Глава 54. Калейдоскоп весна, тоска, день кафедры и

Первый месяц весны вообразил себя суровой зимой, и снег не прекращался ни днём, ни ночью. 8 марта также «мело во все пределы». Рюмин уехал в Полтаву, я подхватил простуду, а наши мальчики где-то собирались (не в общежитии) на вечеринку. Валера, напившись, с чего-то проникся чувствами к Жене Пискаренко и всячески приставал к ней в троллейбусе на обратном пути, пока не заснул. Заснув, он гладил и прижимал к своей щеке руку Майкла, думая, что это рука Жени Пискаренко. Она же рассказала это Вике, а Вика – мне. На следующий день был «мороз и солнце», и мальчиков 1 РКИ сняли с пар расчищать снег во дворе и перед факультетом. Кстати, тогда вся улица Гоголя перед факультетом была усажена здоровенными старыми деревьями, которых уже нет.

В марте Рюмин с Майклом на несколько дней ездили в Москву. Рюмин остановился у своей тети, которая в те дни баловалась диссиденством, поначитался соответствующих книжек, и даже пообщался с настоящей француженкой. После этого он очень любил в разговорах слегка приоткрывать завесу над запретными темами и бравировать малоизвестной информацией. А Майкл купил и привёз Граковой духи за 25 (!) рублей. Это вызвало у нас бурный восторг. 

К середине марта создавалось впечатление, что зима никогда не кончится. Холмы неугомонного снега подпирали окна первых этажей, и каждое утро добросовестные дворники освежали эти холмы новыми порциями. Кто знает, может именно поэтому бедолашный Андрей, упавший 23 февраля в один из таких холмов, не погиб…

Я особенно не любил и не люблю март. Не знаю, почему. Какой-то мрачный, серый месяц. И в моей жизни ни тогда, ни потом, ничего хорошего в марте не было. Вот и простуда поймала меня именно в марте. Аспирин, горячий чай с медом – вот и всё лечение, после которого, я, как медведь, впадал в спячку. Я пропускал занятия и в гордом одиночестве ворочался под одеялом. Хотя, конечно, втайне надеялся, что вот-вот послышатся шаги, дверь в комнату откроется и…меня, совсем больного, кто-нибудь проведает. Кто-нибудь…. Но дверь открывалась и закрывалась только моими индусом и вьетнамцем.

Как это ни странно, я не помню ни одного случая, чтобы меня навещала Овчаренко. Я не помню, чтобы я вообще видел её в четвёртой общаге, кроме редких сабантуев по поводу чьего-нибудь дня рождения. Эти 5-6 дней, проведённых в постели меня просто убивали…

А однажды ко мне зашла Люся Антипова, первый раз за всё время моей «оккупации» этой комнаты. Она вся светилась от счастья, и, глядя на неё, я тоже повеселел. 

– Валяешься? – улыбаясь, поздоровалась она и присела на кровать вьетнамца. – А мальчики и Нелюба под 11 общежитием поют гимны Синице!
– Как это?
– «С Таней Синицею в небо уносимся! Мы вместе с Валиком падаем, падаем вниз!»
Я засмеялся. Потом спросил:
– А сюда каким ветром?
– А! Ходила к своим подшефным никарагуанцам. Они живут в одной комнате с Нелюбой.
– И что?
– Ничего! – пожала плечами Люся. – Попила чаю с Валентином….
Я, признаться, не понял, при чём тут Валентин, но задавать уточняющие вопросы не решился.
– Ты как в том анекдоте, – сказал я. – «Вчера целый день искала себе нормальные сапоги, – говорит девушка своей подруге. – «И что?» – «Что? Такую шикарную блузку себе купила!».

Люся улыбнулась, и потрогала свой пушистый свитер. Было заметно, что анекдот её не впечатлил. Она встала с кровати и посмотрела на дверь.
– Это мне Валик сказал, что ты болеешь. И я подумала: дай зайду…
– А Большакову где потеряла? – спросил я.
– Не знаю, – снова пожала плечами Люся. – В последнее время она как-то всё больше с Викой общается…

– С моей? – вырвалось у меня. – Я хотел сказать, с Овчаренко?
– С твоей, с твоей…, – ответила Люся, давая понять, что в курсе моей личной жизни. – Ну, я пойду… . Выздоравливай.

