Человек войны. глава 4. 2 Отступление к Сталинград

V
        Оборона на Осколе (22.06.1942)
  Мы прибыли в село Ольшанка, где размещался штаб нашего батальона. В селе стояли гарь и запах тротила. Только что отбомбились немецкие самолеты. Вся площадь была усеяна мелкими осколками. Скорее всего, самолеты сбрасывали мины, так как после их взрывов воронок не было, но поверхность земли была исполосована словно ножом. Разрушений и потерь не было. Пострадали только козы, которые на привязи паслись на площади.

  В штабе батальона я никого, кроме комиссара батальона, не застал. Он поставил мне задачу:
– Найдите свой взвод. Он где-то здесь, в селе, и отправляйтесь на берег Оскола. Занимайте там оборону на участке: справа исключительно село Двухречное, слева – стык дорог, с задачей: не допустить переправу немцев на восточный берег. Задача ясна?
– Так точно!
– С Богом... Отправляйтесь.
  По фронту участок обороны оказался слишком широк для взвода. "Ведь тысяча, а то и более метров, на два ружья. Ужас!" - подумал я. - "Ну и приказ?! А приказ надо выполнять!"
  Взвод вышел на урез воды. Занял огневые позиции, окопался, замаскировал окопы. Расчеты перешли на запасные позиции, откуда и стали наблюдать за передвижением машин, которые сновали по гребню крутогора. Видимо, там проходила дорога и, не смотря на то, что на противоположном берегу тоже была дорога, немцы о ней – то ли не знали, то ли не решались по ней ездить.

  На реке стояла тишина. Вода плавно текла куда-то к своему устью, а на ее глади четко вырисовывался контур противоположного берега. Как-то внезапно, слева, на той стороне, в населенном пункте, разразилась ружейно-пулеметная стрельба. К вечеру из-за домов стали взлетать осветительные ракеты. Загорелся крайний дом. Пламя озарило все вокруг. Стала хорошо просматриваться речная гладь. Это облегчало наблюдение нашим расчетам.

  Утром над зеркалом воды поплыла испарина. Брызнули солнечные лучи, немцы зашевелились. По дороге поползли машины. По берегу проскочил мотоциклист, сначала один – ему повезло. Следом ехал второй. Грянули выстрелы. Мотоциклист вылетел из сидения, шлепнулся на берегу, а мотоцикл по инерции влетел в реку.
  С прибывшим завтраком мне довели приказание: срочно прибыть в штаб батальона. По пути меня встретил замполит первой роты и пристал с расспросами:
– Как дела? Где находится ваш взвод? Куда и зачем идешь?
– Иду я по вызову комбата, а зачем? Право не знаю, – я простился с ним, но как выяснилось – ненадолго. По прибытию в штаб, я доложил о своем прибытии комбату. Он спросил меня:
– Товарищ лейтенант, где находится ваш взвод?
– На берегу реки, занимает оборону согласно вашему приказу.
– А где находится противник?
  Я объяснил, что противник находится на противоположном берегу.
– Вот видишь? У него нет немцев... нет немцев на этой стороне, а у вас есть! – он с негодованием делал разнос командиру первой роты младшему лейтенанту Пономаренко.
– Вы, товарищ младший лейтенант, трус! Вы не выполнили приказ! Я вас отстраняю от роты. Сдайте ему роту. После сдачи явитесь ко мне!
  Затем комбат, капитан Микоэльян обратился ко мне:
– Идите, товарищ лейтенант, в штаб, к начальнику штаба батальона, пусть оформит вам документы, принесете мне на подпись и принимайте первую роту.

  Далее понятие "Первая рота", станет для меня фортовым, естественно с учетом сложившейся обстановки и, относительно других рот батальонов ПТР, чего нельзя будет сказать о младшем лейтенанте Пономаренко.
  В штабе, кроме оформления приказа, сделали запись в мою расчетную книжку: должность – командир роты ПТР, с указанием должностного оклада бронебойщика. Это для меня был очень важный удостоверяющий документ, который выручал меня в последующее время.

  Пока я следовал в расположение своей новой роты, там случилась трагедия. Оставшийся без командира, почти весь личный состав собрался в песчаной выемке, и в ожидании дальнейших распоряжений под общий хохот травили истории, были и небылицы. Внезапно этот участок подвергся минометному обстрелу. Одна из мин взорвалась на кромке выемки и вывела из строя сразу восемь бронебойщиков: трое – убито, пятеро – ранено. Мне оставалось только констатировать этот факт. Я посмотрел на это ужасное зрелище, распорядился:
– Товарищ младший лейтенант, вы с замполитом займитесь эвакуацией раненых и убитых, а я выведу остальных на берег реки и расставлю по огневым точкам. Все указанное произошло 22 июня 1942 года.
  На Осколе батальон оставался недолго. Нас быстро сняли и перебросили на прикрытие города Купянска.
VI
Оборона Купянска
  Оборона Купянска – это слишком громко сказано. Скорее, это было временное прикрытие города с задачей: – задержать танки противника – прорвавшиеся в направлении Купянска.
  Для прикрытия главной дороги Шевченково-Купянск, была направлена первая рота. Танкоопасное направление решено было прикрыть двумя ротами – второй и третьей. Разрыв между первой и двумя другими был, километра полтора-два. С занимаемой позиции я мог без бинокля наблюдать расположения тех рот. Особо тревожило то, что опять противотанковый батальон находился в обороне без прикрытия стрелковых подразделений. Просчеты, допущенные в первом бою, наше командование не научили ничему.

