для десятка деревенских подростков, пять марок это целое состояние. Под общий восторг, ребята мгновенно удалились, по тропинке между гастштэтом и домами в лес. Мы остались стоять вдвоём, перед деревянными ступеньками с перилами. На крыше веранды, над входом в большой, двухэтажный деревянный дом с резными ограждениями на маленьких балконах, была установлена большая вывеска, выцветшая от солнца и сырости, «Шварцвёльдэр».
-- «Чёрный лес», - перевёл на русский язык Рим Михайлович.
-- Да, точно. Так и сказал хозяин гастштэта, когда мы познакомились. Он немного говорил по-русски. Сначала, когда мы вошли внутрь помещения, там была немая сцена из «Ревизора». В большом зале, прямо за дверью, стояло пять столов, ассиметрично расставленных по всему помещению. На противоположной стене от входа, установлена длинная стойка бара. На ней, от левой боковой стены до центра стойки, были выставлены разные вазы с фруктами, конфетами, пирожными и печеньями. В центре стойки был небольшой просвет, для обслуживания клиентов. Дальше, до небольшого прохода возле правой стены, впереди блюд с разными орехами и закусками, стояла в два ряда, разная посуда для всевозможных напитков. От маленьких рюмочек прямых и пузатых, на пятьдесят граммов, до больших, высоких дутых фужеров на два литра. Отдельно стояли разносы с двумя видами бокалов под пиво. Большие и маленькие. На задней стене, за спиной хозяина, до самого потолка, были выставлены на многочисленных полках всевозможные напитки. От виски и коньяка с водкой, до бутылочного пива, «Оранжа» и «Пепси-колы». На стенах помещения, висели картины с лесными пейзажами и чучела птиц и голов лесных зверей. За двумя столами сидело по два стареньких немца-бюргера, как их там называли. Двое играли в карты, а
333
двое просто отдыхали. У каждого стояли надпитые бокалы пива. У двоих, также немного отпитые, и без того маленькие рюмочки на ножках, с водкой. В углу установлен небольшой музыкальный автомат с пластинками, игравшими после того, как в него опустишь монету. В момент, когда мы зашли, звучали звуки тихой музыки с пеньем птиц. В помещение было приятно прохладно. Все пятеро немцев, включая хозяина, бросили свои прежние занятия и пристально стали наблюдать за нами. Мы, осмотревшись, медленно подошли к стойке, разглядывая витрину и бар. Хорошие были наверно у нас лица. Я до этого, такое видел только по телевизору, да и Эмин, тем более. Мы переглянулись.
-- Ну что, надо попробовать такого, которое будем брать с собой, - предложил я, - ты согласен?
-- Давай. Вон ту жёлтую водку, в квадратных бутылках с крестами.
Я показал на понравившиеся мне тонкостенные узкие стаканчики, как я думал граммов на сто, и на бутылку с оранжевой водкой. Хозяин мгновенно откупорил бутылку и разлил в стаканы, по самые края напиток. Когда я увидел, сколько осталось в бутылке, я понял, что ошибся ровно в два раза. В бутылке оставалось всего граммов сто, сто пятьдесят. Посмотрев на Эмина, я
увидел, как он округлил глаза, но широко улыбался. Я взял с вазочки небольшую пачку печенья, распечатал её и положил на стойку, перед нами. Делать было нечего. Нельзя было ударить в грязь лицом перед фрицами. Мы
стукнули стаканы и залпом опрокинули до дна. Бюргеры за спиной удивлённо хмыкнули. Напиток был очень вкусным, хоть и крепким, и сильно распространял запах апельсина. Мы забрали недопитую бутылку. Взяли печенье и пакет с арахисом, заказали два больших бокала пива и пошли за свободный столик. Пока мы оценили, обсудили и решили брать с собой именно такую водку, так как действие её мы уже начали чувствовать на себе через пару минут, хозяин принёс два бокала пива. Мы стали пить пиво, лущить арахис и грызть добытые из него зёрна. Кстати, наш старшина, прапорщик Веткин, говорил, что немцы, те бокалы, с которых пили пиво с рыбой наши солдаты или соотечественники, не моют. Их сразу выбрасывают в мусор. Они считают не культурно, пить пиво с вяленой рыбой. Запах на бокалах, будто не отмывается совсем. Поэтому, наверное, мы и не видели в гастштэте вяленой рыбы.
-- Вот бюргеры, - возмутился Данила, - что с них возьмёшь.
-- Допив пиво, мы подошли к стойке бармена. Эмин открыл вещь-мешок, и приготовился грузить туда водку и закуску. Я достал деньги, чтоб за всё рассчитаться. Гебэн зи мир биттэ, вон той, зи:бэн фляшэ, сказал я и стал пересчитывать вслух пальцы на руке. Чтоб не ошибиться в количестве бутылок. Хозяин, на русском языке, с большим акцентам, сказал, что он понимает по-русски. Он понял, что нам надо семь бутылок водки и одобряет наш выбор. Эта водка называется «Семьсот лет Германии» и стоит 34 марки. Но нам он отдаст по 30 марок за бутылку, потому что мы берём много. Семь полных и одна выпитая. Таким образом, мы погрузили в вещь-мешок водку и
334
кучу упаковок арахиса, печенья и конфет, потратив всё, до последней марки. Хозяин был с нами приветлив и разговорчив. Он рассказал, как называется эта деревня, где мы были. «Стэинпилз», по-нашему, – «Белый гриб». И как переводится название его гастштэта. О том, что сегодня мы ему принесли выручку, как за неделю торговли. Он нам на дорожку выставил ещё, по маленькой кружке пива, за счёт заведения. Только, мы отпили по глотку, как вдруг услышали звук работающего двигателя подъехавшей машины. За время службы, мы научились чётко, отличать немецкую технику, от нашей. По звуку мотора. Немецкие либо трещат, как мотоциклы, либо барабанят дизелем, но опять же, не так как наши. А это, подъехал ГАЗ-69. Мы его знали безошибочно. В нашей батарее его используют в технологическом процессе проверки ракет перед пуском. Он тележки с ракетами таскает. На таких же, ездит часто патруль. Хотя последнее время, некоторые наряды пересели на новые УАЗики-469. Мы, мгновенно поставили кружки и быстро подошли к входной двери. За дверью, спустя минуту стало тихо. Значит сейчас, поднимутся суда, решили мы.
-- Будем уходить, - сказал Эмин. – Нас тут никто не ожидает. Это или офицеры, за шнапсом приехали, или патруль. Пока они сообразят, мы уйдём, по той тропинке, что местные пацаны ушли в лес. Главное неожиданно.
-- Согласен, - сказал я. - Но как до неё добраться? Чтоб не попасть в руки патруля, надо прямо с веранды прыгать на тропинку, что идёт возле дома в лес, а не по лестнице, спускаться вниз.
-- Мелих, одевай рюкзак и жди, – предложил Эмин. - Как только с той стороны подойдут к двери, я резко распахну её и сшибу того, кто за дверью. Ты выскакивай и беги на край веранды, перемахни через ограждение и уходи в лес. Я, если там будет кто ещё, вырублю его и пойду за тобой следом. Если будет погоня, я их уведу. А ты постарайся где-то затаиться с рюкзаком. Встретимся возле «Чёрного озера». Я три раза свистну.
-- Всё Эмин, я понял.
Мы застыли около двери. Пока мы оговаривали план побега, немцы между собой тихо тоже переговаривались. Очевидно, хозяин пытался всем присутствующим переводить наш разговор. Но к дверям никто не подходил.
-- Наверное, ждут в машине, пока мы выйдем, - предположил я, - может местная пацанва сдала.
-- Это хорошо, что в машине. Тогда, пошли не ожидая их, - сказал Эмин, - но тоже через ограждение.
Он резко распахнул дверь и мы, выскочив наружу, рванули к боковому ограждению веранды. Только добежав до ограждения, мы заметили, что никакой машины, возле гастштэта не было. Осмотрелись вокруг и по всей улице, машины нигде не было. Через два дома, напротив, во дворе, старый немец разгружал с какого-то транспортного средства, высушенное сено. Наверное, перевёз копну с дальнего покоса. Присмотревшись, стало ясно, что это, старый ГАЗ-69, давно списанный и приобретённый им, в какой не будь, воинской части.
335
За столом, все слушавшие Сенин рассказ, выдохнули, и прозвучал гул разочарования и тихого смеха.
-- В этот момент, не знаю, как Эмин, а я испытал двойное чувство, как и вы сейчас. Во-первых, громадное облегчение, что нет патруля. А во-вторых, разочарования и стыда, что мы так перед фрицами испугались. Эмин предложил теперь уходить по лестнице. И когда я сказал ему, что у меня пересохло во рту, и предложил вернуться допить пиво и нормально попрощаться с хозяином, он сначала отказался. Но я, настоял на своём. Немцы, наверное, знали, что это был за ГАЗ-ик. Надо было вернуться, чтоб они не подумали, что мы постеснялись это сделать. Когда мы зашли обратно
в гастштэт, нас там встретили как героев. Все немцы вскочили со стульев, аплодировали и каждый хотел пожать руку и угостить нас за свой счёт. Должен признаться, что мы не отказывались. И ушли оттуда, ещё через полчаса. Как мы дошли обратно, я помню смутно. Эмин благодарил меня, что я с третьей попытки нашёл «Чёрное озеро». Но потом, ему пришлось тащить на себе рюкзак и меня. Мы успели вовремя, к самой вечерней поверке. Нас спрятали внутрь строя и поддерживали, чтоб мы не шатались. А утром, на построении, прапорщик Веткин кричал, мол, где мы умудрились набрать столько апельсин, что от нас всех пахнет. А на второй день, так как мы не всё выпили в первую ночь, возмущался, когда мы их уже сожрём, и почему не у кого не хватило ума угостить, хоть одним апельсином, своего старшину. Вот так, я сходил в самоволку.