И ушла. Я повернулся лицом к стене и задумался. «Кажется, рейтинг нашего старосты растёт, как на дрожжах. Сперва Синица, теперь вот Люся….
Ну, а что? Парень он видный и правильный, так сказать. Всегда подтянут, причёсан…

У Валентина были длинные волосы, почти до плеч. Тогда еще многие ребята носили длинные волосы. Он почти всегда ходил в элегантном темно-сером костюме с галстуком и вообще выглядел очень импозантно. Примерно так же одевался и Николаха, но волосы у него были покороче, зато он носил элегантные усы. А Валик…Одним словом – «Наш лидер». Да и язык у него подвешен – будь здоров! Такой балагур кого угодно заболтает. Вот только Люся ему зачем? Одной Синицы ему мало?».

Я ещё долго ворочался и размышлял, потом встал, пошёл в кухню, закипятил чайник, вернулся в комнату, напился чаю с медом, и, укутавшись в тёплое одеяло, заснул. Теперь уже до самого утра….

       … К концу марта я неожиданно для себя стал уделять больше времени учёбе. И всё свободное время проводил в читальном зале, или в библиотеке. Я много читал, завёл тетрадный словарик для новых английских слов, и даже пытался писать стихи. В моих конспектах появились «вкрапления» на французском и крылатые фразы на латыни. И кто-то мне рассказывал, что это бесило Еву. Почему? Не знаю. Мы с ней в лучшем случае просто здоровались, в худшем – делали вид, что не замечаем друг друга, и при этом до меня доходили слухи, что она возмущалась, что я, дескать, «попал под влияние Рюмина». Я тоже возмущался, хоть и молча, абсолютно не понимая, что именно ей не нравится, и … почему она за мной следит? Откуда она знает про конспекты и о том, что в них написано?! 

Начало апреля было очень теплым и солнечным. Валентин, Клюша, Валера и Рюмин решили съездить в Москву. Валентин и Клюша взяли донорские, а Рюмин с Валерой написали заявления о необходимости отлучиться по семейным обстоятельствам. Они закупили целое купе 20-го поезда Харьков-Москва (тогда купейный билет до Москвы стоил 14 рублей, плацкарт 12, а по студенческому соответственно 7 и 6) и ехали туда под перезвон гитары. Там они жили в разных местах, иногда встречаясь, но по Москве в основном гуляли по одиночке. Валентин, не пробыв в Москве запланированное время, купил билет на самолет (!), и улетел на день рождения Синицы. Остальные весело возвращались в Москву в плацкарте, целую ночь распивая вино и бегая в тамбур покурить.

…12 апреля мы праздновали мой день рождения, на который я пригласил всю свою группу. Но пришло человек 10-12. Было очень тепло и солнечно. Валера когда-то был у меня в октябре. Этого ему было совершенно достаточно, чтобы безошибочно доставить моих гостей в салтовскую квартиру с пересадками наземным транспортом. Ориентация в пространстве и память на детали у него была удивительная. День рождения прошел очень весело. По инициативе Рюмина мне была куплена досточка с изображением орла; на тыльной стороне этой досточки мои одногруппники оставили свои автографы. Этот подарок я и по сей день бережно храню.

Мы много пили, но я страшно переживал, что на дне рождения не было Евы, и почему-то всячески игнорировал «свою» Вику. Под конец мы с Рюминым спонтанно устроили великолепное шоу пародий на наших преподавателей. А потом я закрылся в ванной, и истерично-беззвучно рыдал. На следующее утро я проснулся в 11 общежитии, в комнате у Вики, наговорил ей гадостей (??), и ушёл пить пиво в «Сингапур», громко хлопнув дверью.