  Моя рота прибыла на указанную позицию, где уже изготовились к бою и начали рыть укрытия две батареи 76-мм орудий "ЗИС-3". Мы еще не успели окопаться, как увидели, что справа по пологому склону в направлении наших двух рот движется колонна немецких автомашин под прикрытием двух бронетранспортеров и трех танков.
  Роты встретили их огнем и быстро выполнили свою задачу – танки горели. А дальше – немецкая пехота спешилась и стала обходить огневые позиции рот слева по посадке и справа по лощине и, зайдя им с тыла, атаковала никем не прикрытых бронебойщиков.
  Мы это все видели, но предупредить их не могли – у нас с ними не было никакой связи, даже сигнальной. Командиры, имевшие автоматы, вышли из окопов, кто – стоя, кто – с колена, открыли огонь по наступающей немецкой пехоте. Силы были неравные. Кто оказал сопротивление, были уничтожены. Остальных взяли в плен, построили и погнали в тыл.
  Нам было больно на это смотреть, но помочь мы не могли ничем. Так, на моих глазах, наш батальон потерял сразу две роты. Тоска и тревога обуревали мою душу – нельзя выставлять противотанковые ружья без прикрытия стрелковых подразделений и артиллерийских противотанковых средств.

  Лежа, мы успели отрыть окопы, и нас начали бомбить и обстреливать "мессеры". Самолет заходил так низко, что были хорошо видны черты лица летчика, который угрожал нам кулаком.
  Немцы не стали наступать на главном направлении. Если бы пошли, то мы не смогли бы остановить такую силу. До ночи мы оставались на месте, хотя артбатареи уже давно снялись со своих позиций.
  Мы отходили уже в полумраке по гати, которая от интенсивной эксплуатации ушла под воду. Переходили реку по колено в воде, а кто оступался с гати, оказывался в купели по грудь.
  Отходили мы мокрые, уставшие и угнетенные, с глубокой раной на душе. Я понял, что началось массовое отступление.

  На радость, мы догнали комиссара, который шагал впереди ячейки управления батальона. Лишившись личного состава, штаб нашего батальона, видимо, примкнул к штабу 38-й Армии. За ним тянулся небольшой обоз, там же шла и повозка нашей роты во главе со старшиной. Я подошел и доложил комиссару. Обрадовавшись, комиссар воскликнул:
– О! В нашем полку прибыло ... Хорошо. Присоединяйтесь. Где-то впереди едут наши кухни.
  Я сжал зубы и подумал: "Какому, на хрен, полку.?! Я – и остатки роты, это единственное, что осталось от батальона, который Ты и капитан Микоэльян, загубили самым бездарным образом". Я уже давно, перестал удивляться особенностям политруков выходить из воды сухими, но я не мог понять, как им удается быть до такой степени равнодушными и уметь так абстрагироваться от происходящего.
  Машин не было, шли мы пешком. Повозка, однако, нас выручила – на нее сложили часть боеприпасов.

VII
Коноплянка
  Дошли мы до села Коноплянки, остановились. Село небольшое, расположено на высоком берегу какой-то речушки. С села на мостик вел крутой спуск, справа на кругу стояло здание давно заброшенной мельницы. На самом обрыве, против мостика окопалось небольшое подразделение. У самого спуска из окопа торчала голова пулеметчика с «Дегтяревым». К этому подразделению я присоединил свои отделения ПТР. Они ничего не сказали, но явно обрадовались.
  Село было забито танками. Часть из них расположилась вдоль кирпичной ограды православной церкви. Сверху их прикрывали ветки деревьев, росших в церковном дворе. На куполах ворковали голуби. По церковному двору носились стаи воробьев, обучая летать молодых, уже вылетевших из гнезда, птенцов.
  Здесь стояли, доселе не виданные мной, танки. Эта часть была вооружена английской и американской техникой. Да, такие танки я увидел впервые. У забора стояло два "Валентина" и один "Матильда". Обойдя, я как говорят, "ощупал" их. Спросил механика-водителя:
– Ну, как они – хороши?
– Нет, наши лучше. Главный их недостаток – что они бензиновые. Вон там, на площади, посмотрите – стоит "Шерман"...
  Я вышел на площадь и увидел огромный танк... без башни – башня вместе с пушкой лежала метрах в сорока. От попадания снаряда, взорвался боекомплект с бензобаками.
  "Да", – подумал я, - "из экипажа наверняка никто не выжил". "Матильда" и "Валентин" – малые танки, осматривая их, я пришел к выводу, что их следует применять в массовом количестве, то есть крупными соединениями, а мелкими они будут гореть как факела.