-- Да Сеня. Тебе, надо книжки писать, - сказал Рим Михайлович. – Так увлёк рассказом, про свою самоволку, что мы все забыли, чего здесь сегодня собрались. Данила, - а-ну, наливай, напомним.
За столом, после очередного поздравления именинника, опять наступил обычный застольный процесс. Семён посматривал на Полину, и они встретились взглядом. Наконец Люба, предложила закончить объедаловку и вернуться к танцам. Она быстро встала из-за стола и, включив магнитофон, вытянула из-за стола Сашу. Все, поблагодарив Варю Ивановну и Дарью Леонидовну за удивительно вкусного гуся, поднялись и пошли по своим интересам. Муж сестры Саши и Рим Михайлович, отправились на перекур, а девушки образовали круг и танцевали. К ним, кроме Саши, присоединились Семён и Данила. Саше нравилась музыка в исполнении оркестра Поля Мариа, поэтому на магнитофонной плёнке был записан его концерт. Весь вечер звучала эта музыка и Семён, тоже полюбил её потом на всю жизнь. После быстрой композиции «Така-така-та» зазвучала медленная мелодия «Мельницы моего сердца». Семён быстро подошёл к Полине и пригласил её. Рим Михайлович, вернувшись с перекура, погасил снова верхний свет, и отправился, вслед за своей женой и бабушкой Саши, в другую комнату. В затемнённой комнате звучали «Падает снег», «Доброе утро», «Игрушка», «Гирл», «Крёстный отец» и другие аранжировки. Составы пар больше не менялись. Данила танцевал с Зоей, Саша с Любой, Сеня с Полиной и супружеская пара. Постепенно Сеня привык и освоился в общении с Полиной.
336
Они, тихо шёпотом, стали разговаривать. Сеня старался больше узнать о ней. Откуда она приехала, что закончила, где работает, чем увлекается и осторожно поинтересовался, есть ли у неё парень. Про себя, на такие же ответные вопросы от Полины, ему было отвечать легко. Полина сказала, что парень у неё сейчас есть, но они с ним встречались мало. Познакомились они недавно. Он тоже приехал из села и работает сейчас на такси. Работы много у него и у неё. Поэтому, встречаются редко. Он, провёл её домой всего несколько раз. Вот и сегодня, обещал прийти, и нет его. Наверное, опять работать заставили, как молодого. Её честность ответов и простота в общении, окончательно покорили Семёна. Он решил действовать.
-- Полина, я предлагаю тебе не мучать парня. Всё равно вы с ним встречаться не будете.
-- Почему, искренне удивилась Полина.
-- Потому, что ты будешь встречаться теперь со мной.
-- Вы Сеня, сильно самонадеянны. Я вас совсем не знаю. А вы хотите, чтоб я из-за вас уже отказала Коле.
-- Нет, Полина, я не самонадеянный. Я целеустремлённый. Если чего решил, стараюсь это исполнить и планов своих не меняю. Мне предлагали в Германии остаться прапорщиком в гарнизонный дом офицеров. Там заниматься солдатской самодеятельностью. У меня это там получалось. Я отказался, так как мне надо закончить ещё два курса машиностроительного техникума. Сослуживцы предлагали адреса девушек для переписки. Я отказался, так как решил, что приду из армии и женюсь на первой понравившейся мне деревенской простой девушке, которую встречу после армии. Так получилось, что я встретил тебя, Поля.
-- Вы Сеня что, - мило улыбаясь, спросила Полина, - делаете уже мне предложение?
-- Нет. Если я это сейчас сделаю, ты мне, не поверишь. И это лишний раз доказывает, что вы хорошая девушка. Просто я предлагаю тебе расстаться с Колей. Тем более, что вы ещё мало встречаетесь. Мало ли, скажи, что уезжаешь жить в другой город.
-- Сеня, странный вы человек. Вот и обращаетесь ко мне, то вы, то ты. И просите меня в первый вечер…
-- Поля, извини меня, просто я очень волнуюсь. Правильно, давай перейдём на-ты. Чтоб я не путался. Можно?
-- Можно.
Полина улыбнулась. В этот момент закончилась музыка. Она дала понять, что хочет отдохнуть. Тем более, что подруги уже опять сидели за столом, а их партнёры отправились на перекур. Сеня, придержал осторожно её за локоть и спросил.
-- Поль, но я могу надеяться, встретиться с тобой ещё? Я завтра уезжаю к родителям и приеду через три дня.
-- Два года не был дома и поедешь к родителям, всего на три дня?
-- Дело в том, что в техникуме занятия идут уже давно. Вот, я хочу, на эти
337
выходные, смотаться домой и быстро вернуться. Надо восстанавливаться быстрей, чтоб год не пропал. Ну и конечно, скорее, к тебе вернуться. Чтоб ты замуж не вышла, за этого Колю.
-- Не бойся не выйду.
-- Ой, как хорошо! – воскликнул Семён, что девчонки услышали, хоть и музыка продолжала играть. – Значит, ты Колю, отошьёшь?
-- Не в этом дело. Мне ещё нет семнадцати. Не распишут.
-- Ну тогда у меня ещё есть время, - рассмеялся Семён, - Так я могу надеяться на встречу, после того как приеду?
-- Можешь, - тихо сказала Полина и пошла к подругам.
Семён в великолепном настроении направился на другой конец стола, где мужики стоя наливали рюмки, перед тем как пойти опять на перекур. На этот раз Семён присоединился к ним тоже. Когда они вышли на улицу, то увидели, что у калитки стоит какой-то парень. Саша, заметив его, окликнул.
-- Коля, ты, что ли?
-- Да Саша, это я. Позови, пожалуйста, Полю.
-- Иди сюда, у меня день рождения. Сто грамм выпьешь за моё здоровье.
-- Поздравляю. Но я не могу. Я на работе, за рулём, извини. Позови Полю.
Пока Саша пошёл за Полиной, Семён направился к калитке. Коля был худощавый не высокий парень, на вид старше двадцати лет. Сеня, осмотрев всего его, понял, что физически он ему не соперник, да и на вид какой-то угловатый. Может Семёну ударил хмель, от выпитого за последние сутки. Может, взыграло соперничество и возникло опасение, что вот этот хлюпик, может разрушить все его мечты, за последний год, и появившиеся теперь надежды. В-общим Семён Колю сразу возненавидел.
-- Послушай Коля, - сказал он тихо, подойдя ближе, чтоб никто не слышал, - ехал бы ты отсюда. Как говорят, по добру, по здорову.
-- А что такое? – спросил, насторожившись, Коля.
В этот момент, из веранды вышла Полина. Пока она шла к калитке, Семён со словами: «Я тебя предупредил» пошёл назад к веранде. Обернувшись, возле входа, он увидел, как Полина, что-то говорит Коле и легко подталкивает его в калитку. Как только он покинул двор, она закрыла за ним калитку. Пройдя мимо Семёна, она не взглянула на него и быстро ушла в дом. Некоторое время все мужики стояли молча и курили.
-- Ну что, Сеня, - сказал Данила, - похоже, Полина тоже свободна.
В этот момент открылась калитка, и в проёме опять появился Коля.
-- Саша, позови, пожалуйста, еще раз Полину, на пару слов.
-- Да нет, Даня. Как видишь, - закипая, сказал Семён, - ещё, не свободна. Но сейчас будет свободна.
Он быстро направился к калитке.
-- Ну, ты, Коля. За тобой калитку девушка закрыла. Ты что, не понимаешь, что тебе тут не рады.
-- А кому рады, тебе?
-- Вот видишь, сам догадался. Я-же тебя, второй раз уже прошу. Коля, иди
338
ты, подобру-поздорову. Третьего раза не будет.
-- И что? - набычившись, спросил Коля.
-- В-общим так. Здесь нельзя. Мы в гостях и не будем портить праздник. Пошли за ворота. Я там тебе расскажу, что?
-- Пошли, - выкрикнул Коля.
Семён закрыл за собой калитку, к которой уже направлялись Данила, Саша и Рим Михайлович. Сеня понял, что надо торопиться, а то им не дадут разобраться. Он подошёл вплотную к Коле. Тот попытался первым, наотмашь, по-деревенски ударить Семёна. Но у него, от быстрого сближения, удалось только махнуть ему по плечу. Семён, схватил руками Колю, за борта куртки, поднял его перед собой и, со всей силы, ударил спиной и головой о забор. Потом резко отпустил куртку. Тот сполз на землю и лежал без движения. Когда все выскочили за калитку, они увидели, что Семён, нагнувшись, потихоньку трепал Колю, за подбородок, и пытался привести его в чувства.
-- Что тут произошло! - Закричал Рим Михайлович. - Семён, отвечай!
-- Что-что? Он просто сильно испугался.
-- Испугался? Слышал я, как он испугался. Чуть забор не завалился, - продолжал негодовать Рим Михайлович. - Он живой?
В этот момент Коля стал шевелиться и тереть рукой затылок головы.
-- Ну вот. Я же говорил, живой. Только немного, перепуганный.
-- Иди в дом! Перепуганный. Саша, уведи его и принеси воду и тряпку. Нашатырный спирт захвати в аптечке.
Саша, взяв Семёна под-руку, повёл его в дом. За спиной слышно было, как Рим Михайлович, хлопотал над Колей.
-- Всё, всё нормально. Сейчас мы тебя приведём в порядок. Ну, куда же ты лезешь на гвардейца. Он только из Германии вернулся. Мозги, у него, повёрнуты. А ты, так не осторожно.
-- Да Сенька, никогда, по-человечески, на кулаках, не умел драться, - сказал Данила. – Вечно, или бьёт обо что не-будь, или бьёт тем, что под руки попадётся. Хорошо, что тут не было табуретки или бревна. А то капец тебе был-бы, браток.
-- Успокоил! Данила! – возмутился Рим Михайлович. - Иди-ка, ты… Следом, за братом. Да Сашку поторопи. Где он там, провалился.