Тогда же Вадик Марков (комсорг факультета) объявил Рюмину, что тот обязан прийти на слёт отличников, угрожая всякими карами в случае неявки. Рюмина это разозлило, и он решил не идти.

Параллельно мы готовили очень забавное представление ко дню кафедры русского языка (заведующая Розвадовская Л.Г), где различные преподаватели филфака должны были высказываться о нашем представлении «Горя от ума».

В этот день, в пятницу 20 апреля, Рюмина вызвали на комсомольское собрание и «отлучили от церкви» – то есть, исключили из комсомола.
К счастью, это решение так и не было приведено в исполнение. Игорь вышел обескураженный, думая, что же теперь делать и что сказать дома. В тот же день он должен был читать доклад по своему реферату (История КПСС), написанному еще осенью. И кое-как его прочитал. Надежда Владимировна подметила, что с докладчиком творится что-то неладное: «Он то так станет, то так… Лектор должен стоять прямо!».
За моральной поддержкой Рюмин пришёл ко мне. Мы покурили у меня в комнате, и я выразил ему полную солидарность.

Сценарий выступления 20 апреля 1984 года 

Конферансье (Майкл) – Итак, дорогие товарищи, сейчас представьте зал Малого театра. На сцене – последнее действие бессмертной комедии Грибоедова «Горе от ума». В роли Фамусова – народный артист СССР Царёв (Николаха).
– О, боже мой, что будет говорить княгиня Марья Алексеевна? (Бурные аплодисменты)
Коробейников (Рюмин) – Так, Ц-царёв, п-подойдите сюда.
Царёв (Николаха) – Я Вас слушаю
Коробейников (Рюмин) – П-почему Вы не явились на п-прошлую репетицию?
Царёв (Николаха) {с барским удивлением} – Извините, сударь. Но я был болен.
Коробейников (Рюмин) – У Вас есть с-справка?
Царёв (Николаха) {слегка ошарашенный, но не теряя достоинства} – Нет.
Коробейников (Рюмин) – Т-так. А н-несколько дней назад В-вы явились н-на репетицию п-пьяным.
Царёв (Николаха) {удивлённо и с возмущением} – Но я не был пьян!
Коробейников (Рюмин) – Бессонов написал д-докладную на Вас…. В-вы зарплату получаете?
Царёв (Николаха) {в полном замешательстве} – Получаю…
Коробейников (Рузин) – Получали… В М-малом театре играете?
Царёв (Николаха) – Играю…
Коробейников (Рузин) – Играли. В М-москве живёте?
Царёв (Николаха) – Живу…
Коробейников (Рузин) – Жили…

Розвадовская – Товарищи, я считаю, что эти вопросы вы можете решить в другом месте. Итак, несмотря на мои громадные претензии к человечеству вообще и к артистам Малого театра в частности, спектакль мне понравился. Товарищ Клюенко, ведите себя прилично. Но, товарищи, я считаю, что спектакль намного бы выиграл, если бы содержал больше старославянизмов. Например, ПЬРЪСТ, ВЬРХЪ.

Опришко (Я) – Так-так-так! А скажите-ка мне, коллеги, такую вещь: какие ошибки вы заметили у артистов? А давайте-ка мы их оштрафуем. Пойдемте к народу. Вы помните, в первом действии – (;тказ), а надо – (;ткас). (Потом следует аналогичная тирада на слово «водовоз»). А скажите-ка мне, коллега, такую вещь: артисты и писатели – это те же люди? И они могут ошибаться? Какую оценку мы поставим артистам за фонетику? – Два! А Грибоедову?

(стук в дверь – заходит Маринчак)
Что это? Это барабаны судьбы! Всё это, конечно, хорошо, но вы подумали, что скажет декан Леонид Григорьевич?!
(застывает с поднятым пальцем. Немая сцена)

Конферансье (Майкл) {с длинным свитком в руках} – Приказ по факультету. «21 числа сего месяца отчислить всех участников сегодняшнего концерта. Основание: по собственному желанию. Подпись – декан…»


Рецензии