  В то время, пока я интересовался танками, у моста раздалась стрельба из пулемета и несколько выстрелов из противотанковых ружей.
  "Гостей" не пришлось долго ждать. На противоположном берегу, сначала появился мотоцикл с коляской, а за ним следовали три небольших разведывательных танка. Мотоциклиста пулеметчик снял первой очередью. Мотоцикл свалился в кювет. Первый танк уничтожили наши расчеты, третий – загорелся от попадания снаряда из противотанкового орудия, а по среднему огонь вели все вместе, вскоре загорелся и он. Оставшиеся в живых танкисты пытались убежать по кювету, но попав под сосредоточенный огонь всех видов нашего оружия, были уничтожены.

  В это время, длинная колонка наших войск отходила в направлении села Митрофановка. До самого вечера немцы нас больше не беспокоили. Обедом нас накормили из чьей-то походной кухни, которая расположилась под сенью деревьев у церковного входа. Повара приготовили обед, но подразделения их части не подошли - кормили всех желающих.
 С началом вечерних сумерек все подразделения начали покидать село.

VIII
  Отступление
  Шли, не ведая – куда мы идем и что нас ждет?.. По дороге нас бомбили итальянские самолеты, типа наших "Чаек", или "Кукурузников". Сбрасывая мелкие бомбы, они заставляли нас рассыпаться по полю, а после, спускаясь на малую высоту, поливали огнем из пулеметов. Самолеты улетели, и за всю войну я таких больше не видел.
  Мы продолжали отходить, не зная обстановки. За всю войну, даже в первые ее месяцы, мне не приходилось видеть такого массового отступления, порою переходящего в бегство. Шли толпы воинов, тащили боевую технику без снарядов. Штабы потеряли всякое управление. У меня в кармане удостоверение: идти по маршруту до самой станицы Вешенской. С предъявлением этого удостоверения меня с ротой не задерживал и не пытался отобрать оружие никакой заградотряд.
  Немцы преследовали нас по пятам.

  Однажды, произошла неприятная история, которая могла стоить мне жизни. Дело шло к вечеру, с запада надвигалась черная грозовая туча. Привал. Почти рядом с нашими воинами стоял заглохший трактор "ЧТЗ", который тащил 122-х миллиметровую гаубицу образца 38 года без передка и без расчета. Молодой боец-тракторист подбежал ко мне и со слезами на глазах стал умалять:
– Товарищ лейтенант, помогите завести трактор.
  Я взялся за заводную рукоятку, тракторист сел и регулировал "газ". Наша колонна ушла. Прошло минут пятнадцать-двадцать, а трактор завести нам так и не удавалось. Вдруг, впереди раздались пулеметные и автоматные очереди. Что это? Немцы перерезали путь отхода!
  Все вокруг кинулись врассыпную – кто вправо, кто влево. В это время подул холодный ветер, засверкали молнии, хлынул проливной дождь. Наступила непроглядная темнота. Только отблески молний на несколько мгновений освещали лежащую вокруг местность, по которой метались убегающие воины. А потом, снова в глазах полная темнота.
  "Ужас! – я потерял роту. Что же делать? Где найти своих? Куда идти?" – теряясь в догадках, весь мокрый, я брел по степи. Под ногами чавкала раскисшая земля. Кое-где вдали, обозначая расположение немцев, в небо изредка взвивались ракеты. "Вот, нежданно-негаданно нагрянула беда – и трактор не завел, и роту потерял". Мысли метались в голове, а на душе скреблись кошки. За ночь я ушел от немецкого преследования, но не мог уйти от груза той оплошности, которую сам и совершил.
  Это меня злило – я был готов сам разорвать себя на куски. Ведь это может кончиться плачевно. Впереди была полная неизвестность.

  Утро. Иду один. "Генерал без войска" - шутка, обливавшая кровью мое сердце. Иду не на Чертково, как предписано в выданном в штабе армии удостоверении, там уже немцы и дорога ими перерезана. Иду на Миллерово, что гораздо южнее начертанного мне маршрута.
  Вдруг увидел, справа, внизу по лощине гарцующих шестерых лихих кавалеристов. Верховые ехали без седел, но с уздечками. За ними следовали три повозки с аккуратно сложенными и прикрытыми сеном, противотанковыми ружьями. На повозках сидело больше дюжины молодцеватых воинов. Поспешил к ним, обратился с приветствием:
– Здорово, молодцы! Скажите, а не встречали ли вы где-нибудь воинов с противотанковыми ружьями?
– Нет! А вы бронебойщик?
– Да! Командир роты ПТР.
– О! Ребята, смотрите! Так у нас нет ни одного командира. Берите нас под свое начало, нас восемнадцать, да три ездовых, а ружей хватит на всю роту.

