Охота

Хочу сразу отметить, никакой я не охотник и никогда им не был. Просто, лет пятнадцать назад, попал под влияние своего одноклассника, для которого охота была делом всей его жизни. Он с прилежностью маньяка, готовился к каждой вылазке на природу, в предвкушении очередного геноцида ни в чем не повинных кашкалдаков и уток. Очарованный романтизмом повествований своего товарища и попав под дым костра мужской солидарности, так же, чего уж скрывать, имея тягу к приключениям на свою голову и другие части тела, я постепенно, совершенно незаметно для себя, я увлекся охотой. Вернее, подготовкой к охоте. Первым делом, конечно же, по совету одноклассника, я приобрел подержанное ружье немецкого производства 1946 года выпуска, и как он сказал, в идеальном состоянии, круповская сталь, приклад из орехового дерева, вообще, с его слов, я выиграл лотерею. Вы не представляете, как он обнимал и гладил ружье. Это надо видеть! Он нежно проводил рукой по гладкому прикладу, прижимался к нему щекой, закрывая глаза от удовольствия, проводил подушечками пальцев по стволу, заглядывал во все дырочки и отверстия. Глаза его блестели от возбуждения. Одноклассник умело разобрал оружие, протер его тряпочкой, пропитанной льняным маслом, затем, так же аккуратно и нежно собрал его и уложил в чехол с прощальным вздохом, расстраиваясь, что приходится расставаться. Он заверил меня, что если я, буду настолько глуп и не воспользуюсь такой удачей, то он, займет денег у соседа и сам приобретет это произведение оружейного искусства. Ну, как я мог устоять? Так в моем арсенале появилось старое немецкое ружье. Со спецодеждой дело было проще. В магазине «Охотник» его все знали как постоянного клиента. Куртка и утепленные штаны от бренда «Holster», жилет с многочисленными карманами и резиновые сапоги с ярко желтой подошвой и наконец, две коробки патронов шестнадцатого калибра, превратили обычного доктора в настоящего охотника, эдакого грозного уничтожителя животного мира.
Наступил долгожданный день. Я и мой младший брат, который, как-то, по случаю, и непонятно зачем, приобрел ружье «Сайга», внешне практически не отличающееся от устрашающего автомата «Калашникова» и стреляющее исключительно картечью. Маленькая справка для несведущих. Картечь - это три кусочка металла, находящиеся в патроне и обладающие большой убойной силой, используется для охоты на крупную дичь, никак не предназначена для охоты на пернатых. Но, дело ведь не в этом. Главное, ведь это участие! На свою беду, в те годы я был счастливым обладателем белоснежного вездехода «Нива» в безукоризненном состоянии. На ней мы и подкатили к дому моего одноклассника-охотника. Ниже, я буду его называть просто охотник, думаю, так будет короче и ближе к теме.
Началась долгая загрузка амуниции и вспомогательного оборудования, в том числе: допотопный примус, маленький самовар, шомпола, топорик, какие-то ножи, маленькая канистра с керосином, прорезиненные штаны они же и сапоги, до сих пор не знаю, как это называется и еще много всякого хлама, который, по словам охотника, может нам там понадобиться. При виде, во что превратился, некогда девственно чистый и аккуратный багажник моей «Нивы», в котором, кроме целлофановых пакетов из супермаркета ничего не перевозилось, мое сердце обливалось горькими слезами. То ли еще будет!
