Неужели мы были такими?
Что говорить? Книга не нова: написана в 70-х годах, к читателю вышла в начале 90-х… Многие прочли её ещё в те незабвенные времена, прочитали и удивились до глубины души: оказывается замечательный детский писатель, автор «Республики ШКИД», «Лёньки Пантелеева», рассказа «Честное слово» был человеком глубоко верующим, и не каким-то новообращённым, поддавшимся на старости лет модному поветрию, а с детства живущим Церковью, пронёсшим свою веру через все богоборческие советские времена…
В начале 90-х годов повесть «Верую!» стала откровением для многих. Мне, помню, взахлёб пересказывали отрывки из неё; и оказывалось, что и Даниил Хармс был верующим, и Евгений Шварц, и Вера Панова, и даже Самуил Маршак, хоть и не считал себя православным, но какому-то своему богу поклонялся…
Я сподобился прочесть повесть только сейчас — лет через семнадцать после её выхода на широкую публику. Что сказать? Много воды утекло с начала 90-х, с той эпохи всеобщего церковного неофитства, восторженности, безграмотности, безоглядного восхищения…
Это, скажем сразу, вовсе не повесть, а… исповедь? Исповедание веры? И то и другое вместе. Леонид Пантелеев (который, кстати, на самом деле звался Алексеем Ивановичем Еремеевым) не спеша рассказывает о том, во что именно он верит, как он верит, что дорого его душе и что ни в коем случае не сможет принять его сердце. Пантелеев кается и обличает. Кается за себя, за свои частные, никому прежде неведомые грехи, которым по идее оставаться бы между ним, его духовником и Господом и не вылетать на всеобщее обозрение, ибо во всяком публичном покаянии есть несомненная доля самолюбования: «Смотрите, люди, как я каюсь!» — или даже: «Смотрите, какие у меня необычные, яркие грехи — у вас таких нет!..»
Я ни в коем случае не хочу осуждать замечательного писателя. В той же «Республике ШКИД» есть масса эпизодов удивительно православно поданных, глубоких, поучительных… Рассказ «Честное слово» можно хоть в православный патерик ставить… Но повесть «Верую!» написана, по признанию самого Пантелеева, без огня, без увлечения, без серьёзной работы над материалом. Друзья советовали ему написать мемуары, рассказать о себе как о православном человеке — Алексей Иванович подумал и согласился, хотя прекрасно знал, что увидеть опубликованной эту книгу ему не удастся, а может быть, её и вовсе никогда не опубликуют… Зачем же стараться?
Да, книгу писал искренне верующий человек. Но между верующим человеком советского времени и нынешними православными есть некая разница… В советские времена веровать в Бога означало не принимать государство, отрицать ту политику, которую ведёт твоя родная страна. Мы сейчас не можем в полной мере оценить это страшное для всякого русского раздвоение: или с Богом против России, или с Россией против Бога. Оно, пожалуй, было страшнее, чем все гонения, казни, пытки: оно оторвало от России тысячи честных, думающих, совестливых, тысячи лучших.
Жизнь со временем открыла страшную тайну: те, кто думал, что ради Христа можно предать Россию, ошиблись. Это была неправильная посылка. На деле вышло так, что они предали и Россию, и Христа. Почему так? Отдельный вопрос. Но жизнь показывает, что одно предательство неизбежно влечёт за собой другое.
А Леонид Пантелеев? Леонид Пантелеев России не предавал — ни на деле, ни в мыслях. Но он и не жил в России. От юности до глубокой старости он оставался внутренним эмигрантом: жил на территории страны, но не в стране и не страной. Эту-то тайну и раскрывает нам его книга «Верую!» Не помня толком старой царской России, за которую отдал жизнь его отец, он и новой, советской принять не смог. Пытался, но не смог. Как же это отразилось на его вере?
Чтобы не быть голословным, приведём несколько цитат:
«Обновление Церкви я вижу в достижении ею полной свободы, а также в её демократизации».
«…Папа Иоанн Павел II. Верующие люди — и не только католики — должны денно и нощно молиться за этого человека, просить Бога о продлении его жизни, об укреплении его душевных и телесных сил. Счастливые поляки!..»
«К месту будет сказать, что — русский человек, воспитанный и наставленный в Православии и считающий себя истинно православным, — я не только с уважением отношусь ко всякой другой вере, но и способен молиться — и молюсь — во всяком другом храме, не только в христианском, но и в синагоге, и в мечети, и даже в буддийской пагоде. Да, самое яркое и самое счастливое, что мне запомнилось, например, в Японии, — это посещение буддистских и синтоистских храмов».
Ну и так далее. Кто читал книгу, тот и ещё вспомнит не одну подобную цитату.
Не ошибусь ли, если скажу: свобода была ему дороже веры?
