Глава 40. Даруй мне тишь своих библиотек

Среда, 21 декабря, стала в нашей группе Днём курьёзных опозданий – то ли потому, что это было накануне самого первого зачёта, по поводу которого все чрезвычайно переживали, то ли исключительно по случайному стечению обстоятельств.

На первой паре у нас было «Введение в литературоведение»; его вел Александр Михайлович Гуторов. Классический седоватый профессор лет 45, с клиновидной бородкой. Его манеру разговора, смеха и шуток было очень легко и просто копировать, чем мы и занимались в общежитии. В тот день Рюмин, прославившийся на весь факультет своим успешным выступлением на капустнике, опоздал на его лекцию не более, чем на полминуты, и он, впуская его, сказал, поглаживая бородку: «Хо-хо! Господин артист пришел. Ну что ж: надо его впустить, а то он еще и меня спародирует!».

История КПСС у нас была на второй паре. Надежда Владимировна, неизменно находясь в торжественно-приподнятом настроении, в своём строгом и, вместе с тем, нарядном платье, сидела за преподавательским столом и разбирала какие-то бумажки. Будто пытаясь зазубрить их содержание, она беззвучно шевелила губами. Прозвенел звонок на пару. Мы, как того требовал устав, встали у своих парт, Баба Надя поздоровалась с нами, и мы сели на свои места. В этот момент открылась входная дверь и на пороге появился седой как лунь невысокий старичок – коллега Надежды Владимировны по кафедре. Мы снова встали, сели, а старичок, склонившись над коллегой, начал что-то весело шептать ей на ухо. Баба Надя пришла в неописуемый восторг; время от времени она что-то шептала ему в ответ, и всё было бы хорошо, если бы не опоздавший Клюенко, который, сгорбившись в три погибели, хотел незаметно проскочить за спинами беседующих. Но…

Не знаю как со зрением, но со слухом у Надежды Владимировны было всё в порядке. Она резким движением руки отодвинула своего коллегу, увидела Клюшу, который тут же выпрямился, и, очевидно, решив, что её безупречной репутации пришёл конец, в трагическом отчаянии, нараспев произнесла:
– Игорь! Вы меня подвели!! Теперь товарищ на кафедре сделает доклад, что у Надежды Владимировны студенты систематически опаздывают на лекции!!!
После чего она мило улыбнулась «товарищу», как бы давая понять, что сегодняшнее опоздание – случай из ряда вон выходящий, а «товарищ», соответственно, улыбнулся в ответ, как бы соглашаясь с этим.

Я же опоздал на третью пару – английский, и Сергей Анатольевич Горошко, передернув плечами как от холода, задал мне вопрос, который стал не менее легендарным, чем зелёная сумка Валеры:
– Рыбаков! Где Вы обретались??

Если честно, то «обретался» я в «Пулемёте» – такой был студенческий псевдоним у кафе «Харків'янка» на Сумской, напротив нынешнего ХАТОБа. Дело в том, что я уже второй раз – со времён колхоза –бросал курить, и по этой причине регулярно посещал всякие общепитовские заведения. В «Пулемёте» я обычно брал стакан бульона с зеленью за 10 копеек и расстегай с мясом (цену – хоть убейте! – не помню), и такой рацион в некоторой степени облегчал мои абстинентные страдания…. 

… Итак, общага. Тот же день. Завтра – зачёт. Когда на улице совсем стемнело, я понял, что уже можно вызывать скорую помощь и отправляться в дурдом: чем больше я учил, тем больший хаос царил у меня в голове. Чтобы как-то развеяться, я решил спуститься на четвёртый этаж и посмотреть, чем занимается товарищ Рюмин. У него в комнате сидел Валера; оба листали конспекты, копались в каких-то книгах, и на меня не обращали никакого внимания. Кроме них, в комнате был Амин, отличавшийся от Гассана взрывным темпераментом. Неизвестно почему, но Амину нравилось «наезжать» на Валеру и прогонять его из комнаты, мотивируя тем, что тот мешает ему заниматься. За Валерика обычно заступался Рюмин, у него с Амином завязывалась перепалка, и тот отступал, не переставая бросать на Кудрявченко косые и, прямо скажем, недоброжелательные взгляды.

Сегодняшний визит Валеры исключением не стал. Буквально через минуту после того, как за мной закрылась дверь, лежавший с книгой в руке Амин, вскочил со своей кровати и на ломаном английском гневно предложил Валере покинуть комнату. 

– Пойдём, перекурим, – сказал я, оттаскивая Рюмина от разбушевавшегося Амина, и тем самым предотвращая очередной скандал. Я взял гитару и мы втроём пошли на умывальник. Там мы прогнали почти весь колхозный репертуар, распевая на все общежитие песни с матами и прочими красотами. Песня про Коробейникова привлекла внимание какого-то парнишки-историка (вообще у филфака не было своего общежития, и его студенты ютились, где попало: мы – у историков, девчонки – у биологов), который услышал её в бесцензурном варианте.

– Ну, вы, ребята, даете! – удивленно-восхищенно сказал он.
– Но на капустнике я спел другую версию, – признался Рюмин, и под мой аккомпанемент исполнил «приличный» вариант этой песни.

Повеселившись на славу и, так сказать, сняв стресс, мы через полчаса встретились в учебной комнате, которые были на каждом этаже.  В течение семестра эти комнаты обычно пустовали, а перед сессией заполнялись добросовестными студентами – как нашими, так и иностранными. Там мы прозанимались около часа, а потом к нашей компании присоединился Клюша. Говоря точнее, к нам его «присоединила» Светка Большакова, неизвестно откуда пронюхавшая о месте нашей дислокации. Мы с Рюминым переглянулись. Было понятно, что на этой оптимистической ноте наша подготовка к фольклору заканчивается. А когда почти сразу за ними в учебную комнату зашёл Валентин с гитарой, загрустивший Валера отправился спать. Светка восторженно порхала от меня к Рюмину, от Рюмина к Клюенко, по очереди нас обнимала и раздавала комплименты. В тот день я в который раз удивился её природному жизненному оптимизму: казалось, что печаль и скорбь ей вообще неведомы.

Валентин же, которого Светка постоянно обходила своим вниманием, через пару дней сочинил песенку на мотив «Let it be» и пел ее под гитару:
Есть на филфаке Света Большакова,
Женщина ужасная в любви.
Ее давно уж надо ликвидировать с филфака,
И к чертовой бабушке выгнать с РКИ.
Без нее нам будет лучше,
Да-да-да-да, нам будет лучше,
Чем видеть развращенного Клюшу.
А еще нам видеть страшно
Озабоченных сексуально
Валеру и Игоря…

Последние две строчки явно были гиперболой по отношению к Валере и Игорю, да и песня эта (если её можно было так назвать) всякий раз исполнялась на разный лад и манер. Интересно, как бы отреагировала Светка, если бы услышала её хотя бы один раз….