Зловонная утроба города. Подглавие II
Газэф вспоминал вчерашний бой.
Мутант. Сранный мутант.
Он надеялся, что со времён барона Сигизмунда подобных тварей в этом городе не осталось. Видимо, он ошибался. Однако данное чучело привозное. Из самой столицы. То, что Империя снова пользуется услугами проклятых алхимиков — это плохой знак. Данный факт не только означает нарушение закона, но и является показателем того, что новое правительство не лучше прежнего. Фехтовальщик не верил в идеи революции. Он не был впечатлительным юношей или обиженным на жизнь крестьянином, которого налоги вынудили взяться за вилы. Экономические и правовые отношения для Газэфа ничего не значили. Воин считал всю эту затею четырёхгодичной давности бредом. Люди всё время стремятся к справедливости, однако, в конечном итоге, они и сами понятия не имеют, что это понятие означает. Обычно за словом «справедливость» стояло только отожранное пузо.
Так как Газэфу была чужда и идеология, и экономика, и мораль с ценностями, во время Красного Штандарта он просто отсиживался в тихом уголке страны, куда весть о смене правительства пришла без насилия. Местные на эту новость просто кивнули. По существу, для них изменилось только то, кому они теперь платят десятину. Остальное их совсем не касалось. Сам он уже не помнил, зачем вступил в местный небольшой мятеж. Однажды к нему в лачугу просто постучали старик и его протеже. Ольгерд просто попросил его помочь. И Газэф согласился. Ворчливого военного он знал со времён Альбека. Именно этот капитан имперской пехоты в своё время посодействовал тому, чтобы фехтовальщик предстал перед местным бароном. У парня был должок. Свой долг перед бароном тот уже исполнил. Старик был вторым кредитором. Воин задумался. Он осознал, что уже пятнадцать лет знал Ольгерда в звании капитана. Даже местные партизаны оставили его в этом же ранге. Это должно быть судьба. Парень ухмыльнулся.
В дверь камеры начали долбить.
— Заключённый! Встать!
Воин не спеша повиновался. Он с удивлением обнаружил, что это далось ему легко. Ни живот, ни руки, ни челюсть, куда вчера ночью прямой наводкой прилетел удар железной лапой, его не беспокоили. Единственное, что он сейчас испытывал, это недосып.
— Морду в стену! Спиной к двери!
Газэф послушно отошёл к стене и отвернулся. Скорее всего, сейчас поведут на допрос. Возможно с пристрастьем. Даже если он расколется, то всё будет в порядке. Знал он немного. Тем более, что Ванесса мертва, Ольгерд уже задержан, а где скрывается Дорея он не знал. Выпытывать из парня нечего. В камеру зашли двое стражников. Они еле помещались в эту тесную будку.
— Без фокусов, мразь.
У парня не оставалось ресурсов на фокусы. Оружие у него отобрали, а в рукопашном бою он был, откровенно говоря, слаб. Наверно, даже любитель в таверне мог бы его легко уделать, если речь зайдёт о кулаках. Один из увальней подошёл вплотную и сильно прижал воина к стенке. Второй нацепил кандалы. Сначала на руки. Потом на ноги. Стражники отошли от него и вышли из камеры.
— Лицом к двери! На выход!
Газэф повиновался. Вот он уже неспешно брёл по тюремному коридору, уныло позвякивая цепями. Для его роста и физики они были просто гигантскими. А также тяжёлыми. Если бы воину предложили жить всю свою оставшуюся жизнь в этих кандалах или умереть, то тот, скорее, выбрал бы второе. И не потому, что так сильно ценил свободу. Кандалы были жутко неудобными.
Двое провожатых неспешно брели рядом по обе стороны — спереди и сзади. Тот, что был впереди, постоянно озирался на смотрящего в пол парня.
— Толчёк?
Газэф мотнул головой. В туалет ему не хотелось. Последний раз он ел и пил только в больничной палате. Живот тихо урчал. Они, наконец, куда-то пришли. Первый стражник открыл массивную стальную дверь. Казалось, что на этой двери замков больше, чем во всех камерах, мимо которых они проходили, вместе взятых. В центре камеры стоял деревянный стол. По его сторонам стояло два железных стула. Один из них выглядел усиленным. Толстые ручки и ножки. Приварен к полу.
Это, видно, моё место.
Солнечный свет, проникающий через укреплённое окно, чуть освещал комнату. Газэфа привели в помещение для допросов. Чуть погодя, его руки и ноги попарно пристегнули к сидению. Запястья были прицеплены к стулу не намертво, а цепями, которые немного вытягивались. Воин положил руки на деревянный стол, на котором уже поставили две медные кружки с водой. Было относительно комфортно.
Так он сидел минут десять. Газэф поглядывал на настенные часы, что были над дверью. Через некоторое время он уже вопросительно смотрел на стражников, которые располагались по обе стороны от входной двери. На немой вопрос ответил увалень, что стоял левее.
— Сегодня тебя допрашивает верховный инквизитор. Прикинь, какая честь, а?
— Ага. Говорят, она один на один уделала этого паяца. Великий Газэф. Только посмотрите на него теперь. Побит бабой. Хехе.
— Правда, что-то деваха задерживается… уже пять минут как должна быть здесь.
— Эй, короткий, может тебе пожрать че…
— Ты идиот? По регламенту не положено, — второй горемыка резко перебил первого.
— Сам ты идиот. Вон, смотри, какой тщедушный. Если она ещё чуть опоздает — он тут у нас от голода сдохнет.
— Сначала ты им даёшь прибор, чтобы они ели, а потом они тебя этово… вилкой в шею!
— Так мы ему ложку дадим! Ложкой-то не убьёт, наверно…
— Я этому в руки никакой инструмент не доверю. Ни ложку, ни вилку, ни половник. Если хочешь покормить — будешь кормить с ложечки, как малыша. Да и то после согласования с начальством.
Они замолкли. Воин хоть и проголодался, но предпочёл бы есть самостоятельно. Он немного удивился, что местные его знают. Газэф хоть и был довольно известным фехтовальщиком, но все его спорные подвиги ограничивались территорией провинции Альбека и Тирона.
— … где эта баба гуляет…
Стражник тяжело вздохнул. Судя по всему, ждать придётся долго.
Свидетельство о публикации №218090500476