По дороге мы заехали в магазин, где приобрели пять бутылок самой дешевой водки для презента местным жителям и столько же бутылок более приличного напитка, для собственного потребления, еще коробку конфет и печений, исключительно местного производства. Осталось только заправить полный бак и грозная тройка серьезно настроенных охотников направилась в сторону Дивичинского района, на так называемый «Лиман», достаточно большой по площади залив, где в несметном количестве, по словам охотника, водятся всевозможные птицы, которые и являются конечной целью любой охоты. Это я так думал. Съехав с асфальта, мы попрощались с цивилизацией, полностью окунувшись в прелести пыльного бездорожья и отсутствия элементарных и так нам привычных удобств. Настроение, в предвкушении предстоящих приключений, было приподнятым. Мы заехали в какую-то деревню, где с семьей проживал приятель охотника, директор местной школы и по совместительству тоже охотник-любитель. Наш охотник, сообщил нам, что мы сегодня будем базироваться на территории директора школы, который любезно предоставит нам одну, свободную комнату в его небольшом доме. Как и принято встречать гостей, хозяйка дома, жена директора, мгновенно разогрела самовар, и мы уселись пить чай под большим деревом, растущим во дворе. Мы с братом, по большей части молчали, ввиду отсутствия предварительного знакомства с хозяевами дома и отсутствия общих интересов и точек соприкосновения. Наоборот, охотник и директор живо обсуждали особенности охоты на «Лимане», кто и сколько птиц подбил в последние дни, есть ли лет, ну, то есть, летают ли птички поутру, сколько лодок-плоскодонок он может нам организовать, будут ли хорошие егеря и другие организационные вопросы. Тем временем, хозяйка дома и ее многочисленные дочки, шустро убрали чайный набор и приступили к сервировке праздничного стола. Первыми на столе появилась солонка и к нашему большому удивлению, бумажные салфетки. После этого, они разложили толсто нарезанный хлеб, прямиком на цветастую клеенку, покрывающую видавшие виды корявый стол. Затем, расщедрившись, хозяйка пожертвовала для дорогих гостей вкуснейшие соленья и компот, припасенный на зиму. От предложенного директором самогона мы предусмотрительно отказались, пили привезенную с собой водку хорошего качества. В середину стола хозяйка поставила большую кастрюлю, от которой исходил возбуждающий аппетит аромат тушеного мяса, картошки, лука, зерен граната и неизвестных мне трав. Время шло медленно, наша трапеза затянулась прямо пропорционально увеличивающемуся количеству выпитых бутылок водки. Была середина осени. С лимана повеяло холодом, начал накрапывать дождь, полностью нарушив планы наших охотников на ночную охоту на зайцев, для чего уже шли переговоры о найме трактора с лафетом.
Наше застолье продолжилось в доме директора, где до полуночи мне и скучающему брату пришлось выслушивать, приукрашенные алкоголем, охотничьи байки. После очередного стакана ночного чая, я поинтересовался у хозяина, расположением отхожего места в его владениях. Он невнятно махнул рукой в сторону сада и продолжил оживленный разговор с охотником. Я и брат вышли во двор, который совершенно не освещался, взяв из машины мощный фонарик, мы пошли по протоптанной тропинке, в сторону, указанною директором. И, действительно, пройдя несколько метров, среди деревьев и прочей заросли, почти в полной темноте, мы увидели одиноко стоящую деревянную будку, под культурным названием «клозет». От него исходил совсем не привлекательный, особенно для подвыпившего человека, аромат удобрений, накопленных многими годами, судя по ветхости сооружения. Заходить во внутрь мы не решились, окропив высокую траву переработанным компотом, водкой и чаем. О «больших» планах мы даже не мечтали, хотя от этого настроение становилось все хуже и хуже.
Вернувшись в дом, мы обнаружили директора, допивающего остатки водки и закусывающего айвовым вареньем. Нашего друга там уже не было. Он указал нам на дверь, где мы должны были расположиться на ночь. В комнате с низким потолком и маленьким окном, стояла одна единственная железная кровать. Наш охотник спал на шерстяном матрасе, постеленном непосредственно на пол, рядом лежал еще один матрас. Брат, по старшинству, уступил мне кровать и улегся рядом с охотником. Эта ночь для меня была сущим адом. Они оба в унисон и очень громко храпели, не давая мне уснуть. Что только я не предпринимал. И свистел, и поправлял им подушки, и светил в глаза фонариком, и пинал ногой, ничего не помогало. Лежа на неудобной кровати, я проклинал себя за всю эту затею с охотой и мечтательно вспоминал о своем ортопедическом матрасе и ванной комнате с горячей водой. Возможно, под утро, мне все же удалось хоть немного уснуть, когда с первыми петухами, к нам в комнату зашел директор и начал нас громко и бесцеремонно будить. На дворе было еще темно и зябко. Мы умылись возле висящего на дереве устройства, напоминающее перевернутое ведро, снизу которого торчал металлический штифт с круглым набалдашником на конце. При перемещении оного вверх, из хитроумного устройства лилась вода. Кое-как умывшись, мы тепло попрощались с добродушным хозяином дома и поехали в сторону «Лимана». Ночной дождь превратил дорогу в сплошное глинистое месиво, но несмотря на это, моя «Нива» уверенно пробиралась к намеченной цели. Ехали мы молча. Все были угрюмы от недосыпа и алкогольной интоксикации средней степени тяжести.