Из калитки, с чашкой воды и пузырьком нашатырного спирта, с полотенцем через плечо, появился Саша.
Через четыре дня, в среду вечером, Семён появился у Карташовых. Он, приехал от родителей во вторник. Мать, в понедельник его не отпустила из дому. Но во вторник отец уговорил мать, чтобы сына отпустить. Сегодня сутра, он восстановился в техникуме на учёбу. Получил направление на то, чтоб посилиться в общежитие при техникуме. Если до армии можно было квартировать у тётки, то теперь, вернулся домой Данила, и у него тоже могла появиться своя семья. Хоть Зинаида Степановна сильно возражала, Семён всё-таки решил жить, после армии, в общежитие. Полина ещё не пришла с работы, так как она работала во вторую смену. С микрорайона Северный, они
339
месте с Зоей, приезжали всегда поздно. В районе десяти часов вечера. Саша рассказал последние новости. Оказывается, по словам Полины, у Коли было лёгкое сотрясение мозга. Но он претензий к Семёну не имеет. Сам, мол, виноват. Чего вернулся, да ещё драку затеял. От этого поступка Коли, Семён его зауважал, и он пообещал при личной встрече, если она, когда произойдёт случайно, извиниться. Зато сам Семён, очень огорчил своим поступком Рима Михайловича, в том, что он проявил не сдержанность и не обязательную, по его мнению, жестокость к не контролирующему себя от горя, деревенскому парню. И хотя Семён извинился за случившееся, ещё в тот вечер, перед Римом Михайловичем, тот встретил его сегодня холодно и не приветливо. На вопрос Семёна, встречаются ли Коля ещё с Полиной, Саша сказал, что, по его мнению, нет. Так как он его больше здесь не видел. Узнав, на какую остановку приезжает Полина, Семён ушёл бродить по городу, чтоб не мешать семейству Карташовых своим присутствием. Семён ещё два часа, бесцельно ходил по улицам и переулкам города. Заходил в небольшие магазинчики или кафетерии, чтобы немного согреться от промозглой сырой погоды, и выпить кофе. Этого он не делал давно, а вернее, не делал в одиночестве никогда. От этого, ему было на душе немного странно, тепло и поднимало настроение. Происходило какое-то новое событие в его жизни, испытывались новые ощущения. По дороге, к указанной Сашей остановке маршрутных автобусов, он пытался обдумать предстоящий разговор. Как его повести изначально, когда их будет трое. А может и больше. А главное, когда они с Полиной останутся вдвоём. И захочет ли она, после того что произошло, оставаться с ним вдвоём. Встретив девушек с автобуса на остановке, которая находилась около перекрёстка центральной улицы имени В.И. Ленина и Гоголевского переулка, они втроём пошли к ним, на улицу имени Розы Люксембург, по переулку вверх. У Полины и Зои было хорошее настроение. Они, поздоровавшись с Семёном, весело продолжали свой диалог, начатый ещё в автобусе. Говорили о какой-то девушке, их сотруднице, что пошила себе свадебное платье из своей материи бесплатно в их ателье, а директриса заставила его выставить на витрину, на несколько дней, чтобы привлечь клиентов, так ей оно очень понравилось. Это будет амортизация за бесплатный пошив. До свадьбы ещё две недели и все глазеют на него. Это было неправильно, по мнению Зои и Полины. Платье невесты, до свадьбы, не должен видеть никто. Семён изредка, вставлял слово в их диалог, когда это было возможно. Это, давало ему возможность, не брать на себя обязанности развлекать девушек своими разговорами. Они справлялись с этим вполне самостоятельно. Так, за обсуждением производственных перипетий ателье индивидуального пошива, они пришли к дому Карташовых, где девушки квартировали. Зоя, быстро простившись с Семёном, попросила Полину не задерживаться, так как у них сегодня есть ещё какая-то работа, которую нужно непременно сделать сегодня. Полина пообещала, что через минуту будет. Семён догадался, что они с Зоей договорились, как Полине быстро избавиться от него.
-- Что ж так скоро, Поля. Я думал, мы прогуляемся, немного.
340
-- Мне сегодня некогда. Ты ведь обещал прийти вчера?
-- Я вчера не мог, мать не отпустила…
-- Ну, вот видишь, - перебила его Полина, - а сегодня я не могу.
-- А завтра, сможешь? – Спросил Семён, достав три небольшие малиновые живые астры из внутреннего кармана болоньевой куртки. – Возьми Поля, это тебе.
-- Спасибо, - взяв астры, сказала Полина. - Что ж ты их так помял?
-- Постеснялся, при Зое. И не знал, возьмёшь ли. Ты на меня обиду не таишь? Извини меня. Я тогда, погорячился.
-- Да уж. Ты всегда такой?
-- Не знаю. Просто тогда, мне показалось, он обнаглел.
-- А ты? – спросила, глядя широко открытыми глазами, в упор Полина.
-- И я, немного, - смутился Семён от такого вопроса, а главное взгляда.
-- Ладно, мне пора. Зоя ждёт. Я пойду, - приоткрыла калитку Полина.
-- Полина, а когда я тебя теперь увижу? - всполошился Семён.
-- Можешь завтра увидеть. Также как сегодня. Только цветы не нужно. Завянут, жалко. Мы с Зоей, в пятницу отпросились, уезжаем домой, в деревню. Приеду в понедельник и сразу на работу. Ну, всё, я пошла?
Она повернулась и вошла во двор.
-- Поля! – вдруг спохватился Семён, - ещё последний вопрос.
-- Что? - полузакрыв калитку, спросила она.
-- С Колей, у тебя всё?
Полина захлопнула калитку и пошла от ворот.
-- Я же твои цветы взяла. Догадайся, – послышался её голос со двора.
Семён, выдохнул и, развернувшись на каблуках, как на плацу, замаршировал вдоль по улице. Он шёл в такой эйфории, будто одержал крупную победу в соревнованиях. Начались их частые встречи, гуляния по городу, походы в кино. Незаметно наступила зима. Кроме последнего ряда в кинотеатре на давно надоевшем всем фильме с малой посещаемостью, им негде было разместиться в тепле, чтоб нацеловаться. У Карташовых, всегда была дома бабушка Саши, тщательно следившая за несовершеннолетними квартиросъёмщицами. В общежитие посторонних пускали только до десяти, когда Полина приезжала с работы. Молодые кадры ателье, работали всегда во вторую смену, так как у пожилых было плохое зрение, для работы под электрическим светом, и они боялись вечером, на посёлке Северный, добираться домой. Да и в общежитие Полина отказывалась идти, стеснялась. Знакомых и друзей с квартирами, у них не было. Поэтому, им оставалось, только, сколько смогут в сильный мороз бродить по улицам и, немного по обниматься возле калитки, часиков до половины двенадцатого. Намёрзшись они расставались. Семёну, потом, предстояло топать пешком до общаги. А это был не ближний свет и в приморском городке, это было не всегда безопасно. Особенно, если ты одет хорошо. Сеня был одет в модную москвичку из искусственного меха, пошитого ворсой наружу. На голове он носил шапку из нутрии, пошитую так искусно, что ничем, почти, не отличалась от пыжика.
341
Семён был, после армии, в хорошей форме и ничего не боялся. В общежитии он жил в комнате с такими же, как и он, ещё тремя, недавно демобилизовавшимися студентами. Все тоже, встречались уже с девушками, но у них они были совершеннолетними. Все учились в техникуме, причём в одной группе. У двоих, они были местные. Если что, можно было остаться там, у них переночевать. Хотя родители, конечно, клали их спать в разных комнатах. А третья девушка, жила, тоже в общежитии, этажом выше на женской половине. Эти могли позволить себе встречаться за-полночь, где договорятся. Друзья, или подруги, шли им на встречу и переселялись на ночь к однокурсникам, по другим комнатам. Однажды, после того как Семён проводил Полину домой, он привычно, быстро прошёл по Гоголевскому переулку вниз на улицу Ленина и повернул по ней в сторону Старого вокзала. Около Дворца металлургов не было ни души. Однако, поравнявшись со следующим за ним домом, Семён заметил, что из-за угла вышел ему за спину человек. Он, на ходу, переложил из внутреннего левого кармана пальто в наружный правый карман нож. Его отполированное лезвие предательски сверкнуло от света уличного фонаря освещения. У Семёна по спине побежал холодный пот и он, сильно прибавил шаг. Судя по скрипу обуви на морозе, человек сзади сделал тоже. Семён хотел уже перейти на бег, как увидел, что впереди отделился от стены дома мужик с поднятым воротником и надвинутой шапкой на глаза. Он быстро стал приближаться, перегораживая дорогу Семёну, расставив руки, держа в одной сигарету.
-- Братишка, дай прикурить, - сказал он.
Семён достал спички и сделал вид, что собирается поджечь спичку. В это время сзади, слышно было, как второй перешёл на осторожный бег. Семён, выронив спичечный коробок, вцепился, что есть сил обеими руками в борта москвички первого и с ходу ударил его о стену дома и мгновенно обратным рывком с разворотом, бросил его на второго. Они оба упали на землю. Семён рванул вперёд по улице так, как он никогда не бегал. Добежав до края улицы, не оборачиваясь, он свернул к общежитию и продолжил такой же стремительный бег. Подбежав к массивной входной двери, он дёрнул её без особой надежды, что она будет открыта. В двенадцать её всегда закрывали сторожа. Убедившись, что она закрыта, он стал непрерывно звонить в звонок и долбить ногой в дверь, постоянно глядя на поворот, откуда должны были появиться преследователи. Не сразу, но они появились и стали на углу. Немного подождав и убедившись, что дверь не открывают, они начали движение к Семёну. Семён стал кричать.
-- Что вы черти спите? Открывайте, это я Мелихов!