  Мы познакомились – они оказались из другой армии. Уступили мне место в повозке. По пути попался полевой стан и колодец с журавлем, мы свернули к нему, и остановились. Напоили лошадей, напились сами, умылись и наполнили водой фляги. Я собрал всех до места и обратился к ним:
– Братцы, коль вы приняли меня за командира, то слушайте: Верховых – шестеро. Четверо будут ехать впереди подвод в пятистах метрах, на удалении зрительной связи. Задача – разведывать дорогу на Миллерово и своевременно предупредить нас о появлении противника. Двое следуют сзади, так же в зоне видимости, и тоже должны предупреждать о появлении немцев. Сигналы: автомат стволом вверх – путь свободен; прикладом вверх – вижу противника. По одному – на передней и задней повозках, наблюдать за сигналами головного дозора и прикрытия – это первое. Второе: на каждой повозке сверху положите по два ружья и сумки с патронами в готовности к бою. Третье: установить очередность отдыха. Ездовые – имейте в виду, что лошади устают быстрее, чем люди. Им надо давать передохнуть, возможно, сменой лошадей в повозках, ведь повозок три, а лошадей двенадцать. Ехать лучше ночью, а отдыхать будем днем, но все будет зависеть от обстановки. А теперь – Вперед.
  Итак, рота у меня появилась, хоть не своя, но есть! Притом, воины молодцеватые, дисциплинированные и все мои приказы и предложения исполняли беспрекословно.

IX
Миллерово
  На горизонте появилось Миллерово, держим путь на его южную окраину. Бойцы предложили остановиться на отдых у одного из полевых станов.
– Нет, друзья мои, этого делать нельзя. Нам надо перескочить через железнодорожное полотно, а там будем смотреть по обстановке. Смотрите – впереди, дороги с трех направлений – сходятся в одну точку, значит, там должен быть переезд.
  Подъезжая к переезду, мы услышали автоматическую стрельбу, и пустили лошадей в галоп. Перескочив через переезд, резко повернули направо за посадку. Лощина, расположенная юго-западнее Миллерово, с железнодорожного полотна просматривалась хорошо. По ней, в восточном направлении двигалось очень много повозок и брело, понурив головы, много наших воинов. Люди были уставшими, и морально подавленными неопределенностью обстановки.
  На наших глазах немцы замкнули кольцо и стали его сужать. Конечно, немецкая цепь окружения была очень редкая, и при хорошей организации можно было ее прорвать и вывести основную массу людей из этой западни.
  Долго наблюдать за этой трагедией я не мог, как не мог ничем им помочь. Можно сказать – мы проскочили у немцев под самым носом. Нас спасли считанные минуты.
 Погоняя лошадей три километра, мы наметом уходили от этого злополучного места, где могли оказаться в ловушке.

  15 июля 1942 года, у хутора Водяной 14-я Танковая дивизия 3-го Танкового корпуса вермахта установила контакт с наступавшими ей навстречу частями 40-го Танкового корпуса, замкнув кольцо окружения вокруг войск 9-й, 38-й и части сил 24-й Армий в районе Миллерово. Правда, расстояние между внешним и внутренним фронтами "котла" было незначительным, что позволило небольшой части войск 9-й и 38-й Армий прорваться из окружения.

X
Тарасовка
  Минуя Верхнюю Тарасовку, уже в полной темноте мы подъехали к Тарасовке. Жара спала, наступала прохлада. Стали подыскивать удобное место для отдыха. Лошади устали, их надо было поить, кормить, да и самим, не мешало бы, что-то перекусить. Однако нашим желаниям сбыться было не суждено…
  В ночной темноте послышался рокот танков. Наш дозор подтвердил, что впереди сосредоточилось много наших «тридцать четверок», вероятно, 22-го танкового корпуса. Подъехали к ним поближе. Я разговорился с одним, стоящим у своего танка, экипажем. От танкистов я узнал, что впереди немцы уже перерезали дорогу на станцию Глубокую. Теперь они ждут комбата, который пошел получить задание от комбрига.
  Найдя совещавшихся командиров, я стал их упрашивать, чтобы наши расчеты посадили на броню и вывезли из этого очередного "мешка".
– «Возьмем. Нам, "глаза" сверху нужны, но за вашу жизнь и жизнь ваших людей мы не отвечаем», – предупредил меня комбриг и тут же отдал команду: – «Взять! А за вашу жизнь мы поручиться не можем». - с волнением повторил комбриг.

  Воины, по два расчета, забрались с ружьями на борта танков и улеглись за башней. Ездовые отказались бросать своих лошадей, сказав мне:
– "Или пан или пропал. Чему быть – того не миновать" – будем стараться проскочить на повозках под шум танков. Гляди – в пыли и дыму нас и пронесет.
  Мы попрощались. Прозвучала команда: Заводи! Танки вплотную, один к другому, в линию рванулись вперед. Взвились немецкие осветительные ракеты. Где-то затрещал пулемет. Рои трассирующих и зажигательных пуль пронеслись над головами. Мы видели немецких солдат, лежавших на земле. Танки неслись прямо по ним, наматывая их на гусеницы. 
  Проскочив несколько километров, мы заметили, что осветительные ракеты, озаряющие небо, остались далеко позади. Танки сбавили ход, а затем остановились. Поблагодарив танкистов, мы расстались.
  Так, благодаря танкистам, нам удалось второй раз чудом вырваться из окружения, впоследствии названного – Миллеровским котлом, в котором, было суждено погибнуть некоторым частям 9-й и нашей 38-й Армий.

