На Ахтубе

НА АХТУБЕ
В.Темкин

Наш маршрут по реке Ахтубе начинался обычно от станции Харабали, а заканчивался неподалёку от огромного казацкого села Никольское. Там Волга, в которую многопроточная Ахтуба посевернее впадала с восточной стороны, уже разливалась вширь на километры. И теплоходы речные ходили по реке в обе стороны. Вниз - до Астрахани, и вверх – до Волгограда.
    Но то, ради чего всё это затевалось, самая, что ни на есть, серьёзная рыбалка, то, ради чего мы горбатились с рюкзаками и байдарками, тащась из Москвы, оно было выше, до впадения Ахтубы в Волгу. Народ там фантастически ловко управляясь со спиннингами и перемётами и прочей умственно-рыболовной снастью, вылавливал в сумасшедших количествах удивительного размера жерехов, сазанов и щук. А я, не обладая «великим» рыбацким мастерством, старался ловить на донку, длинную десятиметровою леску, к концу которой был прикреплен свинцовый груз, отлитый из свинца прямо тут же на костре в алюминиевую ложку. Там же, чуточку выше, вязались и два крючка десятый номер с продолговатым цевьём на полуметровых поводках с подсоленной рыбной мелочью для наживки.
   В прибрежный песок с интервалом метра два с половиной я вколачивал три метровых кола, к которым привязывал донки и, рядом с точкой крепления, прилаживал крохотные, но звонкие колокольчики. И по этой причине получал чаще всего прозвище не по принципу землячества, как обычно, а технологическое, со смыслом. И когда всех остальных идентифицировали, как москвич, ленинградец, киевлянин или гомельчанин, меня везде звали одинаково: «трамвай». Видимо, звуки моих колокольцев что-то такое им напоминали. Особенно в том момент, когда начинали тренькать все три разом.
   Место для ловли выбирал я всегда пологое, где-нибудь в широкой излучине. Там, как правило, хорошо брал судак, московский деликатес, считающийся на Ахтубе, практически сорной рыбой. Судачья уха и жарёха с моей точки зрения были великолепны. Иногда попадался и крупный окунь, и что-нибудь ещё не менее достойное. Без улова я к палатке ни разу не возвращался. Дюжину полукилограммовых-килограммовых рыбин приносил ежедневно, чистил и готовил с огромным удовольствием все две недели пребывания в этом раю. И компанию свою в пять человек кормил рыбой от пуза. Время для поездки мы выбирали в начале сентября, когда погода была ещё летняя, но попрохладней, а школа уже началась, и напряженность в туристической населённости берегов уже спадала. Да и с билетами на поезд обстановка разряжалась до вполне терпимой.
   В этом году всё было, как всегда. Сплавлялись мы по реке, следуя системе - день пути на две-три дневки, в зависимости от удачливости рыбной ловли. И в тот самый день отстановились, разбив лагерь, на невысоком изгибе реки с гладким песчаным сходом. Чуть выше и правее виднелись два больших деревенских дома, на которые мы прицелились из желания приобрести по возможности свежих овощей и картошки. Как потом оказалось в первом из них жил лесной объездчик, а во втором – инспектор рыбнадзора. Но лицензию на вылов мы купили по приезде в железнодорожной кассе в Харабалях, и поэтому такое соседство нас ничем не смущало.
   Вечером инспектор подошел к нам, проверил лицензии, дал пару советов по части рыбной ловли. Крупный мужчина абсолютно славянской наружности, он пришел в сопровождении двух десятилетних детей – светленькой, похожей на отца девочки и мальчика, которого я принял поначалу за казаха. Но оказалось, что это брат с сестрой. Просто, как доложил, похохатывая, отец, дочь пошла в него, а сын в маму.