Бандиты, услышав такие слова, остановились и некоторое время стояли и смотрели на Семёна. Он перестал стучать в дверь, но кнопку звонка не отпускал. Прошло, какое-то, время и бандиты продолжили путь к Семёну. В это время, за дверью, отодвинули засов и Семён, рывком, открыл дверь. Бандиты мгновенно развернулись и побежали в обратную сторону. Проскочив мимо деда-сторожа, Семен крикнул, чтоб он закрыл дверь, а сам рванул в свою
342
комнату, на второй этаж. Забежав в неё, он включил свет. Сегодня, все трое парней спали дома. Быстро, в двух словах, объяснив друзьям, что с ним произошло, они решили, по горячим следам их найти. Мгновенно одевшись и вооружившись солдатскими ремнями с бляхами и городошной битой, давно валявшейся у них в шкафу, на всякий случай, они дружно выбежали на улицу и побежали на Ленинскую. Полчаса они курсировали по улице, от Дворца металлургов, до ТУМ-а (Таганрогский универсальный магазин). Похожих на ту парочку людей не попадалось. Потом, ещё три дня, каждый вечер они гуляли по этому маршруту. В последний день рейда, Семёну показалось, что один из них появился у центрального входа в парк отдыха. Но он, наверное, заметил Семёна издалека и вовремя скрылся в парке. Ребята попытались догнать его, но бесполезно. Дальнейшие поиски этих бандитов, не имели смысла. Наверняка, они временно поменяли место своего промысла в городе. Но Семён, с тех пор, до весны, стал ходить на свидание, с куском арматуры, прилаженным под москвичкой.
Весной, на День Победы, Полина пригласила Семёна первый раз поехать с ней к родителям в деревню. Поездка в Фадеевку была в то время не из лёгких. С пригородного автовокзала в Таганроге, два раза в день отправлялся не новый автобус ЛАЗ, по грунтовым дорогам. Старенький асфальт был только в сёлах, через которые пролегал маршрут двухчасовой поездки. Если зимой пассажиры боялись снежных заносов на дороге, то весной тревога за поездку увеличивалась в разы. Движение мог перекрыть разлив реки Миус. Или сильные проливные дожди, превращали дорогу во многих местах в низинах, в непреодолимую трясину. Пытка пассажиров в сухую погоду, во время движения по грунтовым дорогам, заключалась в том, что при небольшой скорости автобуса, горячий воздух и пыль засасывались через щели конструкции автобуса внутрь салона и держались в воздухе, пока автобус не доедет до асфальта в населённом пункте. А таких пунктов, за полтора часа поездки, от Назаровкой, после проезда моста через реку Миус, всего три. До пункта назначения Фадеевки, ещё Еленовка и Ефимовка. К тому же, из-за редкого движения транспорта в том направлении, пассажиров набивалось в автобус всегда больше двух посадочных норм. Стоячие билеты продавались до тех пор, пока можно было закрыть входную дверь в автобус. Правда после Ефимовки, людей в автобусе становилось много меньше, и ехать было уже комфортней. Автобус ехал быстрей и за четвёртую часть маршрута пассажиры могли отдышаться и прибыть, в конечный пункт, уже улыбаясь. Полина, побеспокоившись за ранее, приобрела сидячие билеты для себя, Зои и Семёна. В воскресенье утром, 7мая придя на посадку, Семён сразу почувствовал всю прелесть предстоящей поездки. Автобус долго не подавали, для посадки пассажиров. Потом, за десять минут до отправки, его штурмовали, не обращая большого внимания на контролёров, во все отверстия, через которые можно было попасть внутрь автобуса, включая окна и верхний вентиляционный люк на крыше. Десяток худощавых ребят, учащиеся ПТУ, лихо подсаживали друг друга, в узкие раздвижные форточки автобуса и на его крышу. Оказавшиеся
343
парни, уже внутри автобуса, отсоединили крепление крышки заднего вентиляционного люка на крыше. Через мгновение, трое ребят запрыгнуло туда как в башню танка. Пока водитель пробирался к ним, чтоб наказать, по уже забитому пассажирами и сумками проходу, ребята люк закрепили на место и, усевшись вряд на заднем сиденье, предъявили билеты. Семёну пришлось хорошо поработать локтями, чтоб протиснуть Полину и Зою в автобус, а потом уже забраться туда самому. Когда он добрался до своего места, рядом с Полиной, на нём уже сидела пожилая тётка с пустыми кошёлками. Очевидно, она ехала с рынка, после распродажи привезённых деревенских продуктов. Семёну пришлось ехать стоя до Еленовки. От пыли и жары в автобусе, пассажирам, особенно пожилым людям, беременным женщинам и детям, становилось плохо. По этой причине водитель останавливал автобус в степи несколько раз, чтоб пассажиры могли выйти из автобуса и прийти немного в себя. Так, вместо двух часов, как обещала Полина, время пути составило почти три часа. Фадеевка, огромное старинное село, расположенное на реке Сухой Еланчик, окружено фруктовыми садами и ухоженными полями. В центре села, на широкой улице, примыкающей к площади, находились все необходимые культурные, социальные и административные здания. Торговый центр, дом быта, кафе, клуб, поликлиника и больница, Администрация и даже фонтан. Школа и детский садик располагались в огромном парке. В парке также, находились спортивные площадки. Футбольное поле, волейбольная площадка и большая огороженная и заплетённая зелеными кустами дикого винограда танцевальная площадка. Рядом с парком проходила улица Школьная, по которой шли Семён с девушками. Надо отметить, что село было спланировано так добротно, как редко планируются города. Все параллельные главные улицы пересекались широкими, правда, редко асфальтированными, поперечными улицами. После того как закончился парк, Школьную улицу стали пересекать множество других улиц. Им не было счёту. Хотя домой, девушки обычно везли сумки, заполненные пустыми банками, Семён, взявши два хозяйских баула, чтобы разгрузить своих спутниц, изрядно устал. На улице Мелиораторов, первой свернула Зоя, забрав свою сумку, пошла домой. На следующую улицу, Садовую, свернули Полина и Семён. На этой улице находился родительский дом Полины Штерн, как потом рассказали Семёну, в Фадеевке, очень много семей имели такие фамилии. Даже не будучи родственниками. Их предки, когда-то переселились сюда из Сибири. Там было с таким названием, Штерн (звезда), поселение эмигрантов и ссыльных, ещё с царских времён. За долгие годы проживания немцы все обрусели, а фамилии остались. После Октябрьской революции многие жители, уже тогда небольшого городка, из Сибири, перебрались жить сюда, на юг под Таганрог. Сюда же перебрались жить и родственники Полины. В настоящее время, из близких родственников, переехавших сюда ещё в молодости, жива была и проживала в семье Полины, её бабушка, Устинья Наумовна. Она была мамой Маргариты Артемьевны, работающей всю жизнь дояркой в совхозе. Такой же
344
Потомок сибирских переселенцев, Борис Петрович, отец Полины, работал механизатором. Постоянно на тракторе, а в уборочную на комбайне. Старшая их дочь, Евгения, вышла замуж за молодого офицера танкиста, родом из их села и уехала с ним по месту его службы, в Туркмению. Садовая улица, была предпоследней, перед кольцевой дорогой опоясывающей село, за которой начинался огромный фруктовый сад совхоза имени И.В. Мичурина. Улица, с уклоном под гору, была не асфальтированной, но со стареньким тротуаром, идущим по одной стороне улицы, который частями прерывался, исчезнув от луж в непогоду. Тротуар был проложен по стороне, где находился дом Полины. Стоял он на середине улицы. Дом был добротным, из красного кирпича, с новым, окрашенным в зелёный цвет, забором из штакетника. Во дворе, перед окнами росли побеленные вишнёвые деревья, окружённые цветниками. За железными, тоже зелёными с белыми цветами из арматуры, въездными воротами с калиткой, между домом и кирпичной летней кухней с русской печкой, был асфальтированный двор. В торце двора стоял гараж. Над асфальтом, на железной конструкции, заплёл сплошным навесом виноград. За гаражом и домом, стояли хозяйственные тёплые постройки. Свинарник, коровник, птичник. Крытый сеновал и загороди для летнего выгула скота. Дальше простилался обширный огород. Сада во дворе не было. За летней кухней росло несколько деревьев жёлтой и красной черешни. Очевидно, другие фрукты, добирали из совхозного сада. Когда Полина и Семён зашли во двор, их вышли встречать из кухни мама и бабушка. Маргарита Артемьевна, была стройной красивой женщиной, выше среднего роста, лет сорока. Из-под повязанной на голове косынки, видны были густые, тёмные волосы, очевидно, передавшиеся Полине, по наследству. У старенькой и, немного горбившейся, Полиной бабушки, тоже, из-под повязанного на голове платка, видны были густые и ухоженные волосы, только уже седые.
-- Здраствуйтэ, проходьтэ, прыбулы? – поприветствовала Маргарита Артемьевна, пришедших.
-- Прибыли, - ответила Полина, поцеловав маму и бабушку. – Ох, и поездка сегодня была, замучились. Знакомьтесь, это Сеня.
-- А мы вас заждались. Уже и пырожкив напыклы. – протянув руку Семёну, сказала Устинья Наумовна. – Я Полина бабушка.
-- Я вас заочно знаю, - пожимаю руку, ответил Семён. – Баба Устья, мне про вас много рассказывала Поля…
-- Бабушку воны люблять. Вси, и наши, и сэстрыны диты. А я, мама, Маргарыта Артемьевна. Про мэнэ, ны казала?
-- Как же? Конечно, рассказывала, - пожимая руку Маргариты Артемьевны, ответил Семён, – про вас больше остальных. Так она вас любит! Хотя и про остальных членов вашей семьи, я много уже знаю. Про папу и старшую сестру, Евгению.
-- Вот. Увёз зять, нашу Женечку, далэко. У Туркмению, - стала причитать баба Устья. - Может, хоть вы, Сеня, не увезёте далэко, нашу Полинку?