  По утру, подходя к станции Глубокой, мы услышали сильный взрыв. Из-за густого тумана, самой станции видно не было. От станции бежал вспотевший молодой боец. Увидев нас, он обрадовался и побежал нам на встречу. Солнце только-только взошло, а пить всем очень хотелось, и последнюю фляжку поделили на всех по одному глотку. Мы спросили у подрывника:
– На станции можно набрать воды?
– Можно, но там все вагоны и повозки заминированы. Один паровоз и несколько вагонов я только что взорвал. Меня и оставили для этого. А пока я взрывал, вся команда куда-то исчезла. Теперь, если можно, я пойду с вами.

  Под Тарасовкой мы потеряли повозки – "походные ноги" под ружья. Теперь, после этого двадцати пяти километрового перехода, у бронебойщиков, у самих подкашивались ноги.
  Дойдя до лесопосадки, остановились на привал. Вокруг пусто. Окружающая местность просматривалась плохо. До Каменска оставалось еще километров двадцать-двадцать пять.
  Опасаясь наступающих немцев, снова продолжили свой марш. Шли целый день, и только к вечеру подошли к Старой Станице.

XI
Старая Станица
  Под Старой Станицей мы увидели походные кухни, это нас и остановило. Уж больно беспокоили пустые желудки, сильно сосало под ложечкой. Повара приняли нас дружелюбно: угостили кашей с тушенкой и вдоволь напоили чаем.
– Смотрите, ребята, вон там – чьи-то лошадки стоят и хвостами машут. – заметил один из воинов.
– Да это же наши лошади! Откуда они здесь взялись? – с восторгом воскликнул другой.
Несколько бойцов тут же сорвались к лошадям, чтобы удостовериться…
– Гля, ребята, наши! А где ездовые? Во! Вот они – сурки, спят беззаботно.

  Бронебойщики обрадовались. Настроение у них поднялось. Еще бы? Все оставили котелки с кашей и бросились обнимать ездовых – своих "выручалок".
– Да как же вы сюда попали? Как вы через немцев проехали? Как выбрались из этого котла?
– Шум, крик, "Рус! Рус!" Паника. Кругом темнота, а тут еще пыль, дым. Привязанным лошадям поводья мы отпустили. Своих – разогнали в галоп, сами легли головами припав к повозке. Что там было?! Немцы орут! Стрельба, пули вокруг свистят. Отпущенные лошади тоже скакали с нами. Затем все стихло, мы сбавили ход, а те поскакали дальше и мы их более не видели. От танков мы, конечно, отстали. Почувствовали, что опасность миновала, и дальше поехали шагом – спокойно. Однако, мы не только верховых лошадей потеряли, но и одной повозки, на которой ехала дивчина, не досчитались. Мы ехали, ехали, решили остановиться – лошади устали. А если честно вам сказать, то нас, как и вас – остановили кухни. Уж больно приятный запах привлек, да заодно и отдохнуть решили.
– Все правильно сделали, а вот дежурство установить надо было!
– Да оно-то так, но дежурить некому – нас то, только двое.

  После короткого отдыха, заправки котелков кашей, фляг чаем, я собрал всех и сказал:
– Я знаю, что все вы очень устали и не прочь остаться здесь на ночь, но братцы, оставаться здесь опасно. Еще до захода солнца нам необходимо переправиться за Северский Донец в Каменск. Там отдохнуть и держать путь на Тацинскую, Морозовскую… А дальше… Дальше, видно будет.

XII
Каменск
  Пройдя через мост вместе со стадом коров, возвращавшихся с пастбища, с заходом солнца мы вошли в Каменск. Дорога поднималась в гору. Справа на возвышенности стояла церковь, а слева начинались частные дома. Позади стада неторопливо шагал пастух, в синих штанах с широким красным кантом, в фуражке набекрень, с таким же красным околышем и синей тулией. Он помахивал длинным кнутом. Поздоровавшись с ним, я завел разговор:
– Да у вас здесь, смотрю, мирная жизнь идет?
– Какой там хрен... Вчерась, в ложбине у реки прорвались немцы, человек сорок. Да их в час разметали... Такая пальба была – все гудело.
– Что же это было?
– Я думаю – разведка.