Возле высоких камышей нас ждали три егеря с длинными узкими лодками управляемыми деревянными шестами. Разгрузившись возле захудалого барака, обозначенного охотником как охотничье угодье, мы надели сапоги, униформу, взяли с собой ружья и запас патронов, достаточный для обороны Сталинграда. Усевшись на переднее сиденье лодки, с ружьем наперевес, мы начали свою охоту. Гребцы, напоминающие венецианских гондольеров, одновременно и по совместительству егеря, стоя на корме, привычно балансируя и отталкиваясь от земли шестами, продвигали лодки по узкому каналу между высоченных камышей. Я плыл в замыкающей караван лодке. Первые две лодки ушли далеко вперед, и пропали с поля зрения, моя лодка по неизвестной мне причине не могла набрать должный крейсерский ход. Гондольер заметно нервничал, чертыхался и часто повторял слово «сиким». На мой вопрос о причине столь плохого расположения духа, он ответил, что имел сексуальную связь с этой лодкой и с тем человеком, который ему ее выдал, что эта беспринципная лодка пропускает воду через все свои бессовестные дыры, и что он должен вернуться за другой лодкой. Пока я соображал, что происходит, гондольер, не сказать бы похуже, припарковал лодку в камышах, и громко хлюпая резиновыми сапогами по воде, исчез в кромешной темноте. Так я и остался сидеть в дырявой лодке, один, в камышах выше человеческого роста, без ориентации в пространстве, без собственного фонарика, лишь уповая на милость судьбы и скорейший рассвет. Скажу вам одно, когда сидишь вот так, в камышах, понимаешь, что ты в природе не один. Оказалось, заросли изобилуют неизвестной мне живностью, что-то проплывает, что-то пробегает, издавая непонятные гортанные звуки, идентифицировать которые, на тот момент, не представляло возможности. Неприятное ощущение одиночества и страха, усилилось с появлением громкого шороха, хруста и бульканья воды. С каждой секундой звуки усиливались. Мне стало ясно, ко мне, сквозь заросли камыша, пробирается что-то большое и возможно опасное. Вот тут-то я и вспомнил о наличии безотказного оружия, по выражению охотника, мирно лежащее у меня на коленях. Дрожащими руками, я нащупал рычаг отпирания ствола, переломил ружье, вставил патроны в ствол, закрыл ствол с характерным щелчком, снял ружье с предохранителя, установил указательный палец правой руки на переднем курке, направил прицел в сторону нарастающего хруста и стал ждать, готовый выстрелить в любую секунду. Через несколько секунд томительного ожидания, практически в полной темноте, мимо, не обращая на меня никакого внимания, прошла белая лошадь. Я вспомнил то заветное слово, многократно произнесенное моим лодочником и по его примеру, громко, оповестил лошадь о моих сексуальных намерениях по отношению к ее матери. Еще бы немного, я бы лишил беспечную белую лошадку ее счастливой и беззаботной жизни. Светало. В небе появились одиночные птички. И так неспокойная живность, всевозможными звуками, готовилась встретить новый день.
Тем временем подоспел мой гондольер. Он помог мне пересесть с дырявой лодки на новую, что мне удалось с большим трудом, учитывая неустойчивость плавающих средств. Наконец-то мы вышли на открытую воду и затаились в засаде. Солнце вставало медленно и очаровательно красиво. В тот момент, вдыхая свежесть утреннего воздуха, ощущая радость от единения с природой, я не пожалел, что согласился сюда приехать. Мне было хорошо и спокойно, вода была совершенно прозрачной, я наблюдал за стаями небольших красноватых рыбешек, суетливо ищущих себе червячков на завтрак. Умиротворенность от утреннего пейзажа, была прервана первыми выстрелами охотника. Скажу честно, тогда, я не хотел никого убивать, но когда несколько несчастных птичек направились в мою сторону, мой гондольер, уже егерь, скомандовал мне «огонь!», я в свою очередь, остерегаясь очередного «сикима», прицелился и дуплетом завалил двух уток. Егерь остался довольным моим выстрелом, снялся с якоря, подплыл и забрал трофей. Можно сказать, на этом наша охота и закончилась. Обещанного директором сельской школы лета не было. Охотник гонял своего лодочника по всему лиману, перемещаясь с места на место и меняя засады, ему удалось подстрелить всего пару кашкалдаков. У брата дела были еще хуже. Его егерь оказался с перфорированной барабанной перепонкой и от каждого выстрела «Сайги», он прикрывал уши руками и стонал от боли. Брат, после нескольких выстрелов, наблюдая за мучениями несчастного егеря, решил больше не стрелять, тем более, что попасть картечью в пролетающую птицу практически невозможно.
Наш эмоциональный охотник, осознав бессмысленность дальнейшего нахождения в водах залива, дал распоряжение возвращаться на базу.
Несмотря на неудачную охоту, наше настроение было хорошим, чего нельзя сказать об охотнике, который нервно курил, матерился и расхаживал вдоль берега, проклиная директора и свою удачу.
Наспех позавтракав, мы наотрез отказались от «вечерки» и на обмызганной грязью с крыши до салона «Ниве», пустились в обратный путь.
Своих двух селезней я подарил охотнику, чтобы он не сильно расстраивался.
Можно сказать, это была моя первая и последняя охота. В дальнейшем, весь свой охотничий инстинкт, я предпочитал удовлетворять в тире, стреляя по тарелкам.