-- Мама, успокойтэсь вы! – строго, махнув рукой, но улыбаясь, скомандовала
345
Маргарита Артемьевна.
-- Бабуличка, ты чего, - обняла её Полина. – Никуда я не собираюсь уезжать. Не волнуйся.
-- Устинья Наумовна, не переживайте, – сказал Семён. – Нам ещё про переезды рано думать. Есть, ещё, о чём думать другом. Мне вот, техникум надо окончить. И, вообще…
-- Ну, хватэ. – скомандовала Маргарита Артемьевна. – Ще поговорым. Проходьтэ у хату. Та зараз будэмо сидаты за стил. Вжэ дванадцять, батько обищав прыйихаты на обид.
Она забрала сумки и понесла их в кухню. За ней, согнувшись, не спеша, заковыляла бабушка.
-- Пошли, Сень, - позвала Полина.
Она первой направилась в дом по ступенькам через веранду, идущую вдоль всего дома. Семён послушно пошёл за ней.
«Удивительно, - подумал Семён, - какие они разные. Бабушка, такая тихая и ласковая и мама, властная и строгая. И говорят по-разному. Мама полностью на малороссийском языке, а бабушка, на смешанном с русским».
Пройдя через веранду, они пополи в широкую гостиную комнату, на средине которой стоял старый большой квадратный стол. Кроме той двери, в
которую вошли Семён и Полина, в этой комнате ещё были три дверных проёма без дверей, завешенных шторами, ведущие в две спальни и большой зал. Из мебели, ещё в этой комнате находился диван, стулья, вокруг стола, и тумбочка, на которой стоял телевизор. На против входной двери, стояла выбеленная угольная печь с конфорками. Стена вдоль печи обогревала зимой все комнаты. Полина провела Семёна по дому. В доме, было пять комнат. На стенах, кроме портретов родителей, везде висели фотографии дочерей, вместе и отдельно, разного возраста и формата.
-- Ну, и где твоя комната? – спросил Семён.
-- Дальняя спальня, так мы её называем. Та, что рядом с залом.
Они прошли из гостиной в зал, и подошли к дверному проёму, тоже без двери, ведущему в спальню. Семён заглянул туда. Там, у противоположной стены, стоял старый шифоньер и широкая и высокая железная кровать с большим количеством подушек и настенным ковром над ней. Развернувшись к Полине, он обхватил её за талию и, глядя прямо в лицо, прижал к себе.
-- Очень правильный выбор. Можно на танцы, ночью через окно убегать и приходить, незамеченной. Никто не услышит. Окна выходят на улицу. И женихам удобно, под окно приходить. Через забор перемахнул, и порядок. Опять же рядом, только окна в зал. А тут никто не спит. Случай чего…
-- Сеня, раньше, это была родительская спальня. Наша с Женькой, спальня была возле печи. Потом стала Женина. А сюда я перешла, когда Женя вышла замуж и уехала. Если бы ты жил в нашем селе, я бы поменялась спальнями с бабушкой. Там окно, из маленькой спальни смотрит во двор, на свинарник и птичник. А они у нас все, очень крикливые. И Черныш, под окнами с той стороны дома по проволоке бегает. Лает громко и кусает сильно. Тихо к окну
346
не подойдёшь. И в него, чтоб никто не услышал, ни влезешь.
-- Ничего, я бы и с ними договорился. Молчали бы как немые. А Черныш, подсаживал бы меня в окно, подставляя спину.
Семён обнял Полину, и она, положив руки ему на плечи, обняла его. Они стали целоваться. В этот момент сильно скрипнула открывшаяся дверь в гостиную. За шторами, не сразу было видно, кто вошёл. Семён и Полина отпрыгнули друг от друга. Но, скорее всего, остаться незамеченными, им не удалось. Своим испуганным видом они себя выдали. Раздвинув шторы, в комнату вошёл темноволосый мужчина, с короткой стрижкой прямых волос под полубокс. Не высокого роста, плотного телосложения, лет сорока пяти. Он, улыбаясь, быстро подошёл к Семёну и протянул руку для знакомства.
-- Борыс Пэтровыч. Можно просто, дядя Боря.
-- Семён, - смущаясь, пожав руку, представился Сеня.
-- Прывит, мала! Ну, шо вы тут? Закинчылы? – тихо рассмеялся Борис
Петрович. – Тоди, пишлы обидать. Маты зовэ.
-- Я сейчас, - смутившись, сказала Полина. – Вы идите.
Она зашла в спальню и задёрнула за собой шторы на дверях. Борис Петрович махнул рукой Семёну, показав на выход, и они пошли на улицу. Выйдя во двор, Семён увидел в открытую калитку за воротами, стоявший там тяжёлый мотоцикл «Днепр», с коляской.
-- Как вы тихо подъехали к дому на мотоцикле, Борис Петрович, - удивился Семён. - Мы вас в доме и не услышали.
-- А вин ёго глушэ щэ на тий вулыци, - пояснила Маргарита Артемьевна,
проходившая мимо из подвала, с запотевшим трёхлитровым графином домашнего вина. – А сюды прыкотывся як на самокати. Вин всэ врэмя так йиздэ. Стикы раз лякав мэнэ. Знаю, довжен буты на роботи. Повэртаюсь, а вин за спыною стоить. Смиеться.
-- Та, як-бы я и гуркотив. Воны мотоциклу и тоди нэ пучулы бы! - серьёзно сказал Борис Петрович.
-- Чому цэ? - спросила озадаченная Маргарита Артемьевна.
Она развернулась на пороге кухни, резко прервав своё движение, и внимательно стала смотреть поочерёдно на Семёна и на Бориса Петровича. Семён готов был сквозь землю провалиться.
«Ну Сеня, сейчас ты быстро поедешь назад в Таганрог, не пообедавши. - подумал Семён. – Вот тебе и просто, дядя Боря».
-- Да воны там, - после паузы, - писни спивалы, та так дружно, в одын голос, - громко рассмеялся Борис Петрович.
-- Папка, хватит придумывать! – крикнула из веранды, уже переодевшаяся, Полина. – Мамо, кого вы слухаетэ. Вин жэ смиеться.
Полина быстро спустилась по ступенькам и, подбежав к отцу, стала шлёпать ладошками его по спине. Тот, втягивая голову, уклонялся от шлепков. Все, включая бабушку, вышедшую тоже из кухни, стали смеяться.
-- Ну хватэ, хватэ! Мала! Я пошуткував.
Семён, тоже улыбаясь, стал приходить понемногу в себя. Полина обняла
347
отца и поцеловала.
-- Ну, пишлы! Всэ стынэ. Поля, Сеня, ходим за стил, - скомандовала Маргарита Артемьевна.
Полина и Борис Петрович, обнявшись, подошли к Семёну. Борис Петрович, подмигнув Семёну, обнял его второй рукой и оказавшись между молодёжью,
повёл их за стол в кухню.
-- Нэ пэчалься сынку, всэ будэ хорошо, - сказал он смеясь.
-- Полина говорила мне, что вы весёлый, дядь Борь. Теперь я и сам вижу.
В кухне стоял длинный широкий стол, который заставлен был как на свадьбу. Тушёное мясо домашней птицы, жареная свинина, картошка «толчёнка», домашние соления помидор и огурцов. Мочёные яблоки, духовые пироги с разнообразной начинкой. Мёд в большой глубокой миске. Ряженка с пенкой и домашнее молоко. Для студента Семёна, это был пир. Обед прошёл в разговорах о Семёне, его семье и родителях, месте их проживания. Рассказали Семёну и о родственниках своих и откуда они все родом. Выпивали мало. Борису Петровичу разрешила выпить Маргарита Артемьевна, только две рюмки самогонки. Остальные присутствующие выпили с ним, по две рюмочки вкусного виноградного вина, изготовленного по рецепту Маргариты Артемьевны. Родителям, надо было, ещё сегодня на работу. Маргарите Артемьевне на дойку коров, а Борису Петровичу, на полевые работы на тракторе. Праздник Победы, кроме торжественного митинга в центре села и вечерних танцев в парке для молодёжи, в селе праздновали скромно. И трактористы в поле и доярки на коровниках, работали как обычно. Только вечером, 9 Мая, с семьёй дома или выехав на речку, они могли позволить себе его отметить. Решили продолжить знакомство с Семёном за ужином и семья Штерн. После обеда родители, быстро собравшись, на мотоцикле уехали нароботу. Семён предложил помочь, что ни будь по хозяйству. Но от его услуг отказались. Бабушка, пошла отдыхать. Молодёжь, после уборки на кухне, была предоставлена сама себе. Полина провела, по просьбе Семёна, экскурсию по домашнему хозяйству, показав всю живность. Свинку и молодых поросят, пять овечек, уток, курей с цыплятами. Сходили, напоили бычка на выпасе. Корова приходило домой из частного стада вечером. Вернувшись домой с выпаса, Полина предложила лечь на пару часов отдохнуть, так-как они собирались сегодня пойти в кино, а потом в парк на танцплощадку. Постелив Семёну на диване в гостиной и предупредив его, чтоб он не шалил и не пытался прийти к ней, так как бабушка спит, но всё видит, она отправилась отдыхать в дальнюю спальню. Семён с удовольствием лёг отдыхать в прохладной гостиной. Было время, чтобы всё уже произошедшее с ним за сегодняшний день вспомнить и обдумать. Улёгшись на диван, он стал размышлять.
«Ну, вот и сбылась давно задуманная мечта! У меня есть своя Валентина Кондратьевна. Девушка из деревни, Полина Борисовна. Из настоящей русской, с сибирскими корнями, деревенской семьи. Мы уже почти полгода встречаемся. Это не мало. Я точно уже знаю. Я её люблю. А она? Думаю, да.
348
Иначе, она не привезла бы меня домой. Я уже познакомился сегодня с её семьёй. Мне всё нравится. Родители, их отношение ко мне? Пока не ясное. Но, на первый взгляд, нормальное. Да, всё, следующей весной ей будет восемнадцать лет. Оканчиваю техникум, и женюсь на Полине. А пока, надо сказать о свадьбе своим. Хорошо бы повезти её туда, к ним. Поедет ли?»