  Мы поднялись на подъем и разошлись с пастухом. На встречу шла молодуха...
– Скажите, а где у вас можно разместиться?
– А вот – направо дом, там подвал-убежище: в нем поставлены солдатские койки. Я думаю, что там можно.
– Пойдем старшина, посмотрим?
  Зашли. Поздоровались. В подвале действительно стояли койки. При лампе сидело несколько женщин и несколько командиров среднего состава, среди них – один политработник. На столе в чашке молодая отварная картошка. Нарезанные молодые огурчики и пустая бутылка. Видимо, из-под самогона.
– О! В нашем полку прибыло – восторженно воскликнул политработник, – и, узнав цель нашего прибытия, сказал: – Вот пустая койка, милости просим!
– Товарищ лейтенант, вы здесь оставайтесь, а мы расположимся рядом, по частным домам. Там найдем, где и лошадей приютить, – предложил старшина.

  Ночь была тихой, безлунной, и только звезды мерцали на чистом небе. Но сейчас нам было не до звезд. Подвал был ухоженный, но в нем собрались отступающие военные и жены военнослужащих. Народ собрался бывалый, и только я оказался среди них самый молодой – зеленый. Компания проводила бурную ночь и была явно не по мне.
  Я клял себя, что остался в этом обществе: "Ведь они все ищут свои части, свои подразделения. Но не упускают момента... А жены? Потом перед мужьями будут клясться в непогрешимости и верности. Неужели на этом мир стоит? Да, Бог с ними".

  Удалось ли мне поспать, в этом вертепе? Не знаю. Вышел на свежий воздух и увидел проходящего мимо воина с полной охапкой различных банок.
– Эй, братишка! И где же ты так прибарахлился?
– А там, на станции, склады... Их уже гражданские растаскивают.
  Я спустился в подвал:
– Эй, хватит спать. Айда на станцию, за продуктами.
  Сам кинулся к старшине:
– Старшина, бегом с повозкой на станцию. Там склады "НЗ". Их уже дербанят.
  Еще не успела возвратиться повозка с продовольствием, как с противоположного берега немцы начали обстрел из миномета прилегающих к берегу дворов. Сделав запас продуктов на несколько суток, через час – полтора, мы двинулись на Белую Калитву.
На следующий день, 18 июля, немецкие войска вошли в Каменск.

  По дороге, еще не доехав до Белой Калитвы, нас предупредили, что в Тацинской высадился немецкий десант, а в Морозовскую немцы вошли еще раньше. Прямой путь на Сталинград - нам был отрезан. Тогда я решил круто свернуть на юг. Через двое суток мы оказались на Дону, напротив станицы Семикаракорской.

XIII
Семикаракорская
  После полудня, еще не дойдя до Дона, мы встретили одного старикашку. Это был типичный выходец из затерянной в бескрайних донских степях казачьей станицы. Старик был в белой рубахе, выпущенной поверх штанов, на которых виднелись широкие лампасы, в сильно потрепанном картузе с красным околышем. Судя по телосложению, жестам, манере держаться, сразу было видно, что в молодости - был лихим казаком.
– Деда, а дедуля, не скажете ли вы, где нам лучше на тот берег Дона переправиться?
– Сказать, то я скажу, а как вы, ен-та, коней переправлять будете? – сдвинув картуз на глаза и почесав затылок; дед подумал, подумал и, наконец, сказал:
– Спускайтесь по этой дороге, не доходя виноградников – свернете направо, а там будя переход на железных опорах. Да он, конечно, узок. Сами перейдете, а коней вплавь, что ли пуститя – и тут он умолк. Затем добавил: – Повозки на сябе... – ну там сами разберетесь – махнул рукой и пошел своей дорогой.
  Действительно, пройдя километра полтора – два, мы увидели переход на металлических опорах через Дон. Вероятнее всего, это была запруда с металлическим щитами для задержания воды. Но перейти было можно. Забрав оружие, боеприпасы и запас продуктов, мы пошагали на тот низкий, поросший ольшаником, левый берег. Ездовые, сняв гимнастерки, завязали ими лошадям глаза и стали тихонько переводить их вслед за нами.
– Ура! Все удалось – радостно закричали воины.
  Разобрав одну повозку, перенесли. Пошли за второй. Взгромоздив ее на плечи, передние бойцы уже дошли до середины реки, как из-за кустов выскочили два немецких мотоциклиста и дали несколько без прицельных очередей. Пули полетели над головами. Бойцы, идущие с грузом по дамбе, от неожиданности попадали в воду. Колеса и другие тяжелые части повозки пошли ко дну, а воины добрались до берега вплавь. Бронебойщики кинулись к ружьям, зарядив их – шарахнули... Мотоциклисты как внезапно появились, так же быстро скрылись.
– Эх, жаль... полповозки на дне оказалось – жалеючи, почесал затылок ездовой.
– Что теперь жалеть-то? Хорошо, что хоть так обошлось – сказал старшина и добавил: – Полстраны уже потеряли, а ты полповозки жалеешь.
– Да оно-то так, да страна складывается из малого – все жаль.
  Далее, однако, беспечность с моих воинов слетела. Все почувствовали близость противника. Пока одни отмывали себя донской водой от серо-бурой дорожной пыли, другие протирали ружья. Сержанты чистили и легко смазывали автоматы – готовили к бою.