- Она у меня из местных. Казашка с хохляцким подмесом. А я вологодский. Служил тут рядом на полигоне в Капустином Яру, а как демобилизовался, так показалось, что, вроде, зачем уезжать. Края теплые, сытные, и невеста богатая подвернулась. Вон какой домина в приданное принесла. Родители у неё овцеводы. Каракуль он нынче дорогой, сволочь. – пояснил он нам, улыбаясь.
   Постояв и поболтав ещё немного о том, о сём со «свежими» людьми, он попрощался и пошел по тропинке вверх к дому. Дети ушли за ним.
А рано утром я уже стоял на берегу, вбив свои три колышка и забросив донку. Часам к шести у меня плавали в ведерке с десяток рыбёх, и я подумывал о том, чтобы сворачивать снасти. Жена всегда ворчит, когда я перебираю с уловом. Природу она у меня, видите ли, любит и жалеет. Не хочет речную живность без нужды изводить. А мне-то каково, мне ведь не столько результат, сколько процесс важен. И тут, вижу я, по вчерашней тропинке к воде спустился давешний пацан-казашонок. В руках он держал крохотный самодельный спиннинг, явно смастыренный отцом.
- Мамка велела к обеду рыбёхи натаскать. – пояснил он своё появление на берегу. – Гости к нам будут. Чтобы ей было, чем кормить. Батя вон в огороде картошку копает. А меня сюда отправили.
   Сонный ещё мальчишка, сладко зевнув, встал в пяти-шести метрах от меня, чтобы не запутать снасти, и стал очень ловко и быстро забрасывать свою блесну, целя от меня чуточку в сторону. Поскольку свою снасть я отслеживал по звонкам на слух, то, сидя с сигаретой на каком-то выброшенном из воды бревне, я с любопытством наблюдал за мальчиком, поражаясь его мастерству и проворству. За полчаса он набросал вокруг себя не менее пяти крупных килограммовых рыбин.
   Тут надо отметить, что место мы с ним обловили хоть и уловистое, но достаточно илистое, с донным мусорком в виде веток и камней. Поэтому, как он, так и я, почувствовав сопротивление лески при вытаскивании, зацеп,  делали мы одно и тоже движение, намотав леску на руку, слегка подергивали её, перемещаясь по берегу. Если зацеп был неглубоким, то крючок отцеплялся, если оказывался серьезным, отрывался поводок. И мы навязывали новые приспособления ловли.
   Кроме нас с ним тут рыбачили ещё двое ленинградцев, сплавлявшихся с нами параллельно почти от самых Харабалей. Но они со своими снастями расположились в тридцати метрах правее, где высокое дерево давало гарантированную тень.
   И в какой-то момент, накручивая катушку спиннинга, пацан, видимо, ощутив сопротивление, привычно намотал витков шесть-семь лески на правую руку, отошел на несколько шагов в сторону соседей и резко рванул снасть. Неожиданный ответный рывок был настолько сильным, что сбил мальчишку с ног. Руку ребенка вытянуло вперед, и какая-то неведомая сила поволокла его вправо по мелководью, затаскивая всё глубже и глубже.
   По счастью ближайший к нему сосед-питерец, бросив свои снасти, сорвался наперерез и сподобился ухватить пацана поперёк туловища, уперевшись, что есть силы, в илистое дно. Остановиться ему, в противодействии неведомой силе, удалось только стоя в воде по грудь. Но самым страшным оказалось не это. Ручонку мальца передавило леской до такой степени, что начало прорезать кожу. В некоторых местах брызнула кровь. В первую же секунду случившегося я выдрал один из своих кольев и даванул, что было силы, поперек движению борющейся с речным чудищем пары. Перехватив леску впереди руки ребенка, я сподобился намотать её на прихваченный кол и, тем самым, ослабил давление на его ручонку. Мой напарник выпутал руку из этой страшной спирали, а подбежавший нам в помощь другой из соседей, прихватил вторую сторону моего кола, и вдвоём мы уже как-то удерживали ту невероятную силищу, которая противодействовала нам в темной и загадочной глубине. Одному мне это, фактически, было бы не под силу.