Семён за размышлениями уснул и проснулся через час, когда услышал чьи-то шаги по комнате. Он понял, что это пришла с дойки Маргарита Артемьевна и пошла в спальню, что возле печки, лечь отдохнуть. Второй раз, сколько он не крутился, уснуть ему не удалось. Семён тихо встал с дивана и пошёл на улицу. Обследуя те уголки двора, куда его не водила Поля, он забрёл за летнюю кухню. Там, между деревьями, стояли шесть ульев. Работа в пяти из них гудела полным ходом. За уликами, стояли три дерева жёлтой черешни. Внимание Семёна привлекло необычное явление. На среднем дереве в раздвоении нижней ветки темнелось что-то непонятное, как живой клубок, который слегка шевелился и издавал жужжание. Семён, насторожившись, потихоньку стал приближаться. До дерева было метров десять, пятнадцать. Метров с семи, он понял, что это были пчёлы. Раньше, Семён слышал о пчелиных роях, но никогда вживую не видел. Клубок пчёл постепенно увеличивался, поскольку из одного из ульев к нему прилетали новые пчёлы. В воздухе образовалась пчелиная дорога от крайнего улья к дереву. Семён, не спеша, чтоб не привлечь внимание пчёл, повернулся и медленно пошёл к дому. В доме все спали. Семён, чтоб не дать почву для не верного понимания, не пошёл в спальню к Поле. Он постучал громко по дверной коробке в спальню, где отдыхала Маргарита Артемьевна.
-- Маргарита Артемьевна, извините...
-- Шо такэ? – всполошилась, проснувшись, она.
-- Там рой пчёл у вас пытается улететь. Что с ними делать, я не знаю.
-- Я, ёму казала. Боря дывысь, Боря дывысь! А вин всэ, щэ рано, щэ рано, – подскочив с кровати, бурчала Маргарита Артемьевна. – Ось, хай прийдэ, я ёму… Сеня, бэры выварку у виранди и пишлы зи мною.
Маргарита Артемьевна мигом забежала в летнюю кухню, взяла полведра чистой воды со скамейки и небольшой веник на русской печи. Вручив веник Семёну и, поставив рядом с ним ведро, она побежала в сарай. Семён стаял и наблюдал за всеми манёврами. Принеся три новых рамки с вощиной для ульев и установив их в выварке вертикально, она вернула её обратно Семёну, и забрала у него веник. Прихватив большое полотенце, сушившееся после стирки на верёвке, она опять скомандовала Семёну.
-- Швыдше, дэ воны? Пишлы.
Семён, возбудившись от предстоящих событий, первым пошёл быстро к повисшему на черешне рою. За Маргаритой Артемьевной следом, уже шли баба Устья и Поля, вскочившие со своих кроватей на шум. Баба Устья успела взять из сарая шляпу с сеткой для пчеловодов и одеть её на голову Полины. Прибыв к черешне, Семён заметил, что воздушного движения пчёл, от улья к
рою, уже нет, а рой на дереве увеличился в три раза. Ветка, на которой повис
349
рой, сильно прогнулась.
-- Щэ трохы и улытять. Як скажу, пидставляй пид ныз выварку.
Маргарита Артемьевна стала макать веник в ведро и, встряхивая его сначала на землю, потом орошать легким дождём рой. Тот стал затихать, сжимаясь в размерах. Пчёлы почти перестали летать. Правда, в этот момент, два укуса от пчёл она всё-таки получила.
-- Тю, палку забула, - спохватилась Маргарита Артемьевна.
-- Та ось, визьмы, - баба Устья подала полутораметровый брус 80х40мм., отрезанный при строительстве забора от поперечных лаг.
-- От, кляти, - отмахнулась Маргарита Артемьевна, после ещё одного укуса. – Спасыби мама. Ну, Сеня, пидставляй выварку и нычого нэ бийся. А вы идить з витцэля.
Она обратилась к Полине и бабе Устье. Семён осторожно подставил выварку под рой и отошёл на два метра в сторону.
-- Тю, ты шо Сэмэн, боишся? – спросила Маргарита Артемьевна. - Воны щас ны кусають. Воны з мэдом, не бийся.
-- Та я вижу, как не кусают. И ничего я не боюсь.
-- Чого ж ты йи-йи кынув. Визьмы выварку и пиднымы выщэ, пид рой.
Семён, скрывая жуткий страх, подошёл назад к выварке, поднял её к самому жужащему шару, чуть выше своей головы.
-- Сэмэн, зараз я вдарю по жердыни и вси бджёлы впадуть у выварку. Дывысь не уроны йи-йи. Воны щас тяжоли. А то воны, зьйидять нас тут усих, разам з мэдом. Килограм дэсять, вдэржыш?
-- Та вдэржу, быйтэ вжэ! - неожиданно для себя, от страха и ожидания быть закусанным, выкрикнул Семён на малороссийском языке.
Маргарита Артёмьевна размахнулась и ударила по основанию толстой ветви, на раздвоении которой висел рой. Живой клубок рухнул в выварку. Весь сразу не поместился и зацепился свисающими языками с выварки по её краям и рукам Семёна. Ветка, освободившись от веса пчёл, подалась вверх.
На ней оставалось небольшое количество пчёл. Семён, как памятник стоял не шевелясь. Он чувствовал, что по его рукам, до самых локтей ползало ещё
большое количество пчёл.
-- Нэ бийся, всэ нормально. Зараз воны вси зализуть у выварку, - успокаивала Семёна Маргарита Артемьевна. – Дэ табурэт, Поля?
-- Та вот, я уже несу, - кричала от кухни Полина.
Скоро табурет оказался рядом с Семёном. Он медленно опустил выварку на него и стал убирать руки. Но на них было ещё много пчёл. Семён попытался смести их потихоньку рука об руку и тут же ойкнул от укуса.
-- Нэ швыды, нэ швыды. И струхуй йих. Нэ сгрыбай, а струхуй – давала совет, показывая, как надо, Маргарита Артемьевна.
Семён стал мягкими движениями сбрасывать пчёл с рук и скоро полностью освободил их. Маргарита Артемьевна, осторожно обвязала один край полотенца вокруг выварки, затем, накрыла другим концом выварку сверху, оставив небольшое оконце открытым. Через это отверстие продолжали
350
подлетать и заползать туда пчёлы, остававшиеся ещё на дереве. Через десять минут все полёты, почти, закончились, и отверстие в выварку полностью закрыли. Обвязав плотно выварку, её отнесли к улику, который, за ранее готовил Борис Петрович, под будущий рой. Там, опрыскав водой полотенце у одного края, на выварку сверху на деревянные подложки положили верхнюю крышку улья. Таким образом, вода и доступ воздуха внутрь выварки, временно, были обеспечены
-- Всэ, - сказала Маргарита Артемьевна, - дали, хай вин сам. Як явыться батько, опрыдилыть його. Пишлы вэчэрю готовыть.
-- Мам, мы с Сеней пойдём в кино, на 19-30 часов.
-- Поля, а про что кино? – поинтересовалась баба Устья.
-- Там новый фильм американский привезли, «Кинг-конг», про большую обезьяну. Говорят, страшный фильм ужасов.
-- Та вам шо, ужасив с бджоламы було мало? А, Сеня? – рассмеялась Маргарита Артемьевна.
-- Да, мне после пчёл, никакой Кинг-конг не страшен, - поддержал юмор Семён, – руки вон, после укусов, на кувалды похожи. А вам, хоть-бы что!
-- Та мы вже прывыкшие. С батьком як мэд качаемо, обоих кусають, и ничого. Цэ даже полезно.
-- А чого цэ вы по вульям шныряетэ? – послышался голос Бориса Петровича сзади, – мэду захотилы, так дома ж е?
-- Ты Сени скажи спасыби. Якбы нэ вин. Улэтив бы той рой, шо ты хотив видсажуваты, – стала отчитывать Маргарита Артемьевна. - Вин, вже втик из улья и сыдив ройився на дэрэвыни. Хозяин задрыпаный.
-- А чого вы його выштовхалы из улья? Йому ще рано було выходыты. До
кинця маю, воны сыдять по вульях.
-- А воны, таки як и хозяин, нэпутёви.
-- Ну, що ж. Цэ будэ Сенин улий, так його и назовэм, - рассмеявшись, сказал Борис Петрович. - Тэпэр идить вси, я вжэ тут сам. Готовтэ там стил.
-- Дядь Борь, может я, что помогу, - спросил Семён.
-- Та ни, я тут сам. Поля, давай сюды маску и уводь його от гриха. Вам, я слыхав, сёгодни ще на люды йты.
-- Пошли Сеня. А то сейчас покусают, куда я потом с тобой пойду.
Полина и баба Устья взяли Семёна под руки, и повели вслед за Маргаритой Артемьевной.
-- Это хорошо Сеня, шо батько сказав, то твий улий. Видишь, ты уже посэлывся у двори. – прошептала тихо, на ухо Семёну, баба Устья.
-- Спасибо вам. Вы очень добры, - ответил Семён.
Маргарита Артемьевна и Устинья Наумовна быстро стали накрывать стол. За это время, Полина и Семён, переоделись в нарядные одежды, для похода в кино. По просьбе Полины, сели ужинать за стол без отца. Борис Петрович появился на кухне, укушенный пчёлами несколько раз в руки и один раз в щеку, которую уже раздуло. Он был, как обычно весёлый и громкий.
-- Поранэных тут прыймають!
351
Баба Устья, всплеснув руками, взмолилась.
-- Матинко моя! Свят, Свят! Ты йих там шо, шляпой загонял в улик?
-- Боря! Прызновайся, пыв сёгодни, чого воны тэбэ так отлаштувалы? – удивилась Маргарита Артемьевна.