Как это понятно! Как нам всем это было близко в своё время! Не важно, мол, во что человек верит, лишь бы не в «Манифест Коммунистической партии». Не важно, за что человека гонят — за сектантство, за сепаратизм, за явное предательство, — главное, что гонят его коммунисты, а значит, он заслуживает мученического венца! Перед лицом коммунизма все едины: и православные, и католики, и самые отъявленные сектанты…
Всё это мы пережили, всё это ушло, явилось понимание того, что некоторые вещи будут преследоваться и жестоко караться всегда — и при демократии, и при самом патриотическом православном режиме… Боюсь, что многие из тех, кто при советской власти, подобно Алексею Ивановичу, ратовал за самую широкую демократию, теперь мечтают о самой жёсткой диктатуре своих единомышленников. Боюсь… Хотя чего тут бояться? Всё идёт своим естественным ходом. Вот только странно теперь перечитывать те мысли, которые раньше казались и бесспорными, и выстраданными… Странно и даже жутко… Невольно приходит в голову мысль: а что если и те идеи, которые мы исповедуем сейчас, через 20 лет окажутся таким же отработанным, не прошедшим испытания временем хламом, пустыми умствованиями, никакого отношения к подлинным интересам России и Православия не имеющими?..
Свидетельство о публикации №218090500680
Вот и Ваша публикация о Леониде Пантелееве также обрадовала.
И ничего, что он не всё знал и понимал, главное - вера. Не знания спасают, как бы ни были они важны, а устроение сердца - Сыне, даждь мне сердце твоё.
И еще я читала, что Господь ищет не за что наказать, а за что помиловать... Хочется в это верить. Хорошо, что нам не дано судить человека, хотя отметить ошибочность его взглядов и действий мы можем.
Татьяна Вика 06.09.2018 13:31 Заявить о нарушении
А как быть с его грешным писанием? Пусть писатель даже покается в том, что он написал что-то нехорошее, - но книга-то осталась, и книга продолжает вредить читателям. Пушкин покаялся в "Гаврилиаде" - но богохульную поэму издают по-прежнему, и люди её читают, грех живёт. Чего же стоит Пушкинское покаяние?
Так и с Пантелеевым. В его книге много соблазна для неопытных духом. И книга живёт по-прежнему, и живут её соблазны.
Вот что для меня не понятно: как Бог судит писателя, если его книги грешат и после смерти автора?
Алексей Бакулин 06.09.2018 11:47 Заявить о нарушении
Мы по-человечески судим, уже зная основы веры.
Что же касается Гаврилиады, помним, что таинство покаяния действенно. А каждый сам потом ответит, к чему в конце концов прилепилась его душа.
Татьяна Вика 06.09.2018 13:30 Заявить о нарушении
В жилище мрачное теней
На суд предстали пред судей
В один и тот же час: Грабитель
(Он по большим дорогам разбивал[1],
И в петлю, наконец, попал);
Другой был славою покрытый Сочинитель:
Он тонкий разливал в своих твореньях яд,
Вселял безверие, укоренял разврат,
Был, как Сирена[2], сладкогласен,
И, как Сирена, был опасен.
В аду обряд судебный скор;
Нет проволочек бесполезных:
В минуту сделан приговор.
На страшных двух цепях железных
Повешены больших чугунных два котла:
В них виноватых рассадили,
Дров под Разбойника большой костер взвалили;
Сама Мегера[3] их зажгла
И развела такой ужасный пламень,
Что трескаться стал в сводах адских камень.
Суд к Сочинителю, казалось, был не строг;
Под ним сперва чуть тлелся огонек;
Но там, чем далее, тем боле разгорался.
Вот веки протекли, огонь не унимался.
Уж под Разбойником давно костер погас:
Под Сочинителем он злей с часу; на час.
Не видя облегченья,
Писатель, наконец, кричит среди мученья,
Что справедливости в богах нимало нет;
Что славой он наполнил свет
И ежели писал немножко вольно,
То слишком уж за то наказан больно;
Что он не думал быть Разбойника грешней.
Тут перед ним, во всей красе своей,
С шипящими между волос змеями,
С кровавыми в руках бичами[4],
Из адских трех сестер явилася одна.
«Несчастный!» говорит она:
«Ты ль Провидению пеняешь?
И ты ль с Разбойником себя равняешь?
Перед твоей ничто его вина.
По лютости своей и злости,
Он вреден был,
Пока лишь жил;
А ты… уже твои давно истлели кости,
А солнце разу не взойдет,
Чтоб новых от тебя не осветило бед.
Твоих творений яд не только не слабеет,
Но, разливаяся, век-от-веку лютеет.
Смотри (тут свет ему узреть она дала),
Смотри на злые все дела
И на несчастия, которых ты виною!
Вон дети, стыд своих семей,–
Отчаянье отцов и матерей:
Кем ум и сердце в них отравлены? – тобою.
Кто, осмеяв, как детские мечты,
Супружество, начальства, власти,
Им причитал в вину людские все напасти
И связи общества рвался расторгнуть? – ты.
Не ты ли величал безверье просвещеньем?
Не ты ль в приманчивый, в прелестный вид облек
И страсти и порок?
И вон опоена твоим ученьем,
Там целая страна
Полна Убийствами и грабежами,
Раздорами и мятежами
И до погибели доведена тобой!
В ней каждой капли слез и крови – ты виной.
И смел ты на богов хулой вооружиться?
А сколько впредь еще родится
От книг твоих на свете зол!
Терпи ж; здесь по делам тебе и казни мера!»
Сказала гневная Мегера –
И крышкою захлопнула котел.
Басня Крылова, как один из вариантов :)
Георгиевна 08.09.2018 20:31 Заявить о нарушении