Воспоминания. Дмитрий Сидоренко. Глава 36

(См. информацию на странице http://proza.ru/avtor/deshchere).

Дмитрий Григорьевич Сидоренко (15.05.1924 - 15.08.1955), автор повести "Воспоминания", одна из глав которой предлагается вниманию читателей на этой страничке  - мой дядя, младший брат моего отца. "Воспоминания" были написаны им в далёкие послевоенные годы  и  много лет хранились у родственников (см. Предисловие к повести http://www.proza.ru/2018/09/06/1560).

На моей страничке портала Проза.ру эту повесть можно прочесть и в цельном виде, без разбивки по главам, - "Воспоминания. Дмитрий Сидоренко. 1924 - 1955" - http://www.proza.ru/2018/08/24/999 .

Глава 35 - http://www.proza.ru/2018/09/05/355

Глава 36
…И никто не приедет,
И никто не придёт…
Только раннею весною
Соловей пропоёт…
[Прим. 96. «Позабыт, позаброшен», народная песня; авторы неизвестны]

В северо-западной Германии, над тихой, полноводной рекой, в заброшенном парке города Пренслау, есть одна, всеми забытая, заросшая могила… В головах её воткнута металлическая лопасть воздушного винта, в ногах – большой, тяжёлый камень… Могилу никто не навещает. Давно уж повяли, засохли цветы, когда-то положенные на неё. Одиноко стоит здесь она, размытая дождем, поросшая травою… Высокая, роскошная липа, ласково шелестя своими молодыми листьями, широко распустила над ней свои цветущие ветви… «Старшина Василий Петренко – 20 лет» – слабо чернело на лопасти…

Но сегодня возле могилы стоял высокий военный человек в авиационном комбинезоне, в собачьих унтах, с пистолетом на поясе. Рядом стоял мотоцикл, на котором он приехал. В одной руке человек держал букет цветов, в другой – снятую шапку. Несколько минут, опустив глаза, он молча стоял над могилой, затем медленно присел на корточки, заботливо оборвал траву и аккуратно положил цветы на могилу…

Он долго сидел в таком положении, грустно устремив свой взгляд в холодный надгробный камень, затем медленно поднялся, отошёл на несколько шагов от могилы и опустился на каменную плиту, охватив голову обеими руками…

Свежий, ласковый ветерок тянул вдоль аллеи душистые переливы расцветающей липы, с яблонь осыпался белый цвет и, кружась, медленно опускался в густую траву. Всюду чувствовалось обаяние весны, возрождение жизни…

Но человек не замечал ничего окружающего, он был погружен в свои думы. Теплый ветер нежно трепал его волосы, опадавшие на лоб, шелестя листьями высоких деревьев…

Медленно стал накрапывать дождь. А человек, не замечая ненастья, всё сидел и сидел на камне, обхватив голову обеими руками. Дождь пошёл сильней. Он мочил и мягко бил по лицу человека, и нельзя было узнать – слезы ли, или струйки воды катились по его молодому лицу…

То был Дмитрий. Он приехал за несколько десятков километров, чтобы отдать последний долг своему замечательному другу, когда-то самому близкому для него человеку. Эскадрилья собиралась лететь на Восток, и он приехал навестить могилу друга в последний раз…

«Спи, Вася, мой славный и нежный друг, милый друг юности нашей военной… Прожил ты мало, но прожил красиво. Юность наша пронеслась в напряжённой учёбе, шумной студенческой жизни, в далёких военных походах в чужих краях… Жизнь была внешне суровая, внутренне – светлая, содержательная, осмысленная. Спецшкола – удовлетворение юношеской романтики, страстное желание многих здоровых и смелых юношей подняться в воздух, быть хозяином в неизвестном голубом просторе…

Академия – напряжённая учеба, кипучая столичная жизнь, стремление выйти в жизнь полноценным специалистом, посвятить свою жизнь авиации…

Фронт – гражданский долг, страстное желание мести, полёты в глубокие тылы немцев, тревоги, кропотливая работа на аэродромах и вдруг… глупая, неожиданная смерть…А сколько их, таких славных, оборвавшихся жизней в эту войну…»

И, закрыв глаза, он задумался над тем, сколько мечтаний, мыслей о будущем, поздних раскаяний и неосуществимых желаний погребено в этой опалённой земле, по дорогам войны от Сталинграда до самого Дрездена, от матушки Волги до Эльбы… Сколько способных, одарённых людей, когда-то мечтавших, желавших, мыслящих погребено на этом длинном пути в братских могилах и никогда уже не осуществится то, о чем они думали…

Как дика и опустошительна война. Сколько горя, ненужных страданий пережили за эти годы большие и малые народы мира. Обращены в прах сотни городов, разорены цветущие страны, убиты миллионы людей, и русскому народу понадобилось развернуться во всю свою исполинскую силу, чтобы положить этому конец…

Прощай, милый друг… Что ж поделаешь, если не пришлось тебе увидеть плодов всех пережитых трудностей, не довелось выпить вместе с нами победной чарки… Ты пал неоценимой жертвой за светлое торжество правды…

Пройдут годы… Из руин и пепла вновь поднимутся города и села, залечатся раны, нанесенные войной, забудутся трудности послевоенного периода, сотрётся в памяти людей всё пережитое в эти годы. Но много, много ещё чьих-то разбитых сердец, чья-то неостывающая любовь и память – матери ли, молодой жены, друга или подруги долго-долго ещё будут глядеть на запад, на дорогу, ожидая милого сердцу человека…

В теплый майский день, в день Победы, когда распустятся сады и воздух наполнится весенним, душистым ароматом, мы всегда вспомним о вас, дорогие друзья, помянем добрым, ласковым словом…

Прощай, милый друг, навсегда… Здесь, на чужбине, больше никто не придет с доброй памятью к твоей одинокой могиле, не придет никогда, никогда… О, как ужасно это слово!
 – Прощай… – он, наконец, поднял голову, и всё на свете вдруг переменилось в его воображении, стало ощущаться совсем по иному. Одно утратило всякое значение, другое, напротив, приобретало новый, совсем неожиданный смысл. Как будто бы он стал глядеть на всё окружающее чьими-то другими, подмененными глазами… Свежее обаяние весны, запах цветов и распустившихся обмытых листьев, тёплый весенний дождь, звонкие голоса птичек на деревьях – всё теперь щемящей кровавой раной ранило в самое сердце, заполняло грудь безграничной мятежной тоской…

Он быстро встал с камня, шершавой, масляной рукой вытер лицо от дождя. Привычным движением головы забросил назад волосы, надел шлемофон и, бросив последний взгляд на могилу, направился к мотоциклу. Вскоре затарахтел мотор, он сел на сидение, нервно отпустил конус сцепления – машина дернулась и быстро понеслась вперед, чихая и брызгая грязью…

«И закончив про былое,
Мой читатель, друг и брат,
Как всегда, перед тобою
Я, должно быть, виноват.

Грусть гоня, писал не к спеху.
Правду, нет ли – сам скажи.
Что ж случалось, врал для смеху,
Никогда не врал для лжи…

Эти дни мне прочих боле
Дороги, родны до слез,
Как тот сын, что рос не в холе,
А в годину бед и гроз…

Мать-земля родная наша,
В дни беды и в дни побед
Нет тебя милей и краше
И дороже сердцу нет!»
«Василий Тёркин», А. Т. Твардовский

Глава 37 - http://www.proza.ru/2018/09/05/350