-- Та сама ж налывала в обид, забула? Я на роботи був. Дэ там? Трэба щас дезинфекция. Рыта, налывай.
-- Дай я гляну жала. Поля, разриж цыбулю, трэба прикласти.
Маргарита Артемьевна осмотрела мужа и вытащила два пчелиных жала, которые он не смог удалить сразу сам. Одно из руки и половинку надломленную, из щеки. Полина приложила к щеке отца пол отрезанной луковицы и закрепила её марлевой повязкой вокруг лица поверх носа. А бабушка Устинья уже сходила в дом и принесла большой лист алоэ. Быстро измельчив его ножом, сделала марлевый компресс и приложив на руки, обвязала их марлей. Борис Петрович стал похож на раненного фронтовика.
-- Папка, ты настоящий солдат, - рассмеялась Полина.
-- Да, Борис Петрович, прямо в тему дня, – поддержал её Семён. – А пчёл переселили в улей?
-- А як же ш. Дай, йим жало у жопу! И нихто нэ оциныв. Так налыйтэ хоч, боёвые сто грамм. Рыта!
-- Та налывай сам, якого ты грэця?
-- Я не можу. В мэнэ руки уси завьязани.
-- А як жэ-ш ты рюмку будэш дэржаты?
-- А ось налый, побачыш.
Семён налил рюмку самогона и подал Борису Петравичу. Тот подставил наружную часть кисти руки под неё и торжественно приосанился.
-- Предлогаю усим выпыты за сёгоднишню нашу победу над ордамы полосатых литакив. За щэ одын улик у нашому хозяйстви. Сенин улик!
Все сели обратно за стол и присоединились к тостующему. Борис Петрович осторожно выпил самогон и, подкинув рюмку выше головы, поймал её двумя завязанными руками. За столом все зааплодировали. За ужином Борис Петрович продолжал шутить и успел, до того, как Полина с Семёном поднялись из-за стола, чтоб идти в кино, рассказать пару весёлых историй из деревенской жизни. Отходя от стола, Семён поблагодарил Маргариту Артемьевну и Устинью Наумовну за вкусный ужин, а Бориса Петровича за приятную компанию и его весёлый и радушный приём.
-- Удивительно, какой вы весёлый человек.
-- А ты пожыв бы як я. У жиночому окружении. Дви дочкы, тэща, та жинка. А колы Полинка вчылась у школи, то в нас жилы и вчилысь ще дви дочкы Рытыной риднойи сэстры. У ных в сэли старших класив нэма. Шисть жинок, а я одын. Постирають да повисять на бичовках у двори свои прапоры, ризного розмиру и цвиту. Як на морском паради. Будэш тут вэсэлым.
-- Ох ты ж, адмирал жиночий! Ты шо, вже лышку лызнув? Шо ты оцэ пры Сени буровыш. Шо вин подумае, про нас и про дочку.
-- Маргарита Артемьевна, не беспокойтесь. Я понимаю всё правильно. И
352
ничего лишнего Борис Петрович не говорит. Это жизнь. Поля, ты предупредила маму, что мы после кино пойдём ещё на танцы?
-- Да мам, так что нас рано не ждите. Мы придём поздно.
-- Сегодня можно и поздно, - сказала баба Устинья, - с тобой Сеня. Я вам молока поставлю на столи. Придёте ночью, попьетэ.
-- Спасибо. А можно я и сейчас попью, попросил Семён.
-- Та ось, цила чэтвэрть, свижэ. – поставила на стол из-за дверки стола Маргарита Артемьевна. – Тилькы подоила корову. Пый, скилькы выпьешь.
Семён налил пол-литровую кружку и выпил залпом до дна.
-- Вот теперь можно идти, - сказал Семён, вытирая кулаком губы.
-- Не ругай папу. Это на него пчелиный яд действует, - взяв за руку Семёна, уже выходя из кухни, попросила мать, Полина.
-- Та идить вжэ с Богом. Защитныця…, - сказала Маргарита Артемьевна.
Посмотрев кино в переполненном зале клуба, вся молодёжь рванула в парк, на танцы. Обычно, танцы, идут до одиннадцати часов вечера. Но в праздничные дни, официально работу танцевальной площадки разрешили до двенадцати ночи. Поэтому, вся молодёжь Фадеевки и соседних небольших сел, спокойно смотрела кино, зная, что успеет ещё и на танцы. Теперь, на входе в почти пустую танцплощадку, создалась огромная очередь. На площадке звучала живая музыка местного вокально-инструментального ансамбля «Сиреневый туман». Надо отметить, что название группы, очень подходило под местный антураж парка. Он был засажен, кроме лиственных деревьев, таких как дуб, акация, каштан, рябина, весь сплошными кустарниками сирени. Вдоль всех аллей и вокруг скамеек цвела и благоухала сиреневого и белого цвета сирень. Танцплощадка представляла собой большую круглую асфальтированную площадку, огороженную деревянным сплошным забором метровой высоты. Выше забора установлена была двухметровая металлическая сетка, которую непроглядно заплёл дикий виноград. Внутри, вокруг площадки, тянулись деревянные лавки. Вход вовнутрь предусмотрен с двух противоположных сторон. Но пользовались всегда одним. Между входами, на южной стороне, устроена была крытая небольшая сцена, на которой играл ансамбль. На средине площадки стоял высокий бетонный столб, от которого в разные стороны к наружному ограждению, были протянуты гирлянды разноцветных ламп. Они и прожектора, подвешенные под навесом над сценой и направленные на площадку, выполняли роль цветомузыки, во время её звучания. ВИА «Сиреневый туман», заиграл с возросшим вдохновением, увидев наплыв молодёжи. Песни этой группой исполнялись разные. От «Звёздочка моя ясная» группы «Цветы» до «Oh Carol» группы «Smokie». В составе местной группы выделялся солист и гитарист, звезда местной молодёжи, высокий парень плотного телосложения, лет восемнадцати, со светлой причёской под пуделя, как в молодости у Андрея Макаревича из группы «Машина времени». Стоило ему начать петь очередную песню, как вся толпа взрывалась восторгом.
Появление Полины и Семёна на танцплощадке, не осталось не замеченным.
353
Не только потому, что они выделялись своей модной и исключительно подогнанной Полиной по их фигурам одеждой. На Полине было короткое летнее платье из набивного штапеля оливкового цвета, покрытого букетами роз, декорированное на плечах и по кромке низа орнаментом под золото. На ногах, босоножки белого цвета, оплетавшие икры тонкими ремешками, декорированные нитью под золото. Семён, был одет в приталенную рубашку, с высоким жёстким воротником, с короткими рукавами и планкой впереди и вокруг края рукавов. Рубашка была бледно-жёлтого цвета с вертикальными белыми полосками. На нём были летние брюки с небольшим клёшем табачного цвета и легкие светло-коричневые туфли-мокасины из тонкого кожзаменителя на тёмно-бежевой подошве. Русоволосый Семён, после армии к этому времени, отпустил причёску под «Битлз», а у Полины густые чёрные волосы рассыпались ровным пышным кантом по плечам. Первыми к ним подошли Полины подруги-одноклассницы с Зоей. Им очень хотелось рассмотреть поближе, с кем приехала Полина, о чём им уже доложила Зоя. Затем Полина познакомила Семёна с двоюродными братьями и остальными своими знакомыми. Наконец, в очередном танце, она приблизилась к лицу Семёна, как ему показалось для поцелуя, чему он очень удивился. Такого на людях она никогда себе не позволяла.
-- Это он, - тихо прошептала она.
-- Кто он, Царь Николай второй? - в очередной раз удивился Семён.
-- Тот, о котором тебе доложил в первый вечер нашей встречи, на дне рождения, Сашка Карташов.
-- Таксист Коля?
-- Да нет. Откуда здесь Коля? Не прикидывайся. Другой.
-- Другой? Развелось их у тебя. Ах, другой, местный? Ну, и где он?
Семён стал крутить головой вокруг, но никто не выдавал себя и не смотрел в их сторону.
-- На сцену посмотри, с гитарой, - опять прошептала Полина.
-- Но их там трое с гитарой… - сказал Семён.
Он, стал смотреть на сцену и быстро обнаружил того, кого искал. На них, стоя в глубине сцены, пристально смотрел кудрявый парень с гитарой. Кумир местной молодёжи. Их взгляды встретились и застыли. Ни один из них, не отвёл взгляд в сторону.
-- Так он что, как и прежде, надеется? – спросил тихо Семён.
-- Не знаю. Я ему ещё в декабре сказала, чтоб не надеялся. Он сказал, что поживём, увидим. Это мой одноклассник, хоть он и старше на год. Ещё со школы везде твердил, что я буду его. Это он так решил.
-- Думаю, после сегодняшнего дня, он решение поменяет, - сказал Семён, продолжая смотреть на сцену. – Как его зовут?
В это время, музыкант позвал кого-то, стоявшего возле сцены.
-- Юрка Альбус, - назвала имя Полина.
-- А я не пойму, что они все кричат? Арбуз, Арбуз! А он на него и похож. Полный и рубашка зелёная. Альбус, он что, тоже из сибирских немцев?
354
-- Нет, по-моему. Нам в школе говорил, что с латыни это слово означает, белый. Хотел когда-то стать врачом. Его в армию не взяли, по здоровью.
-- Понятно. Косит, наверное, от армии. А в мединститут поступил?
-- Нет пока. Может, в этом году будет поступать.
-- Хотел бы, уже поступил.
Альбус переговорил с кем-то из парней и медленно пошёл к микрофону. Парень, с которым расстался Альбус, растворился в толпе. Подойдя к микрофону в тот момент, когда ансамбль закончил играть мелодию, он, после паузы, ударил с силой по струнам гитары и поднял руку вверх. Гитара издала громкий нестройный звук.
