Цыганка

       Теплым осенним днем 1975 года я вышел из 23-й спецшколы, примыкавшей к метро «Парк культуры». Здание расположено там и сегодня, но перестроено так шикарно, что трудно узнать, а центральный вход переместился из внутреннего двора и теперь выглядывает на Комсомольский проспект, изменился и номер заведения.

       Меня сопровождали два брата Кеосаяна: по правую руку – четырнадцатилетний Давид, по левую – девятилетний Тигран; оба тогда со мной по-детски и трогательно дружили. Мы остановились как раз в той части пешеходного пространства возле метрополитена, где ныне находится штаб-квартира Russia Today (Зубовский бульвар, 5). Поскольку рассказ мой носит мистический характер, то уместно будет добавить, что главный редактор этого телевидения Маргарита Симоньян стала женой Тиграна почти через сорок лет.

       Когда мы втроем остановились и о чем-то болтали, к нам подошла прилично одетая приятная женщина неопределенного возраста и неожиданно заявила:

       – Тигран и Давид, бегите делать уроки! Мне нужно переговорить с учителем.

       Братья Кеосаяны, хотя отродясь уроков не делали, подчинились незнакомке и покинули меня. Я остался один на один с неизвестной (прохожие не в счет) и меня охватила непонятная тревога. Я по натуре паникер, особенно если попадаю в стихию неопределенности. При ясной обстановке я чувствую себя вполне уверенно.

       Следующие слова, которые она произнесла, просто меня ошарашили:

       – Я – цыганка и собираюсь сообщить тебе о твоей дальнейшей судьбе.

       – Зачем? – забеспокоился я.

       Только что был в нормальной повседневной среде обитания, рассказывал в классе про «Капитанскую дочку» и вдруг попал в запредельное. Но она не слушала меня, велела посмотреть в зеркальце, которое оказалось у нее в руке. Я посмотрел, но ничего не увидел – даже собственной испуганной физиономии.

       Мое сознание заполнилось туманом, сквозь который послышался ее голос:

       – Надо дать залог в десять рублей, чтобы правда не смешалась с ложью.

       Я покорно достал из кармана последнюю до получки десятку и отдал ей. Это были немалые деньги. Откуда-то появились стальные ножницы, и она срезала локон с моей еще курчавой головы. Проведенные мероприятия посеяли во мне чувство отрешенности от мира, я очутился в умственной пустыни вне времени и пространства.

       Я буду последний лгун, если стану уверять, что запомнил слово в слово произнесенный ею довольно пространный текст. Тем более что она бормотала и тараторила одновременно. Но кое-что сохранилось у меня в памяти, и это кое-что впоследствии исполнилось точь-в-точь.

       – Ты до конца года уйдешь из школы и будешь работать здесь.

       – Где мы стоим?

       – Ну, да, – кивнула она.

       – Но здесь ничего нет. Буду милостыню просить? Чистить ботинки? (Раньше в Москве желающим чистили обувь прямо на улицах).

       – Нет, здесь потом построят, – будто бы вспоминала она, – и ты будешь работать, как это правильно сказать, в той же самой организации…

       Не помню, каким образом я освободился от этой ужасной шаманки или же она освободила меня от собственной персоны. Вместо того, чтобы ехать на Покровку, где мы тогда жили с женой, я поспешил в Несвижский переулок, до которого было минут десять бодрой ходьбы. Там на одиннадцатом этаже крайнего совминовского дома обитали мои мать и сестра (отец ушел из нашей семьи три года назад).

       По дороге я думал не о том, что меня ждет в моей трудной и ничтожной жизни, а о том, как я смогу уже в нынешнем году избавиться от опостылевшей школы, поскольку выпускник Педагогического института обязан был оттрубить ровно два учебных сезона и срок моей повинности кончался лишь в начале лета 1976 года.

       Сейчас мне прилюдно придется признаться в том, что может принести большие неприятности: с отцом у меня всё прекрасно, не подкопаешься, но я – сын настоящей цыганки. Моя мать по каким-то таинственным причинам совсем малюткой из табора у Новодевичьего монастыря весной 1932 года была передана для удочерения милейшему и добрейшему профессору истории Михаилу Андреевичу Зиновьеву. Ее, крохотную, принесли ему в большой увитой цветами корзине, где находились письмо, шкатулка с драгоценностями и дорогие одежды…

       Мама в тот день была дома одна, и я на нашей просторной кухне принялся взахлеб рассказывать о происшествии. Дослушав до конца, она первым делом вернула мне десять рублей. И это было удивительно: денег у нее почти никогда не водилось, хотя заработать их ей не составляло труда. Она, например, из всякой не нужной никому бижутерии и пуговиц (чаще перламутровых) изготовляла великолепные серьги, пользовавшиеся большим спросом у богатых кумушек того времени. Из-под ее рук выходили какие-то необычайные поделки, она мастерски шила, лучше всего меховые шапки. Беда была в том, что она быстро охладевала к подобного рода занятиям, а свои чудесные изделия продавала за бесценок или отдавала даром.

       – Зеркальце, – рассуждала мама, – любительский уровень. Ни о чем она толком не ведает.

       – А что уйду из школы в этом году?

       – Тут и так понятно: директриса от тебя хочет избавиться: слишком на себя перетягиваешь внимание.

       – Но цыганка ведь была не в курсе по поводу моих школьных дел?

       – Ты вышел из школы с двумя учениками и у тебя на лице было написано желание сбежать.

       – А ты мне почему не сказала?

       – О будущем говорить вредно.

       Про то, что гадалка назвала учащихся по именам, я просто забыл ей сказать, а про будущую загадочную работу упоминать не стал, поскольку сам себе не мог объяснить, что сие значит…

       Цыганское происхождение мамы не обсуждалось ни у нас в семье, ни среди знакомых. На пальцах она колец не носила, золотых зубов не имела. В детстве, до войны, у нее была гувернантка, обучавшая немецкому языку и игре на фортепьяно. В молодости она пела под гитару, но во взрослом состоянии это дело забросила. Мама умерла в 1994 году и захоронена вместе с приемными родителями в колумбарии Новодевичьего кладбища.

       У меня до 2011 года не было уверенности в том, кто я есть, ибо по всем документам она числилась русской. Однако отец за несколько дней до собственной смерти сообщил мне, что видел соответствующие бумаги…

       В октябре 1975 года меня вызвала в кабинет директриса для личной беседы. Она была похожа на злую собачку. Из ее слов явствовало, что появилась уникальная возможность завершить мою двухлетнюю педагогическую практику при одном условии, что я прямо сейчас напишу заявление об увольнении по собственному желанию. Я, не задумываясь, его написал и в целом не жалею. В тот же день или вскоре я услышал по радио объявление о том, что на Пятницкую, 25 объявляется набор редакторов с высшим гуманитарным образованием…

       Я проработал более тридцати лет на Международном Московском Радио. По-моему, в 2016 году его преобразовали в «Спутник» и возглавила радиостанцию наряду с Russia Today жена младшего Кеосаяна. Обе структуры входят в одну организацию – Международное информационное агентство «Россия сегодня» …

       На третьем этаже здания на Пятницкой, 25 располагался конференц-зал, где проводились коллегии, летучки, важные совещания, международные форумы и семинары. Сейчас здесь разместили ресторан с хорошей кухней и вышколенными официантами. Тигран и Маргарита иногда заходят сюда. По служебной необходимости.

01 – 06 сентября 2018 года