   В это время, услышав наши вопли и крики, по тропинке сверху сбежал отец мальчишки. Стащив с себя на ходу рубаху, он ухватил ребенка из рук у питерца, обернул тканью окровавленную ручонку и понес пацана домой, по дороге нудно выговаривая ему:
- Я те сто раз говорил, ловить в ериках за дорогой. Там крупняка практически не бывает. А тебе все не в ум заходит? Вот, ужо, мать тебе сейчас устроит, вот уж покажет она тебе, где раки зимуют.
А мыс питерцами, уже втроем, боролись не на жизнь, а на смерть, шаг за шагом заходя в воду все глубже. Наш третий успел схватить плавающий в воде спиннинг и закрутить катушку, выбирая леску.
- Я сейчас вернусь. – крикнул нам инспектор сверху. – Вы там, мужики, держитесь, сколько сможете.
   Держаться даже втроём нам оказалось довольно трудно. Чем глубже мы заходили, тем сильнее сила Архимеда отрывала наши ступни от илистого дня. То один, то другой мы падали в воду, не устояв перед силой рывков миллиметровой лесы. Захлебывались и отплевывались, матерясь и ворча. Но бросить кол с накрученной леской – это было выше наших сил. Минут через пять вернулся инспектор и сбросив на берегу порты и сапоги, полез к нам в воду. Тут мы сразу ощутили помощь в силе, но, главное, в умении. Правильно оценив направление, в котором действовала неведомая нам сила, он развернул нашу команду под острым углом к берегу и, командуя нами, шаг за шагом стал выводить нас из воды на берег. И отходя от воды все дальше и дальше, мы, наконец, увидели на мелководье огромный и всё разрастающийся а пене и брызгах многоцветный бурун.
- Тя-нем! Тя-нем! Не стопоря! Тянем, я говорю, блин! Тянем, парни! – надрывался инспектор.   
И мы, как писано было в сказке про репку, тянули, тянули и вытянули.
   Когда же мы боязливо подошли к речному чудищу с темнокоричневой спиной и фиолетовым пятнистым брюхом, оно лежало на песке и периодически резко шевелило огромными жабрами. Инспектор поступил в высшей степени профессионально, когда, прихватив по дороге крепенький батожок, вытянул изо всей силы нашей рыбине куда-то в основание головы, ближе к спине. После этого он мокрыми руками поднял брюки, полез в карман и достал пачку сигарет и спички. Угостив и нас, так как табак наш вымок и раскис по карманам, пока мы полоскались в процессе борьбы с огромным сомом. Задымив, мы начали разглядывать добычу. Это-таки оказался именно сом. Невероятного размера и веса. С огромной многоусой головой и мощным телом и хвостом. Три шага в длину, весил он на прищуренный глазок инспектора килограмм не меньше двадцати пяти, а как оказалось потом точнее – двадцать девять. Таких весов-безменов в округе ни у кого не оказалось, и поэтому взвесили мы наше чудище, уже разрубив на части.
Сверху в сопровождении перевязанного пострадавшего спустилась мама-хозяйка. Осмотрев рыбину, она повернулась к сыну и, подняв руку, покрутила ему ухо:
- В другой раз я тебя всего поубиваю. – сказала она и, повернувшись к мужу, добавила. – Однако хорош будет сом на котлеты. А вам, ребята, спасибо великое за спасение чудесное этого байстрюка. Я к вечеру, когда нажарю, вам сюда тазик, другой пришлю. Аркат вам принесет. – она показала на сына. - И кастрюлю картошки молодой с черемшой мелкопорезанной. Какие тут ваши палатки? – махнула она рукой по берегу.
А папа, не без гордости, взъерошив сынов загривок, заявил, кивнув нам на пацана:
- Герой, Аркатка, у нас сегодня, однако.