-- Попрошу внимания! – обратился Альбус, в полной тишине, ко всем. – Для прекрасной девушки Полины, к которой я имел безответные чувства. А сегодня, она, после долгого отсутствия, появилась у нас со своим парнем.
Он показал рукой в сторону, где стояли Полина и Семён. В толпе прозвучал небольшой гул неодобрения. Семён обнял Полину, и они стояли опешившие, глядя по сторонам.
-- Мы исполняем наш хит! Звучит «Сюрприз»! – выкрикнул Альбус, начиная играть первые такты начала песни. – Поприветствуем их и пожелаем им, счастья!
Раздались громкие крики приветствия, вперемешку с аплодисментами и громким свистом. Насторожившись, Семён и Полина, ещё мгновение стояли, но с началом исполнения песни Альбусом, очень похожим голосом на оригинальное исполнение Демиса Руссоса, они, как и все вокруг, начали медленно танцевать. Альбус, старался подражать ему даже в переливах голоса. Как потом говорили, будто он ещё никогда так чувственно не пел эту песню.
-- Ты помнишь, Сеня? – успокоившись, спросила Полина. - А ведь под эту песню, мы танцевали с тобой первый раз.
-- Да, символично. Кто ему сказал? Может Всевышний, в образе Зои?
-- Сеня, перестань смеяться. Это, я слышала, его любимая песня.
-- Ну вот, я же говорю, символично. Ему одному петь эту песню. А нам вдвоём, под неё танцевать, всю жизнь. А если серьёзно, то он мне понравился. Если дальше не будет от него никаких фокусов.
-- Поразительно. Тебе все мои ухажёры нравятся, - рассмеявшись, сказала Полина. – И Коля и Альбус.
-- Ну, не хватало того, чтоб за тобой какие-то недоумки ухаживали. Нормальные люди.
В этот момент к ним подошёл тот высокий худощавый парень, с которым
разговаривал Альбус перед исполнением песни. Его сразу заметил Семён и, прекратив танцевать, закрыв Полину собой, повернулся к нему.
-- Тебе чего? – глядя, из подо-лба вверх, спросил Семён.
-- Ну-ну, успокойся, - улыбаясь, сказал парень. – Альбус просил, если вы не сильно торопитесь, после танцев, чтоб вы подошли к сцене. Он хочет с тобой познакомиться.
-- Зачем? – взволновано, спросила Полина.
355
-- Полина, ты не переживай, - ответил, улыбнувшись парень. – Просто, познакомиться и всё.
-- Хорошо. Если он сам не может, я подойду, - спокойно сказал Семён. – На мне короны нет.
-- Спасибо, - сказал парень и ушёл.
Во время разговора Альбус не сводил с них глаз, это заметил Семён. Полина предлагала сразу идти домой, но Семён предложил отвести её одну домой и потом самому вернуться. До полуночи было ещё полчаса, время ещё есть. Полина отказалась и хотела найти двух своих двоюродных братьев. Семён отговорил её и это делать. Да и потом, как выяснилось, они уже в это время, уехали на мотоциклах компанией на речку. Полчаса прошли быстро и после финальной песни все потянулись к выходу. Полина и Семён подошли к сцене, где их уже ждал Альбус, с тем худощавым парнем, что подходил к ним. Остальные члены ансамбля собирали инструмент, поглядывая и комментируя между собой происходящее рядом.
-- Спасибо что подошли, не побоялись. Извините, что я не мог подойти к вам лично. Вот, Вовчика попросил. Сами понимаете, был занят, - внимательно рассматривая Семёна, сказал Альбус.
-- Да это ничего, мы понимаем. А, насчёт бояться, я думаю так, – сделав паузу, сказал Семён. - Будет всё по-людски, хорошо. А нет? Если останусь живой, приеду ещё раз к вам, и не один. Будим тогда наши песни петь.
-- Грозишь, что ли? – спросил один из членов ансамбля на сцене.
-- Предупреждаю, - ответил, конкретно спросившему, Семён.
-- Юрка, что ты хочешь? - взволновано спросила Полина.
-- А он у тебя боевой, - сказал Альбус.
-- Так только ж с армии, из Германии. А туда, как ты знаешь, трусов не берут, - уколол Семён.
-- Не знаю, - опустив глаза, тихо сказал Альбус. – Я, собственно, действительно хотел только познакомиться. Интересно было, почему ты, а не я. Теперь вижу. Юра Альбус, - протянул он руку для знакомства.
Семён, не ожидавший такого поворота событий, не сразу сделал ответный жест. Внимательно взглянув на Альбуса, пожал руку в ответ.
-- Семён Мелихов, - представился он.
-- Ух, ты! Семён Мелихов! – из казаков? – не унимался парень со сцены, крепкого телосложения.
-- На половину, а что?
-- А слабо тебе, Семён Мелихов, - после паузы продолжал всё тот же парень, - выпить с нами, за дружбу народов!
Все на сцене дружно рассмеялись.
-- А я не к тебе пришёл, чтоб с тобой пить. Я даже не знаю, как тебя зовут.
-- Саня! – спрыгнув со сцены, выкрикнул крепыш и протянул руку.
За ним, спрыгнули и остальные участники ансамбля, и по очереди познакомились с Семёном.
-- Ну что, за знакомство, - предложил, тоже Альбус. - У нас есть, после
356
отыгранной свадьбы и подаренного нам сегодня, полный ассортимент. Пару бутылок коньяка, коробка конфет и крымское вино. Как специально, для Полины. Я приглашаю, соглашайтесь.
-- Я, конечно, не против, - согласился Семён. – Но, как Полинка? Ты как?
-- За дружбу народов, как сказал Саша, давайте, - согласилась Полина.
-- Браво! – воскликнули все ребята из ансамбля.
Только около трёх часов ночи, подвыпившими, особенно Семён, и весёлыми попали они домой. Увидев в кухне на чисто убранном столе стоявшую трёхлитровую банку, наполненную почти до половины молоком, Семён очень обрадовался. После выпитого спиртного, без серьёзной закуски, его очень сушило. Он залпом выпил всё до дна. Утром, бабушка Устинья очень удивлялась, узнав от Полины, что всё молоко выпил Сеня сам. В этот же день, днём, когда Полина и Семён, гуляли по селу, в кафе поели мороженного и пошли в парк, Семён признался Полине в любви. Он предложил ей, пожениться. Она согласилась, но попросила пока ничего не говорить родителям. Два дня Семён уговаривал Полину разрешить ему объявить её родителям о том, что они решили пожениться и просить у них её руки. Делать это в первый приезд, считала Полина, не правильно. Да и возраст у неё ещё не подходящий. Но Семёну хотелось окончательно закрепить свои права на Полину. А главное, в следующую поездку домой, к своим родителям, сказать им, чтоб готовились к свадьбе. В конце концов, она согласилась. Девятого мая, в День Победы, вечером за праздничным столом, Семён попросил руку Полины, у её родителей официально. Это было похоже на шок. Плач, слёзы и печаль, охватили праздничный стол. Только заверения о том, что свадьбу они хотят сыграть весной будущего года, вернуло всех немного в нормальное состояние. Благодаря Борису Петровичу и его экстравагантному юмору ко всем почти вернулось, более-менее, весёлое настроение. Он предупредил будущего зятя о том, что, до свадьбы у него висят в сарае ножницы, которыми он стрижёт овец. Если что, то он обязуется Семёна с ними познакомить. И вообще, спать с сегодняшнего дня и до дня свадьбы, Семён будет в летней кухне, а Полина, в одной спальне с бабушкой Маргаритой Артемьевной. А он сам будет спать в прихожей на диване, всё с теми же ножницами. Чтоб потом не терять время на беготню за ними в сарай. Утром, на автобус, Семёна и Полину, провожал Борис Петрович на мотоцикле. Сумок было уже в два раза больше. Так как Семёну собрали сумку тоже, не маленькую. Теперь так и пошло. Почти каждый выходной, если только Семён не ехал к своим родителям, он ехал с Полиной в Фадеевку. А через год, в апреле, они сыграли свадьбу в Фадеевке. Летом Семён и Полина, перебрались жить в Казахстан, куда Сеня получил распределение после учёбы, на три года, как молодой специалист. Там и родилась у них, дочь Анна. Только в 1982-ом году, они вернулись жить на Украину.
Семён проснулся и, глядя в низкий потолок родительской избы размышлял о том, что сегодня ночью снилось. А может и не снилось, а он просто всю ночь вспоминал с закрытыми глазами. В доме была полная тишина. В окна виден
357
был дневной свет.
«Значит уже не раннее утро. Зимой светает поздно, - думал Семён. – Сколько сейчас может быть время? Часы вчера не одел, остались дома. Родителей нет. Наверное, они уже ушли на рынок. Я и не слышал. Значит, всё-токи спал. Да-а… Вот так и жизнь, как этот сон. Не поймёшь жил или не жил. Сколько же мы прожили с Полиной, с 79-го по 2002год. Почти 23года. Уже, нету бабушки Устиньи. Муж Евгении, сестры Полины, пропал без-вести, в Афганистане. И Женя, на этой почве заболела. Приехала и живёт сейчас отдельно с сыновьями в купленном доме, рядом с Азовским морем. Сыновья учатся, будут военными. Да и отец Полины, Борис Петрович, погиб в 88-ом году. Несчастный случай на производстве. Чинил комбайн в поле, во время уборочной. Подлез под него, тот сорвался и придавил его, насмерть. Маргарита Артемьевна, долго горевала и жила сама. Недавно, приняла к себе мужчину-вдовца. Вдвоём старость коротать в селе легче. Господи, что ж так всё не устроено? Куда всё девается?
Во дворе залаял Рыжик, но не зло, а весело с повизгиванием. Семён догадался, что это пришли родители с рынка. Он встал и пошёл встречать их в сени, чтоб принять сумки из рук, когда они будут чистить веником обувь от снега. Настенные часы, в кухне, показывали одиннадцать часов.
Свидетельство о публикации №218090400846