Глубокое черное - 16

                Глубокое черное - 16

     А, надо сказать, вместе с книжкой я прихватила холщовую сумку, в которой, как скатка, поместилась мужская зимняя куртка, в середине - банка кофе, а в мешок-рюкзачок сверху я завернула сувенирчик из Праги, маленькую тарелочку с золотой каемочкой и золотым Пражским Градом. Куртку я купила для Сережи, дней десять назад, еще мама была жива, купила в благодарность, ведь это он ухаживал за мамой целое лето. Решила - заработаю денег, чтоб посылку отправить, отправлю вечером, нет, так оставлю на складе, заработаю на следующий день.
     Заработала не только, чтоб  посылку отправить, но и еще хвост долга социалке погасить. Гордая собой, помчалась на главную почту, благо, за углом. Посылку, только соорудила и подписала, очередь подошла, заплатила как за обычную, пятьсот пятьдесят крон (за премиум - было бы на три стовки дороже, а куда спешить, куртка-то зимняя), а вот с платежкой за социалку вышла кошмарная история. Именно в этот день я забыла дома очки. Я не только не смогла читать "Диагностику", но и решать кроссворды, а уж разглядеть клеточки, в которые нужно было вписывать по циферке ровно посередине, не задевая краев, ставя не палочки, а единички с хвостиками, без подставок, мне не удавалось раз семь. Служащая, которая меня все семь раз просила переписать платежку, после второго раза сказала "можете подходить без очереди", после пятого "всего-то ничего осталось, заполните правую сторону, а левую я отсканирую, она у Вас без ошибок", на шестой раз, когда я забыла вписать улицу, на которой живу, я расплакалась и сказала "Лучше я домой пойду", она попеняла "Столько усилий было обоюдных - и Вы все бросите? В шаге от победы?", и я-таки,  подала ей седьмую платежку без помарок. Мне кажется,  к тому времени я просто глаза закрыла и отпустила руку.
     Я провела на почте два часа! Из них - полтора часа переписывала какие-то цифры, которые выучила наизусть! Сил у меня оставалось доползти только до ближайшего бара и заказать (бутылку виски, сказала дочь) бокал красного вина. Никто там не разбирался, было ли это Мерло. Но домой я притащилась только в десятом часу вечера, и рухнула в кровать без ужина.

      Утром - 5 -го сентября, в день рождения мамы, до которого она не дожила десять дней, я первым делом положила в сумку футляр с очками.
      В течение дня, продираясь сквозь смешные "информация, которую я получил, исследуя биополевые структуры человечества",  я продралась к следующему пассажу:
     "Мать в сложной жизненной ситуации обидела ее каким-то поступком. Вероятно, она не могла поступить иначе, но дочь в течение многих лет обижалась на мать" -  меня прямо в сердце торкнуло - "судьба и состояние здоровья сына и внука женщины были неблагополучными. Поскольку на уровне поля между детьми и родителями существует самое тесное единство, то обида ребенка на родителей или родителей на ребенка создает разрыв и деформации самых тонких структур, которые отвечают за нормальные,  доброжелательные  взаимоотношения между людьми".
     О, сказала я себе. Деформации самых тонких структур нам ни к чему. Мы, можно сказать, самыми тонкими структурами и держимся. Встала и пошла купила букет желтых хризантем для мамы, бутылку французского Мерло для себя и маленький тортик для Наташи:
     - Алле, - сказала я, позвонив дочери, уже уходя с работы, - ты в курсе, что у бабушки сегодня день рождения?
     - Да в курсе я, в курсе, только приду не раньше девяти вечера, ты же знаешь наше с Дадой расписание.

     - Мам, давай чокнемся за бабушку! Ты не думай, что она умерла недостойной смертью. Чтоб был кто-то, кто тебе стакан воды подаст в последний раз, и достаточно человеку. А то, что она все последнее время только ела, да спала, говорит о том, что у нее действительно ничего не болело. При гангрене нервные окончания умирают первыми, а что кряхтела, да постанывала, так это от беспокойства, когда ее Сережа переворачивал, да протирал, да переодевал. Может, в своих снах, она думала, что это Игорь. Умерла счастливой. Сын ее просьбу исполнил. Был с ней до последнего вздоха.
     И мы обе разрыдались.
     - Мамочка! Мамочка! Прости меня, родная, любимая, единственная, прости меня, - голосила я, а дочь меня обнимала, и приговаривала "она тебя слышит, она тебя простила"...