  Вдохнув глоток свежего воздуха, я поднялся, и поторапливал своих воинов. Кроме нас, других военных здесь не оказалось. Сложив все имущество в одну повозку, положив сверху ружья, мы отправились в Семикаракорскую. Узнав, где находится правление колхоза, мы со старшиной зашли туда. Спросили председателя, но – увы! Его призвали в армию. Другого еще не выбрали. Председателя замещал главный бухгалтер – приятная на вид миловидная дамочка. Она внимательно выслушала нашу просьбу и заявила:
– Не могу! У меня все на учете. Как я потом буду списывать?
– Завтра сюда придут немцы. Они все заберут без вашего разрешения. Они не спрашивают – они просто забирают все, что увидят, а будете сопротивляться – расстреляют. Они сегодня появлялись у дамбы через Дон. Мы уже вели по ним ответный огонь.
  Видимо мои объяснения на нее подействовали. Она только спросила:
– Сколько вас человек?
– Восемнадцать!
– Пишите расписку, что вы получили: Шесть килограмм мяса, четыре – меда, четыре – брынзы, десять булок хлеба, а овощей берите – сколько вам необходимо.
  Я поблагодарил ее от имени всех воинов. Старшина получил продукты, и мы вышли на Большую Орловку. Минуя ее, направились к Малой Орловке.
XIV
Малая Орловка.
  К полудню следующего дня мы вышли на южную окраину Малой Орловки. Саму станицу мы почти не видели. Расположились под деревьями абрикосового сада. Развели костер, в ведрах сварили мясо. После, на том же бульоне, старшина сварил наваристый украинский борщ. Пока он варил, все, в том числе и я, предались сну.
  Воины проснулись от неимоверного рева немецкой "рамы". Она опустилась так низко, что мы смогли хорошо ее рассмотреть. "Рама" сделала круг, осматривая огромную ровную поляну, простиравшуюся южнее Малой Орловки. У нас на Кубани такие примыкающие к окраинам станицы поляны, называют выгоном. По весне станичники выгоняют туда свой скот на выпас. "Это появление "рамы" не к добру. Отсюда надо сматываться", – подумал я. Отобедав вкусного борща с мясом, запив чайком с медом, я сказал:
– Братцы, бегом складывайте свои пожитки в повозку.
– Что опять идти? Давайте отдохнем хотя бы до утра, а с рассветом и...
– Нет! Все! Подхватились и «побежали». Опасно здесь оставаться. Рекогносцировщик не зря облетал эту поляну!

  С заходом солнца, мы своей полу-кавалерийской колонной выдвинулись в направлении станицы Буденовской. Южные сумерки быстро окутали своей темнотой все вокруг. Одна, лежащая под ногами, дорога отличалась своей белизной от окружающей местности. Было тихо, только топот лошадиных копыт, да скрип колес нарушали эту тишину.
  Отдохнув и подкрепившись, лошади, обдаваемые ночной прохладой, шли бодро. Ночная прохлада подбодряла не только лошадей, но и нас. Небо черно-синее, усеянное бесчисленным количеством звезд. Четко вырисовывалась полярная звезда. Она всегда, когда не было ни компаса, ни карт, была моим путеводителем. Сейчас она "смотрела" нам в затылок.
  "Наша ближайшая задача – как можно быстрее добраться до Буденовской, а там и до железной дороги, рукой подать", – думал я, – "А дальше? Бог подскажет! Вернее, будем действовать по обстановке. Мои документы – прикрывать отход штаба 38-й Армии, давно потеряли свою актуальность. Найти своих – надежды нет никакой. Один выход: примкнуть к каким-либо крупным войсковым частям, а, вернее, влиться в них, и вступить в бой с врагом. Пока я жив, надо сделать еще что-то полезное для Родины".
  Мои размышления перервал внезапный топот, раздавшийся со стороны Малой Орловки. В след за нами бежали какие то люди…
– Рота, противник с тыла – К БОЮ! – подал я команду.
  Воины с автоматами залегли. Расчеты приготовили противотанковые ружья.
– Стойте! Стрелять будем! – раздался голос сержанта.
– Стойте! Стойте – не стреляйте, свои! – послышались голоса со стороны бегущих.
  Я вышел вперед навстречу беглецам. Они были босые, в нательном белье, некоторые только в брюках. Большинство из них – без оружия.
– Что случилось? – спросил я их.
– Там, в Малой Орловке, немцы высадили десант. Идет бой.
  Боя нам слышно не было, но бегущих было много. Я дал - "отбой!". Беженцы дошли с нами до Суховки, там и остались. Мы продолжили путь до станицы Буденовской.

XV
   Буденовская. 21 июля
  К станице Буденовской мы подошли, хотя и усталые, но очень довольные. Воины между собой шептались:
– А командир, то, прав был?!
– Еще бы? Он знающий и опытный.
  Остановились под сенью высоких тополей у какого-то болотца, или запруды. Болотце по берегам было поросшее, то ли камышом, то ли чаконом, середину затянуло куширем – прекрасным пристанищем для лягушек. Все устали – и люди, и лошади. Ездовые возились со своими подопечными, остальные устроившись поудобней, с аппетитом похрапывали.
  Не спали только старшина и я. Он что-то готовил в виде густого супа с картофелем и тушенкой с добавлением крупы, я же – обдумывал план дальнейших действий.

