Закончилось

   Она шла с перрона. В кармане зазвонил телефон. "- Приди. Отпросись. Приди на
 
 перерыве! Купи мне водки!" Она резко сказала: " Нет. Я не могу!" и нажала кнопку

 сброса звонка. Телефон еще несколько раз звонил, потом перестал, но она так и не

 ответила на звонок.
   
   Был праздничный день. Но её смене выпал - рабочий. А ей повезло еще и дежурить:
 
 уходила позже всех на 2 часа.
 
   Вечером, придя домой, устало переступив порог, поняла: что-то не так. Её

 встретила странная, тревожная тишина. Не было суеты и впервые она не услышала

 приветствия из дальней комнаты. В ней зародилась настороженность, притуплённая

 усталостью. По привычке прошла в кухню, чтобы приготовить ужин. Спросила у

 матери:

 - "Как дела?" Та сказала: " - Он наверное спит. Я его покормила."

   Двери, в комнате мужа, не было. От зала её отделяла плотная штора. Эта штора

 постоянно меняла своё лицо. Она была бархатная, оранжевая с заломами. Свет

 переливался по ней то в одну, то в другую сторону, как летом на вечерней заре

 переливаются кромки деревьев. Эти переливы и создавали светотеневые образы .

 Она каждый раз, шагая через зало и невольно глядя на дверной проём со шторой,

 наблюдала появление новых очертаний. Это было даже забавно. При виде них она

 всегда пыталась понять: только она - одна видит эти людские лица на шторе, или

 их видит кто-нибудь еще из её домочадцев. Она фотографировала занавесь, пытаясь

 сделать из фотографий документ или свидетельство этих видений. Постоянно

 приставала к детям: " - Посмотри! Ты видишь это?" Сын видел. Дочь, то ли по

 малолетству, то ли по какой другой причине, не хотела видеть этого. Она любила

 отца.

   В тот день, до того как он сломал шейку бедра, дочь была весь день
 
 взволнована. Она пришла в комнату к отцу со своей новой куклой, стала кричать и

 плакать. Она кричала так громко, как будто хотела чтобы её услышали. Кричала и

 плакала, кричала и плакала. " - Это ты, ты сломал ногу! И показывала отцу куклу.

 Кукла была мужского пола и нога у куклы была сломана именно в той части бедра и

 именно на той ноге, что в последствии и случилось... Мать пыталась успокоить

 дочку, но та ушла в свою комнату и ещё долго не могла прийти в себя, сидя на 
 
 диване , сжав коленки руками и уткнувшись в них лицом. Да, это было... 5 лет

 назад.

   Сейчас куклы были разбросаны. Штора свисала тихо. И почему-то запах курева, от

 которого была предназначена занавеска, сейчас не проникал через щель у дверной
 
 колоды. Она тихо приоткрыла штору...

   Муж лежал на боку, лицом к стене. У неё защемило внутри, сдавленый стон

 вырвался из её груди, как его последний вздох. Он лежал на своём сломаном бедре.

 Она в оцепенении повернулась лицом к дверному проёму и вышла из комнаты. Он

 умер. Она поняла это.
   
   Не было никаких эмоций, только что-то упало внутри, оборвалось. Мысли бешенно

 закружились в её голове. Что делать? Тело еще не совсем остыло. Его надо мыть.

 Такой опыт у неё уже был с его матерью, с которой они прожили долгих восемь лет.

 Надо вызывать полицию.

   Она пошла сообщить это тем, кто был дома. Её мать, услышав слова, закрыла рот

 рукой. "- Ой, ой, ой! Да вроде недавно он со мной через стенку разговаривал.

 Потом замолчал. Я подумала, что он уснул. я и не заходила больше к нему. Думала

 ты придёшь..." По спине пробежал озноб. Отрешенно глядя на мать, она думала:

 причитания сейчас не могут ничем помочь. Слёз не было. Нужно было предпринимать

 меры. Вызвала полицию. Ждали долго. В морг вести отказалась по христианским

 соображениям. Да и долгое время он был прикован к постеле.

   По началу всё думал, что еще встанет на ноги, будет ходить. Когда после
 
 перелома отвезли в больницу, то поставили штыри, а не сустав. Штыри оказались

 велики для его узких костей. Занесли заражение. Пролежал дома две недели. Ему

 всё хуже и хуже. Потом отвезла его в другую больницу - областную. Там был

 дренаж, поллитровая банка гноя, грязные пелёнки и его нежелание лежать в

 гипсовом сапоге для выпрямления стопы. Все пять лет клал себя в больницу,

 поддерживал состояние.

 Дома читал газеты, так что все руки были чёрные от типографской краски. Она

 мыла, стирала убирала, воспитывала детей и ходила на работу к 6.00. И вот -
 
 закончилось...

    Закончились его окрики из комнаты : "принеси, подай, помой, убери, купи..."
 
 Закончились нежные имена для дочери, сына и для неё. Закончились настойчивые

 просьбы, порой до мата, купить ему водки. Закончились поднятия его худого, но

 такого тяжелого тела. И неудобное переваливание, с бережью, его сломаной ноги,

 которая за пять лет стала на пять сантиметров короче, потому что через свищ

 вытекла вся головка тазобедренной кости. Перетаскивание его на инвалидную

 коляску, чтобы можно было его помыть, подстричь волосы и ногти.

   Теперь ей нужно было сделать это в последний раз.

   Полиция засвидетельствовала факт смерти.
 
 Она стояла перед телом мужа закусив верхнюю губу. Её мать стояла рядом,

 говорила: -" Я помогу. Давай, надо его обмыть. Денег нет, да и поздно уже -

 двенадцать. Кого звать-то?"

 Она принесла таз с водой и хозяйственное мыло. Положили доску на два кресла.

 Вдвоём еле-еле перетащили тело с кровати. Она всё называла мужа по имени и

 просила его и Бога помочь помыть тело. Помыли, одели в костюм, который был самый

 новый в его шкафу. Так и оставили лежать до покупки гроба и всего остального,

 что полагается в таких случаях.
   
   На утро она пошла в поликлинику. В коридоре было мало людей. Травмотолог,

 лечивший мужа при его жизни, увидел её знакомое лицо и стал спрашивать о

 здоровье покойного. Она тихо сказала: "- Он умер вчера... Я за справкой." Врач

 опершись на дверной косяк, сделал паузу и сказал: " Святой! Святой! На Крещение

 умер! Ну, держитесь..." Она уже не видела удаляющийся силуэт доктора, а только с

 ужасом и вселенским трепетом вспомнила, что некоторое время назад, может быть с

 неделю, зашла к мужу в комнату утром и начала рассказывать ему свой сон.
 
 "- Знаешь, - говорила она,- мне приснилось как будто я пришла в поликлинику за

 справкой, а наш травматолог мне говорит: " Свяятой! Святой! На крещение умер!"

 Что-то плохое случится...
   

   Потом отпевали, хоронили, поминали... На поминках  мать разлила на её, только

 что поменяный паспорт, красное вино. След от вина так и остался на долгую память

 кровавым ореолом.