  Пришло время вставать. Один за другим стали просыпаться и приводить себя в порядок воины. Солнце давно минуло зенит. Ведра с супом-кашей давно стояли готовые, накрытые попонами. Чай висел на козлах, под которыми еле тлел огонек. На противоположный бережок вышла старушка, собрала вязаночку сухих палочек и, кряхтя, пыталась ее взгромоздить на спину.
– Бабушка, здравствуйте! Давайте, я вам помогу поднести.
– Здравствуй, сынок! Спасибо тебе родной.
– А почему ваша станица называется Буденовской?
– Да разве ты, голубчик, не знаешь, что здесь сам Семен Михайлович родился. Да они только вчера здесь были с братом на машине. Забрали свою мать – старушку.
– А где она жила?
– А вот в этой хате! – указывая палочкой на стоявшую рядом низенькую вросшую в землю хатенку с пологой, глиняной крышей, в два крохотных окошка. С торца хаты, окошки, почти касались земли.
  Не знаю, насколько сказанное той старушкой было верным, но другой информации я не слышал. А станица, кроме бедности, никакого впечатления на меня не произвела.

XVI
Пролетарская. 22 июля
  Вот уже впереди слева станица Пролетарская, на южной окраине которой расположена железнодорожная станция. Сразу, по прибытию на станцию, ездовые пристроили лошадей каким-то рабочим. Быстро разобрав оружие и котомки, мы вскочили в пустой товарный вагон поезда, уже отправляющегося в сторону Сталинграда. Разместившись на полу вагона, все кроме дежурного, крепко уснули. Проснулись мы уже на следующее утро на станции Котельниково.
 - Дальше поезд не пойдет, – впереди бомбой разворотило рельсы! – пронеслось по станции.
XVII
Котельниково. 23 июля
  Станция пустая. Поезд остановился. Паровоз, чихая, спускал пар. На перроне, кроме дежурного по станции, не было никого. Я тут же соскочил... и с вопросом к нему. Он меня опередил:
– Поезд дальше не идет – полотно разрушено.
– А когда все-таки пойдет?
– Как только восстановим полотно. Бригада очень малочисленная и в ней только одни старики да бабы. Молодых всех забрали...
  Я расспросил дежурного относительно дальнейшего маршрута до Сталинграда.
– Братишки, все! Забирай имущество и пошли до следующей станции.
– А далеко ли?
– Говорят: километров двадцать – двадцать пять.

  С самого утра наступила сильная жара. Солнце было настолько ярким, что смыкались глаза, в горле пересыхало. Все бросились к водоколонке – пусто. Насос не работает. В какой-то емкости нашли воду. Она уже успела нагреться. Набрали фляги, умыли лица. Другие емкости, в том числе и ведра, пришлось бросить. Взяв оружие, боеприпасы и минимум вещей, двинулись в путь.

  По шпалам мы шли в Сталинград, до которого оставалось сто девяносто километров.
  Параллельно с железной дорогой, пролегала хорошо укатанная грунтовка, по которой гнали скот. По выжженной степи, вдоль дороги, таща повозки с нагроможденные скарбом, ползли трактора "ХТЗ" и "СТЗ". Поднимая облака пыли, поток двигался со скоростью движения стад коров и отар овец.
  Дойдя до ручейка, все бросались к нему. Мы тоже подошли к нему – но он оказался уже без воды, хотя еще недавно в ручье струилась проточная вода.
 Вокруг лежала ровная, голая, выгоревшая степь. Радовало малейшее дуновение ветерка, хотя и он обдувал лица раскаленным воздухом.
 От Котельниково мы добрели до станции или полустанка с очень громким названием "Гремячий"…

  Из доклада штаба Сталинградского фронта СВГК: "38-я Армия, превратившаяся через уже два дня (10-11.07.1942) в неорганизованную и неуправляемую массу, отходившую с большими потерями боевой техники на переправы в районе Казанской, Вешенской и Серафимович".
  Тимошенко докладывал, что, по донесениям штабов 28-й, 38-й и 57-й Армий, на восточный берег Дона вышли жалкие остатки соединений. Так, из 13-й Гвардейской стрелковой дивизии вышли 387 человек, из состава 38-й Стрелковой дивизии – до 60 человек без штаба, 175-я Стрелковая дивизия — до 200 человек без штаба, 169-я Стрелковая дивизия — штаб и 786 человек, 15-я Гвардейская стрелковая дивизия — 225 человек и еще 100 человек из тыловых учреждений дивизии.

  Не думаю, что я был учтен в этой сводке. Но с августа 1942 года, я начал свой отсчет битвы за Сталинград – командиром роты ПТР в 15-й Гвардейской стрелковой дивизии 57-ой Армии.

Продолжение:
http://www.proza.ru/2018/08/22/1141